Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 5, 2007
Мы любим бросаться из крайности в крайность. В прежнее время превозносили одних политических лидеров, сейчас — других.
Нечто похожее происходит и в поэтическом пространстве. В советское время было напечатано о д н о стихотворение крупнейшего русского поэта Георгия Оболдуева, поэта, которого по масштабу дарования можно сравнить, на наш взгляд, разве что с Борисом Пастернаком.
Не упускаем ли мы сейчас талантов из поля зрения, не превозносим ли лжекумиров?
В связи с этим мы решили задать ряду поэтов —
Анне Альчук,
Сергею Зубареву,
Андрею Коровину,
Юрию Милораве,
Арсену Мирзаеву,
Дмитрию Цесельчуку,
Алексею А. Шепелеву —
следующие вопросы:
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
Редакция
Анна АЛЬЧУК (Москва)
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Я не могу выступать экспертом по «толстым» журналам. Кроме «Футурум АРТа», «Детей Ра», «Журнала ПОэтов» и «Воздуха» (это толстые журналы?), я ничего (скорее всего, напрасно — просто нет времени) не читаю.
Впрочем, по поводу нескольких значительных поэтов могу сказать со всей определенностью: недостаточно изучена, очень редко упоминается талантливая поэтесса Нина Хабиас; нигде не фигурирует, практически выпал из обоймы крупный поэт, сильная и независимая личность Владимир Гершуни; незаслуженно мало пишут об утонченном и блистательном Владимире Казакове; не знаю, печатают ли в толстых журналах Нину Искренко? Есть ли о ней осмысленные критические статьи? Во всяком случае, ее яркое дарование этого заслуживает, как, несомненно, большего внимания заслуживает интересный поэт-заумник Глеб Цвель.
Если же говорить о живущих, похоже, мало печатают Всеволода Некрасова…
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Если говорить о ныне живущих поэтах — очень многих. Называть не буду — все равно время сметет их в один ненужный ком и расставит все акценты.
Время не ошибается, а рукописи, как выясняется, действительно не горят.
Впрочем, бывают исключения. Например, мне никогда не были понятны восторги перед величием Анны Ахматовой, славословия по поводу ее поэзии всегда вызывали у меня недоумение. Да, это была умная, достойная, образованная, скорее всего, привлекательная и, наверняка, властная женщина. Но причем здесь поэзия? Ее отношение к слову — абсолютно здравосмысловое, практически обывательское. И в прошлом, и сейчас я могу назвать десятки более интересных, и ярких поэтов, которые не получили и сотой доли известности, которая выпала на долю этой, вне всякого сомнения, харизматической личности!
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
— Возможна лишь post factum, при жизни практически невозможна. На оценку творчества поэта слишком влияют такие факторы, как тусовочность, способность поддерживать массу нужных отношений, влиятельность, связь с масс-медийными ресурсами, то, насколько ты нравишься славистам, что, в свою очередь, зависит от того, насколько легко тебя переводить… Еще на начальном этапе важно попасть в правильную группу прорыва. В России индивидуальную карьеру делать очень трудно.
Сергей ЗУБАРЕВ (Липецк)
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Лично мне скучно рассуждать о тех «традиционно толстых» журналах, которые зовут «назад к Пушкину». Другим «традиционно толстым» желаю побольше читателей и возвращения былого авторитета. И о непомерных амбициях этих журналов можно будет рассуждать как об отчасти здравых, имеющих под собой какую-то реальную почву. Между тем печатают ведь иногда и больших (на мой взгляд) современных поэтов. Но вот «отслеживать творческое развитие» почитаемых мною авторов по этим журналам не могу — слишком уж «толстяки» аморфны и «ни для кого».
А критики… Они молодцы: обслуживают интересы своих тусовок. Только вот за 50 км в Россию от МКАД легко превращаются в полоумных клоунов. Да и большие современные поэты тоже, если их не показывают каждую неделю по «ящику» как сочинителей контента для поп-хитов.
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Думаю, что значение поэзии вообще нашей жизнью дико преуменьшено. И пускай бы на миф о Пушкине язычески молились особо ретивые, если бы при этом не забывали о сотнях других достойных поэтов, в том числе его современников.
