Ведущий — Евгений Степанов
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2004
ПОЭЗИЯ И НЕПОЭЗИЯ
1. О статье Вячеслава Куприянова
Ситуация. У поэта Геннадия Айги — почтенный семидесятилетний юбилей. Поэт признан во всем мире. А на родине коллега по цеху Вячеслав Куприянов сначала на сайте Стихи.ru, а затем в «Литературной газете» (№ 24 (5976), 2004) публикует злобную статью, в которой подвергает жесткой и огульной критике творчество поэта, а также пытается доказать незаслуженность его успеха и мировой славы.
Статья изобилует цитатами, именами… Складывается впечатление, что Куприянов всю жизнь только и делал, что готовился к написанию этого материала.
В своем ответе Вячеславу Куприянову «Простое и неприкрытое зло» Юрий Милорава пишет:
«От разбушевавшегося Вячеслава Куприянова досталось не одному мне, но и многим другим таким же «беднягам» с их легкомысленными статьями, исследованиями и монографиями об Айги — Ф.Ф. Ингольду, А. Хузангаю, Л. Робелю, Г. Орагвелидзе, С. Бирюкову, Х. Бьеркегрену, Вл. Новикову, Ю. Серке, П. Франсу. Попутно досталось (это уж и вовсе смешно!) и Казимиру Малевичу…
Вячеслав Куприянов постарался не забыть ничего из биографии Геннадия Айги. Дошло дело до того, что причастных к присуждению Айги крупнейшей поэтической премии — немецкой премии Петрарки — поэта Збигнева Херберта и главного редактора издательства «Ханзер» Михаэля Крюгера Вячеслав Куприянов пытается уличить в том, что она была присуждена только из участия к Айги, т.к. поэту невозможно было платить гонорар за ужасно плохо продававшийся в Германии тираж книги (!).
Вся ситуация вокруг выдвижения Айги на Нобелевскую премию французским Центром сравнительной поэтики, поддержанного десятками выдающихся личностей, среди которых Дмитрий Лихачев, Жак Рубо, Бернар Дельвай, Чарльз Б. Тиммер, Вольфганг Казак, особо тщательно извращена и представлена в карикатурном виде. Куприяновым вышеуказанным авторам отказано в компетентности?»
Конечно, статья Куприянова не может навредить репутации Айги, скорее, она только поднимет интерес к нему. И комментировать статью Куприянова, возможно, излишне, однако вещи нужно называть своими именами. Неприглядность куприяновской статьи в том, что он мешает жанр литературоведческого анализа и светской хроники. А кроме того, занимается откровенной фальсификацией. Куприянов приводит неточные цитаты. И хотя на сайте Стихи.ru ему указывают на это, он с упорством, достойным лучшего применения, продолжает настаивать, что цитаты верные. Не будем голословны. Вот стихи Юрия Милоравы (ученика и друга Айги), процитированные Вячеславом Куприяновым в «Литературной газете».
Сапоги могут быть такими
или даже другими
и цветы какими угодно
даже большими
и даже фиолетовыми
и даже за такими высокими
бордюрами
какими угодно им
всюду
…стало быть и камни бордюрные
какими угодно.
Но в книге «Прялка-ангел» (Москва, 2003, издательство «Вест-Консалтинг», с. 112) разбивка на строчки совершенно другая.
Сапоги могут быть такими
или даже другими
и цветы
какими угодно даже большими
и может (может, а не даже. — Е.С.) фиолетовыми
и даже за такими высокими бордюрами
какими угодно им
всюду…стало быть и камни бордюрные
какими угодно.
Поскольку книга «Прялка-ангел» выходила в моем издательстве «Вест-Консалтинг» и я знаю, как важны для Юрия Милоравы и разбивка на строфы, и каждое слово, и каждый звук, могу констатировать, что фактически Куприянов искажает смысл стихотворения и вводит читателя в заблуждение, проще говоря — лжет.
Впрочем, и это понятно. А что ему еще остается!
