(зачем снова переводить «Макбета»?)
Из «Макбета» У.Шекспира в новом переводе Г. Кружкова
Опубликовано в журнале Prosōdia, номер 10, 2019
Григорий Михайлович Кружков — поэт, переводчик, эссеист, исследователь англо-русских литературных связей. Родился в 1945 году в Москве. Закончил физический факультет Томского университета и аспирантуру Института физики высоких энергий (Протвино). В 1971 году издательством «Художественная литература» опубликованы его первые переводы из Теофиля Готье и Эдгара По. В 1992–1994 годах редактор поэзии журнала «Огонёк». Член СП Москвы и ПЕН-клуба. В 2000 году защитил диссертацию в Колумбийском университете (Нью-Йорк) на тему Communio poetarum: W. B. Yeats and Russian Neoromanticism и получил степень доктора философии (PhD) по русской литературе. С 2001 года преподаёт в РГГУ, профессор Института филологии и истории. Автор семи книг стихов, в том числе «На берегах реки Увы» (2002), «Гостья» (2004), «Новые стихи» (2008), «Двойная флейта: избранные и новые стихи» (2012) и многих книг для детей.
I
Сюжет Макбета прост, как классический миф, и не осложнён никакими боковыми ветвями. Храбрый Макбет, шотландский тан и подданный короля Дункана, встречает на дороге ведьм, которые предсказывают, что он сам станет королем. Прельщённый их пророчеством, Макбет задумывает убийство короля и, когда тот приезжает к нему в замок, закалывает кинжалом спящего гостя. Ведьмы обещают Макбету, что ему нечего бояться, если только не произойдут некие сверхъестественные события, но в их обещании таится коварный подвох. Невероятные события всё же происходят, и в финале Макбет гибнет.
Никто, кажется, не обращал внимания на сходство между сюжетами «Макбета» и пушкинской «Пиковой дамы». И там, и здесь жажда власти или богатства и надежда на потусторонние, то есть бесовские силы. Главный герой под покровом ночи проникает с оружием в спальню высокой особы (графини; короля), причиняет смерть и достигает свой злодейской цели. Но бес жестоко морочит и обманывает честолюбца, внушив ему ложную уверенность в своем конечном успехе.
По своим поэтическим достоинствам, по качеству, если можно так сказать, поэтической ткани «Макбет» выделяется даже среди шедевров Шекспира, уступая, может быть, только одному «Гамлету». Но ставится эта пьеса не так часто, как она заслуживает. Не объясняется ли это беспросветной мрачностью главного героя?
Литературные критики порою пишут, что образ Макбета сложен, что в нём борются светлые и тёмные силы. Я так не думаю. Обыкновенный злодей, совершающий злодейства из властолюбия. У него нет никаких угрызений совести относительно цареубийства, его первоначальные колебания связаны лишь с неуверенностью в том, удастся ли скрыть следы и уберечься от возмездия. Этим он и озабочен после свершения злого дела, тут-то он и втягивается в круговерть дальнейших убийств: двух стражников, потом Банко и т.д.
Единственная положительная черта Макбета – его личная храбрость; но это довольно обычная черта злодея в кровавых трагедиях того времени. Храбр Ричард III, мужествен Де Флорес в «Оборотне», и т.д.
Иллюзия особой сложности характера Макбета возникает потому, что в пьесе он произносит много монологов, и неотразимое обаяние шекспировского гения – его зоркого взгляда на вещи, его метафорической речи – невольно осеняет злодея. Макбет постоянно открывает нам свою душу, и хотя мы не находим в ней ни одной истинно благородной мысли, сама эта близость к преступнику, его открытость перед нами, вызывают невольное сочувствие. Это, если хотите, род «стокгольмского синдрома». Если бы столько монологов произносил перед нами Клавдий, мы бы тоже считали его сложным и неоднозначным. Но в «Гамлете» Клавдий почти не обращается напрямую к публике, он только хлопочет и строит козни – как следствие, публике он кажется чистым злодеем, и только. Каким-то непредсказуемым животным вроде змеи или скорпиона, за действиями которого мы можем только наблюдать вчуже.
II
Предпринимая свой перевод «Макбета», я не ставил своей целью превзойти уже существующие переводы. Вообще я не думаю, что соревновательность может быть подходящим стимулом или движителем литературной работы.
