Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2006
Георгий Оболдуев, Стихотворение-поэма, М., издательство «Виртуальная галерея», 2006.
Эта книга меняет все представление о русской поэзии 20 века, о системе координат в ней.
Георгий Оболдуев (1896 — 1954), поэт масштаба Бориса Пастернака, напечатавший при жизни, о д н о стихотворение, реанимирует само понятие «силлабо-тоника».
Сюркуп
Шествуй с музыкой и с песнею,
Вширь на животе ползя.
Получай за службу пенсию,
Коли взяток брать нельзя.
Невзирая на коррупцию,
Ковыряя щелки в рай.
Собственной своею «руцею»
Духи ближних предавай.
От дневного света вянущий,
Мрак несущий в стан теней,
Где найдешь себе пристанище,
Людоед и лиходей?
Покрывайся свежей плесенью
От мозолей до плещин:
Да излечит хворь телесную
Собственный пенициллин!
Точно так ведется издревле,
Что попавши под прицел,
Кое-кто от жизни выздоровел
И от смерти уцелел.
11.1948
Мощь стиха, музыка, словарь, рифмы (особенно составные, например, подождите / под дожди те) — все это не может не восхищать. Версификационное мастерство, трудно представимое для советской поэзии.
Георгий Оболддуев был уникальным поэтом, испытавшим, на мой взгляд, влияния фольклорных речитативов Клюева и глобальной, наднациональной просодии и философии Пастернака. Оболдуев — крупнейший национальный поэт века, репрезентирующий и аккумулирующий в себе высшие достижения русского духа, запечатленные в стихе.
Вандыш
Смерть да смерть кругом:
Рай — ни дать, ни взять!
Марш! — ать, два… Кругом! —
Ать, два… Стройся! — Ать…
Ни поэзия, ни проза —
Явь лежит в клещах гипноза,
Снов плакучая береза,
Жизни вянущей угроза.
Может — сперепуга,
Может — просто так
Предают друг друга
Умник и дурак.
Смерть да смерть кругом:
Ад — ни дать, ни взять!
Марш! — ать, два… Кругом! —
Ать, два… В ногу! — Ать…
Может статься, этот олух —
Вислоух, а из веселых! —
Мысли петушиный сполох
Вздует в городах и селах?
Елью сиволапой
Мужичок обмяк:
Драпай, ежик, драпай,
Отбивая шаг…
Смерть да смерть кругом:
Жизнь — ни дать, ни взять!
Пли! — ать, два… Кругом! —
Ать, два… С песней! — Ать…
Ноги суй, солдат, в онучи,
Кашу — в брюхо, пулю — в лоб,
Недодавленный, вонючий,
Ухмыляющийся клоп.
Х/.1947
Интересно, что первую книгу поэта на Западе составил другой великий поэт, герой сегодняшнего номера «Детей Ра» Геннадий Айги (под псевдонимом Терезин).
Радуйтесь, хоть и недолго вам жить.
Милейшие люди,
Дорогие мои товарищи
По жизни и смерти.
Всеволод Емелин, Роптания, М., издательство «Ракета», 2005.
Смешно, остроумно, даже талантливо. Цитировать можно долго. Но это не поэзия.
Емелин — продолжатель тлетворного дела Пригова и Кибирова — мастерски стилизует речь обывателя. Читаешь — смешно, как будто слушаешь немудреные монологи, которые исполняет со сцены Владимир Винокур. Но чем тогда поэзия отличается от эстрадной шутки?
Николай Глазков при всем своем скоморошестве был поэтом и филигранным мастером стиха. Увы, в стихах Емелина ни поэзии, ни мастерства. А посмеяться, конечно, можно.
Дмитрий Воденников, Черновик, Санкт-Петербург, «Пушкинский фонд», 2006.
Фигура, конечно, бессовестно преувеличенная нашей корпоративной литературной критикой. Но отдельные хорошие стихотворения есть. Например, вот это.
Но — мне — не нравится
так поступать с тобой:
о, как ужасна жизнь мужского пола —
ты всё ещё, — а я уже живой,
ты всё как девочка, — а я уже тяжёлый
(неповторимый, ласковый, тупой,
бессмысленный, ореховый, сосновый),
самоуверенный, как завуч средней школы, —
нет, выпускник — лесной воскресной — школы,
её закончивший — с медалью золотой.
Любая женщина — как свежая могила:
из снов, из родственников,
сладкого, детей…
Прости её. Она тебя любила.
А ты кормил — здоровых лебедей.
Но детским призракам (я это точно знаю) —
не достучаться им —
до умного — меня…
А ты — их слышишь — тёплая, тупая,
непоправимая — как клумба, полынья.
