Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2007
Геннадий Айги — легендарный поэт, кавалер ордена искусств и литературы Франции, лауреат многих престижных литературных премий. Его стихи переведены более чем на 20 языков и опубликованы в Германии, Франции, Англии, Швеции, США и во многих других странах…
О нем я впервые услышал, когда жил в Тамбове в начале восьмидесятых. Мне о нем рассказывал мой друг, поэт Сергей Бирюков.
* * *
В 1999 году мы вместе с Бирюковым поехали к Геннадию Николаевичу в гости. Там и познакомились. Он жил вместе с женой Галиной Борисовной Куборской-Айги на подмосковной станции «Рабочий поселок» в скромной двухкомнатной квартире на первом этаже. Вся квартира была заставлена книгами. На стенах висели картины Игоря Вулоха, Анатолия Зверева…
* * *
Разговаривали в ту первую встречу на разные темы. В частности, обсуждали мой журнал «Футурум АРТ», к которому Айги отнесся с огромным вниманием и все время повторял — «футурум», «футурум». Геннадий Николаевич надарил мне уйму всевозможных книг (по тематике журнала), обещал всяческое содействие.
* * *
Речь зашла о поэзии. Я спросил у Айги, кого он считает лучшими современными поэтами.
Он ответил, что во время советской власти не появилось ни одного.
— Но все-таки, наверное, Слуцкий, Глазков? — предположил Бирюков.
— Да, да, конечно, — неожиданно быстро согласился Айги. — Володя Соколов еще, Ксения Некрасова, Твардовский. А вообще, мои поэты — это Хлебников, Маяковский, Елена Гуро, Василиск Гнедов, Божидар…
Заговорили о PR в литературе. Геннадий Николаевич вспомнил книгу Эммы Герштейн, в которой показан неприглядный моральный облик Мандельштама.
— Ясно, что Мандельштам — не очень хороший человек, — заметил Айги, — но поэт первоклассный, против этого не попрешь. Ахматова поэтесса слабая, но она была блестящим имиджмейкером, которая умело внедряла в сознание мысль о двух гениях в русской поэзии — о Мандельштаме и ей самой.
Когда мы прощались, Геннадий Николаевич обнимал меня и Бирюкова и приговаривал: «Футурум, футурум».
* * *
Мы стали встречаться довольно часто. Много общались. Айги был как ходячая энциклопедия. Мы разговаривали о Кьеркегоре (его любимом философе), Мандельштаме, Ахматовой, Кручёных, Пастернаке, Бурлюке, Харджиеве, Холине, Сапгире, Всеволоде Некрасове, Твардовском, Губайдулиной, которая, кстати, писала песни на стихи Айги, Чувашии, политике.
* * *
Нередко дома у Айги мы говорили о Евтушенко. Галина Борисовна меня журила:
— Зря ты, Женя, Евтушенко и Асадова в своей статье в «НГ» поставил в один ряд. Все-таки это поэты разного уровня.
Я возражал:
— Правильно… Асадов (царство ему небесное!) лучше. Я даже однажды у него просил стихи для публикации, приезжал к нему домой. Он в своей наивной простоте и назидательности хотя бы чист и непосредственен. Он первороден, как грех. Но, по сути, они с Евтушенко похожи. Они оба назидательные повествователи.
Галина Борисовна не сдавалась:
— Я к Евтушенко не равнодушна, он нам помогал, когда мы совсем бедствовали. Просто приходил и давал деньги.
— Как человек и литературный деятель Евтушенко, конечно, замечательный. Он и мне помогал. Однажды, лет двадцать назад, заплатил за меня в ресторане ЦДЛ.
Айги в этой дискуссии принял мою сторону:
— Женя прав. И он сейчас говорит не о человеческих качествах, а о поэзии. А это разные вещи.
* * *
Айги очень любил Францию. Дружил и переписывался с выдающимися деятелями французской культуры — Антуаном Витезом, Ивом Бонфуа, Пьером Эманюэлем, Рене Шаром, Леоном Робелем и многими другими. С литинститутских времен изучал французский, но говорить на этом языке стеснялся, во всяком случае в нашем с Юрой Милоравой присутствии — знал, что мы — франкофоны, выпускники иняза.
Иногда я записывал его речь на диктофон, пленки сохранились, много его фотографировал. В основном слушал. Его рассуждения были всегда неожиданны. Литературные кумиры у него менялись. Помню, возвращались с его семидесятилетнего юбилея из Чувашии. Красавица-журналистка из «Франс-Пресс» Мариэль Еде спросила у Геннадия Николаевича, кто из русских поэтов у него самые любимые.