Грустно бывает читать, когда авторы новых переводов (как правило, не слишком убедительных переводов!) начинают с опровержения работ своих предшественников. Это похоже на то, как боец каких-нибудь смешанных единоборств перед началом схватки распаляет себя и зрителей, понося своего соперника и обещая разорвать его на куски. Всё-таки искусство не спорт и не шоу-бизнес.
Однако я всё же чувствую, что должен объяснить читателю свою цель. Этого требует вежливость, и она же, я полагаю, требует максимальной искренности (хотя, увы, именно искренность порой вызывает наибольшие подозрения.)
Цель этого перевода романтическая – в том смысле, в каком определял это слово Александр Блок. Романтизм, писал он, есть «стремление жить удесятерённой жизнью, создать такую жизнь». Переводить Шекспира, тем более такую вещь, как «Макбет», это и значит жить удесятерённой жизнью. Это значит работать на самой грани своих сил и возможностей. Следуя примеру сказки – выбирать самое трудное дело из всех возможных – и помня о завете Рильке художнику:
Не станет он искать побед;
Он ждёт, чтоб высшее начало
Его всё чаще побеждало,
Чтобы расти ему вослед[1].
Сказанное только что не следует понимать так, что я просто желал быть втянутым в мощное течение Шекспира и плыть, куда оно понесёт. Я, конечно, заранее знал, какой перевод я хочу сделать. Ни в коем случае не «академический», цепляющийся за каждое отдельное слово и блюдущий эквилинеарность über alles. Не «архаизирующий», пытающийся подделаться под старину с помощью «Слова о полку» и четырёхтомника Даля. Не «проясняющий», переводящий сложный поэтический язык Шекспира на уровень, доступный ленивому уму.
Я хотел прежде всего сделать перевод для театра, который был бы равно удобен и для актеров, которым это играть, и для зрителей, уловляющих текст со слуха. Перевод динамичный и свободно льющийся, как у самого Шекспира, но в то же время не обедняющий роскошной риторики его речей и монологов.
Я хотел сделать перевод, который бы естественно вписался в корпус моих английских переводов. Был с ними совместим и соприроден. Ведь влияние Шекспира на всю английскую поэзию, начиная с романтиков и кончая современными поэтами, огромно: от языка, общего строя и стиля до конкретных цитат. Возьмем, например, стихотворение Роберта Фроста, которое называется: «Out, out –». Цитата более чем краткая, но для англичан и американцев мгновенно узнаваемая. «Out, out, brief candle!» – это из знаменитого монолога Макбета: «Tomorrow, and tomorrow, and tomorrow»; в моём переводе так:
Мы повторяем: завтра, завтра, завтра.
И с каждым «завтра» мелкими шажками
Мы приближаемся к концу времён,
И каждое «вчера» мостит нам путь
К могиле пыльной. Догорай, огарок!
Жизнь – только тень, дрянной комедиант,
Что пыжится и корчится на сцене,
Пока не кончит роль; она – рассказ
Безумца, полный ярости и шума,
Лишённый смысла.
Столь же мгновенно узнаваема цитата в стихотворении Йейтса «Безумная Джейн говорит с епископом», когда епископ призывает беспутную женщину оставить стезю порока: «Live in a heavenly mansion, Not in some foul sty», по-русски: «Брось, говорит, свой грязный хлев, / Ищи небесных благ». На это Джейн отвечает так:
Fair and foul are near of kin,
And fair needs foul,’ I cried.
Здесь имеется в виду фраза, которую выкрикивают ведьмы в прологе «Макбета»: «Fair is foul, and foul is fair»!
Джейн отвечает по-русски так: «А грязь и высь – они родня, / Без грязи выси нет!» И по-другому это перевести нельзя, ведь нужно передать оппозицию «грязный – небесный». И при всём том, строки Йейтса должны и согласовываться с русским «Макбетом».
