Литобоз
Ведущий — Евгений Степанов
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 5, 2007
«Новый мир» № 1 /2007.
Молодая поэтесса Ксения Дьяконова родилась в Ленинграде. Ее подборка «НЕ ОТРЫВАЯ ГЛАЗ» начинается стихотворением, где трогательно, почти по-детски, она рассказывает: «Я купила моим родителям в десять лет…», / в Валентинов день, пирожное в форме сердца…», а в конце по-взрослому завершает эту, на первый взгляд, простую ситуацию, когда еще нет любимого, кому можно подарить сердце: «…я несу — в рукаве фантазии — ремесло / или к морю хожу, как ходят в библиотеку». Это намек на одиночество, но и надежда, что оно, быть может, и не состоится. («Я купила моим родителям в десять лет…»).
В другом стихотворении описывается обыденная обстановка на кухне: шум воды из крана, ворчанье кастрюли, просыпанная соль… Но все освещено звучанием музыки Баха и Бетховена: «…Как странно! Созвездия звуков живых / меня увлекают, когда я при деле; / но если я в праздности слушаю их, / внимание тает и слух на пределе…».
И какой глубокой параллелью заканчивается это коротенькое произведение!
Кто знает, быть может, такой же закон
заложен в уклончивом поиске Бога;
когда ты в бесхитростный труд погружен,
Он ближе к тебе и доступней намного,
чем все изысканья ума твоего,
когда ты намеренно ищешь Его.
«Готовя для гостя, я чувствую риск…»
В третьем стихотворении можно встретить чудесного художника, кисть которого «…прикасается к полотну / бережно, как приложенный подорожник / к ссадине…» («Небо сегодня играло в оркестре грома»)…
Далее — стихи о любви… У Ксении это не перепевы одного и того же чувства, а множество сопровождающих любовь чувств, которые только благодаря любви и появляются. «Я люблю тебя, то есть твой еле теплый чай, / если ты отойдешь на миг, накрываю блюдцем…» («Я скажу тебе, что такое моя любовь…»). А чувство героини: «…как радуга, вырастает во всю длину / небосвода, — но видно только наполовину». («Я люблю человека, живущего далеко…»).
Действительно, «не отрывая глаз», можно прочесть эту горсточку хороших стихов.
Совсем другое впечатление от подборки Полины Копыловой — «ЛОМКИЙ ЗЛАК». Может и найдутся «гурманы» (я — не из их числа) от литературы, кому будет интересно познакомиться, например, с такими строчками: «…все нутро опростается, словно мешок, / изо всех воспалившихся пор, / извиваясь, полезет безглазая слизь, / за секунду совьется в комок — / хочешь — в склянке спиртуй, или выплесни в слив, / или — недругу в ШТИ под шумок». («Мне ходить по брусчатке, глаза отводя…»). Не хотелось бы быть на месте обидчика героини, которому она может подлить в «шти» то, что опростается из ее нутра. Правда, кто и как ее обидел, по тексту стихотворения непонятно. Оно вообще больше похоже на монолог пациента у врача: «сердцеядных трихнин торжество», «дрожащее стесненье в грудях» и т.п.
Не порадовали также и стихи Александра Стесина — «ЧАСЫ ПРИЁМА». Правда, этот автор хотя бы пытается каждое стихотворение спасти более сильными концовками. Но и они, в основном, существуют сами по себе, не перекрывая запутанных и, порой, нечленораздельных строф, написанных выше. Есть удачные строки: «Летальный исход не научит летать…» («О том, что, когда будет поздно, пойму…»); «…сквозь дождей густые заросли / в мокром шелесте — дома…»; «…отзвук времени, нанизанный / на упругий камертон» («Колыбельная»); «…Гулом машинным день промелькнул, / шелестом шинным тьму промокнул…» («Примешь таблетку, ночь коротка…»).
Но попадаются и такие косноязычные, прозаические фразы, вроде: «…Жизнь обещает все лучшее во сне, / по пробужденье не пользуясь доверьем» («Птицы летят над домами по весне…»)
Увы, «ЧАСЫ ПРИЁМА» состоялись не полностью. Александр Стесин тщился что-то такое сказать читателю, но, видимо, не хватило поэтической энергии.
Борис Херсонский выступает в «ИКОННОЙ ЛАВКЕ» прежде всего как автор переложений библейских сюжетов (в данном случае речь идет об иконах). Эти стихи заставили вспомнить поговорку: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Два стихотворения из этого цикла интересны нестандартным подходом поэта: «…и смеется Младенец: «Разве ты Меня не узнала? / Ну и что, что Я еще не родился, уж Я-то волен / родиться, когда захочу, Отцу сопрестолен. / Се — стою и стучу…» («Благовещенье»).
