Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 2, 2004
21 августа 2004 года отмечается знаменательная для русской поэзии дата — 70-летие выдающегося мастера русского верлибра, легендарного поэта Геннадия Айги.
Геннадий Айги, писавший свои первые стихи на русском языке еще в далеком 1954 году, прошел пятидесятилетний творческий путь и долгое время, вплоть до начала Перестройки, печатался только за рубежом, где приобрел широкую известность и был удостоен многих премий. Он лауреат премий Французской Академии, Венгерского Агентства литературы, музыки и театра АРТИСЮС, польского ПЕН-клуба, немецкой премии им. Франческо Петрарки, премии Южного Тироля им. Норберта Казера (Австрия — Италия), македонской премии «Золотой венец», а также российских премий — им. Бориса Пастернака, им. Андрея Белого, Чувашской государственной премии им. Константина Иванова, почетный доктор Чувашского государственного университета. Он удостоен высшей французской награды в области культуры — звания «Командора Ордена Искусств и Литературы».
Ежегодно как в России, так и в других странах в переводах на десятки языков выходят его многочисленные книги, только в Германии издано около тридцати сборников. В 2001 году питерский «Лимбус пресс» выпустил роскошное подарочное издание. Солидная книга объемом 700 страниц готовится к печати в московском издательстве «Прогресс-Плеяда». К юбилею Геннадия Айги намечены многие мероприятия, в частности, Фестиваль Айги в России, телепередача на французском «Канал плюс», международная конференция лингвистов, изучающих творчество Айги в Германии, и так далее.
Однако по-прежнему самые большие достижения Айги — его поистине революционное новаторство и открытость для других поэтических культур — являются причиной неоднозначного к нему отношения российской литературной общественности на двойственном переломе почти минувшей советской и наступившей постперестроечной эпохи.
Есть вещи простые, потому что они близко, рядом с нами, но непонятные, как сама наполненность жизни. Кто-то не обращает на это внимание, потому что с этим нельзя ничего сделать, а для кого-то это непонятное и есть самое важное. Но непонятное — это не значит ошибочное. Удивительная многозначность, неразгаданность, таинственная символика поэзии Айги многих раздражает. Так до сих пор раздражают многих хемингуэевские подтексты. Или подтексты фильмов Антониони. Однажды один журналист прямо спросил у кинорежиссера: «Все недоумевают по поводу присутствия в Вашей картине одной девушки, она никак не связана с сюжетом. Как Вы это объясните?» «Я сам до сих пор себе не могу объяснить, кто она и откуда появилась», — ответил Антониони.
Обычно творения таких авторов малосюжетны, но магнетичны, в них пламя, которое завораживает, но к которому нельзя прикоснуться.
Всякая трудная поэзия — это путь к совершенству. Это можно понять даже на первом, тонком интуитивном уровне, потому что это естественно и гармонично, хотя и трудно. Трудно еще и потому, что вокруг много прикладной поэзии, предназначенной для мгновенного восприятия, а часто и для развлечения.
Второй проблемой, усложняющей путь к Айги не для зарубежного, а для русского читателя, — является проблема влияний. Творчество Айги контекстно для мирового литературного процесса именно за счет удивительной, подлинной открытости зарубежной поэзии. Это были мощные неотвратимые влияния, напоминавшие влияния французского и немецкого романтизма на Пушкина или влияния поэзии французского символизма на русских поэтов начала ХХ века, а не осторожные околичные влияния рэп-культуры или речитативно-прозаичного американского стиха на современных поэтов, пишущих верлибром. В разговоре со мной Геннадий Николаевич однажды сказал: «Тогда, в середине 50-х, я ощущал, что во мне не было мелоса и что сейчас нельзя уже писать подобным образом — «тятя, тятя, наши сети принесли нам мертвеца». У Пушкина и Лермонтова мелос был в языке, а сейчас это больше фикция, я понимал, что сейчас нужно более грубое, сталкивающееся, деформирующее слово. Слово без метра. Кручёных говорил мне: «Море не метрично, а ритмично». К тому же советские поэты прошли через ангажированность и через разрушение городской культуры. Формы, способы описания городской жизни напоминали и сейчас напоминают деревенскую поэзию. Затем появился другой фактор — некое слово-социум, которое воплощали Пабло Неруда и Поль Элюар, поверхностное слово-действие».
На Айги влияли разные поэты. Русские — Кульчицкий, Васильев, Слуцкий, Мартынов, Корнилов, Светлов, учивший своих учеников внимательному отношению к простому человеку, и, конечно же, Лермонтов, Баратынский, Маяковский, Хлебников, Пастернак, Божидар, Гнедов. Зарубежные — Нерваль, Аполлинер, Жан-Пьер-Жюв, Нелли Закс, Целан, Эмили Дикинсон, Александр Чак, Волькер…
Новаторство Айги имеет уникальную направленность — в области психологической поэзии оно носит не локальный характер, это огромный иной пласт, оно глубоко и масштабно.
Творчество Геннадия Айги — достояние не только современников, но и, безусловно, будущих поколений!
Пожелаем маэстро всего самого наилучшего, новых книг и долгих лет жизни!
Юрий МИЛОРАВА
* * *
Сердечно поздравляем юбиляра, давнего и верного друга нашей редакции, и печатаем его неопубликованные стихи.
Евгений СТЕПАНОВ