Пьеса
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2005
Действующие лица
Гарри
Доко
Мэто
Луко
Люба
Картина первая
Заброшенная железнодорожная станция, где живут несколько бомжей. Мэто сосредоточенно складывает вдоль и поперек нотные листы и разрезает их ножом. Временами читает чье-то имя: Бетховен, Бах, Герберт фон Караян и т. д. Потом открывает дверь туалета, собирает в стопку листы и прибивает их к стене гвоздем. Смотрит на часы и стучит в окно.
Мэто (громко). Выходите! Поезд идет!
Бомжи с чемоданами выходят на перрон. Луко в старой форме железнодорожника, Мэто босиком.
Мэто. Живее! Подвиньте вещи вперед, пусть думают, что мы пассажиры. Хорошо. Встали в ряд! Улыбнулись. Итак, поезд остановился, и мы… Что делаем?
Люба. Неужели он остановится?
Мэто. Допустим. Это же репетиция. Итак, поезд останавливается, и мы… Я спрашиваю, что делаем мы?
Луко. Остановится – не остановится, двери же не откроются.
Люба. Хоть что-то съедобное бросят.
Луко. Я не нищий. Я железнодорожник!
Люба. Ты был железнодорожником. Теперь — нищий.
Луко. Потому что вы мне не платите за аренду. Нахлебники.
Мэто. Станция не твоя.
Луко. Я здесь работал.
Мэто. Ты работал, а командую я.
Луко. Ты?
Мэто. Да, я.
Луко. Я всю свою жизнь начальником служил.
Мэто. Ну и что, теперь я командую. Итак, поезд подъезжает, и мы… Поезд останавливается и…
Луко. Он не остановится.
Мэто. Замолчите! Так нельзя работать! Прошу тишины… тишины и концентрации. Итак, поезд останавливается, мы входим в купе, меняем пустые чемоданы на полные, выходим.
Люба. Будут бить.
Мэто. Не прерывай репетицию! Нет, так нельзя работать. Начинаем. Все сначала!
Бомжи неохотно возвращаются в здание станции, забирая с собой чемоданы.
Мэто (под нос). Нет, так нельзя работать. На слово «поезд» они должны…
Бомжи быстро выскакивают на перрон.
Мэто. Куда? Куда помчались?
Луко. Ты же сказал «поезд»?
Мэто. Но я не сказал, что идет. Начинаем все сначала.
Бомжи, тихо возмущаясь, снова возвращаются в здание станции.
Мэто (в сторону). Откажусь. С такими людьми невозможно работать… (Громко.) Поезд идет! (Бомжи снова выходят, спотыкаясь в спешке.) Чемоданы подвиньте вперед! Так! Выровняли ряд! Улыбнулись! Так! Поезд останавливается. Двери открываются. Люба, беременная молодуха из захолустья, садится в поезд, заходит в купе рядом с сортиром…
Люба разыгрывает эту сцену без слов, тем временем сильно выпивший Доко падает на землю.
Мэто. Стоять, Доко! Стой как пассажир! (Доко поднимается и опять падает.) Стой, тебе говорят! Хватит оплакивать медведицу! Итак: Люба кладет чемодан на полку рядом с другими… Покажите! (Бомжи поднимают свои чемоданы вверх, имитируя багажное отделение вагона.) Положив чемодан, Люба начинает тихо скулить, вызывая сострадание у пассажиров. Тогда у окна появляется Луко Луков, супруг Любки, и говорит: «Не бросай меня, Люба!»
Луко. Не бросай меня, Люба!
Мэто. Ну, ладно, это мы сделаем потом… Так: Люба плачет сильнее, вызывая еще большую жалость. Тогда Доко начинает петь песню: «Доко явился на свет с раной в груди…»
Доко (поет). Доко явился на свет с раной в груди…
Мэто. Песню сделаем потом. Так, услышав песню, все пассажиры поворачиваются в сторону Доко. Тем временем Люба поднимается, берет чемодан… Но, заметьте, берет не свой чемодан, а чужой и выходит. Вот и все. Просто и ясно. Вопросы есть?
Люба. Поезд идет! (Слышен звук приближающегося поезда.)
Мэто. Чемоданы! Смирно! Подровнять ряд! Улыбнулись! Хорошо!
Поезд с грохотом проезжает.
Луко. Опять не остановился!
Из окон выбрасывают остатки бутербродов, пластмассовые бутылки и т. п. Бомжи оберегают головы руками. Полупустая бутылка попадает в голову Любы, та хватает ее и, не выпуская из рук, падает. Поезд уезжает. Бомжи матерятся и пытаются выдернуть бутылку из рук Любы.
Люба. Не дам! Бутылка моя.
Мэто. Все с поезда — общее.
Люба. Да, но попало-то в меня.
Мэто. Ну, ладно, выпивай сама.
Люба. Я же не алкоголичка!.. (Наливает Доко.) Не ной, на, выпей! Мертвые мертвым — живые живым.
Доко. О, горе, горе мне без Линки. Знаешь, как мне больно?
Луко. А когда меня бутылью с поезда садануло? Тоже было больно… Полной бутылью «Смирнофф»! На, посмотри! (Снимает фуражку и показывает на шрам.) А очнулся — все выпито.
Люба. Мы же… Думали, что тебе каюк.
Мэто. Нас всех угробят здесь. Уничтожат! Пора сматываться отсюда. Сядем на поезд и выйдем на настоящей станции…
Люба (вздыхает). Да неужто нас туда пустят?
Мэто. Я музыкант, меня везде пустят.
Люба. И Доко музыкант.
Мэто. Доко ходил с дрессированным медведем и одну только песню знает. А я знаю ноты.
Люба (удивленно). Что?
Мэто. Я знаю ноты. Вот они. (Указывает на нарезанные листы.)
Люба. Зачем ты их покромсал?
Доко. Для сортира, как зачем…
Мэто. Чепуха. Я их нарезал, потому что знаю наизусть.
Луко. А я расписание знаю наизусть. Шестьсот двадцать семь железнодорожных станций.
Мэто. Ну, раз ты знаешь ноты, то скажи, сколько их…
Луко. Сколько?
Мэто. Только на этих листах их тысячи… Меня называли Маэстро… Маэстро Мэтонян.
Люба. Ты был армянином?
Мэто. Был и буду. Я дирижировал Бетховена, Баха, Фейербаха…
Луко. Подожди, ведь Фейербах был философом?
Мэто. Все равно. Я и философию изучал.
Луко. Философию ты не изучал.
Мэто. Изучал. У меня два высших образования.
Луко. Где ты учил философию?
Мэто. В консерватории. Я закончил консерваторию.
Люба. А мне говорил, что ты закончил в психиатрии.
Мэто. Да, это так. Я окончил две академии. Даже в тюрьме сидел, это cамый главный университет, а теперь кто я? Начальник забытой станции.
