Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2004
Возвращаясь из пустых и праздных путешествий,
		рассматривая в зеркале лысый овал лба
		плохо известного мне типа мужчины средних лет
		с голубыми усталыми глазами,
		
		я ме-дл-ен-н-но улыбаюсь его живучести.
		
		Взять что-нибудь твердое и пробить дорогу
		сквозь осколки…
13.08.2003
ВСЕГДА НЕ ВОВРЕМЯ
Каждый из наших кидает здесь вызов.
		
		Поток на разбеге сильных растворяется,
		повисает на мельницах
		…и умирает.
		
		Поток теряется, вымарывается
		и пропадает
		на неуютных кладбищах.
		
		Каждый из наших вправе не сопротивляться.
		
		Я не имею права осуждать
		и не хочу преувеличивать.
		
		Я остался сам…
		
		Выбор складывается из случайностей.
		
		Случайно разграбленная страна.
		
		Случайно неверующие люди.
		Удалой президент на красном коне,
		голый.
		Наши не евреи, не русские и не татары.
		Наши — наши.
		Наши — чаще прячущие глаза,
		чтобы не испачкать оставшихся наивных болью.
		Грызите семечки,
		запивайте время теплой водкой
		и не скулите по поводу проигранного матча.
		Не вовремя.
		
		Попытка найти рычаг в этой стране
		оборачивается поздним пониманием,
		что всегда не вовремя.
		Остается посоветовать
		попросить любить независимо,
		бежать из лесов и буреломов обязанностей
		и носить под рубашкой татуировку эскимоса,
		а не память о красном галстуке.
		
		О чем это я?
		
		Даже Ты давно меня не слушаешь и не понимаешь.
		Суть не в стране,
		а в наложениях на самом открытом языке
		ненависти к ближнему.
		Не если кто-то, где-то до победного,
		а все и отчаянно.
		
		Самоуничтожающаяся нация.
		
		Вспоминаются афоризмы теперь самостоятельного латинского
		и Атлантида.
		
		Способных внимательно всмотреться в Русский ковчег единицы.
		Казаться проще, чем быть.
		
		Лично у меня не осталось разницы
		между оттенками «боюсь» — «не боюсь».
		И это плохо.
		
		Время замерло среди вшей
		бесконечной предвариловки,
		на не блатном переделе
		уставшего сердца.
04 — 05.12.2003
МЕЖДУ ДВУМЯ МАРСАМИ В КАНАДЕ
Памяти моего отца
		Руфанова Николая Павловича
		посвящается
1
Марс — мужская планета войны —
		впервые приблизилась до нашей Земли
		так близко
		за шестьдесят тысяч лет,
		со времен неандертальцев.
		Мы ночью в звуках сверчков,
		сидя у бассейна,
		беспредметно смеялись.
		Я же не знал,
		что она пришла за тобой,
		отец мой.
2
Большие красные бабочки махаоны
		летят в конце августа вереницей,
		штрих — заметной цепочкой
		в сторону самого южного канадского острова Пили.
		Жили-были — остров Пили.
		