Заглянем в имеющиеся переводы и обнаружим, что все они переводят fair и foul как «добро» и «зло», что для наших целей никак не подходит. Здесь мне пришлось разойтись с традицией, и вот каковы мои аргументы. Я сомневаюсь, чтобы шотландские ведьмы стали оперировать такими абстрактными, с религиозным оттенком, категориями, как добро и зло. Между тем у fair и foul есть и другие значения. Первое значение «foul» по словарю Уэбстера «отвратительный», «отталкивающий», второе «грязный», «запачканный», третье «уродливый», четвёртое «похабный», и так далее. Таким образом, слово имеет главным образом конкретно-чувственный характер, и ведьмы, варящие своё колдовское средство из всякой мерзкой дряни, имеют в виду, конечно, этот непосредственный смысл, а не абстрактное понятие зла. Так же и «fair» имеет основные понятия «красивый», «чистый», «светлый» и так далее. Для добра и зла есть другие, вполне определённые слова good и evil. В словах «fair is foul, and foul is fair» противопоставлены грязь и чистота, тёмное уродство и светлая красота. «Грязь и высь» представляется довольно близким эквивалентом, звучащим вполне естественно в сцене ведьм. Как естественна и адаптация этой фразы в стихах Йейтса. Полностью его строфа звучит по-русски так:
А грязь и высь – они родня,
Без грязи выси нет!
Спроси могилу и постель –
У них один ответ:
Из плоти может выйти смрад,
Из сердца – только свет.
Для меня было важно сохранить эту перекличку поэтов, и это понимание fair and foul. Поэтому в моем переводе, в финале первой сцены, ведьмы перед тем, как умчаться, восклицают:
Из выси – в грязь! Из грязи – ввысь!
Вперёд, красотки! Понеслись!
Что отражает и обычную траекторию ведьм – из болота в небо и с неба обратно в болото, – и судьбу основных героев пьесы, их вознесение и гибель. В отличие от ложного предсказания, которое они коварно дают Макбету, это и есть их настоящее предсказание, о смысле которого зритель (читатель) начинает догадываться. Это – камертон, задающий тон трагедии и определяющий суть грядущих событий.
III
Другое проблемное место, которое пришлось решать по-своему, это рассказ Макбета жене о совершённом убийстве.
Вообразим – ночь, какая-то галерея или площадка возле ведущей наверх лестницы. Леди Макбет ждёт мужа, прислушиваясь к каждому звуку, а его всё нет. Она почти в панике, и вдруг появляется Макбет с двумя окровавленными кинжалами в руках. «Ты сделал это?» – спрашивает она. Макбет отвечает: «Да». Но он в шоке от только что совершённого, мысли его блуждают.
М а к б е т
Скажи,
Кто спал в соседней комнате?
Л е д и М а к б е т
Малькольм.
М а к б е т (глядя на свои руки).
О горестное зрелище!
Л е д и М а к б е т
Вот глупо
Теперь стонать!
М а к б е т
Один из них во сне
Вдруг рассмеялся, а другой вскричал:
«Убийство!» – и проснулись разом оба.
Я, затаясь во тьме, всё слышал. Вскоре
Опомнились они и, помолившись,
Уснули.
Л е д и М а к б е т
Братьев поместили вместе.
М а к б е т
Один воскликнул: «Господи, помилуй!»,
Другой: «Аминь». А я, с кинжалом стоя,
Не мог на «Господи, помилуй» даже
Откликнуться: «Аминь!»
Л е д и М а к б е т
Брось эти мысли!
Переводчик не может не задаться вопросом: кто были эти двое, о которых говорит Макбет? Новейшие кембриджское и арденовское издания не прибавляют ясности в этом пункте, выдвигая различные версии. Комментатор «Коллингс-классикс» (Майк Гоулд) пишет, что ясности здесь и не нужно, что темнота смысла увеличивает драматизм ситуации.
У переводчиков вообще невозможно понять, что произошло и где; и, конечно, фразу Макбета насчёт другой (second) комнаты, в которой поместили принцев, абсолютно все трактуют неправильно, думая о комнате рядом с тем местом, где идёт разговор Макбета с женой. Тогда остаётся считать, что в ночь убийства проснулись слуги. Но это совершенно невероятно! Слуги были опоены вином с особым зельем и, по словам леди Макбет, находились между жизнью и смертью. Они валялись в таком бесчувственном, мертвецком состоянии, что можно было не только вытащить у них оружие, но даже спокойно вымазать их лица кровью. Как же они могли проснуться от звука крадущихся шагов Макбета? Да ещё произнести вслух молитву? На мой взгляд, текст ясно указывает, что речь идёт о принцах. Это подтверждает и реплика леди Макбет: «Братьев положили вместе».