Луко. Ты не начальник. Начальником был я.
Мэто. Но вы же сами пригласили меня начальником.
Луко. Кто тебя приглашал?
Мэто. Вы же сказали, что дела идут плохо…
Луко. Никто тебя не звал, ты сам пришел и предложил…
Мэто. Да, но вы согласились и наняли меня менеджером за бутылку в день.
Люба. Тише! Поезд идет!
Слышен шум приближающегося поезда.
Луко. Поезд не по расписанию?
Поезд проезжает с грохотом, сыплется мусор. Бутылка ударяет Доко, и он падает без сознания. Поезд уезжает.
Люба (кричит). Убийцы!
Луко. Это не жизнь. Я ухожу отсюда! Беру расписание на Копенгаген и выйду только в Рейкьявике.
Люба. Убийцы!
Мэто (задетый). А мы, убийцы, не люди, что ли?
Люба. Прости, нервы сдали. Хоть бы бросали полные бутылки… (Плачет.) Даже толком напиться — и то нельзя ! Никто здесь не останавливается.
Мэто. Гады! Я точно прибью кого-нибудь из них, но не знаю кого. (Смотрит в сторону Луко.) Очень скоро…
Люба. Они не останавливаются. Никто не останавливается здесь!
Мэто (сердито). Да кто же здесь остановится! Вы посмотрите на себя. На что вы похожи? Кому захочется с такой швалью иметь дело? А станция — помойная яма! Им еще аренду подавай…
Луко. Да, мусор надо убрать.
Мэто. Станция должна блестеть как новая! Тогда машинист подумает, что она настоящая, затормозит и скажет: «Твою мать!»
Люба. Ну ладно. Допьем бутылку и начнем.
Мэто (выпивает глоток и пускает бутылку по кругу). Да, допиваем бутылку и начинаем. Эта станция должна блестеть…
Доко (отпивает глоток). Эта станция должна блестеть…
Луко. Эта станция должна блестеть…
Люба. Эта станция должна блестеть…
Мэто. Луко, ну-ка повтори еще раз, какой наш поезд.
Луко. Поезд 29-81 на Будапешт. В Варшаве пересадка на Берлин и Гамбург. От Гамбурга на Копенгаген и Рейкьявик. Последний вагон едет в Осло, Стокгольм. Итак, повторяем: Будапешт, Варшава, Берлин, Гамбург, Копенгаген, Рейкьявик, Осло, Стокгольм… И обратно: Стокгольм, Осло, Рейкьявик, Копенгаген, Гамбург, Берлин, Варшава, Будапешт…
Они засыпают, а вдали слышен поезд.
Картина вторая
Луко раздает всем новые фуражки железнодорожников.
Луко. Они примут нас за железнодорожников и остановятся.
Мэто. А что, обуви нет?
Луко. Нет. На складе только фуражки были.
Мэто. Я босой, а он мне фуражку сует… (Бросает фуражку.)
Люба. Поезд! (Шум приближающегося поезда.)
Мэто. Быстро! Чемоданы вперед! Смирно! Выровняли ряд! Улыбнулись! И ты, Доко!
Доко смотрит на них со злостью.
Мэто. Доко?
Доко. Ты кто такой, твою мать? Где я, черт возьми? (Оглядывается с недоумением.)
Луко. Поезд остановился! (Шум тормозов.)
Люба. Доко протрезвел. Берегись, Доко протрезвел!
Мэто. Доко?
Доко. Ты кто такой? (Берет металлический стержень.)
Люба. Протрезвел!
Луко хватает Доко сзади, а Люба заливает алкоголь ему в рот. Тот стоит несколько секунд, затем его взгляд проясняется. Доко широко улыбается и раскрывает руки.
Доко. Мэто! (Обнимает его и падает.)
Луко. Поезд тронулся…
Мэто. Поднимите Доко! (Поднимают его и держат, чтобы не упал.)
Мэто. Ну что это такое? Из всех поездов один встал, и именно тогда Доко возьми и протрезвей как… Не буду говорить, как что. Нет, так нельзя работать. Я ухожу. Отказываюсь от контракта и ухожу…
Луко. Поезд идет!
Мэто. Пусть идет, все равно ведь не остановится. Сейчас у нас занятие по дисциплине. Ответьте мне, кто должен следить, чтобы Доко был всегда пьян?
Луко. Я должен, но выпивка кончилась…
Мэто. Почему не взял у Любы?
Луко. Я попросил у нее, но она не дала.
Мэто. Нет, так не пойдет. Настоящая команда должна быть дружной и делиться выпивкой до последней капли…
Луко. Поезд останавливается! (Шум тормозов.)
Мэто. Чемоданы! Быстро! Улыбки! Так, хорошо…
Люба. Неужели остановился?!
Мэто. Твою мать!
Луко (протирает глаза). Международный?!
Слышен звук открывающейся двери.
Луко (кричит). Берегись! Что-то падает!
На перрон с шумом падает большой сундук, и поезд уезжает. Все окружают сундук.
Луко. Опять выбросили какой-то мусор…
Люба. Может быть, в нем одежда?
Мэто. А, может, и деньги?
Луко. Кто будет выбрасывать из поезда деньги?
Мэто. Как кто? А если кто-то ограбил банк, а на следующей станции — полиция!
Люба. Давайте посмотрим.
Мэто. Посмотрим… (Открывает сундук, оттуда вылезает пьяный бомж в старом фраке и цилиндре.)
Мэто. Твою мать! Что за трубочист?
Гарри. С… Стокгольм?
Луко. Что?
Гарри. Это Стокгольм?
Мэто. Да пошел ты!
Пьяный падает на землю.
Люба. Этот еще хуже нас. (Подает ему стакан.) Пей, придурок! Пей!
Мэто. Один мусор сюда сбрасывают. Хотя туфли ничего.
Человек выпивает стакан залпом и поднимает голову.
Гарри. Я еду в…
Мэто. Ты едешь туда… куда и мы.
Гарри. Пардон. (Снова выпивает, вздрагивает, и у него во рту появляется яйцо. Все с удивлением смотрят. Мужчина чистит яйцо — оно вкрутую. Берет нож, режет яйцо и закусывает.)
Мэто. (удивленно). Ну даешь!
Гарри. Пардон (отрыгивает, выплевывает яйцо и кладет его в сторону. Луко берет яйцо, ударяет его, оно растекается.)
Гарри. Это… две формы жизни: мертвая и живая. А это… (Снова вытаскивает изо рта яйцо.) А это третья форма, в которой вы и пребываете. (Бросает яйцо с отвращением. Оно лопается, и все зажимают пальцами нос от запаха.)
Мэто. Болтун!
Гарри. И вы такие же!
Мэто. Вот как! А сам-то ты кто?