Непонятна позиция «Литературной газеты». Зачем печатать на пожилого и уважаемого человека, поэта, принесшего славу России, какой-то невразумительный карикатурный коллаж, откровенно злобную статью под нелепой рубрикой «Кумирня»? Или «литгазетовцы» перепутали Айги с кем-то из эстрадных «звезд»? Зачем перепечатывать, чуть-чуть переделав, статью из популярного сайта, которую многие литераторы до этого активно обсуждали? Чернушка не первой свежести для «Литературной газеты» в самый раз? Честное слово, не ожидал.
Но это все тоже лишь повод для большого разговора. О ситуации в современном российском литературном процессе, которая, на мой взгляд, трагична. Фактически у нас нет культуры слышать другие голоса. Да и подать эти голоса по сути негде. Иная литература у нас по-прежнему в самиздате, хоть он и печатается — мизерными тиражами! — типографским способом. Откуда взяться в России большой аудитории у Айги, если и ему, и другим нестандартным авторам по сути печататься по-прежнему негде — я имею в виду российские периодические издания. В каких толстых российских журналах были опубликованы подборки Айги в последние годы?! Пусть мне их назовут. Альтернативная же периодика, где могли бы печататься нестандартные авторы, не выдерживает рынка и умирает. «Сумерки» Алексея Гурьянова, Александра Новаковского и Арсена Мирзаева, «Дети Стронция» Юрия Беликова, газета «Цирк «Олимп» закрылись давным-давно. Татьяна Михайловская, точно Твардовский, отлучена от журнала. Теперь вот и «Вавилон» пал. Остаются несгибаемые Константин Кедров и Елена Кацюба со своим «Журналом Поэтов», битые-перебитые Николай Байтов и Света Литвак со своими малотиражными изданиями, питерцы Тамара Буковская и Валерий Мишин («Акт. Литертурный самиздат»), саратовцы Алексей Александров и Дмитрий Голин, издающие один раз в год альманах «Василиск», воронежец Сергей Попов («Бредень»), сибиряки Игорь Лощилов да Виктор Иванiв («Драгоманъ Петровъ»)… А кто еще?! Поэзия в нашей истинно поэтической стране по-прежнему никому (кроме самих поэтов и — надеюсь! — читателей) не нужна. Сотрудники отделов поэзии «толстых» журналов не ведут активной поисковой работы, печатая старые и проверенные — прежде всего советской эпохой! — имена. Об этой (похожей) ситуации в литературном процессе я писал еще в 1987 году в журнале «Юность» («Юность», 1987, № 12, с. 48). Изменилось, увы, немногое. Умение складно зарифмовать пару строк, монотонные, вечные, загнанные в железные тиски стихотворного метра мысли выдают за поэзию. Ни божества, ни вдохновенья… Читатель грубо дезинформирован. Обманут. Обкраден. И это страшнее коррупции в экономике. Ибо это чревато отупением нации. В итоге магазины завалены вечными евтушенками, асадовыми, дементьевыми, а теперь и вовсе «величайшими» губерманами и митяевыми.
В связи с этим не могу не сказать о колоссальной ответственности, которую несут перед нацией редактора — посредники между авторами и читателями. Ведь то, что редактора напечатают, то народ и прочтет. Редактор в современных условиях — это не литературный чиновник, восседающий в своем кресле и прочитывающий рукописи узкого круга (своих друзей и нужных людей), это человек, служащий искусству, менеджер, неустанно ищущий новые талантливые имена, а не только вяло разбирающий «самотек».
Если такого понимания своей работы нет, редактор должен уходить. Иначе он приносит вред литературе. Приносит вред нации, а в конечном итоге — и самому себе.
2. Поэзия и непоэзия
Есть тысячи определений поэзии. И все, наверное, имеют право на существование. Между тем, как правило, за поэзию принимают то, что ею вовсе не является. Зачастую это не чудеса, а ловкость рук, как говорил по другому поводу старик Хоттабыч.
Даже люди, обладающие (обладавшие) поэтическими способностями, писали чаще всего не стихи, а прозу. Только рифмованную. Скажем, среди километров рифмованных сочинений Иосифа Бродского можно, на мой субъективный взгляд, выкристаллизовать только отдельные строки.