А прекрасное окончание второго стихотворения: «…Камень в полночь отвален, и пещера пуста. / Так почему ты печален, не нашедший Христа?» («Воскресение Христово /мироносицы у гроба») вполне на уровне одного из лучших образцов поэтического переложения библейского сюжета — «Гефсиманский сад» Б. Пастернака.
Завершает всю подборку Б. Херсонского стихотворение «Колокола звенят. Ликуют детские голоса…». Перед читателем «ночь Рождества в соборе Святого Петра». Подробно описывается, что именно происходит в соборе. Автор видит, как трудно «дряхлому понтифику» «с иссохшим скрюченным телом» отправлять такую многолюдную службу, и жалеет его, при этом очень точно передавая ощущение, что «…В этом дому / слишком много величия, чтобы кого-то жалеть». Но в последней строфе мы уже оказываемся там, где «бары открыты всю ночь…» и «…миллионы пар / после пьянки и секса, проваливаясь в сон, / смотрят в экран на понтифика — слишком стар / (мы никогда не будем такими, как он)». На этом заканчивается стихотворение, оставляя, увы, разочарование. И кажется, что поэт просто решил изобразить первое, что пришло на ум, то есть, как любители баров могут прекрасно совмещать «секс, пьянку и празднование Рождества». И потому здесь читательскому воображению нечего делать после точки в конце стихотворения…
Аркадия РОНЦОВА
P.S. О стихах А. Кушнера, опубликованных в этом номере «Нового мира», читайте в заметках Евгения Степанова на стр. 213.
«Дружба народов» № 2 /2007.
«Дружба народов» порадовала хорошей подборкой стихов Виктора Кулле.
Конечно, видны у этого поэта влияния и Бродского, и Цветкова, но в чем ему не откажешь, так это в мастерстве. Строки чеканны, выверены. И мастеровитость не мешает поэту быть откровенным и человечным. Показательно в этом смысле такое стихотворение.
Через каких-то двадцать лет
пройдем сентиментальной парой,
на собственный ступая след,
ничьею не гонимы карой.
Прогулка по твоим местам,
на декорации похожим,
угодна более мостам
и набережным, чем прохожим.
Не сумасшедший с бритвой, но
студентик с топором под мышкой
следит — с домами заодно —
за нашей горестной интрижкой.
Но этот полудиалог,
полусближенье, невозможность —
скорее попросту предлог,
чем искренность и осторожность.
Я, кажется, тупею от
необратимости событий
во времени, что каждый год
нас делают еще испитей,
еще победоносней во
всех смыслах, кроме, может статься,
простого счастья — у него
все меньше шансов состояться.
Не о бесплодности чутья
и не о судорогах смысла —
о плеске большего, чем я,
тебе не досказали числа.
Какие мощные ростки —
под стать ночному сабантую —
у чернолаковой реки
вцепились в лестницу крутую.
Как страшно нам недостает
беспечно сказанного слова…
Один распутствует и пьет.
Другая просто не готова
с губой, закушенной в крови,
с завешенными образами
на ложе смерти и любви
взойти с открытыми глазами.
«Новый мир» № 1 /2007
Сказать, что Александр Кушнер — хороший поэт, значит, ничего не сказать. Это живой классик, написавший немало достойных стихотворений. Но с классика и спрос особый. В первом номере «Нового мира» Кушнер печатает удачное стихотворение… Удачное стихотворение с размазанным, на мой взгляд, финалом.
Первым узнал Одиссея охотничий пес,
А не жена и не сын. Приласкайте собаку.
Жизнь — это радость, при том что без горя и слез
Жизнь не обходится, к смерти склоняясь и мраку.
Жизнь — это море, с его белогривой волной,
Жизнь — это дом, где в шкафу размещаются книги,
Жизнь — это жизнь, назови ее лучше женой.
Смерть — это кем-то обобранный куст ежевики.
Кроме колючек, рассчитывать не на что, весь
Будешь исколот, поэтому лучше смириться
С исчезновеньем. В дремучие дебри не лезь
И метафизику: нечем нам в ней поживиться.
Последняя строка портит, по-моему, все стихотворение. Непонятно зачем поэт опускается до примитивной рифмы смириться/ поживиться и до откровенно базарной лексики — «поживиться». Говорил-говорил о жизни, о смерти и вдруг… поживиться. Даже если речь идет о метафизике, выглядит это нелепо.
«Интерпоэзия», № 6 /2006.
В этом номере журнала удивил поэт и директор журнала «Сибирские огни» Владимир Берязев.