Или вот Лермонтов и Оболдуев. Стал я искать книжицу Георгия Николаевича на своих полках и заодно заглянул в двухтомник Михаила Юрьевича. Изданный на рубеже 90-х тиражом в 14 000 000 (!) экземпляров. Если не ошибаюсь, нечто подобное тогда произошло также с Пушкиным и Есениным. Дивно, детворе и через поколение не надо в библиотеку ходить, классики пришли почти в каждый дом… Но вот Оболдуев у нас почему-то получился в 1 400 раз меньше поэтом, чем Лермонтов. Книжица оболдуевская в СССР первый и последний раз была напечатана в 1991-м тиражом в 10 000 — по тем временам весьма ограниченным. (Для «классиков Серебряного века» нормальными были тиражи в десять-двадцать раз больше, да и то книги тут же становились добычей спекулянтов.) «Пиарить некому Оболдуева тогда было? А Лев Озеров в предисловии разъяснял: «Читатель узнает об этом поэте с большим опозданием, ставшим у нас своего рода печальной традицией» и «Время Георгия Оболдуева пришло, день его настал».
…Вдвойне обидно за тех, кто не только при жизни намучился, но и полвека спустя славен в лучшем случае как «поэт для поэтов» — при том, что «ничем не хуже других». Обидно, например, за Есенина в тени его же «народничества». Обидно за Шершеневича в тени Есенина. За Введенского в тени Хармса, который хотя бы лет десять был явно моден пусть и в студенческой среде.
Досадно было, когда официозно именем Вознесенского фактически подменялась сама идея новаторства в российской поэзии. Досадно стало, когда публичный голос Вознесенского вообще практически перестал быть слышен.
Досадно было, когда стихи Бродского (еле читаемый пятый оттиск машинописи под копирку) считались криминалом по части госбезопасности. Досадно стало, когда вялая и нудная «школа Бродского» вдруг оказалась чуть ли не доминирующим течением современной русской поэзии, культивируемым в новых академических кругах.
А современники… Мне, например, на днях досадно было, когда увидал вторую толстую и в переплете книжку одного из полуэстрадных ерников. Рядом с десятком разномастных томов живого классика Губермана. Причем оба поэты, по-моему, хорошие. И хорошо, что они популярны. Но плохо, что рядом нет подобных томов многих других, не менее достойных. И вообще — не радует, что больше всего по жизни востребована «метропоэзия», которую легко «хавать» между делом, на бегу, под гамбургер с пивом.
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
— Не исключено, что среднестатистический настоящий читатель уже относительно объективно оценил «Серебряный век русской поэзии», лет пятнадцать назад открыв в нем десятки имен помимо немногих из совдеповской школьной программы. Подождем еще лет сто, чтобы оценили и нас… Остается надеяться, что произойдет это не при помощи соцопроса или всенародного демократического голосования, а также не путем научной экспертизы под бдительным надзором компетентных специалистов по литературоведению и идеологии.
А сейчас наконец-то пришло время объективно оценить Оболдуева?
Юрий МИЛОРАВА (Москва)
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Я думаю, что известные и малоизвестные поэты группируются вокруг журналов, которые им интересны. Очевидно, что у «Детей Ра» и «Футурум АРТа» есть корпус авторов, которых эти журналы привлекают свой направленностью. Это авторы, стилистические пристрастия которых лежат в границах, начинающихся от переосмысления опыта традиционной стилистики до самых смелых и радикальных форм стиха. Стоит ли жалеть о том, что они гораздо реже или вообще не появляются на страницах «Нового мира», «Знамени» и среди другой «тяжелой артиллерии» изданий-ветеранов с тяжелым советским прошлым? Думаю, нет. Все закономерно.
Что касается списка поэтов (прошлого и настоящего), чье значение может быть преувеличенным… Преувеличение возможно при условии некоей монополии или раздаточного окошка. Этого хватало и хватает. Преувеличение видится мне как ошибочная, в том числе и преднамеренно ложная попытка внести того или иного поэта в список классиков мировой литературы, или в менее значимый перечень мэтров для внутреннего пользования. Такой список ужасающе огромен, начиная, простите, с Пушкина. На мой взгляд, такие поэты, как Державин и Крылов намного интереснее… 20-й век дал немало гениев — футуристов, обэриутов, Есенина, Айги, Лаврова, Оболдуева… И дал тысячи лжекумиров, что красовались на страницах «толстых» журналов, имевших монополию на оптовую и ежеквартальную раздачу лавровых венков. Надо констатировать, что такие функции наши ведущие литературные журналы отчасти выполняют и сегодня.