Гарри. Я…
Он подносит стакан, и Люба ему наливает.
Гарри. Я шоумен.
Мэто. Что?
Гарри. Шоумен. Я творю иллюзии.
Люба. Что ты творишь?
Гарри. Иллюзии.
Люба. А это что такое?
Гарри. Иллюзия — это соль земли. Еще Цезарь сказал, что народу нужен хлеб и… что, я вас спрашиваю?
Люба. И водка.
Гарри. Нет. Народу нужны хлеб и зрелища. А ты знаешь, кто такой Цезарь?
Люба. Да. Он…
Мэто (Любе). С незнакомцами не разговаривай.
Гарри. Тебе и не надо знать, кто такой Цезарь. А вот что говорит по этому вопросу Маркес…
Люба. Я Маркса знаю.
Гарри. Не Маркса, а Маркеса. Габриэля Гарсия Маркеса. «Сто лет одиночества». Страница 234, восьмая строчка: «И однажды в Макондо приехал»… Что приехало, спрашиваю я, а Маркес отвечает — цирк, это Маркес отвечает, а не я.
Люба. М-да, цирк. Цирк — это вещь.
Гарри. А вот что говорит Шекспир. Мир что, спрашиваю я, а он отвечает — мир…
Люба. Станция?
Гарри. Весь мир — подмостки. Понятно?
Луко. Да.
Гарри. Ничего вам не понятно.
Мэто (обидевшись). Подождите, я… Я Маэстро фон Мэтонян.
Гарри. Маэстро кто? (Его душит смех, он кашляет, достает изо рта яйцо.) Есть что-нибудь выпить?
Люба. Всё выпили.
Гарри. Плохо. Очень плохо! Когда нет выпивки, нет и иллюзий. Спокойной ночи.
Он входит в здание станции, и слышно, как он падает на пол и сразу начинает храпеть.
Затемнение.
Картина третья
Утро. Все на перроне спят. Мэто просыпается, его трясет от холода, он растирает босые ноги. Смотрит на забытый шоуменом нож, берет его и решительно входит в зал ожидания. Остальные, уже проснувшись, смотрят на него с ужасом. Через несколько минут он выходит с желтыми ботинками Гарри в одной руке и с фраком в другой, что-то ищет.
Мэто. Денег нет.
Люба. Ты что, его убил?!
Мэто. А что, мне босиком ходить?
Луко. Теперь жди транспортную полицию!
Мэто. Зашвырнем его в товарный. (Роется в карманах.) И документов нет… А ведь яйца он вытаскивает из карманов. (Вытряхивает яйца, и они разбиваются от удара о землю.)
В этот момент дверь зала ожидания открывается и оттуда выходит человек с ножом, вогнанным по самую рукоятку в живот. Его руки трясутся с похмелья.
Гарри. Выпивка есть? Прошу вас!
Все смотрят на него с ужасом. Мэто падает в обморок.
Гарри (кричит умоляющим голосом). Пива! Холодного пива!
Люба. Пиво есть, но теплое.
Гарри. Холодное, давай.
Люба роняет коробку.
Люба. Пиво-то как лед. Надо же!
Гарри. Давай! (Пьет, не замечая ножа в животе.) Вы кто такие?
Люба. Мы…
Доко. Мы… Я… Моя медведица умерла.
Гарри (смотрит на него сосредоточенно). Ты Доко Доков?
Доко. Я… я ничего не сделал. Он… (Указывает на лежащего Мэто.)
Гарри. Нет, не он. Ты избранный.
Доко. Для чего я избран?
Гарри. Увидеть все до конца.
Доко. Я ничего не видел. Я спал… Моя медведица умерла… Линкой ее звали.
Гарри. Доко Доков — очень хорошо. У всех великих оба имени начинаются с одной и той же буквы: Гарри Гудини, Федерико Феллини, Чарли Чаплин, Пабло Пикассо.
Доко. Бриджит Бардо.
Гарри. Ах, да, медведица…
Доко. Она умерла, прямо на моих глазах.
Гарри. Медведица не умерла.
Доко смотрит в шоке.
Гарри. Не гляди на меня так — она там. (Показывает на дверь зала ожидания.) Иди посмотри.
Доко. Но она мертва?!
Гарри. Сказал тебе — иди посмотри!
Доко, пугливо озираясь, входит в зал ожидания. Все в напряжении ждут, а Гарри берет свои ботинки и уходит.
Доко (входит). Там медведица! Билеты продает! Куда ты едешь, спрашивает, никуда, отвечаю я.
Луко (заглядывает в зал ожидания). Там никого нет.
Доко. Куда ты едешь, спрашивает. Никуда, отвечаю я. Нет, говорит она, ты едешь. Вот тебе билет…
Люба. Доко, что это у тебя в руках?
Доко только теперь увидел, что держит в руках.
Люба. Билет! (Выхватывает его.) Билет! (Показывает его Луко.)
Луко. Билет на двадцатое августа! И штемпель сегодняшний, блин.
Гарри входит со старым аппаратом Морзе в руках, на который он положил старую любительскую ленту.
Гарри. А теперь посмотрим один очень редкий фильм. (Они смотрят на него с недоумением.) Так уже лучше. Начинаем. (Начинается показ, которого мы не видим. Все, как под гипнозом, смотрят на луч света.) Вы видите великого мастера магических исчезновений Гарри Гудини, спасающегося от смерти. Вот он приближается к металлическому ящику и ложится в него на глазах изумленной многотысячной публики. Среди толпы выделяется священник: «Гудини, ты играешь с проклятием!»Заваривает ящик. Спускает его в океан. Проходит минута, две, три… Женщины кричат, матери закрывают глаза детям, у мужчины течет кровь из носа… В толпе назревает общий апокалиптический крик. И в этот момент Гарри Гудини выплывает из воды. Великий Гарри Гудини, который избежал смерти. Вот и все. Завтра последует вторая серия. (Выходит.)
Люба (смотрит ему вслед). Подождите.
Гарри. Что?
Люба. А как Вас зовут?
Гарри. Гарри.
Люба. Гарри Гудини.
Гарри. Можно и так сказать… (Выходит.)
Картина четвертая
Утро. Все сидят в ожидании Гудини. Говорят шепотом. Мэто курит с мрачным видом.
Люба. Сейчас он проснется и покажет вторую серию. Интересно, что там будет?
Доко. Куда едешь, спрашивает. Никуда, отвечаю. Нет, говорит, едешь. Вот твой билет…
Люба (наливает Доко). На, пей! Давай, а то опять протрезвеешь.
Луко (рассматривает билет). Медведицу я не видел, но билет с сегодняшним штемпелем!
Люба (пьет). Мне страшно! Пью, пью, а напиться не могу. Из него нож торчит, а он — пиво пьет.
