Ведущий — Евгений Степанов
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2006
Элла Фонякова. «О старом и новом», стихи, Санкт-Петербург, типография «АБЕВЕГА», 2004 год.
Общепринято, что любовь нуждается и требует многословия — отсюда такие велеречивые поэты, как Ахматова, Цветаева, Маяковский, Пастернак, а за ними другие. Но это любовь ранняя, та, что о «вздохах на скамейке» в том числе. Но есть любовь, проверенная многолетним совместным бытованием и испытанием бытом. И тогда она сдержана на эмоцию, а тем более на слова.
«Я дома, когда ты — дома» — говорит себе и нам Элла Фонякова о такой любви, а затем развивает и поясняет в другом одностишии эту странность зрелого чувства, как: «Лишь в тебе я люблю себя».
Влюбленный человек правильно отражается лишь в объекте любви — вот для меня высшая оценка чувства, которую для нас отыскал поэт, а не многословные конструкции болтунов с поэтическим даром банального любовного словаря. Хотя, всегда есть сторонники словесных длиннот в устах Ромео и Джульетты разных эпох. Я же не сторонник сюжетов, которые как две капли воды похожи друг на друга, поэтому мне ближе краткость — подлинная любовь талантов, которую мне продемонстрировала книга Эллы Фоняковой «О старом и новом».
Хотя есть в книге и превосходные «масштабные» верлибры. Например, «Дискуссия» удовлетворила мое давнее любопытство, что пишут в женских туалетах на стенах? В мужских: похабные стишки — это мне известно с детства. Судя по поэтическому репортажу из женского туалета Фоняковой — дамы тоже не лишены чувства юмора. Но решают проблему половой любви на стенах туалета более изящно, если, конечно, автор не отредактировал действительность.
Углем на белой известке,
Кто-то написал
Известные строки
Поэта Степана Щипачева
«Любовь — не вздохи на скамейке».
Рядом текст оспаривали:
«Да вы че? Любовь — это вздохи в кровати!»
Левее ставился вопрос на засыпку:
«А ты могла бы отдаться парню
При первой же встрече?»
«Я могла бы».
«Значит ты!..»
С таким выводом не соглашались:
«Нет, она не!..
Просто своего парня любит.
А вдруг ему завтре в Чечню?»
(Так и было написано — «завтре»)
И еще много чего,
Касающегося любви
И сложностей человеческих отношений,
Обсуждалось…
В далеком от евростандартов туалете…
…О, не все еще потеряно
Для нации,
Которая даже в подобных местах решает для себя
Нравственные вопросы,
На которые и по сей день
Нет внятных ответов!
Впрочем, если даже Фонякова и приложила редакторский талант, то все же дискуссия состоялась о любви на стенах туалета и в верлибре вполне реально, и, на мой взгляд, сердечно. Главный смысл жизни современные русские женщины вполне могут обсуждать и в провинциальном отхожем месте. И эти почти газетные, но такие душевно пронзительные строки дополняет дивная «Эпистолярная история», и если кто-то скажет, что не бывает таких самцов, которые лишь пишут пылкие любовные письма, но не пользуются плодами своего влияния на женщину, готов поспорить — самцов не бывает, но мужчины такие есть. Я сам ощущал в себе наличие такого мужского влияния, хотя, конечно, не часто, то ощущал и совершал подобные действия.
Впрочем, не только о любви есть сильные тексты в книге. Актуальность и злоба дня просто поразительны в «Слабом звене», «В театре «Глобус», «Игре в классы». «То и это» — поэтизированный план крупного и необходимо-важного исследования о порождении новых тоталитарных систем в наших умах, с помощью, так называемой, демократии полицейского мышления.
Была эпоха
Когда черные дела прикрывались
Розовым флером.
А от прессы требовалось одно:
Славить, славить и славить!
Сегодня в масс-медиа
Востребовано иное:
Гвозди, вскрывай, расковыривай,
«пиарь» все, что сможешь,
По-черному!
Да, несомненно —
То породило ЭТО.
Ну, а ежели ЭТО
Вновь породит ТО?!