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
— Конечно, но для этого нужно сделать определенные шаги… Сейчас кому-то очень выгоден хаос в поэтическом «хозяйстве», ведь он в принципе исключает реальную картину происходящего. В настоящий момент получается так, что места для гениев ограничены. И места эти предназначены только для поэтов, пишущих силлабо-тонические стихи.
Порочный круг стоит на трех китах. Первый кит — постулат о том, что мы не особо адаптируемы к мировой культуре. Дескать, и в поэзии у нас свой особенный, единственно неповторимый путь развития. Полагаю, что это не так. Опыт футуристов показал, что мы во многом даже опередили западных коллег.
Второй кит — постулат о том, что поэт имеет право на серьезную ошибку (творческий провал). Этот неписанный, но хорошо внедренный в сознание стихотворцев постулат открывает дорогу бесконечному количеству книг, бесчисленным «самородкам», которые не читают ничего, кроме собственных сочинений. Поэт, как минер, не имеет, на мой взгляд, права на ошибку. У Айги нет слабых (во всяком случае опубликованных) стихов. Он, может быть, кому-то непонятен, но сразу узнаваем и неповторим. Он такой, каков он есть.
Увы, до сих пор сохраняется гигантский «железный занавес» внутри нашей литературы, пропагандируются только удобные литистеблишменту авторы. В таких условиях при желании в разряд классиков может попасть кто угодно и никак не могут попасть такие великие мастера, как, например, Кручёных, Терентьев, Гуро, Бобров, Хабиас, которые, по сути, отнюдь не меньшее достояние мировой культуры, чем, скажем, Аполлинер, Паунд или Элиот. У нас нет ориентира на мировых классиков, единой шкалы ценностей. А они, конечно, должны быть. И тогда все встанет на свои места. Сейчас же происходит и вовсе курьезная вещь — многие западные поэты, за которыми закреплено на мировом уровне звание классиков, не кажутся таковыми российским литературоведам… До сих пор в лучших библиотеках страны на полках штабелями стоят собрания сочинений Щипачева, Исаева, Евтушенко и других «гениев». Неслыханно, но это реалии.
Третий кит — какое-то ироническое отношение к переводу. Мы как будто забываем, что и Библия — перевод, и «Ромео и Джульетта» — перевод, и «Одиссея» — перевод. Мы не читаем современную переводную западную поэзию, да и печатают ее очень редко, разве что «Иностранная литература» и «Дети Ра».
Андрей КОРОВИН (Москва)
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Мне кажется, поэты за 50 в основном, за некоторыми исключениями, востребованы журналами и издательствами, а вот до 50 — много пробелов. Как я понимаю, это связано с несколькими причинами.
Во-первых, «толстые» журналы в смысле отбора авторов и произведений действуют по старинке — автор должен в лучшем случае прислать свои стихи по обычной почте, а в худшем — принести свои произведения в редакцию лично. Для авторов, живущих в провинции или еще дальше — в странах СНГ, США, Израиле, Европе или Австралии это практически невероятно. Поэтому этих авторов мало, а то и вовсе нет в московских толстых журналах.
Во-вторых, инициатором в отношениях автор-редакция по-прежнему выступает автор. Редакторы за редким исключением, к коему я могу отнести самоотверженную Ольгу Юрьевну Ермолаеву, не ищут сами новых интересных авторов — в Интернете, в московских литературных клубах, в провинции и зарубежье. Понимаю, это дело хлопотное, кропотливое, время — и трудоемкое. И не всегда вознаграждаемое. Хотя литературная действительность давно уже освоила Интернет, авторы там живут, общаются, «размножаются»-множатся, им не так уж и нужны «толстые» журналы. Это «толстым» журналам нужны новые авторы. Но контакта нет. Сама по себе долго жила литературная Украина, только в последнее время авторы оттуда стали появляться в «толстых» журналах. Беларусь и другие «бывшие республики» пока в основном — белые пятна. Дальнее Зарубежье — поле непаханое. Да что зарубежье! Вся провинциальная Россия — поле непаханое! Как ее не пытались пахать разные активисты, а все равно — в каждой российской глубинке еще по алмазу лежит. Минимум.