Ответ меня удивил:
— Лермонтов и Анненский.
Ни про Хлебникова, ни про Гуро он тогда даже не вспомнил.
* * *
Круг общения Айги в последние годы был, на мой взгляд, достаточно узкий. Москвичи Саша Макаров-Кротков и Стелла Моротская, Татьяна Грауз, Евгений Даенин, петербуржец Арсен Мирзаев, чебоксарцы Атнер Хузангай и Игорь Улангин. Очень любил Сергея Бирюкова. Ближайшим его товарищем был поэт Юрий Милорава. Ему Геннадий Николаевич звонил почти еженедельно, они разговаривали о стихах и о бытовых проблемах. Юра всегда помогал Айги.
* * *
С поэтами своего возраста Айги общался редко. Хотя по возрасту он — «шестидесятник». Учился вместе с Ахмадулиной в Литературном институте, она, кстати, переводила его стихи. И даже печатала их в советское время в «Новом мире».
«Толстые» журналы Айги в последнее время не читал.
— У меня к ним пропал интерес, — говорил Геннадий Николаевич.
Это усугубилось после того, как в одном из «толстяков» начали «подправлять» стихи поэта.
А вот мои неказистые, тоненькие журнальчики — «Футурум АРТ», «Дети Ра» и «Зинзивер» — Айги любил.
О «Футуруме» он так написал на маленькой бумажечке, которая у меня сохранилась: «Футурум АРТ» — это новая простота в искусстве, исходящая из всей полноты и сложности современности».
* * *
У меня сохранилось несколько его автографов на книгах. Это, безусловно, тоже стихи. Стихи Айги.
* * *
12 декабря 1999
— и: милому Женечке —
памяти — всех — нас:
сегодня же — будущих! —
Сердечно — Айги
(На книге «Памяти музыки»
К 200-летию со дня рождения Франца Шуберта
Руссика — Лик Чувашии,
Шубашкар-1998)
* * *
нашему дорогому Жене — Степанову
от имени чувашских бельманистов
14 декабря 2003 Айги
(Надпись на альбоме «Бельман в чувашском застолье»
ко Дню Бельмана в Чебоксарах 5 апреля 2002 года,
Чебоксары, 2002)
* * *
Вот последний — непонятный мне! — автограф, который он мне дал на своем литературном вечере в салоне «Классики 21 века».
Поклон — хозяину
многих сфер (Жене)
(даже песенных)
07 — 12 — 2006
(На книге Геннадий Айги. Страницы дружбы:
7 стихотворений. Шубашкар/ Чебоксары, 2006»)
Много автографов поэта сохранил Юрий Милорава. И сейчас с его любезного согласия мы часть из них воспроизведем.
(Даты и др. — приводятся в авторской транскрипции. — прим. Юрия Милоравы.)
* * *
Юре
…некоторые волны-голоса-очертания
немного — того же
Говора-Распева…
Сердечно
Айги
26 03 2001
(надпись на альбоме-каталоге «Мир этих глаз-2»,
Чебоксары 1997)
* * *
28 2000
Y
Юре —
Милорава —
любя
его т о н к и й труд… —
сердечно —
Айги
(надпись на книге «Поклон пению-2»,
Париж, Николай Дронников, 2000)
* * *
8 сентября 2001
в мир — Юры
— Милоравы
с братским объятием
Г А
(надпись на книге «Мир Сильвии»,
издательство «А и Б», 2001)
* * *
21 2002
08
и
Юре —
с любовью! —
(таванла = луганла) —
Айги
(надпись на книге «Поклон пению-3»,
Париж, Николай Дронников, 2000)
* * *
(Кое-что из российского
бельманизма)
Второе издание (первое было в 1997 году)
(надпись на книге «Ветер по травам»,
Чебосары, «Free poetry», И. Улангин, 2004)
* * *
Юра дорогой пусть будет у тебя
и это
…такие (скажем) снега…
благодарно
Айги
30 мая 2001
(вспоминается Б.Л. …)
(надпись на книге «Снег в старом квартале Москвы»,
Париж, Николай Дронников, 2000)
* * *
я
л
а
р
в
е
ф 9
9
8 9
1 1
Юре — с любовью, —
с п а с и б о
з а ч у д е с н у ю,
н е о т м е н и м у ю
книгу! —
обнимаю! — Айги
(надпись на книге «Памяти музыки»,
Чебоксары, Руссика-Лик Чувашии, 1998)
* * *
2 Y1 97
о, а! — о, Юра нашелся!
обнимаю!
Ай.
