Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2006
Неужто на нашу долю выпало лишь составление сборников, да выпуск тематических номеров журнала? Или же нам следует кратчайшим путем познать самих себя: быть немного алкоголиком, немного сумасшедшим, немного самоубийцей, немного партизаном-террористом…
Жиль Делез
Как это делается
Назову себя Артуром Рембо. Что это значит? Ничего, если я провожу каждое лето в аду. Предположим, что я Рембо. Это значит, что я наркоман, педераст и великий поэт. Варианты. Можно быть наркоманом и великим поэтом. Можно быть педерастом и великим поэтом. Можно быть наркоманом и педерастом. Можно просто быть наркоманом. Можно просто быть педерастом. Можно просто быть великим поэтом. Если я Артур Рембо, я должен пить опиум. Если я Поль Верлен, я должен пить абсент. Абсент — это мутная белая жидкость, от которой становятся импотентами. Если я Поль Верлен, это не имеет значения. Если я Поль Верлен, у меня есть жена и дети. Вот идет караван, везущий слоновую кость и ружья. Верблюды везут на горбах по барханам слоновую кость и ружья. Если я Рембо, я торгую слоновой костью и ружьями. Если я Рембо, я создаю капитал. Если я доживу до седин, стану немцем и возьму фамилию Шпенглер. Буду пить по утрам в мансарде кофе, а вечером смотреть, как в углу сгущаются сумерки над маленькой картой Европы. Буду воспевать Капитал. Буду хоронить Европу. Буду Аполлоном и Дионисом. Буду Ницше. Буду любить сифилисных хорваток. Буду растить в себе сифилис, как эллины взращивали виноград. Буду прививать американскую заразу на эллинскую лозу. Буду любить сифилисных негритянок, а потом мне отрежут ногу. Если я Рембо, мне отрежут ногу. Буду любить негритянок, а потом пусть отрежут ногу. Буду Байроном. Нет, не буду Байроном. Буду Стивенсоном. Буду пить вересковый мед. Буду Джекиллом. Буду Хайдом. Найду свой остров сокровищ. Буду жить под пальмами. Буду жить в раю. И умру в раю. Буду Гогеном. Буду подонком. Буду убийцей. Буду изувером. Буду гасисидом. Буду курить гашиш и резать, резать. Буду вспарывать животы буржуа. Буду насиловать чистеньких девочек, сосущих священнику палец. Буду маленькой девочкой, сосущей палец Рембо. Буду Оскаром Вайлдом. Буду синим небом. Трудно поверить, что под таким синим небом, может быть что-то еще, кроме любви.
Жестокость
Жесткие кости. Жестяные ребра, из которых невозможно создать образ подобия или подобие образа. Где звери, рыбы, птицы и гады, чтобы я мог давать им имена? Все смыло потопом, но туман превращается в радугу. По волнам плывет череп, сохранивший воспоминания. Вещь порождает имя. Имена превращаются в вещи. Так создают новый мир, лучше прежнего, но с недостатком или избытком, чтобы вещи могли умирать, чтобы смерть вещей порождала жизнь и новые вещи. Круговорот вещей в словах. Путь слова среди вещей. Жизнь уходит, становишься жестче и умираешь. Становишься мягче, и Дух наполняет тебя, как воздушный шар. Летаешь, пока не остынешь. Теплое дыхание подымает в воздух. Пламя — цинизм свинцового цеппелина, жестяная коробка, впившаяся в мягкие ребра детей.