Мэто. Нож как-то между кишками прошел. Но он все равно умрет, это ясно. Завтра же его не будет.
Люба. А пиво ведь замерзло!
Луко. Дату можно поставить только в автомате.
Доко. Куда едешь, она меня спрашивает. Никуда, отвечаю я. Нет, говорит, ты едешь. Вот твой билет…
Они снова смотрят на дверь, через которую вышел Гарри Гудини.
Люба. Его еще нет.
Мэто. Умер. Инфекция — и привет!
Доко. Куда ты едешь, она меня спрашивает. Никуда, отвечаю я. Нет, говорит, едешь. Вот твой билет…
Луко. А фильм был неплохой.
Люба. Хороший был фильм. Я люблю фильмы про любовь.
Луко. Он не про любовь.
Люба. Про любовь.
Луко. Нет, не про любовь.
Люба. Про любовь. Все фильмы про любовь.
Луко. Тихо. Он проснется.
Люба. Шшшшш!
Мэто. Что еще за фильм? Что за фильм вы смотрели?
Доко поднимает с земли окурок, зажимает зубами и долго роется в поисках спичек. Наконец находит, открывает коробок и заглядывает внутрь.
Доко. Медведица! (Все в испуге вскакивают.)
Мэто. Где она?
Доко. Внутри. В коробке. (Показывает на коробок и разговаривает с кем-то, находящимся внутри.) Да, это я. (Наклоняет ухо к коробку.) Куда едешь, она меня спрашивает… (Отвечает громко.) Никуда. (Опять наклоняет ухо.) Нет, говорит она, едешь… Вот твой билет…
Он берет билет из коробка и подает его Луко.
Луко. Билет на двадцатое августа! С сегодняшним штемпелем.
Доко (к коробку). Линка! Линка!
Мэто (смотрит в коробок). Идиот! Да ты совсем с ума сошел. Где ты видишь медведицу? А? Давай ее выбросим! (Бросает коробок в мусорный ящик. Оттуда слышен мощный медвежий рев и выходит Гарри Гудини с ножом в животе — по самую рукоятку. Он раскрывает ладонь, в ней — коробок.)
Гарри. Кто бросил спички?
При его появлении Мэто снова падает в обморок.
Доко (показывает на Мэто). Он.
Гарри. Вы думаете, что медведица исчезнет. Так, что ли? Не исчезнет — она в вас самих. И исчезнет только вместе с вами. Да, материя исчезает, но только вместе со своими свидетелями, то есть с вами. Понятно?
Люба. Понятно.
Гарри. Ничего вам не понятно. Эта философия не для таких алкоголиков, как вы, которые и исчезнуть хотят и остаться — одновременно.
Люба. Мы… мы хотели только сменить станцию.
Гарри. Каждая станция становится частью самого человека, как только он выходит на ее перрон. Поэтому единственная форма бегства — это иллюзия.
Люба. Как скажете, господин Гарри.
Гарри. Да, иллюзия. Но не эта. (Он вытягивает бутылку из рук Любки и кидает ее.) И не эта. (Вынимает яйцо изо рта.) Даже не эта. (Вытаскивает нож из живота и забивает его по рукоятку в сердце.) Исчезновение возможно только путем высшей иллюзии. Той иллюзии, которая происходит здесь. (Показывает на свою голову.) Ипревращает материю в дух. И тогда, освободившись от материи, каждый постигает то, о чем мечтал. Там, в прекрасном мире духа!
Люба. Мы, мы…
Гарри. Да. Вы исчезнете, потому что вы избраны. Я вас искал целую вечность и, наконец, нашел.
Луко. Я… я.
Гарри. И ты. И он. (Показывает в сторону Мэто.)
Мэто (приходит в себя). Я знаю ноты, господин Гудини. Вот. (Подает ему разрезанные нотные листы.)
Гарри. Что? (Берет листы.) Людвиг ван Бетховен, Симфония номер девять? (Гудини начинает петь по нотам.) Фа. Фа, соль, ля, ля, соль, фа, ми, ре, ре, ми, фа, фа, ми, ми, фа, фа, соль, ля, ля, соль, фа, ми, ре, ми, фа, фа, ми, ре, ре. Ми, ми, фа, ре, ми, фа, соль, фа, ре, ми, фа, соль, фа, ми, ре, ми, ля. Фа, фа, соль, ля, ля, соль, фа, ми, ре, ре, ми, фа, фа, ми, ре, ре. (Ода его воодушевляет.)
Гарри. Alle zusammen!
Он поднимает руку, в ней появляется дирижерская палочка. Мощно вступает оркестр, и все уверенно начинают исполнять оду на немецком языке.
Freude, shoner Gotterfunken,
Tochter aus Elysium,
Wir betreten feuertrunken,
Himmlishe, dein Heiligtum!
Deine Zauber binden wieder,
Was die Mode streng geteilt;
Alle Menshen werden Bruder,
Wo dein sanfter Flugel weilt…
Люба (удивленная). Я… я пела по-немецки?
Луко. И я?
Люба. И Доко пел по-немецки?
Гарри. Да. Каждый из нас — часть Бетховена, и Бетховен — часть нас самих. (Он показывает на небо.) Каждый содержит в себе дух Мира и при своем исчезновении снова растворяется в нем.
Затемнение.
Картина пятая
Утро. Гудини выходит с ботинками в одной руке и с пустым стаканом в другой. Он трясется с похмелья. Стучится в дверь.
Гарри. Прошу вас! Прошу.
Луко. Что такое?
Гарри. Есть что-нибудь выпить? Пива, пожалуйста!
Люба (выходит, а вслед за ней — Мэто). Пива нет. Кончилось.
Гарри. А что-нибудь другое есть? (Смотрит на бутылку Мэто.)
Мэто. Нет, это мое…
Гарри. Возьми эти ботинки. Ты молодой, у тебя будущее…
Кладет ботинки перед Мэто и протягивает ему свой стакан. Мэто наливает ему. Он выпивает залпом и снова подставляет стакан.
Мэто. Все, больше нет.
Гарри. Иди купи!
Мэто. На что?
Гудини вытаскивает банкноты из кармана Мэто.
Гарри. Вот, на.
Мэто удивленно смотрит на водяной знак банкноты.
Мэто. А повторить можешь?
Гарри. Могу. (Достает еще одну.)
Мэто. А еще? Можешь?
Гарри. Нет.
Мэто. Почему?
Гарри. Потому что больше нет.
Люба. Это что, не фокус?
Гарри. Нет, деньги не делаются с помощью фокусов.
Луко. А как?
Гарри. Я вас научу.
Мэто. Делать деньги?
Гарри. Деньги — ничто. Я устрою так, что вы сможете отсюда выбраться.
Люба. А как же мы остановим поезд?
Гарри. Одним невероятным шоу.
Мэто. И кто сделает это шоу?
Гарри. Я и вы.