В третьих, эстетические критерии старых «толстых» журналов. На мой взгляд, они во многом устарели. Литература ушла далеко вперед, нужен новый взгляд, чтобы освоить современную поэтику. Из разряда таких журналов с новым взглядом — «Журнал ПОэтов», «Дети Ра», «Футурум АРТ», «Современная поэзия» (в прошлом «Сетевая поэзия»), «Воздух» (преемник «Вавилона»). Видимо, понимая это, «толстые» журналы в последние два-три года сделали грандиозный прорыв — на их страницах появились авторы, авангардные по меркам этих журналов. Это хорошо, но это полумера, потому что таких авторов в современной литературной реальности значительно больше в процентном соотношении, чем тех, кого в основном печатают «толстяки». Эти новые «актуальные», а проще говоря — востребованные авторы собирают театры и стадионы. Их слушают и читают в Интернете, у них громадная молодежная аудитория. Но эта аудитория не может найти «своих» авторов в «толстых» журнала — соответственно новые читатели поэзии не будут покупать и выписывать эти журналы. Кому от этого лучше — решать редакторам «толстяков».
Причем, в данном случае я даже не имею ввиду такие журналы как «Москва», «Наш современник» или «Молодая гвардия» — там все значительно хуже. Там нужны хирургические методы.
Про критику разговор отдельный. Она вообще есть у нас, эта критика? Есть отдельные люди, которые пишут критику. Но они даже не могут договориться между собой о критериях оценки поэзии. Существующие критики зачастую обслуживают клановые интересы отдельных групп. А поскольку они и сами порой пишут стихи и вращаются в литературной тусовке, говорить об объективности современной критики я бы не торопился. Кроме того, поскольку критика мало кого кормит, ею занимаются между делом, чуть ли не по дружбе (знакомый редактор попросил написать) и т.д., у современных критиков нет возможности целенаправленно отслеживать все возможные книжные новинки и уж тем более многочисленные вечера и, соответственно, выявлять общие тенденции и т.п. Нет, безусловно, умные и честные критики у нас есть, но у них нет возможности отдать себя критике полностью, для этого сегодня нет финансовой составляющей — приличных премий, достойных гонораров и т.д. Критика сегодня — занятие прикладное к чему-то более кормящему. Увы.
Теперь про больших современных поэтов. Не буду перечислять имена общеизвестные — их и так знают, а значит, замалчивают умышленно. Тут уж Бог судия тем, кто замалчивает. Другое дело, когда замалчивают, например, по незнанию или недопониманию. Вот замечательный поэт, киевлянин Александр Кабанов. С трудом появились его два стиха в «Арионе», по подборке в «Новом мире» и «Знамени», подборка в «Континенте». И опять молчание. А у поэта есть новые прекрасные стихи, которые редакторы должны бы рвать из рук. Есть прекрасный поэт Валерий Прокошин из Обнинска — первые публикации в журналах появились только в прошлом году, и то не в «толстых» журналах. А москвич Сергей Шестаков? — его почему-то печатают только в Дании. А Алексей Остудин из Казани? На самом деле, мне непонятно определение «большой поэт». Поэт может быть только поэтом. Маленькие поэты — это кто, карлики что ли? И решать, кто — для школьных учебников, то есть «большой», а кто — для литературоведов, то есть «маленький», будем все-таки не мы, а время — когда оптика очистится от всего наносного и личного. Мне нравится по одному стиху практически у каждого поэта. Если же мне нравится у поэта десяток стихотворений — это для меня большой поэт, интересный. А список интересных мне авторов, боюсь, может занять пару журнальных страниц.
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Вопрос, конечно, провокационный. Если называть нынешних — рано или поздно аукнется. А с прошлым воевать бессмысленно. Одно могу сказать — сейчас в нашей жизни очень много Кушнера. Как когда-то, лет десять назад, было слишком много Рейна. В 80-х я их читал с удовольствием, а сейчас что-то и не тянет.
Я уже молчу о Дементьеве и «дементьевых», которых хоть ложкой ешь. А почему-то не хочется.
Можно называть и другие имена, но какой в этом смысл? Псевдолитераторы давно сделали литературу своей частной лавочкой — сами учреждают премии, сами себе их дают и плевать им на читателя. Одних только членов многочисленных союзов писателей-литераторов пересчитать уже попросту невозможно. А настоящих поэтов всегда мало. И, видимо, нужен новый всемирный потоп, чтобы вернуть поэзии ее изначальный смысл и предназначение.
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
— Думаю, нет. Просто есть люди с широким кругозором и универсальным вкусом, но таких очень мало. Среди литературных критиков они встречаются, увы, еще реже, чем в жизни. Невозможно в реальном времени одинаково любить акмеизм, футуризм и имажинизм — только в ностальгическом. Так и сейчас вряд ли найдется хотя бы три критика, которые одинаково ценят и любят верлибр, поэзию «петербургской школы» и, скажем, «почвенническую» поэзию. Объективность — это недостижимый идеал, к которому, тем не менее, надо неизбежно стремиться.