Например, «Деревья что-то шепчут по-немецки» (Иосиф Бродский, «Часть речи», М., «Художественаня литература», 1990, с. 47, цитата из стихотворения «EINEM ALTEN ARCHITEKTEN IN ROM»).
Надо договориться о терминах. Есть поэты и прозаики. Есть прозаики, пишущие в рифму (имя им легион). Есть поэты, притворяющиеся прозаиками, но пишущие нерифмованные стихи (письма Марины Цветаевой, Михаил Пришвин). Сравнивать авторов можно только в рамках своих групп. Например, абсурдно сравнивать достижения тех же Бродского и Айги. Это люди разной поэтической крови. Но уважать-то можно обоих!
Что я подразумеваю под поэзией? То, что нельзя пересказать прозой. Это, конечно, заумные стихи (Велимир Хлебников, Алексей Кручёных, из современных Сергей Бирюков, Георгий Жердев, Николай Грицанчук и некоторые другие), ОБЭРИУ (Даниил Хармс, ранний Николай Заболоцкий), русская сюрреалистическая поэзия (прежде всего Юрий Милорава, Михаил Лаптев, Элла Бурдавицына), блаженные (Эмили Дикинсон, Ксения Некрасова).
Вот, например, стихотворение Сергея Бирюкова:
Гоголь — голый или гость,
голос или горе?
Колос воли, в горле кость,
космос в теплом створе.
(«Знак бесконечности», Тамбов: Добровольное общество любителей книги России, 1995, с. 118).
Здесь есть все, что должно быть в поэзии. И музыка, и образы, и точные эпитеты, и душа, и боль, и мастерство. Но самое главное — в этих силлабо-тонических стихах нет того, чего в стихах быть не должно. В них нет прозы.
Поэзия — это соприкосновение с Иным, неведомым, бессознательным. И чтобы понять (принять) такую поэзию, нужны определенные способности. У кого-то они есть, а у кого-то нет. В конце концов, кто-то любит песни Кати Лель, а кто-то музыку Шостаковича. Не сомневаюсь, что у милой Кати Лель почитателей больше.
Советская поэзия (в том числе и андеграундная) дала огромное количество замечательных, гениальных прозаиков, пишущих в рифму (Борис Слуцкий, Леонид Мартынов, Ян Сатуновский, Генрих Сапгир). Но, конечно, эти талантливейшие люди поэтами (в моем понимании) не являлись.
А вот Геннадий Айги, на мой взгляд, поэт. Это не значит, что он чем-то лучше, чем, скажем, обожаемый мной Слуцкий. Нет — другой. А любить и почитать нужно всех настоящих созидателей, но только не геростратов.
Эдуард Лимонов. Стихотворения. Москва: Издательство «Ультра. Культура», 2003.
Лимонов сделал в жизни невозможное. Он, вечный изгой, неудачник, аутсайдер, стал суперзвездой, легендарной личностью. Позади харьковское провинциальное детство, непрестижная работа на Западе, русская тюрьма. В настоящем — раскупаемые тома прозы, публицистики. Вышел и сборник стихов. Объемный, любопытный, неординарный. Но…
Лимонов «раскрутил» себя как никто и, безусловно, вошел в историю литературы. Но «пиар» — штука опасная. «Раскурить-то» можно кого угодно, а вот стихи от этого лучше не становятся. А стихи у Лимонова слабые.
Можно сколького угодно эпатировать читателя репликами типа
Я был фашистом, когда я шел с тобою…
Я был им…
Я им остался
(с. 387)
Это имеет отношение к автору или его лирическому герою (а у Лимонова это, по-моему, одно и тоже), но не имеет отношения к поэзии. Ну, был фашистом, остался им. Меня как читателя сборника стихов не интересуют политические взгляды Лимонова — интересует его поэзия. А вот она, увы, представляется мне вторичной.
Если в своей социографической, по сути очерковой, прозе Лимонов в определенной мере самодостаточен, то в стихах очевидны явные заимствования из других — самых разнообразных! — поэтов. Здесь и обэриуты, и лианозовцы, и Д.А. Пригов, и даже Мандельштам.