Мэто. Мы?
Гарри. Да, я вас научу. От вас требуется только выпивка, а по утрам — пиво. Начинаем.
Картина шестая
Все слушают Гудини и ведут записи.
Гарри. Пункт первый — виды шоу. Шоу для одного человека называется one-man show.
Все вслед за ним повторяют.
Гарри. Шоу для двух — называется two-man show.
Все повторяют за ним.
Гарри. Шоу для трех называется…
Mэто. Three-man show?
Гaри. Нет, шоу для трех и более людей называется many-man show. Продолжим. Когда оно длится одну минуту, называется — one-minute show. Когда длится две минуты — two-minute show… Когда длится три минуты…
Мэто. Three-minute show?
Гарри. Нет, при длительности в три минуты и более шоу называется long-time show. И, наконец, в зависимости от того, платит публика или нет, шоу бывает платным и…
Луко. Бесплатным?
Гарри. Нет, благотворительным. На сегодня хватит…
Все (записывают). На сегодня хватит… (Гарри выходит.)
Мэто. Он несет полный бред. Одна минута — это одна минута, две минуты — это две минуты, три минуты…
Люба. …три и больше минут.
Мэто. Да…
Доко. Я вчера видел медведицу… Куда едешь, спрашивает…
Мэто. И что? Ты поехал?
Доко. Нет, но она дала мне билет. (Показывает билет.)
Луко. Опять на двадцатое августа! И опять с сегодняшним штемпелем. Почему на двадцатое?
Доко. Не знаю. Это Линка такие билеты дает.
Мэто. Это не Линка.
Люба. Как это не Линка?
Мэто. Вот так. Это он. Всегда, когда медведица появляется, он исчезает, и наоборот.
Доко. Не верю.
Мэто. Можно проверить. Когда следующий поезд?
Луко. В два десять. Международный, московский.
Мэто. Раз медведица продает билеты, она появится до поезда. Так?
Луко. В принципе — так. Если это ее дежурство…
Мэто. Будем ждать ее, но вместе с Гарри. Позови его.
Люба. Он спит. Нажрался.
Мэто. Перенесем его сюда. Давайте.
Из зала ожидания выносят мертвецки пьяного Гарри.
Мэто. Доко, дай мне медвежью цепь. (Затягивает ее вокруг шеи Гарри.) Теперь посмотрим, появится медведь или нет. Сколько времени до поезда?
Луко. Полчаса.
Мэто. Ну что ж, подождем. Я не спешу. (Садятся и ждут.)
Доко. Это нечестно.
Люба. И я так думаю. Человек нам кино показывает, учит нас красоте, а мы его сажаем на цепь.
Мэто. Он нам лапшу на уши вешает, только чтоб выпивка была. Мошенник чистой воды! Завтра же сдадим его в транспортную полицию.
Люба. А если они узнают, что ты его ножом пырнул?
Мэто. Нож ненастоящий, на, смотри. (Показывает нож, слегка нажимает на рукоять, и лезвие входит в рукоятку.)
Луко. Надо же! А деньги, которые он вытащил изо рта, — мои. У меня такие же купюры были в кармане, а теперь их нет.
Доко. Выходит, и медведица ненастоящая, так что ли?
Мэто. Я не верю, что он вытащит нас отсюда. Ничего нам не светит, кроме этой дыры. Дно. Жить не хочется.
Люба. По мне, так лучше об этом и не начинать…
Луко. А что обо мне говорить? Я вообще вне системы.
Люба. Какой системы?
Луко. Железнодорожной. Весь земной шар оцеплен железными дорогами. Если я постучу по этим рельсам, то вибрации будут слышны в Москве, Париже, Мадриде, Шанхае. Весь мир в сети — только не я. Тысячи связей — я всех их потерял…
Доко. Достаточно и одну потерять. Держишь цепь за один конец, а на другом конце — никого нет…
Люба. Простые люди обычно имеют только одну связь, и когда та рвется — им конец. А у умных людей много связей — по ним-то боль и распределяется.
Мэто. Это неправда. Я же такой умный, а до чего докатился? У меня было все: карьера, взлет, а теперь — что? Из-за одной юбки вся жизнь пошла под откос.
Люба. Что?!
Мэто. Не из-за тебя. Но и ты такая же. Женщина — подлая тварь.
Люба. Что я-то тебе такого сделала?
Мэто. Ничего, еще не вечер, сделаешь. Женщина — наркотик, а мужчины — наркоманы.
Люба. Скажи мне честно, где теперь эта женщина?
Мэто. Ее уже нет на этом свете. Но и меня тоже нет…
Люба. То, что ты говорил о женщинах… чистейшая правда. Все женщины низкие… Суки!
Мэто. Суки!
Люба. Если бы ты знал…. Если бы ты только знал, что я делала ради любви, а она для меня — ничего. Мы, женщины… (Плачет.)
Доко. И медведицы такие же, но без них — нельзя. (Плачет.)
Луко. Вчера, например, проехали пять поездов с песком в одну сторону и пять — в обратную, тоже с песком. Какой в этом смысл, я вас спрашиваю? Зачем возить песок взад и вперед? Если задуматься — нет смысла, но если не задумываться — может, и есть…
Мэто. Сколько еще ждать?
Луко. Пять минут.
Мэто. Тогда медведица должна быть уже внутри. Доко, посмотри, там ли она.
Доко. Я боюсь.
Мэто. Хорошо, помотрим все вместе. Давайте. (Подходят к окну и смотрят.) Есть кто-нибудь?
Все. Нету.
Мэто. Ну, что я вам говорил? Нет медведя, и спасения тоже нет.
В эту минуту слышен звук подъезжающего поезда, и все поворачивают головы. Поезд проезжает, слышен мощный медвежий рев.
Доко. Медведица! Поезд ведет!
Люба (крестится). Это была она. Мэто, ты видел?
Мэто. Видел, но не верю.
Луко. Медведь. Даже два медведя.
Люба. Это от водки. И поездов было два.
Доко. Это была Линка. И билет мне бросила. (Берет билет.) Опять на двадцатое. Уже четыре билета на двадцатое августа. Прости меня, Гарри, грешен я. (Кланяется спящему Гарри.)
Люба. И меня прости.
Луко. Чего я только не насмотрелся в этой системе, но чтоб медведи поезда водили, такого не видел. И машинист — медведь, и помощник машиниста — тоже медведь. (Кланяется.)
Люба. Если медведь есть, то и выход есть. А мы, придурки, его на цепь посадили. Да он одним взглядом ее разорвет.
Выходят. Мэто один, смотрит вокруг недоверчиво, но все-таки сдержанно кланяется и выходит. Гарри шевелится и поднимается.