У меня есть своя версия, по-моему, единственно логичная. Комнаты были расположены анфиладой; первую, сквозь которую должен был пройти Макбет, занимали братья. Именно там он и натерпелся страху, когда спящие проснулись. В следующей комнате перед дверью короля спали стражи. И лишь в третьей, внутренней комнате спал король. Такая диспозиция объясняет, почему принцы могли проснуться утром и выйти из своей комнаты, не обнаружив свершившегося преступления.
IV
Переводчик – особого рода художник. Он ничего не придумывает: он лишь, как в старину говорили про иконописцев, «раскрывает» изображение. Поэтому смирение в нём должно сочетаться с определённого рода смелостью, когда требуется восстановить утраченное – или устранить позднейшее искажение.
Вот два примера. В пятой сцене третьего акта появляется Геката, царица Ада, с которой прилетает целый рой воздушных духов, поющих свою песню. В напечатанном тексте пьесы (Фолио 1623 г.) приводятся лишь её начальные слова: Come away, come away, но в представлении, конечно, звучала песня целиком. Комментаторы сходятся на том, что текст этой песни можно найти в пьесе Томаса Мидлтона «Ведьма» (1610), который, по-видимому, позаимствовал её из более ранней пьесы Шекспира. Чтобы восстановить полную картину, я взял эту песню у Мидлтона и ввёл обратно в текст «Макбета»:
Умчимся скорей,
Умчимся скорей
За десять лесов,
За десять морей!
Под веющим ветром,
Под яркой луною
Так славно взлететь
И парить над землею,
Кружиться и петь,
Танцевать и смеяться,
Взмывать на ветру,
На лету целоваться!
Умчимся скорей,
Умчимся скорей
За десять лесов,
За десять морей!
Не будем мы слушать,
Под тучи взлетая,
Ни волчьего воя,
Ни пёсьего лая,
Ни скрипа телеги,
Ни шума прибоя,
Ни грохота пушек,
Ни скрежета боя.
Между прочим, у Йейтса есть песня с рефреном Come away, o human child – про дитя, уведённое феями в их волшебную страну. Можно было бы не связывать её с Шекспиром, если бы не соответствие всего сюжетного строения песни. Например, в последнем куплете у Йейтса говорится, что малыш, улетевший в царстве фей, больше не будет слышать грубых звуков Земли. Сравните с вышеприведённым куплетом Шекспира – Мидлтона.
Он больше не услышит,
Как дождь стучит по крыше,
Как чайник на плите
Бормочет сам с собою,
Как мышь скребётся в темноте
За сундуком с крупою.
(«Пропавший мальчик», 1893)
Возникает гипотеза, что Йейтс читал какое-то издание «Макбета», в котором песня духов давалась полностью, и это запечатлелось в его памяти. Между прочим, у него есть ещё одно стихотворение про духов, в котором фраза away, come away звучит как рефрен: «Воинство сидов» (1895).
Другой пример – противоположный: не добавление к каноническому тексту, а отсечение целого эпизода – двадцати строк в третьей сцене четвертого акта. Между Макдуфом и принцем Малькольмом, сыном Дункана, только что состоялся чрезвычайно напряжённый диалог, в ходе которого принц проверял, нет ли в словах Макдуфа, звавшего его обратно в Шотландию, предательской ловушки. При этом он приписывал себе все мыслимые и немыслимые пороки и в конце концов привёл Макдуфа в полное отчаяние. Тот ещё не успел полностью прийти в себя, а ему вот-вот предстоит узнать от прибывшего гонца, что его жена и дети в его отсутствие злодейски убиты по приказу Макбета. И в этот самый момент входит королевский Врач и ни к селу, ни к городу начинает рассказывать, как замечательно его хозяин, английский король Эдуард (у которого Малькольм в гостях) излечивает больных золотухой наложением рук.