(надпись на книге «Тетрадь Вероники»,
Москва, «Гилея», 1997)
* * *
25 марта 2004
Юре другу на концерте Алеши
С любовью
Айги
(фиксация)
(надпись на книге «Все дальше в снега»,
М., Музей В. Сидура, 2004)
* * *
дорогой Юра
с тобой
всегда
так хорошо разговаривать! —
будь — являйся — появляйся!
сердечно:
Айги
17 июня 1993 (перед Финляндией)
(надпись на книге «Здесь»,
М, «Современник», 1991)
* * *
10 мая 2003
Юра, вот тебе
и сон, и свет.
Твой, с любовью, Айги.
(надпись на книге «Сон-свет»,
Париж, Николай Дронников, 2000)
* * *
а Юре такой двойной самиздат
с любовью
Айги
17 февраля 2001
(надпись на книге «Айги»,
Париж, Николай Дронников,1998)
* * *
9 2001
11
Юре
Много много
в о р о н
сердечно
Айги
(надпись на книге «Слово-ворона»,
Париж, Николай Дронников, 1996).
В этих автографах — естественный поэтический стиль поэта. Эллипсы, своя пунктуация, свое отношение к миру и человеку.
* * *
Айги был плоть от плоти своего народа — чувашского. Этот народ очень трудолюбив, талантлив, он волею судеб оказался между двумя культурами — православной русской и мусульманской татарской. Так и Айги был между, на стыке культур.
* * *
При всей своей внешней надмирности Айги был достаточно хватким человеком, блестящим организатором. Он сразу определял, кто сможет помочь делу, а кто нет. То, что он успел сделать, поражает. Он подготовил антологии французских, венгерских, чувашских поэтов… Он (при всей его гонимости) умудрялся договариваться и с Западом, и с Россией. Антология французских поэтов на чувашском языке вышла в Чебоксарах, когда Айги было 34 года. У него уже было мировое имя.
* * *
Помню семидесятилетний юбилей поэта в Чувашии. Торжества были очень серьезные. Много литераторов, чиновников, много речей…
На одном из банкетов я сказал тост на чувашском языке. Следующая остановка — Улица Айги.
Все зааплодировали.
Я не знаю чувашского языка, но поскольку несколько лет учился в Чебоксарах, в университете, одну фразу запомнил, ее в республике все время повторяют в троллейбусах. Следующая остановка… Заменить одно слово на другое не сложно.
* * *
Интересное дело: в Батырево (в родных местах поэта) выходит районная (бывшая партийная) газета под названием «Авангард».
* * *
Айги не любил, когда его называли авангардистом. Он себя таковым не считал. Кстати, профессор Юрий Орлицкий в одной своей статье доказал, что в основе просодии Айги лежит силлабо-тоника.
* * *
Терпеть не мог, когда его сравнивали с Целаном. Влияние этого поэта на свое творчество отрицал, хотя оно, конечно, есть.
* * *
Обожал путешествовать. В последние годы он объездил полмира, много раз бывал в Германии, Франции, Америке, Швеции…
* * *
Когда вспоминал о Берлине, говорил:
— Мы с Галей там жили целый год как в раю. Прекрасные условия, общение с друзьями.
В Берлине у него был замечательный товарищ, поэт-переводчик Вальтер Тюмлер.
По рекомендации Айги я в своем издательстве издал книгу стихов этого поэта в переводе Галины Куборской-Айги. Тюмлер меня потом сердечно благодарил за эту книжечку.
* * *
Самое большое впечатление из всех стран на него произвела Япония, где он был два раза. Айги говорил:
— Есть этот свет, есть тот, а есть Токио.
* * *
В доме у Геннадия Николаевича всегда было много веселья, радости. Галина Борисовна прекрасно угощала гостей (мы всегда приезжали с Юрой Милоравой). Мы рассказывали друг другу разные байки. Однажды Галина Борисовна вспомнила:
— Поэт Иван Жданов приехал в Данию. Видит: в самых разных местах — вывески Кьеркегор. «Надо же, — подумал поэт, — какая культурная нация. Все чтут Кьеркегора». Жданов не знал, что Кьеркегор — это по-датски кладбище. Если делать кальку, Серен Кьеркегор — это Серен Кладбищенский.
* * *
Помню, Геннадий Николаевич пригласил меня на концерт своего сына Алексея.
Алеша поразил. Он обращается с душой слушателя, как великий Зидан с футбольным мячом. Делает что хочет. Алеша — настоящий шаман от музыки. После концерта я сказал Айги:
— Геннадий Николаевич, теперь я точно знаю, что Вы великий человек…
Он заулыбался.