Гарри. Какой холод! Господи! Сейчас описаюсь. (Бежит, держась за пах, но цепь дергает его обратно.) Кто, черт возьми, посадил меня на цепь? Описаюсь, Господи! (Дергает несколько раз цепь. Поворачивается спиной, видимо, писает.) Чуть не описался…
Картина седьмая
Гарри. Набираешь побольше воздуха и задерживаешь дыхание. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…
Луко (выпускает воздух). А это зачем?
Гарри. Чтобы продержаться до последнего вздоха. Оркестр «Титаник» играл целых десять минут после того, как мы утонули. И когда шлюпки «Карпатии»подошли и нашли обледеневшие тела, музыка еще доносилась из глубин.
Люба. Вы что, там были?
Гарри. Да…
Луко. Вы музыкант?
Гарри. Нет. Допустим — дирижер… Итак, первый урок по высвобождению. Первая, самая низменная, форма ухода от реальности — через алкоголь, или попытка высвобождения путем отказа от мыслей. Вторая форма высвобождения — религия, или попытка высвобождения через мысль. Третья форма — дело, или попытка ухода от реальности путем действия. Это три низшие формы высвобождения, или высвобождение средствами,которые находятся вне нас самих. Все, что вне нас, — это вещи низшего порядка.
Люба. А как насчет высшего?
Гарри. Они внутри нас. Нигде, ни в одной из шести частей мира вы ничего не сможете найти. Все в вас самих. Это седьмое направление мира, по которому мы сейчас и пойдем… Начинаем. Приготовились! Раз — закрыли глаза, два — не думаем ни о чем, три — расслабились, четыре — тело становится невесомым, пять — вы счастливы и богаты. Вы в черных фраках на сцене La Scala. Нет, я потом вам скажу, на какой вы сцене. Изысканная публика. Внимание, берите инструменты — все они «Страдивариус» (Все, под гипнозом, осторожно берут «скрипки», Гарри занимает дирижерский пульт и продолжает говорить.) Итак! Уважаемые дамы и господа, квартет «Титаник»! (Взрыв аплодисментов, все кланяются.) Приготовились… Максимальная концентрация всей энергии. Начало должно прозвучать как мощный взрыв. Три-четыре!
Мощно звучит музыка. Квартет изображает исполнение музыки, а Гарри энергично подсказывает: «Tempo! Avanti! Vibrato intensivo! Forte! Subito forte! Tutti! Legero!» и т. п. На пике исполнения Гарри внезапно сходит с дирижерского пульта и хлопает в ладоши. Музыка останавливается, но «музыканты» продолжают двигать смычками.
Але, оркестр «Титаник», хватит. Просыпайтесь, мы уже утонули.
Они просыпаются, но все еще не понимают, куда попали.
Мэто. Где мы, когда успели утонуть, Луко?
Луко. Мы утонули, пока играли.
Доко. И я ничего не почувствовал?
Люба. Когда играешь всей душой, не чувствуешь, как тонешь.
Доко. Так что, мы живы или нет?
Гарри. Уважаемые дамы и господа, это называется гипноз. Это может сделать любой уличный иллюзионист. Да, это тоже бегство от реальности, но, к сожалению, на очень короткий срок, потому что рано или поздно человек просыпается. Мы постараемся постичь нечто большее и высвободиться от реальности навсегда. Перерыв. Выпивка есть?
Мэто. А поезд когда будет?
Гарри. Скоро. Ваш поезд уже подъезжает.
Картина восьмая
Гарри. Дамы и господа, идем дальше… Виды жизни. Человеческая жизнь бывает двух видов: видимая и невидимая. В видимой жизни, которая еще называется реальной, живет тело. А в невидимом мире мечтаний живет дух. Человек любит больше невидимую жизнь и проводит большую часть времени в своих мечтаниях. Мы сделаем попытку уйти из реального мира навсегда и поселиться в мире духа. Дамы и господа, великий момент настал. Сегодня, двадцатого августа, ваш поезд остановится и вы сядете на него. Вот он уже подъезжает! Тихо! Слушайте. Слышите, как вибрируют рельсы?..
Люба. Да, слышу, слышу!
Гарри. Он подъезжает! Вы слышите стук колес?
Шум приближающегося поезда, гудок паровоза.
Мэто. Чемоданы вперед. Так… Все в ряд! Улыбнулись! Пусть думают, что мы пассажиры…
Гарри. Этот поезд, господа, приехал специально для вас и остановится только ради вас.
Люба. Остановится?
Гарри. Остановится.
Луко. Не остановится.
Гарри. Остановится.
Луко. Остановится — не остановится, но двери не откроются.
Гарри. Тишина! Так нельзя работать! Прошу тишины. Тишина и концентрация. Поезд подъезжает к станции! Останавливается!
Все. Остановился.
Звук останавливающегося поезда.
Гарри. Двери открываются.
Все. Двери открылись!
Звук открывающихся дверей.
Гарри. И мы входим… Вперед, дамы и господа!
Все. Входим. (Берут сундук и поднимаются на поезд.)
Картина девятая
Звук движущегося поезда. Сундук поставлен так, что напоминает телефонную кабину.
Гарри. Уважаемые дамы и господа, добро пожаловать в поезд вашей мечты. Поезд трогается, дамы и господа!
Люба. Поезд поехал! Поехал!
Луко. Поехал! Смотрите, смотрите! Мы едем.
Люба. Мы уже едем.
Мэто. Куда?
Луко. Действительно. Куда мы едем?
Мэто. Куда мы едем, блин?
Гарри. А куда бы вы хотели поехать?
Люба. Мы… Мы хотели убраться оттуда.
Гарри. Ну вот, вы уже не там. Хотели сесть на поезд. Вот вам поезд.
Мэто. Но мы только хотели поменять станцию.
Гарри. Каждая станция становится частью человека, как только он выходит на ее перрон. Смысл только в движении.
Входит Луко.
Луко. Я прошел весь поезд и не нашел ни одного пассажира. Пассажиров вообще нет.
Мэто. Как так нет?
Луко. Нет, никого нет.
Мэто. Это невозможно. Гарри, ты слышишь? Там нет пассажиров.
Гарри. Нет, потому что никто из вас не заказывал пассажиров. Вы хотели поезд.
Мэто. Но что за поезд без пассажиров! Луко, иди и спроси у машиниста, где пассажиры.
Луко. Машиниста тоже нет.
Люба. Что?
Луко. Машиниста нет, блин!
Мэто. Как нет машиниста?
Гарри. Нет, потому что вы не заказывали машиниста.
Мэто. Не может быть. Как без машиниста? Если поезд движется, должен быть машинист.
Луко. Не может быть. Как без машиниста?
Мэто. Невозможно… Должен быть машинист.
Доко. Я знаю, кто ведет поезд.
Люба. Кто?
Доко. Медведица.
Луко. Нет. И медведя нет. Никого нет.
Люба. Господи, почему мы поехали?