Большинство комментаторов и текстологов полагают, что это позднейшая вставка, сделанная, чтобы польстить королю Иакову I (покровителю труппы Шекспира), который верил, что обладает этой же королевской привилегией – исцелять наложением рук – и очень тем гордился. С этим согласуется и метрический аргумент: если вынуть из текста эти двадцать строк, то оборвавшиеся перед тем полстроки речи Макдуфа и его следующая реплика: «Смотрите, кто идёт!» образуют правильную строку пятистопного ямба. И ни малейшего шва на этом месте не заметно. Кроме того, в пятом акте тоже появляется Врач, но уже другой – при шотландском дворе, и это не совсем ловкое «удвоение врачей» может указывать на спешку, в которой производилась данная вставка. Вне зависимости от того, сделана ли она самим Шекспиром или кем-то другим, она вызвана не художественными причинами и, на мой взгляд, мешает драматическому развитию этой важнейшей сцены. Исходя из всего сказанного, я её спокойно и без особенных угрызений совести удалил.
V
По своему обычаю, я не изучал предыдущих переводов перед началом работы, это всегда мешает: чужие строки начинают жить в голове и влиять на собственный текст. Из всего русского «Макбета» я помнил две, максимум три фразы. Одна из них была такая: «Макбет зарезал сон!» Я очень долго колдовал над этой строкой (по-английски «Macbeth does murther sleep!»), но ничего не только что лучшего, но и сравнимого по качеству придумать не мог. Наконец, я сдался и решил её сохранить, лишь проверив перед этим, кто её придумал. Оказалось, это был первый переводчик «Макбета» Михаил Павлович Вронченко ещё в 1836 году:
Какой-то голос прокричал: не спите!
Макбет зарезал сон, невинный сон…
Эту фразу: «Макбет зарезал сон, невинный сон» – повторили за ним все основные переводчики Шекспира: А. Кронеберг в 1844-м, С. Соловьёв, Б. Пастернак, М. Лозинский, Ю. Корнеев. Получилось так, что я присоединился к большинству. Может быть, и правильно. Чтобы не сбивать с толку читателей и зрителей.
Второе место запало в память благодаря замечанию Юрия Олеши в книге «Ни дня ни строчки». Вот эта цитата:
«Тень Банко появляется перед Макбетом. <…>
«Ну, – подумал я, – как же будет реагировать Макбет?»
Трудно представить себе более точную реакцию.
– Кто это сделал, лорды? – спрашивает Макбет.
Зная, как шатко его положение, он имеет основание подозревать лордов в чем угодно. Возможно, они и устроили так, что появилось привидение, – кто-нибудь из них переоделся или переодели актера.
– Кто это сделал, лорды?
А лорды даже не понимают, о чем он спрашивает».
И здесь я не увидел причины менять ключевой фразы. Она лучшая из всех возможных. Другие варианты, например: «Чьё это дело, лорды?» – было бы лишь очевидной попыткой избежать повторения и тем самым более тривиальным, чем само повторение.
VI
Надеюсь, эти заметки будут интересны внимательному читателю и снимут некоторые вопросы, которые могут у него возникнуть. Новые переводы Шекспира – дань, которую мы приносим великому автору. Древние, принося жертвы богам, верили, что жертвенная кровь обновляет силы богов. С этим связана формула древнеримского обряда, обращенная к божеству: «Да будешь преумножен этим приношением». Точно так же обновляется и классика. Разумеется, если в перевод влита кровь, а не просто чернила.
Для этой публикации я выбрал три маленьких отрывка в трех разных драматических тембрах: монолог Макбета, знаменитый комический отрывок с Привратником и сцену в замке Макдуфа перед тем, как туда врываются посланные Макбетом убийцы.
ИЗ НОВОГО ПЕРЕВОДА «МАКБЕТА» У. ШЕКСПИРА
МОНОЛОГ МАКБЕТА ПЕРЕД УБИЙСТВОМ
Акт 2, Сцена 1
М а к б е т (слуге).
Скажи хозяйке, чтоб велела звать,
Когда согреет мне питьё ночное,
И спать ступай.
Слуга уходит.
Что вижу я – кинжал?!
Он так ко мне повёрнут рукоятью,
Как будто дразнит: на, возьми. Схвачу! –
Нет, ускользнул, как воздух, из ладони.
О призрак роковой! Иль ты всего лишь
Кинжал моей фантазии, обман
Разгорячённых чувств? Зрим, но бесплотен;
Хоть с виду так же явственен, как тот,
Который я могу достать из ножен.