Соколов сидит на лавке
К Соколову подхожу
— Ты Прокопченко не видел?
Соколову говорю
(с. 92)
Кто написал? Хармс? Нет, Лимонов.
А вот из позднего.
И вязкий Ленин падает туманом
На ручки всех кают над океаном,
И ржавый Маркс — заводоуправления
Прогрыз железо: ребра и крепления,
И черный Ницше — из провала — крабом
И толстый Будда, вздутый баобабом…
(с. 400)
Чем — по стилистике! — не Мандельштам? Но это, к сожалению, тоже Лимонов.
«Быть знаменитым некрасиво» — написал абсолютный поэт Пастернак. Это очень емкая фраза. Лимонов хотел быть знаменитым. И стал им. Стал знаменитым человеком мира, жителем крупнейших мегаполисов Земли.
А по языку остался милым провинциальным человеком.
Лишь хлеб имелся б да картошка
соличка и вода и чай
питаюся я малой ложкой
худой я даже через край
(с. 95)
Вот в этом «питаюся» — ключ к пониманию Лимонова, обаятельного патриархального парня, решившего покорить мир. Мир он покорил. Но для поэзии — наикапризнейшей барышни — этого оказалось недостаточно.
Илья Кутик. Гражданские войны, или Первая часть книги Смерть трагедии, расположенная второй;
Персидские письма, или Вторая часть книги, выходящая первой. Москва: Издательство «Комментарии», 2003.
Вместо предисловия к своему двухтомнику известный поэт Илья Кутик опубликовал переписку с Алексеем Парщиковым, где мэтр изящной словесности как бы хвалит автора.
Парщиков пишет: «Наблюдаю голосовые интерференции: 1) От Бродского с его анжамбмантными рисунками обратно к Цветаевой (откуда он сам вывел свои анжабманты); 2) Рефлексия на грамматику Сосноры».
Не поспоришь.
К сожалению, Илья Кутик продемонстрировал в своих томах уникальную зависимость от перечисленных поэтов. При этом он, конечно, филигранный версификатор. Но не поэт. Он повествователь, рассказчик, т.е., по сути, прозаик. Плохого в этом ничего нет. Непонятно только, зачем прозаику так утяжелять свою речь анжамбеманами и другими версификационными излишествами? От этого она более поэтичной не становится.
Лучшее стихотворение книги, по-моему, это.
А — это словно вы-
гнутая балетно
ножка циркуля. В
окружении лет, но
также — луны. Струя-
щей себя. Пытаясь
«а» переделать в «я».
Я становлюсь как аист.
Вл. Климов, А. Лаврухин, ИЗО.П. Москва: Издательство «Агентство «Бизнес-пресс», 2004.
Каждое стихотворение Владимира Климова (поэта в слове) проиллюстрировано графикой Александра Лаврухина (поэта в рисунке). Получилось очень достойно.
Климов — мастер разнообразных стихотворных форм: удетеронов, зауми, словотворчества и т.д.
Некоторые верлибры оставляют сильное впечатление.
Это на земле нам тесно,
а в небе,
а под землей —
просто-о-о-р!
Это в современности
мы — временные,
а в прошлом — все
уместится,
все
уляжется.
Словарь «Маятника Фуко» Умберто Эко. Авторы-составители Ольга Логош, Владимир Петров. Санкт-Петербург: Издательство «Симпозиум», 2002, 2004.
Эта книга — по сути мини-энциклопедия. Читать интересно вне завимости от привязки к Умберто Эко и его знаменитому роману.
Словарь написан академическим и вместе с тем доступным языком. Важно отметить, что эта книга — не калька с вышедшего в 1989 «Словаря «Маятника Фуко», который составили итальянцы Луиджи Бауко и Франческа Милокка.
Ольга Логош и Владимир Петров (в отличие от своих зарубежных коллег) попытались стать не просто иллюстраторами романа, но подлинными историками, показывающими различные исторические эпохи сквозь призму «Маятника Фуко». Их словарь получился предельно неожиданным. Возможно, это новая форма в литературе.