Мэто. Ты больше всех хотела. Любви ей было мало, бутылками по голове били…
Люба. Ты тоже хотел удрать оттуда, умник ты наш!
Доко. А я? Я же не умный, почему я поехал? Потому что дурак, вот почему…
Луко. Я знал, что система бессмысленная, но не до такой же степени.
Люба. Гарри знает, кто ведет поезд.
Гарри. Да, знаю.
Мэто. Кто?
Гарри. Никто.
Мэто. Ну вот, видите? Он же издевается над нами. Заставил сесть в поезд и издевается.
Гарри. Никого не заставлял, вы сами этого хотели.
Мэто. Хотели, потому что ты запудрил нам мозги разными глупостями. Неужели там нам было плохо? И выпивка была, и станция, и целыми днями мы репетировали, как поезд остановится и как сядем на него…
Луко. Да, но ни разу не сели!
Мэто. Не имеет значения. Главное, что жизнь имела цель — сесть на поезд. А теперь, когда сели, и цели уже нет.
Люба. Я хочу обратно.
Доко. И я хочу обратно. Я вообще никуда не хотел ехать. Я с вами поехал, чтоб одному не оставаться.
Люба. Я там искупала свой грех… Я… Я грешница…
Доко. А я что, без греха? Кто Линку свел в могилу?
Люба. А теперь что мы будем делать?
Мэто. Есть где нибудь стоп-кран?
Луко. При такой скорости стоп-кран — это катастрофа.
Люба. Верни меня, Гарри. Верни меня к моим грехам. Как хорошо я там страдала! Верни меня туда.
Гарри. Уже не могу. Поезд тронулся.
Мэто (к Луко). Неужто не бывало…
Луко. Бывало. Когда получили сигнал, что в поезде бомба.
Люба. И теперь — бомба.
Луко. Не знаю. Ничего не знаю.
Люба. Есть бомба!
Гарри. Нет. Бомбы нет.
Мэто. Есть бомба!
Доко. Вы думаете, я дурак.
Мэто. Хотите скажу, что сейчас происходит? Они выводят поезд в безопасное место, чтобы взорвать там бомбу.
Луко. Его давно вывели. Он должен был уже остановиться.
Мэто. Существуют бомбы, которые взрываются, когда поезд останавливается.
Люба. Так вот почему он не останавливается. И никогда не остановится.
Гарри. Нет бомбы, но появится, если она так вам нужна.
Мэто. Где машинист и пассажиры? Ты же сам не знаешь!
Луко. Бомба есть. Он нас обманывает, чтобы мы не волновались.
Люба. Гарри, ты правду говоришь или обманываешь? Скажи, пожалуйста!
Гарри. Что ты хочешь — чтобы бомба была или чтобы ее не было?
Люба. Чтобы ее не было.
Гарри. Это я и говорю.
Доко. Пусть все летит к чертям…
Луко. Не хочу умирать в поезде. Насмотрелся за свою жизнь на бессмысленно проезжающие поезда. Не хочу!
Люба. Я заслужила смерть. Заслужила, но мне страшно ее ждать. Лучше выброситься на ходу.
Мэто. Все умрем, это понятно. Но Гарри будет первым. Сперва выбросим его, а потом уже умрем мы.
Гарри. Не умрете, я вас спасу.
Мэто. Как?
Гарри. Я вам скажу, но каждому по отдельности. (Он открывает, как дверь, крышку сундука, стоящего рядом.) Пусть войдет первый.
Мэто. Зачем по отдельности?
Гарри. Потому что вы так лучше поймете. Пусть первой войдет Люба.
Люба нерешительно озирается, входит в сундук, Гарри изнутри закрывает крышку.
Картина десятая
Мэто. Ну и ну! Надо же! Он закрылся с Любой. (Заглядывает в щели.) Ничего не видно. Что они там делают?
Доко. Он спасает ее. Ведь он так сказал.
Луко. Как он спасет ее, если не может даже поезд остановить?
Мэто. И почему по одному, а не всех вместе? Чтоб легче нас…
Доко. Нет! Я не хочу, чтоб он меня спасал. Я должен умереть. Я же морил Линку голодом. Он здесь не напрасно. Он послан… Все мы грешны, он здесь, чтобы нас… Вы еще попомните мои слова!
Луко. У меня нет греха, но я не вижу смысла в жизни. Все бессмысленно, если даже такая большая система, как железнодорожная, переводит одни и те же грузы туда и обратно. Я не хочу, чтоб меня спасали.
Сундук открывается. Люба выходит.
Гарри (изнутри). Пусть входит Доко Доков.
Доко. Я?
Гарри. Да.
Доко. Мэто, мне что ли заходить?
Мэто. Почему ты меня спрашиваешь?
Доко. А что мне там делать?
Мэто. Любку спроси. Она должна знать.
Доко. Люба!
Люба. Не спрашивай, сам поймешь.
Доко. О, Боже! (Входит.)
Мэто (к Любке). Что там было?
Люба. Не спрашивай.
Мэто. Скажи прямо!
Люба. Поезда нет.
Мэто. Что?
Люба. Поезда вообще нет.
Мэто. А что есть?
Люба. Ничего нет.
Мэто. Как так нет?
Люба. Когда войдешь, поймешь. Ничего нет. Не шоу, а чудо! Этот поезд был ненастоящий!
Луко. А какой?
Люба. Он вам скажет…
Гарри (изнутри). Луко Луков!
Доко выходит, и входит Луко.
Мэто. Ну?!
Доко. Я ничего не понял, но я согласен.
Мэто. Что он тебе сказал?
Доко. Много всего умного, но я так ничего и не понял. Вот она есть — вот ее нет. Вот ее нет — вот она есть…
Выходит Луко.
Луко. Он прав. Он во всем прав.
Гарри высовывается из сундука.
Гарри (к Мэто). Ты заходишь?
Мэто. Нет. Поговорим, как мужчины. Скажи, что происходит?
Гарри. Я не могу ничего тебе сказать.
Мэто. Почему?
Гарри. Потому что… Потому что я не существую.
Мэто. Что?
Гарри. Я, они, поезд — только в твоем воображении. Ты всего-навсего дух, которому снится, что он видит некий мир. Но мира нет.
Луко. Это так! Невозможно, чтобы такая бесмысленная система, как железнодорожная, существовала в реальности. Кто бы захотел заниматься подобной глупостью?
Доко. А бомба есть?
Луко. Бомба? Поезда нет, а ты бомбу ищешь!
Гарри. Ничего нет. Все это сон.
Мэто. Это я и до тебя слышал. Однако доказательств нет.
Луко. Но нет и опровержений.
Гарри. Есть. Теперь вы увидите, то есть сейчас вы представите нечто, что не может произойти в реальности. Посмотрите на этот сундук. И на замок. Сможет ли кто-нибудь выйти из этого сундука, если его запереть в нем?