Ты мне указываешь путь и средство,
Которые уже я выбрал. Значит…
Мои глаза иль, как шуты, мне лгут –
Иль правду говорят – ту, что не смеют
Сказать другие чувства. Вижу вновь
Тебя, мой страшный призрак. На клинке
И гарде – пятна побуревшей крови…
Тебя здесь нет, я знаю; это только
Мой замысел кровавый не даёт
Забыться мне. Как тихо! Мир уснул,
И страшные кошмары мучат спящих –
В такую ночь, когда лишь Колдовство
Приносит жертвы мертвенной Гекате
И древнее Убийство, пробудясь
От воя волчьего, крадётся тихо,
Шагами вкрадчивыми, как Тарквиний,
К своей несчастной жертве. О Земля,
Надёжно укреплённая твердыня!
Смягчи мои шаги, чтоб в тишине
Их звук предательский меня не выдал
Сегодня ночью. – Но довольно слов;
Кто рассуждает, к делу не готов.
Удар колокола.
Час пробил. Предрешённому – свершиться.
Спи, спи, Дункан! Колокола молчат.
Ты сам найдёшь дорогу в рай – иль в ад.
РАННИМ УТРОМ ПОСЛЕ УБИЙСТВА
Акт 2, сцена 3
У ворот замка. Входит Привратник.
Стук в ворота.
П р и в р а т н и к
Ишь, как стучат! Если бы я был привратником в Аду, вот где только успевай ключ поворачивать. Тук-тук-тук! Кто там, во имя Вельзевула? Это фермер, который придержал зерно, ждал недорода, не дождался и повесился? Заходи, давно тебя ждём. Утиралки с собой захватил? Тут тебе придётся хорошо попотеть. Тук-тук-тук! Кого там ещё леший несет? Ага, это двусмысленник-иезуит, готовый во имя Господне на любую измену и подлость? Заходи, хитрец! Ты надеялся запутать черта и дьявола своими двусмысленностями, но Небо тебе одурачить не удалось. Тук-тук-тук! Кто там ещё? Да это, ей-богу, английский портной, кроивший французские штаны и выкроивший для себя пару локтей бархатца. Заходи, приятель! Здесь удобно нагревать утюги. Опять стучат! Ни минуты покойной. Кто там опять? – Нет, для Ада тут всё-таки прохладно. Коли так, не желаю больше быть в привратниках у Сатаны. Я думал впустить ещё по грешнику от разных занятий – тех, что спешат приятной тропинкой прямиком в пекло, ну да ладно. – Хватит, хватит стучать! Входите, да не забудьте о бедном привратнике.
(Открывает ворота.)
Входят Макдуф и Леннокс.
М а к д у ф
Когда же ты лёг, приятель, что дрыхнешь так поздно?
П р и в р а т н и к
По совести сказать, сэр, мы веселились до вторых петухов, а вино, как вам известно, сэр, имеет три действия.
М а к д у ф
Какие же это действия?
П р и в р а т н и к
Красит нос, наводит сон и гонит мочу. Что до блудных дел, то тут его действие двоякое: оно возбуждает желание, но портит исполнение. Вино, если его пить без меры, лукавая вещь, сэр: она будит похоть и студит похоть, заводит тебя и подводит тебя, напрягает жилу и отнимает силу, и под конец, дав подножку, укладывает в лёжку.
М а к д у ф
Значит, оно тебя уложило сегодня?
П р и в р а т н и к
Если б не эта бессовестная подножка, сэр, ещё неизвестно, чей был бы верх. Но я с ним сквитался: выблевал его к чертям собачьим, вот так-то.
М а к д у ф
Хозяин твой поднялся?
Входит Макбет в ночном платье.
РАЗГОВОР ЛЕДИ МАКДУФ С СЫНОМ
Акт 4, Сцена 2
Комната в замке Форрес. Входят леди Макдуф, её сын и Росс.
Л е д и М а к д у ф
Что он такого сделал, чтоб бежать?
Р о с с
Мадам, вам нужно запастись терпеньем.
Л е д и М а к д у ф
Его побег – безумство. Кто бежал,
Тот и предатель, скажут.
Р о с с
Мы не знаем,
Что это было. Страх? А может, мудрость?
Л е д и М а к д у ф
Вот мудро! Бросить дом, жену, детей
На произвол судьбы – в том самом месте,
Откуда сам бежал! Он нас не любит.
Природы голос в нём молчит, увы.