Стихотворение — простое, как объятье —
гогочет, но не может говорить.
Но у мужчин — зато —
есть вечное занятье:
жён, как детей, — из мрака — выводить.
И каждый год — крикливым, птичьим торгом
я занимаюсь в их — живой — груди:
ту женщину,
наевшуюся тортом,
от мук, пожалуйста, — избавь и огради!
Все стихтворения —
как руки, как объятья.
(…от пуха, перьев их — прикрой меня — двумя!)
Да, у мужчин — другие есть занятья,
но нет других — стихотворений — у меня.
…Ты мне протягиваешь — руку на удачу,
а я тебе — дырявых лебедей.
Прости меня.
Я не пишу, я плачу —
над бедной-бедной — девочкой — моей…
Евгений Степанов
Сакаджавеа (ЖЕНЩИНА-ПТИЦА), ЗАКОЛДОВАННОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ: Книга песен и сказаний. — М., XXI век, 2006.
«Настоящая индейская» поэтесса Сакаджавеа живет в Москве и носит вполне себе русские имя и фамилию — Ольга Ташкеева. На ее счету сборник лирики «Небо восточное» (2003) и энное количество стихотворных подборок в центральной периодике. Если верить Ольге, в ее родословной действительно есть какие-то индейцы (не то по бабкиной, не то по дедкиной линии). В общем, всколыхнулась вдруг в русской поэтессе кровь пращуров с американского материка. И получилась книжка стихов про индейцев.
52 страницы сборника формата А6 заполнены очень даже понятной русской тоской-ностальгией по ушедшей эпохе настоящих индейцев — многие из нас выросли на фильмах с Гойко Митичем: «Я зову вас, мудрые шошоны, / Через все века и океаны. / В океанах — только соль земная, / А века — мимолетящий призрак…».
Стихи неровные. Есть откровенные удачи и столь же искренние банальности. Иногда они чудовищно пафосны — когда погружены в мифологию коренного населения Америки, но чаще всего просто по-женски лиричны и романтичны. Пытаясь задать единую тональность, особую атмосферу всей подборке, Ташкеева примеривает к индейцам разные поэтики и техники. Пожалуй, неоиндейская поэзия как-то не очень стыкуется с силлабо-тоникой, да еще приправленной славянизмами. Не убедительно. Симпатичнее и, если хотите, аутентичнее, когда Сакаджавеа-Ташкеева имитирует наивное письмо: «Уловляя веслами стрелы, / Плывет каноэ. / Сквозь туман, по речным отлогам / Стремится к югу. // Пусть весла почти разбиты, / Но днище цело, / И плывущие к устью живы, / На радость друг другу».
Но самые удачные те ташкеевские стихи, в которых поэт позволяет себе трогательное хулиганство, играется с разными поэтическими традициями, перемешивая их до однородной массы. И тем самым работает на резкое понижение общего романтического пафоса сборника: «У могилы отца / Выросла дикая вишня… / Индеец всегда индеец».
Чем не индейская хокку?! И, кажется, вообще первый подобный опыт.
А лучший, на мой взгляд, текст сборника — затерявшееся где-то в самой его сердцевине бесшабашное четверостишие без названия:
Позвали в Оружейную палату,
Где я была давным-давно когда-то.
Но головой качаю я в ответ:
Я не пойду — там томагавков нет.
По мне, так вот подобные забавные прелестности, будто случайно рассыпанные в книжке, и не дают закрыть «Заколдованное Ожерелье» на полпути к последней 52-й странице.
Евгений В. Харитонов
Елена Сомова, «Зеркало социума»: Стихи. — Н. Новогород, 2006.
Шестой по счету сборник нижегородской поэтессы.
Стихи о любви, природе и прямолинейная до газетной публицистичности социальная критика. Стихи в столбик. В основном. Иногда столбик нарушается лесенкой. Набор простых рифм и образов, подобранных с усердием завсегдатая провинциального ЛИТО. Гладенько, без ошибок, почти без сбоев. Но и без поэтической свежести.
Зачем искать прошлогодний снег,
Любовь сожгла его как могла,
Оставив лиственные слова,
Сухие, словно прощенный грех.
Остался летний угар в крови,
И молнии шар не достиг земли…
Впрочем, среди безыскусного набора поэтических сентенций иногда встречаются и явные удачи: «…Бинокли в стену пялит какаду, / В страницах прессы истинно нетленной / Как наш песок на пляже сокровенный…». К сожалению, эти скачки за очерченный мелком круг шаблона — редки до случайности.
Евгений В. Харитонов