Далее
Итак, что будет дальше? Ничто, переходящее в нечто. Чудо. Деяние. Творчество. Ночь, переходящая в рассвет. Звезда любви, клонящаяся к горизонту, вызывая из глубин моря или земли солнечный свет. И мир меняется… Небо светлеет, становясь из черного бархатно-фиолетовым, темно синим… Луна и звезды блекнут и растворяются в нем… Облака на горизонте обвивают радугу странной формы, вздымающуюся и опадающую как волна. Пейзаж, похожий на гравюру, становится цветным, и эти краски то сгущаются, то размываются… И Бог говорит себе — «Хорошо!» (имея в виду, что Он Собой весьма доволен…)
Клео и ночь
Осень. На окраине разваливающейся империи, после очередного мятежа и резни в столице, опадают листья. В чайном домике сидит безумец и пишет отчет о проделанной работе. Драгоценные камни сверкают на игральной доске. Ветер шевелит отрезанные уши рабов и деревьев. Появляется бородатый боров в черных очках и берете с кокардой, волоча за собой связку баранок и стадо баранов. В небе плывет одинокий дракон, отрыгивая облака и яблоки. Панцирь черепахи рассыпается в прах, и тысячи короедов набрасываются на останки фарфора. Устрицы тонут в чайнике. Растет цена на гобелены и бивни единорогов. В окна въезжают мраморные слоны и кислые канарейки на конвейерной ленте. Саблезубые рыбки распускают павлиньи хвосты и поют соловьиные песни. Блюз русалки на сковородке. Чай с молибденовой стружкой — горячая ртуть — молоко с керосином. Безумец снимает узду, седло и попону с потного ангела. Волосы падают на пол, обнажая стальные заклепки черепа. Резиновые губы и запах мяты. Змея ласкает пульверизатор. Цезарь демонстрирует свои раны Христу. «Где же ты, Брут?» — стонет под негром краса Египта.
Мощнее льва и слаще меда
Сынишка дядюшки Сэма приснился спящему льву — огромный мужик разорвал зубастую пасть, обрамленную рыжей шерстью (Пр. — на самом деле лев просто зевнул, что-то хрустнуло, и зверь впал в летаргию). Но вместо мух, поражающих мертвую плоть, сотни пчел поселились в бесчувственном теле. Они собирали в бескрайних полях сладкую пищу развратных богов.
Лилия долин отдала им свою горькую влагу.
Солнечный свет — это яд, порождающий мед, гад с соловьиным жалом, яблочный сок на раздвоенном языке, молоко на устах, шепчущих истины, радуга Мебиуса, свернувшаяся в клубок, вечная смена кожи, конец и начало, шкура рыжей коровы, распахнутый львиный зев, источающий патоку.
Старик на таможне расспрашивал моряков, что они видели в дальних странах. Матросы курили сладкие травы с загадочных островов, где цветы похожи на мотыльков, мотыльки на цветы, а страшный зверь ласкает окровавленным языком лоно черной царицы. Старик рисовал баобабы и дирижабли, а вместо названий писал стихи. Потом он умер.
Спящий лев изучал картины, читал стихи, слушал музыку неоновых джунглей, сотрясающую горящие пальмы. Мед сочился из пасти, глаз и ушей, шерсть сверкала на солнце, лунный свет окружал сиянием груду мягкого золота. Голодные гиены, увидев его в ночи, сходили с ума и, воя от горя, убегали в поисках тухлой падали — горящие глаза, смрадные пасти и ужас, застывший между свиньей и собакой, — ужасная мысль о том, что если живой шакал столь ничтожен в сравнении с мертвым львом, то что же будет с мертвым шакалом, когда лев воскреснет.
Огненный червь
Сияющие синие черви извиваются в теплой золе. Мокрая философия переливается. Из одного пустого черепа в другой, не менее пустой, стекая по рожам, оскаленным в муторной тьме тлетворных совокуплений. «Почему я не стал никем и ничем», — говорят они, — «потому что не знал, ни кто я, ни что я, и не пытался понять, кто я и что я, и кем или чем я мог стать, если бы знал». Двадцать четыре буквы греческого алфавита образуют тысячи слов, имеющих смысл при наличии в них только двух — первой и последней. Логос состоит из двух звуков. Все прочее — мычание скотов, двадцать две разновидности звуковых извращений, порождающих вербальный бестиарий. Блаженны ищущие нечто, ибо они найдут иное. Он поймал ее в коридоре и укусил за ухо. Она отверзла свои немые уста и проглотила слюну, сгусток крови и золотую сережку.