Подумать только! Маленький крапивник
Бросается бесстрашно на сову,
Чтоб защитить птенцов! А здесь я вижу
Лишь страх, а не любовь. И что за цель
В постыдном бегстве?
Р о с с
Милая сестра,
Прошу вас, успокойтесь. Ваш супруг
Смел, благороден, мудр и лучше знает,
Какая за окном сейчас погода.
Прямей сказать хочу, но не могу.
Бывают времена, когда в измене
Подозревают каждого, и каждый –
Преступник, хоть не знает, в чём вина;
Когда любые слухи или страхи
Швыряют нас, как лодку в бурном море –
То вверх, то вниз. Мне нужно уезжать;
Но скоро я вернусь. Не может быть,
Чтоб это длилось вечно, чтоб дела
Не повернулись к лучшему. Прощайте,
Прекрасная сестра, и да хранит
Вас Небо. – До свидания, племянник.
Л е д и М а к д у ф
Теперь он сирота наполовину.
Р о с с
Оставшись дольше, я бы лишь смутил
Себя и вас ненужными слезами
И сам попал в беду.
Росс уходит.
Л е д и М а к д у ф (сыну)
Ну, дорогой,
Как будешь жить, оставшись без отца?
С ы н
Как птички, мама.
Л е д и М а к д у ф
Мошками питаться?
С ы н
И червячками. Всем, что попадётся.
Л е д и М а к д у ф
Несчастный птенчик! Ты ещё не знаешь
О сетках и ловушках.
С ы н
Что мне в них? –
На мелких птичек не ведут охоты.
Отец мой жив, что б ты ни говорила.
Л е д и М а к д у ф
Нет, мёртв. Где ты отца теперь возьмёшь?
С ы н
А ты – где ты возьмёшь другого мужа?
Л е д и М а к д у ф
Куплю на ярмарке хоть двадцать штук.
С ы н
Зачем тебе так много – торговать?
Л е д и М а к д у ф
Ты остроумен, мальчик мой, и всё же –
Ты ещё мальчик.
С ы н
Скажи, мама: мой отец был предатель?
Л е д и М а к д у ф
Да, был.
С ы н
А что такое предатель?
Л е д и М а к д у ф
Это тот, который клянется и лжёт.
С ы н
И все, кто так делает, предатели?
Л е д и М а к д у ф
Все, кто так делают, предатели и достойны быть повешенными.
С ы н
Кто же их должен повесить?
Л е д и М а к д у ф
Честные люди, конечно.
С ы н
В таком случае, предатели просто дураки. Ведь тех, кто клянется и лжёт, так много, что они могли бы собраться и сами повесить честных людей.
Л е д и М а к д у ф
Храни тебя Бог, несчастная мартышка! Что же ты будешь делать без отца?
С ы н
Если бы он умер, ты бы плакала по нему; а если бы не плакала, это был бы знак, что у меня скоро будет новый отец.
Л е д и М а к д у ф
Ох, болтунишка! Откуда ты всё это знаешь?
Входит Вестник.
В е с т н и к
Благослови вас Небо, госпожа!
Я незнаком вам, но я знаю, кто вы,
И ваш высокий ранг известен мне.
Боюсь, к вам приближается опасность.
Вот мой простой, но искренний совет:
Вас не должны застать здесь. Уезжайте –
Немедленно, с детьми. Сказал я грубо,
Но лучше напугать вас, чем оставить
Во власти злобы. Сохрани вас Бог!
Не смею больше…
(Уходит.)
Л е д и М а к д у ф
Уезжать? Куда?
Я ничего не сделала плохого! –
Ах, я забыла: мы живём в том мире,
Где делать зло похвально, а добро
Считается весьма опасной блажью.
Так стоит ли по-женски восклицать:
Я невиновна?
Входят убийцы.
Что это за люди?
Какие злые лица!
П е р в ы й у б и й ц а
Где твой муж?
Л е д и М а к д у ф
В том месте, где подобные тебе
Его достать не смогут.
П е р в ы й у б и й ц а
Он изменник.
С ы н
Ты лжёшь, подлец!
П е р в ы й у б и й ц а
Что ты сказал, цыплёнок?
Ах ты, отродье вражье!
(Закалывает его.)
Перевод Григория Кружкова
[1] Перевод Б. Пастернака