Доко. Отсюда никто не сможет выйти.
Луко. Нет.
Мэто. Не сможет.
Гарри. Да, действительно не сможет. Но, дамы и господа, представьте себе, сможет. (Залезает в сундук.) Мэто, возьми ключ и закрывай. Считай до десяти, и, когда откроешь крышку, меня уже там не будет, то есть вы представите себе, что меня там нет. Жизнь — это всего-навсего one-man show, которое идет, пока играет оркестр «Титаник». Але-гоп.
Мэто закрывает замок и считает до десяти.
Мэто. Кто-нибудь представил себе, что Гарри выходит из сундука?
Все. Нет.
Мэто. Не может произойти то, что не может произойти. (Стучит по крышке.) Гарри! Если надо, буду считать до двадцати. (Открывает.) Гарри, Гарри, выходи. (Открывает крышку.)
Люба. Никого нет.
Картина одиннадцатая
Люба. Где Гарри?
Мэто. Где-то здесь. Гарри! Молодец, Гарри, выходи.
Люба. Его нет.
Мэто. Да здесь он. (Ищут в багажном отделении.)
Люба. Не ищите его. Гарри просто исчез.
Луко. Его вообще не было. Он существовал только в моем воображении.
Люба. И в моем.
Доко. Никогда не думал, что такое смогу себе представить.
Люба. Гарри воскрес. Он принял на себя наши грехи и воскрес. Никто бы не жил с такими грехами, как у меня. Он воскрес!
Луко. Не воскрес. Он никогда не существовал. Но чтобы понять, был он или не был, нужно самому попробовать.
Доко. Что попробовать?
Луко. Исчезнуть. Если я исчезну, значит — это реальность.
Мэтo. Попробуй сам — тогда поймешь.
Доко. С этим шутки плохи. Этим играть нельзя!
Мэто. Пусть попробует. Его все равно нет.
Луко. Посмотрим, кого нет.
Мэто. Тебя, кого же еще! Надоел мне сон с тобой!
Луко. Мы еще увидим, кто кому снится! Закрой меня и считай до десяти.
Входит в сундук. Мэто его закрывает. Считает до десяти и открывает.
Люба. Его нет.
Доко. Я же говорил, с такими делами шутки плохи.
Мэто. Истина постепенно проясняется. Выходит, и Луко не было? Теперь надо понять, кто из нас троих существует, а кто — сон. Давай! (Показывает Доко на сундук.)
Доко. Нет, нет, я не существую, ты попробуй.
Мэто (колеблется). Хорошо. Но если я не исчезну, на тебе здорового места не останется, так и знай! (Идет к сундуку.)
Люба. Мэто, нет! Я тебя не отпущу! Не исчезай!
Мэто. Я реальный субъект, я не исчезну.
Люба. Лучше мне исчезнуть, чем тебе. Я пошла.
Мэто. Но тогда исчезнешь только ты. (Входят вместе.)
Люба. Если исчезну, я буду с Гарри, а если не исчезну — то буду с тобой. Я люблю вас обоих.
Мэто. Мне совершенно все равно, кого ты любишь. Это твои последние слова. Доко, закрывай!
Доко. Мэто, друг, не надо! Люба, не оставляйте меня одного. С этими вещами шутить нельзя! Все уже хорошо, поезда нет, бомбы нет — куда же вы один за другим пошли, вашу мать!
Мэто. Закрывай! Скоро нас будет только двое.
Доко закрывает и считает. Доходит до семи и открывает крышку сундука.
Доко. Мэто, Люба! Мэто-о-о-о! (Ходит вокруг, ищет.) Почему вы меня бросили? Что мне здесь делать? Что? Куда все — туда и я. (Складывает бутылки в сундук.) Исчезну. Столько народу исчезло, а я что, хуже других, что ли? Прощай, Доко, прощай друг. (Входит в сундук.) Хорошо нам было вместе, но видишь, как все сложилось! Прощай. (Закрывает крышку. Начинает считать. Когда он доходит до десяти, наступает тишина. Через некоторое время крышка поднимается. Высовывается голова Доко.) Почему не исчезаю, вашу мать! Что здесь происходит? Опять надо попробовать… (Опять закрывает, опять считает, но о чем-то догадывается, открывает сундук и смотрит на замок.) Вот почему я не исчезаю. Некому закрыть меня. Как мне самому себя закрыть? (Делает неудачные попытки и, наконец, выходит разгневанный из сундука.) Как провели меня эти подонки! Выбрались отсюда и живут себе припеваючи, а я здесь так и остался неисчезнувшим. Дурак дураком! Надо же быть таким идиотом. Когда все исчезают, исчезай и ты! Страшно оставаться на этом свете неисчезнувшим! (Кричит.) Мэто! Люба! Хочу исчезнуть! Хочу! (Задумывается.) В сущности, возможно, я и исчез? Может быть, с ними то же самое произошло. Находятся на том же самом месте, но никого с ними нет. Может, это исчезновение, когда других нет, то есть тогда, когда субъект остался без представления о самом себе, как сказал бы Гегель. А это откуда взялось, вашу мать? Где вычитал? В сущности, если задуматься, мое исчезновение началось еще тогда, когда умерла Линка, потом Гарри, потом Луко, Люба, Мэто, и в конце моего исчезновения исчез и я. Вот это и означало освободиться, так выходит. Исчез. (Сидит в отчаянии рядом с сундуком.) Авось кто-то вернулся… (Открывает крышку.) Нет! Никого нет! (Садится рядом.) Ничего другого мне не остается, как сидеть и ждать, авось кто-то вернется. Если вернется, я не исчез. (Он ждет, открывая время от времени крышку сундука.) Буду ждать…
Конец
Перевела с болгарского Майя ПРАМАТАРОВА
Христо Бойчев — драматург. Родился в 1950 г. в Северной Болгарии. Окончил Институт машиностроения, работал техническим менеджером и директором завода. В 1984 году состоялась премьера первой пьесы «Что-то». Учился на факультете театроведения в Национальной Академии Театрального и кинематографического искусства, София, Болгария (1985 — 1989). В 1989 г. получил приз «Драматург года Болгарии». Победитель международного конкурса Британского Совета с пьесой «Полковник-птица» (1997). Пьеса поставлена более чем в 30-ти странах мира.
С 1990 г. выступает с юмористическами политическами комментариями в одной из популярных передач Национального телевидения. С 1996 г. — автор и ведущий собственной телепередачи, где во время предвыборной кампании президента Республики Болгарии проводит шуточный политический happening, предлагая в президенты свою кандидатуру. За 30 дней этой «предвыборной компании» Христо Бойчев получил 100 000 голосов.
По вопросам авторских прав просьба обращаться на hbagency@hristoboytchev.com.