Бред
Я выхожу на улицу, иду, еду, лечу, прихожу туда, где есть близкие люди. Я отдаю им себя, они вдыхают меня, и меня больше нет. Я — дым, я — пепел, я — прах и туман, я вечная жизнь в смертном теле. Вдох и выдох. А другие стоят в стороне, пьют свое гнусное пиво, мечтают стать Игги, стареют от мыслей и боятся снов. Они боятся, что я возьму бритву и выпущу из них тухлую кровь. Они берут бритву и сходят с ума от ее блеска. Я смеюсь над ними и плачу над ними, я люблю их, хотя меня и тошнит от них. Бабушки пекут куличи, красят яйца и даже не знают, что это значит. Мальчики носят ножи и пистолеты, но это не делает их сильными. Дедушки пьют водку и вспоминают «отца народов». Девочки жмутся к предметам, гладят собак и завидуют кошкам. Консервная банка с людьми летает в космос. Атомные субмарины лежат на дне. За стеной визжат две гитары… Деньги, деньги, деньги…
Путь воина
Воин оставляет Отца и Невесту, чтобы идти в поход и погибает в битве. Отец от горя становится Мудрым Змием, Невеста дает обет безбрачия. Кровавый мертвец в Океане Воздуха. Сражается с Женщиной в Белом из Пурпурного Храма и Старым Мудрым Синим Червем из Дворца Нирваны. Но Слово Любви поглощает Премудрого Змия, Святой Дух Надежды овладевает Девственницей, Вера в вечную жизнь через Сына-Отца и Мать-Дочь воскрешает Кровавого Мертвеца. Святое Семейство в сборе (La Sagrada Familia). Семь ангелов (похожих в битве на демонов) верно им служат.
Красная Шапочка
В этом городе самая страшная вещь — неоновая реклама кондитерской — извилистый кровавый путь инфернальной девочки, несущей сквозь ночь свой адский пирожок. Лучший вид на эту изограмму…
Раньше над немцами смеялись за их слюнявую сентиментальность и претенциозную глупость. Теперь их боятся. Они не обрели ни уважения, ни самоуважения. Но ужас перед примерным семьянином, управляющим заводом смерти, компенсирует его собственный ужас перед женщиной — той самой белокурой бестией, которая методично убивает мужа, рожая ему детей. Несчастный Серый Волк обречен рисовать хвостом на лесных тропинках свастики и выть на луну — Siеg Hail! И никто его, кроме вечно девственной и бесконечно порочной луны не любит…
Любовь
При любом развитии событий и на любом уровне это единство существ не может быть разорвано или осквернено. Сущность этого природного явления такова, что оно не может исчезнуть или прекратить свое действие, сохраняясь в любых формах и проявлениях. Более того, оно распространяется в соответствии с десятым тезисом Хуэй Ши, на все предметы, включая Гуан Чжоу, сохранившего эту мудрость для вечности. Неисповедимы Пути Господни — великое Дао, следующее самому себе. Вчера у меня всю дорогу домой развязывались шнурки на ботинках, и я был счастлив…
Шизофрения
Проблема адекватного восприятия реальности — основной вопрос современной западной цивилизации. Если верить Шопенгауэру (и Гаутаме), реальность — не мир как таковой, а наше о нем представление. Понятие «нормы» являет собой набор личных представлений, не вызывающих сомнений у всех без исключения лиц, способных к их выражению и восприятию. Но нам известно, что большинство лиц, заявляющих о своих представлениях, не способно к восприятию представлений, выражаемых другими лицами, и мы вынуждены исключить данные особи из расчета. Таким образом, «нормой» мы вынуждены будем считать идентичные представления немногочисленной группы лиц, известных как «великие художники», «философы» и «творцы» (этой самой реальности). Эта норма подразумевает «ненормальность» основной человеческой массы, которая имеет свою «норму» и считает элитарную норму «шизофренией» («узким умом»). В свою очередь вневременная и внепространственная элита считает «норму» масс «паранойей» («псевдомышлением»). На самом деле речь здесь может идти о двух основных типах «разумной жизни» — двух разных способах взаимодействий внутри черепной коробки. В то время, как паранойяльные массы растворены в своих собственных представлениях о времени, пространстве и их взаимодействии, шизофреническая элита включена во взаимодействие своих представлений о взаимодействии своих представлений вне времени и пространства, включаясь в представления о времени и пространстве только тогда, когда они угрожают этой деятельности. Согласно ранне-христианской концепции интеллектуальная и физическая деятельность равноценны по результатам, но абсолютно не сопоставимы по затратам энергии. Два-три интеллектуала (с Божьей помощью) за несколько секунд (время, как уже упоминалось, не имеет значения) способны произвести работу, на которую многомиллионной массе требуются многие годы. В некоторых случаях возможны результаты, человечеству в целом вообще не доступные. В качестве примера могу привести создание группой заинтересованных лиц кометы Шумейкера-Леви с целью бомбардировки Юпитера, чтобы насладиться зрелищем изменяющего форму «красного пятна». Подобные результаты достигаются исключительно силой веры, бескорыстием и любовью к прекрасному, и никому не могут повредить. Об этом заботится Провидение — точный расчет по принципу «сто тысяч раз отмерь, а разрежется все само собой».