		Красные складывающиеся сердечки
		ушедших за прожитый год по теченью реки.
		Их провожают внешне благополучные здесь старики,
		чаще не выходя из машин,
		всматриваясь в голубизну отведенного им времени Онтарио.
		Кончается короткое лето, марево.
		Мы давно с тобой, отец, не разговаривали
		обо всем и о роде упрямом нашем,
		не очень счастливом и честном до странности.
		Я не помню, успел ли сказать тебе,
		что не верю в случайности.
		Что по-прежнему, как закодированный,
		говорю, что русские — непобедимы,
		что нам хватит терпения.
		Но два-три века до предстоящей Победы,
		в сущности, над собой,
		не имеют сегодня оправдания, логики
		и любого значения.
		Ты израненный и убитый алкоголем,
		болезнями, часто невнятной и глупой судьбой,
		с золотыми руками и искренним сердцем
		все равно мой герой, отец мой.
		Ты, видимо, стремился и соответственно умудрился
		прихватить пару дней с льющейся из приемника музыкой
		в любимом своем гараже,
		заваленном инструментом, хламом,
		а теперь вязкой тишиной,
		пропитанной голосами твоих друзей,
		стуком фигур об шахматную доску,
		невидимой игрой…
		Гараж — дом твой, отец мой,
		последний приют, склеп 3,3 x 6 x 3 метра,
		немного искаженный и увеличенный прообраз
		формы твоего малинового гроба.
		За две недели до твоей смерти я записал о том, что
		«как только меняется масштаб —
		неумолимо меняется форма»;
		за десять дней — «Не уходи»;
		за пять — «Пьет и поет намного лучше, чем запишет…»;
		за день — «Пошевели усталый пьяный мозг…»,
		«Мне нравится, что жизнь моя смертельна…»,
		«Над Саратау смог Багдада…»
		«Одинокий и пьяный инвалид…»,
		«Несколько часов работы…»
		и даже «Старый футболист или время ухода».
		Если у кого хватит терпения —
		смотри приложения.
		А мое наполнение тобой — тоже дом твой, отец мой.
		Хрестоматийно белый-белый,
		материализованный и обычный здесь,
		но никогда не достижимый там,
		для просто хороших программистов,
		бывших моих земляков, дом,
		с голливудской вестерновской улочкой за углом,
		а также мальчишки, коих вокруг великое множество,
		бесперебойно и точно
		попадающие мячом в корзину от баскетбольного
		щита,
		а также низко летящие и ничего не боящиеся
		толстые дикие гуси,
		а также пустые зеленые футбольные поля,
		а также… бесконечные перечисления…
		создают иллюзию Рая… здесь.
3
В первой русской библиотеке,
		созданной на деньги нашей семьи,
		выступает очередной умный учитель еврей
		с рифмованными строчками,
		представленный своим отцом, артистом на пенсии Израиля,
		который в наслаждении играет на банджо
		русские и еврейские мелодии,
		венский вальс и прочее.
		
		Я думаю, что ты так меня и не представил.
		Так получилось.
		Но можно сказать, что ты представил мне возможность
		представиться самому.
		Увы, я не знаю, готов ли будет мой сын — твой внук
		быть однажды представленным нами.
		
		Я хожу на задворках концерта
		и читаю вступление к книге бразильского,
		самим собою вылепленного
		писателя Пауэло Коэльо:
		«осмелился и следовать своей мечте,
		иметь мужество быть иным, победить страх,
		который не дает жить по-настоящему…»
		
		Евреи собрались всей семьей:
		отец, сын, его мальчики, друзья,
		подогреваемые соприсутствием и друг другом,
		нация, отмеченная Богом.
		
		Нам сложнее,
		мы не евреи и не бразильцы,
		у нас не придуманно холодно
		и от незаделанных отверстий — вечные сквозняки
		в домиках души и гаражах…
4
Весь коротающийся с друзьями за картами вечер
		мне в самый нужный момент приходит покер —
		черный пиковый валет твоей питерской юности.
		
		Завтра я полечу, успевая через Океан.
		А, прилетев, размножу твои ранние фотки,
		где ты молодой, смеющийся и красивый.
		Где ты в матросской форме
		с шотландской бородкой на корабле,
		с друзьями на свадьбах и демонстрациях.
		Где ты выхваченный в толпе на Невском
		в конце пятидесятых
		красивее любого Алена Делона.
5
Твоя 15-летняя внучка
		учится по ночам водить машину
		вокруг Springer drive — улицы садовников,
		где на самом углу на огромной и не типичной для Канады
		зеленой лужайки,
		выйдя из спроектированного бывшими хозяевами
		шотландского дома,
		сегодня очень хорошо виден Марс.
30.08 — 07.09.2003