Вот он пишет.
Ломит зубы воздух полусонный,
В тишину завернуты мозги,
Вечера белесые кальсоны
Ветлами полощет у реки.
Не понятно — кто полощет «вечера белесые кальсоны»? Если воздух «ломит зубы», то почему он «полусонный»? Тогда, по идее, он, наоборот, должен бодрствовать. В общем, сплошные загадки. А ведь это не сюрреалистические, не заумные стихи, это традиционная силлабо-тоника, где наличие здравого смысла приветствуется.
В этом же номере «Интерпоэзии» публикует свои хокку прозаик Нина Горланова. Они, как правило, ироничны, просты, изобилуют прозаизмами. И, что особенно приятно, имеют свое лицо.
В детстве я спала с бабушкой,
потом — с мужем,
теперь — с котом.
В иронии Горлановой много горечи, недосказанности и непоказушного, читаюшегося между строк, драматизма.
Время надеть дочерям
мои золотые сережки,
которых нет.
«Октябрь», № 2 /2007.
В «Октябре» любопытная подборка Михаила Генделева.
Алестинское танго
Ю.В.
1
Товарищ смерть когда
докука тьма да скука
давай бежать давай
бежим в контору Кука
как только мой получим перевод
аэросани дирижабль брех волокуши псиной
скорей скорее и не
пароход
а дебаркадер где курсивом «б. Россия»
не пристань даже а отстань скорее берег тот
от
хоть нам посуху
откуда ветр дует от
вдоль ветра в рукава пустые парусины
в хожденьи вдоволь вдаль пешком по хляби вод
как миленький домой
в родные палестины
домой
вот только мой
получишь перевод
2
а то оно течет
оно из пластилина
купальни
хлор и солнце карантина
пенициллин в обход британских патрулей
подполье
танцевальные веранды
я же предупреждал что надо аккуратно
туда еще куда ни шло а вот обратно
до осени не будет кораблей
я так скажу
кому это мешало
как бабка говорила Рива что им жалко
такая публика зажгут Москву спалят Варшаву
мешугинер по-русски говоря
я так скажу как Магда Геббельс вы здесь посидите
и
сами никуда не уходите
а главное детей не разбудите
пусть куколки их спят во мху до сентября.
Яффо — Москва, август-сентябрь 2006 г.
В этом диптихе сразу же завораживает первое пятистишие —
Товарищ смерть когда
докука тьма да скука
давай бежать давай
бежим в контору Кука
как только мой получим перевод
Как понять первую строчку? Что это — обращение к товарищу или автор называет товарищем смерть? Или имеется в виду и то, и другое? Генделев в данном случае сознательно вызывает читателя на со-творчество, заставляет его задуматься.
Есть, конечно, в стихах Генделева отголоски разных поэтов (Айги и Кедрова, например), но это не мешает ему быть состоявшимся автором.
«Крещатик», № 1 /2007
В «Крещатике» — постоянный автор журнала, израильтянин Феликс Чечик. Вот вроде бы нет никакой сверхъествественной версификационной техники у этого поэта — он прост, ненарочит, а читать одно удовольствие. По-моему, он продолжает линию Владимира Соколова.
В глаза смотри
и глаз не отводи;
держу пари —
бессмертье впереди.
А за спиной —
развалины и тлен.
Побудь со мной
бессмертию взамен.
* * *
Бег времени по кругу;
и на восьмом кругу
протянутую руку
я пожимал врагу.
А друг стоял поодаль,
имея всех в виду,
под темным небосводом
в потерянном аду.
Мастер комбинаторной поэзии из Днепропетровска Максим Бородин верен собственному стилю.
Поэт — не пишет стихов.
Поэт — не пишет прозы.
Поэт — не занимается любовью с поклонницами.
Поэт — не издает книг.
Поэт — не получает гонораров.
Поэт — не читает на фестивалях.
Поэт — не пьет виски по вечерам в барах.
Поэт — не блюет в умывальники.
Поэт — не спит лицом к стене.
Поэт — не лечится от депрессии.
Поэт — категория мертвая.
Все остальное — Поэзия.
Сильное стихотворение Сергея Фроленка из Санкт-Петербурга.
Сыпься нам, небо, на лица,
Черней, для обуви крем,
Покуда родная землица
Не съела нас насовсем.
Пыли с неба, дорога,
Полней снегом, вода,
Веди, облако рока,
Катись, яблоко льда.
Здесь все на своих местах — и мысль, и образы, и музыка. МОМ, как сказал бы Николай Заболоцкий.
Евгений СТЕПАНОВ