Смысл поэзии
Современная поэзия — это система установления семантических связей во времени и пространстве (когда Орлеанская Дева оказывается нью-орлеанской девкой) и устранения связанных таким образом явлений из пространства и времени (когда Спасительница Франции вместо того, чтобы сгореть на костре своих неосуществленных желаний, уподобившись блуднице из Магдалы, встречает Спасителя). Если раньше поэзия занималась привнесением Вечного в этот мир, то теперь она это Вечное из него извлекает. Ибо мир этот Вечности недостоин…
Берлин
Давным-давно, когда на Марсе цвели яблони, а под одной из них сидел в позе лотоса Будда Гаутама, в Берлине поссорились два антропософа. Один был просто псих, а другой — знаменитый русский поэт. Псих был немец и ненавидел теософов, а русский просто не читал Фрейда. Он был поэт и мог летать, пока не выяснил путем сложных математических вычислений, что ритм и метр не совпадают в силлабо-тонических виршах. Он стал пытаться писать вирши так, чтобы ритм и метр совпадали, но не смог больше создать ни одного поэтического текста. Он разучился летать и поэтому набил немцу морду. До этого у немца было лицо, но после драки оно превратилось в морду. Китайцы в таких случаях говорят, что человек потерял лицо, а русские различают три степени перемен: 1) набить на лице рожу (это заболевание кожных покровов поддается лечению), 2) набить на этом же месте морду (что уже необратимо) и 3) превратить морду в жопу. О последствиях подобных действий русские не думают, а некоторые китайцы считают, что рукоприкладство карается при реинкарнации отсутствием рук, ног и человеческого облика. Антропософы и теософы по этому поводу придерживаются такого же мнения, но русские не верят ни в Бога, ни в черта, ни в Блаватскую.
Апология пива
Вот простая и грустная сказка о том, как поспорили между собой солдат удачи и укладчик асфальта. Оба они искали счастья. И не нашли. Солдат удачи озлобился на весь мир и решил жениться. А укладчик асфальта убил подругу, разрезал ее на кусочки, завернул их в полиэтилен, закопал на дороге, а потом положил сверху асфальт. Солдат удачи был прав, а укладчик асфальта виноват, хотя спорили они о том, что лучше — пиво или кока-кола.
Мудрость века сего
Как говорил один жилец вершин с огромным задом, глядя на падающего в пропасть альпиниста и сжимая в ветвях косматых ног ароматный персик долин, «каждый человек должен в своей жизни прочитать книгу, срубить дерево и посадить сына». Каждый раз, закуривая сигарету, я думаю, что должен был выпрыгнуть из самолета без парашюта, подняться вверх по Ниагаре, найти в дебрях Амазонки буддийский храм и только тогда получить истинное наслаждение и почувствовать разницу между разбавленным спиртом и ледяной водой в каютах «Титаника».
Ключ
Каждая вещь — это ключ к тайне, но при этом она таинственна сама по себе, а ключом к ней является другая вещь, представляющая собой очередную тайну, которая в том, может быть, и состоит, что вещь эта — ключ к некой тайне. Подобный принцип устройства мироздания истязает ничтожный человеческий разум и оберегает Вселенную от разрушительных попыток узнать, «что там внутри». Киту и амебе хватает ума заниматься решением своих личных проблем и не лезть в космос или муравейник. Они достаточно умны, чтобы не строить атомных электростанций, создавая возможность сунуть конечности в розетку. Безумные фантазии Ноmo — это единственный источник знаний Бога о Самом Себе и единственное оправдание существования глиняных комков.
Владимир Межера — прозаик, художник. Родился в 1963 году. Печатался в «Антологии русского верлибра» и в региональных изданиях.