Такой «фьючерс»
Не просчитывали?
Просчитывали, и современные мыслители уже во весь голос говорят об этом. Но в числе первых обратила внимание на перекос действительности поэтесса Элла Фонякова. И как точно мимоходом брошено о времени и нас в нем:
Торгующий неутомим:
Живая копеечка!
Есть в книге два верлибра, о которых хотелось сказать отдельно. В тексте «На базаре в толпе…» неожиданно точен поворот реакции старой женщины на присутствие бездушия в нашей жизни, когда сладкоголосое торговое хамство чужака-инородца, который прибыл к нам ради прибыли, а старый человек принимает грубое слово «потому что ты мнэ, как мат!» (в смысле мать) за благо, поскольку родные дети ведут себя еще хуже.
А верлибр о любимой со шрамчиком над бровью — это поэтическая зарисовка на деле оказался фактом не только чужой, но теперь и моей биографии. Женщина, влюбленная в меня, попала в аварию и теперь у нее тоже шрамчик над бровью с той же самой стороны, что и у меня. Давно обратил на это внимание. А когда прочитал верлибр, то понял — это знак судьбы.
Вот так-то, дорогие читатели современных стихов, тихие пророки и нешумные предсказатели по-прежнему в литературном строю!
Владимир МОНАХОВ
Николай Харджиев, «Письма в Сигейск», Амстердам, серия «Pegasus oost-europese studies», 2006.
В Амстердаме в серии научных изданий «Pegasus oost-europese studies» вышла книга Николая Харджиева «Письма в Сигейск».
116 писем выдающегося знатока и собирателя русского авангарда Николая Ивановича Харджиева (1903-1993) адресованы не менее выдающемуся авангардному поэту-исследователю Сергею Сигею (р. 1947). Книгу предваряют два предисловия — профессора Амстердамского университета, крупнейшего специалиста по русскому авангарду Виллема Вестстейна и самого Сергея Сигея. Почти половина книги — комментарий Сигея к письмам.
Эта книга восполняет значительный пробел в продолжающемся движении русского (и мирового) авангарда. Перед нами разворачивается увлекательная и отнюдь не лишенная драматизма история взаимоотношений участников авангардного движения, нашедших друг друга через поколение. Ко времени установления контакта между корреспондентами старшему было 75 лет, а младшему 31 (если брать за точку отсчета 1978 год, когда младший послал старшему свои самиздатские книги).
Надо сказать, что Сергей Сигей последовательно шел на восстановление прерванной линии русского авангарда, ко времени знакомства с Харджиевым он уже достаточно полно изучил все возможное и невозможное в интересующем его течении, уже был знаком с последним обэриутом Игорем Бахтеревым и бывшим эгофутуристом Василиском Гнедовым. И Харджиеву, несмотря на его сложные взаимоотношения с окружающим миром, не удалось «уклониться» от авангардистского напора младшего современника. Ближе познакомившись с творческим тандемом Ры Никонова-Сергей Сигей, Харджиев, и это видно по письмам, нуждался в них, также как и они в нем. Это был плодотворный диалог равных величин. И что интересно, диалог этот продолжается уже и после кончины Н. И. Х. (как он любил подписываться). В Комментариях Сигей продолжает прояснять недопроясненное, доспаривать недоспоренное. В книгу органично вписываются репродукции различных работ Ры Никоновой и Сигея, это как бы своеобразный визуальный комментарий, поскольку в письмах часто обсуждаются вполне конкретные творения ейских корреспондентов. Автора писем и комментатора связывала и вполне конкретная работа, они готовили к публикации произведения Василиска Гнедова, умершего в 1978 году и прочно забытого. Книга Гнедова, подготовленная С. Сигеем под редакцией Н. Харджиева и М. Марцадури вышла в 1992 году в Италии. Издательская история также предстает в письмах и Комментариях.
Что же касается названия Сигейск, то оно расшифровывается достаточно просто — имя поэта Сигей здесь объединено с именем города, в котором он в то время жил — Ейск. Как будто несуществующий город, но, может быть, не менее реальный, чем тот, который стоит на Азовском море.
Сергей Бирюков