Арсен МИРЗАЕВ (Санкт-Петербург)
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Виктор Соснора, Владимир Уфлянд, Михаил Еремин — имена легендарные. Иные юные любители поэзии всерьез убеждены в том, что эта троица — некие ископаемые, жившие в прошлом, а то и в позапрошлом веке. И если Соснору и Уфлянда знают еще и по кое-каким текстам (правда, давно уже читают не столько стихи В.С., сколько его прозу — в основном так называемую историческую; а Владимира Уфлянда не читают вовсе, но еще помнят, что о нем когда-то писали Бродский и Довлатов), то ситуация с Ереминым заставляет вспомнить о кручёныховском «дыр-бул-щил» (а «воз», т.е. дело с изданием произведений и «размифилогизацией» личности Алексея Елисеевича Кручи, и поныне там, где его оставили почти сто лет назад: ничего, по большому счету, не поменялось — нормальных изданий «заумника № 1» нет и по сей день). «Земля полнится слухом», что в СПб. проживает странный поэт, пишущий самые сложные и непонятные стихи. Но ни книги Еремина, ни — тем паче — редчайшие публикации в журналах фактически никому не ведомы. Про его 70-летие не вспомнил никто. Впрочем, то, как отметил город недавние юбилеи Сосноры и Уфлянда — особая тема. Позор на еще не седые головы властей предержащих! Но властным господам всегда было глубоко безразличны (да и противны, в сущности) и поэзия, и литература, и искусство, в целом. Вероятно, в недалеком будущем она, эта самая власть, будет плевать на поэтов с высокой (и весьма подходящей для этой цели) башни «Газпром-Сити»…
Что уж говорить о замечательном поэте Петре Чейгине! «НЛО» только что выпустило его первую (!) книгу с предисловием Ольги Седаковой. А поэт уже готовится к своему 60-летию…
Перечислять можно было бы долго. А мы ведь взяли лишь самые известные имена. Сей скорбный список состоит из десятков «редких птиц». И нам куда как далеко даже до его середины.
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Преувеличили, несомненно, значение целого ряда поэтов. И не только потому, что все мы «ленивы и нелюбопытны». Есть и еще и громадная инерция, в силу которой печатают, прославляют и «берут в телевизор», скажем, «одного на всех и за всех» Кушнера. Инерция бездумного — механического — восприятия поэзии. Дело, конечно, не только в Александре Семеновиче. Он-то, возможно, менее других — его воспевателей, прославлятелей, продолжателей и подражателей — виновен в том, что в Петербурге, по словам покойного Виктора Кривулина, «не умеющем жить без вицмундира», неистребима и неуничтожима потребность «выводить» (искусственно) поэта № 1. Без этого не может жить в СПб поэзия, точнее, накипь вокруг нее. Случай с Кушнером — просто наиболее показательный и характерный. Против А. С. мы, собственно говоря, ничего не имеем. И всего лишь ратуем за то, чтобы другим поэтам (см. пункт 1) давали бы «равные права» и предоставляли бы сравнимые с «первыми» поэтами возможности.
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
— В поэзии любые оценки субъективны. Но все же не чуждые поэзии люди, т.е. существа с обостренной, «ненормальной» интуицией всегда были в состоянии понять, «кто есть ху»: литературный ли карьерист, версификатор, рифмующий километрами все что ни попросят партия, начальство или Туркмен-баши; либо — поэт Божьей милостью. Последнему, кроме вина и хлеба, нужно все же, чтобы его читали, чтобы по реакции тех немногих — близких, для кого (кроме себя самого) он и творит, — понять, как звучит его голос.
Дмитрий ЦЕСЕЛЬЧУК (Москва)
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Современные поэты для меня — это мои современники и, так уж получается, в большинстве своем, — члены Союза литераторов России. Это, прежде всего, поэты группы Бродского-Рейна-Наймана, Лианозовской школы, СМОГа, «Спектра», «Клуба поэзии» и «Московского времени». Среди моих современников, в первую очередь, упомяну Иосифа Бродского и Всеволода Некрасова, смогиста Аркадия Пахомова, поэтов «Спектра», в котором я тоже состоял, Илью Бокштейна и Дмитрия Чеснокова, клуба «Поэзия» Алексея Парщикова и Владимира Друка, поэта «Московского времени» Бахыта Кенжеева, ставшего не так давно победителем поэтического биеннале, проведенного в Москве не менее интересным поэтом Евгением Бунимовичем. К этим именам добавлю поэта-авангардиста Анну Альчук, а также Наталью Ванханен — победителя Всероссийского конкурса поэзии, проведенного Союзом литераторов в 2003 году, и — лауреата I-ой премии Юрия Мамлеева (2004) Марию Сеньчукову. Все они (за исключением И. Бродского и Б. Кенжеева) достаточно редко попадают на страницы «толстых» журналов.