* * *
Мне Айги звонил довольно редко. Только по делу. Например, у него возникли проблемы с версткой книги в издательстве «Прогресс-плеяда». Позвонил, спросил, сколько будет стоить.
* * *
Айги консультировал меня по всем литературным проектам. Когда я задумал делать 10-томную антологию современной русской поэзии, он очень вдохновился. Надарил новых книг. Дал почитать 3-томную антологию русского лиризма, которую составил Вячеслав Васин. Очень ее хвалил, хотя там собраны отнюдь не авангардные стихи.
* * *
Творческим удачам других поэтов очень радовался.
Помню, подарил ему книгу поэтессы из Саратова Эланы «Суфлеры из небесной будки». Ему понравился дизайн сборника и два стихотворения — «Когда жалеешь кого-то, выражаешь недоверие БОГУ» и «Мне приснилась очередь к смерти: все с узлами, а я с книгой».
Он то и дело повторял: «Замечательно, замечательно!»
* * *
Из моей книжки «Разные жанры жары» тоже отметил два стихотворения. Они не очень длинные.
Эпоха
И зло тягается со злом
* * *
молодая седая прекрасная
* * *
Любил кино. Восхищался фильмом «Время жатвы» Марины Разбежкиной. Это первый игровой фильм Марины, но он действительно безукоризнен. Разбежкина — наследница по прямой Тарковского и Параджанова. Фильм высокий и трагический. О чувашской деревне 50-х годов прошлого века. Особенно потрясает финал — когда из дома выносят вещи старых хозяев (личные фотографии, переходящее красное знамя, полученное за каторжный труд на полях, большой советский телевизор, на который копили, откладывая по копейке…). Все, что было для них дорого, бесцеремонно вышвыривается на улицу.
Разбежкина ранее сняла документальный фильм об Айги. Он его очень ценил.
* * *
Геннадий Николаевич очень переживал из-за резких статей в свой адрес. Конечно, расстроился из-за грубого пасквиля в «Литературной газете» Вячеслава Куприянова (накануне юбилея), переживал из-за нападок в «Новом мире». В «Новом мире» (№ 8, 2004) назвали статью Юрия Милоравы «Эпос Айги», опубликованную в «Футуруме», апологией мнимого. Юра Милорава сообщил об этом по телефону Геннадию Николаевичу — он тогда находился в Денисовой горке, в деревне.
Геннадий Николаевич ответил:
— А мы сейчас в деревне живем, собираем малину, чернику… Иногда стихи сочиняем — занимаемся созиданием немнимого…
Отшутился. Хотя, конечно, переживал.
* * *
Никогда не забуду последний литературный вечер Айги. Он прошел в Москве, в салоне Елены Пахомовой «Классики 21 века». Айги читал превосходно. Зал был полон. Люди все понимали. Пришли проститься.
* * *
Геннадий Айги скончался 21 февраля 2006 года в Москве на 72 году жизни.
Накануне, в четверг, мы были с друзьями (Юрой Милоравой и Таней Грауз) у него в больнице. Галина Борисовна разрешила нам поговорить пять-десять минут.
Айги обрадовался нам. Мы обняли его и поцеловали.
Мы рассказали нашему старшему великому другу о работе над сборником статей, посвященных его творчеству. Сообщили ему, что он награжден премией журнала «Дети Ра». Успели. Больной Айги улыбнулся, похлопал в ладоши. Обрадовался, как ребенок.
Я рассказал ему, что вышел сборник сочинений лауреатов премии Андрея Белого, в котором напечатана замечательная подборка стихов Айги, составленная его другом Арсеном Мирзаевым.
Он улыбнулся. И сказал, что этот сборник у него есть.
Галина Борисовна прочитала в высшей степени прекрасное и поэтическое письмо Акимицу Танаки, которое он прислал Геннадию Николаевичу. Айги разрешил его напечатать.
Потом сказал, что в готовящемся сборнике о нем есть хорошие материалы. Попросил Галину Борисовну принести на следующий день 10 листочков хорошей бумаги. Он хотел писать стихи. И диктовать письма друзьям.
* * *
…Я написал много стихов, посвященных Айги и его памяти.
* * *
поэзия — как — молчание
молчание — как — поэзия
* * *
шепот травинки-айги
услышанный почвой
ПАМЯТИ ВЕРЛЕНА И АЙГИ
зрелость: violons de l’autaumne
старость: снега
* * *
целан файнерман и айги встретились
и не могут наговориться
1999-2007
Евгений Степанов — поэт, издатель. Подробнее о нем см. на стр. 55. (В полном объеме мемуары Е. Степанова можно прочитать в его книге «Это действительно было», М., «Вест-Консалтинг», 2007.)