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Значение подавляющего большинства поэтов, которых активно печатали в советскую эпоху, на мой взгляд, сильно преувеличено — они не были поэтами нонкомформистской культуры. А Иосиф Бродский и Владимир Друк, Юрий Арабов и Ольга Седакова, Иван Жданов и Леонид Губанов — были и остаются.
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
— В преамбуле к вашим вопросам прозвучало имя Георгия Оболдуева, по масштабу дарования сравниваемого с Пастернаком. Могу сказать, что его переводы из Китса точнее пастернаковских переводов Шекспира, очень похожих на собственные стихи переводчика, но пастернаковские стихи сидят во мне, как хорошо вбитые гвозди.
Думаю, что Г. Оболдуев, по факту своей посмертной известности, скорее, феномен современной нонкомформистской культуры. Так, если о тебе никто не знает, кроме ближайшего окружения, жди своего времени. В случае с Г. Оболдуевым, он, как поэт, — безусловно, не современник Пастернака. А, как поэты-переводчики, они печатались в одну и ту же эпоху.
Значение поэтов прошлого намертво связано с тем временем, в котором они печатались или ходили в списках. Во внутрироссийском хождении имена поэтов начала двадцатого века незыблемы. Советский период, вплоть до смерти Сталина, страшен и, слава Богу, что мы можем помнить и любить Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Марину Цветаеву, Анну Ахматову, но какой ценой заплачено за прижизненную и посмертную известность каждым!
Оценка творчества поэта носит, безусловно, исторический характер, являясь сложной функцией от качества его поэтических текстов, а также всего доподлинно известного о поэте. Что касается расстановки по иерархии, то таковая вряд ли возможна. Кому-то ближе Твардовский, а кому-то — Чурилин, Глазков или Головин…
На данный исторический момент я бы не забывал о «наследнике Бурича» — Евгении Степанове — поэте-нонкомформисте, взявшемся, в качестве издателя, за гуж абсолютно не тиражируемой дисциплины — поэзии. Но дисциплина, по Кришна Мурти, это любовь, которая, как и всякая дисциплина (предмет познания), подлежит кропотливому изучению. Бог в помощь.
Алексей А. ШЕПЕЛЁВ (Тамбов — Московская область)
— Кто из больших современных поэтов незаслуженно редко попадают на страницы «толстых» журналов, замалчиваются критиками?
— Те, кто не попадает, того там и нет, их можно не прочитать вообще. С другой стороны, «толстые» журналы, известно, тусовка и особая аудитория. Обычно молодые начинают в других местах — например, в литстудиях, на Форуме молодых писателей РФ, или — уже более витиеватый путь — в кругу «Вавилона» / «Воздуха», в шорте премии «Дебют». Но это тоже еще путь относительно удачливого пиита. Много что называется маргиналов вообще. Авангард и поставангард вообще не поощряются. Для меня, во-первых, это мои друзья — соратник по «Обществу Зрелища» О’ Фролов, Михаил Гавин из Тамбова, Виктор Иванiв из Новосибирска, Гриша Сахаров — напечатался два года назад в «Знамени» — и тоже все пока…
— Значение каких поэтов (прошлого и настоящего), на Ваш взгляд, преувеличено?
— Многих вообще-то, всех и не назвать. Не призываю, впрочем, как Набоков, шарахнуть молотком по гипсовым томам или, как другой В.В., сбросить с парохода… Из современных знаменитых — Кибиров, Пригов, многие молодые.
— Возможна ли в принципе объективная оценка творчества поэтов?
— С одной стороны, вопрос риторический и философский. Вообще не понимаю, что такое «объективно». С другой — жить-то надо, надо ориентироваться в пространстве и времени — в том числе и литературном. Ориентиры, однако, как раз журналы. Не призываю к увеличению их числа и прочему плюрализму, я за размыкание тусовочности.
Подготовил Фёдор МАЛЬЦЕВ