Опубликовано в журнале Prosōdia, номер 10, 2019
Мария Олеговна Ватутина – поэт, родилась и живёт в Москве. Окончила Московский юридический институт и Литературный институт им. А.М. Горького. Работала юристом, адвокатом, журналистом. Автор одиннадцати поэтических книг, наиболее свежая – «Пока ты спал» (М., 2018), и многочисленных публикаций в периодике. Лауреат премии «Московский счёт» (2009), Международной Волошинской премии (2011), Бунинской премии (2012), Тютчевской премии (2015), премии «Парабола» (2017). Победитель Первого всероссийского турнира «Красная площадь. Время поэтов» (2016).
*
Говорила: спасибо за то, что дал, и уж если дал,
Воплощу и отдам обратно. Возвратный дар –
Всё, что богово. Ладно бы строки эти,
Но от Тебя порой родятся и дети.
Говорила: пошлю в семинарию, в храм, там уж как
Получится, примешь – бери, на Твоих руках
Пусть потешится, а потом отслужит.
Вот и голубь над домом кружит.
Вот и перепись, вот и шествие на осле.
— Я отдам, отдам, — говорила в огне, во сне.
И звезда была очевидицей, словно плаха.
Ожиданье расплаты страшней, чем сама расплата.
А потом поднимала голову и хрипела:
— Ну, помилуй, Господи, прикипела,
Ну, какой он там, твой всемирный рай!?
Не отбирай.
И ждала, ждала, когда за своим пришлёт он.
Вот уже толпа идёт к головным воротам.
Вот уже свершилось, спущено тело – вот.
А она вцепилась, смотрит, не отдаёт.
*
Экран пройду ладонью, словно лист,
Где ты – придуман, значит, уникален.
Любовь моя мрачна, как фаталист,
Темна, как мавр, и тяжела, как камень.
Я поняла – любовь моя мрачна.
Она – чернавка, чёрный человечек.
И в ней я не тобой увлечена –
Созданием тебя из слов-словечек.
А ты живёшь, не ведая того,
Что создан мною, что возлюблен мною,
Что это для тебя лишь одного
Построен мир немыслимой ценою.
А впрочем, нет. Не верь мне, вся цена –
Себя не открывая, сказки баять.
Любовь мрачна, но рифма в ней точна,
И слова ни добавить, ни убавить.
Тициан
1.
Как золотятся блики на полу,
И на воде залива золотятся,
Когда хозяин входит, а в углу
За делом подмастерья колготятся.
«Венецианский выводок хорош», —
Божественный украдкой отмечает.
— Ну, что ты там так долго в ступе трёшь?
— Жуков, синьор, — мальчишка отвечает.
Они ему — жуки! Поди избавь
Юнцов от судеб их — прямых и пресных.
Он весь июль ходил на берег вплавь
Купить улов таинственный у местных:
Коровок божьих — ягод луговых,
В сосуде копошащихся. Бывало
Всё улетало на своих двоих,
Кровавой струйкой кожу прорывало,
Окрашивая воду за кормой,
— Постойте, — говорил он, — растворитель
Не подходящий, следуйте за мной,
В холсты, где носит красное Спаситель,
И ножку ставит вечное дитя
Меж синим платом и пурпурным платьем,
Как между небом и землей. Хотя
Вас в прах сотрут, но горше вашим братьям,
Не послужившим миру и Христу.
— Жуки… — он повторяет — Краски божьи…
Идёт к холсту и водит по холсту
Рукою, как слепец на бездорожье.
2.
Трапезная. Свечи на столе.
Плавно блещут блики на стекле.
Слуги ставят супницы на стол
И встают за стулья на прикол.
По углам космическая мгла.
Отражают тризну зеркала.
Зала оглушённая молчит.
Каждая свеча кровоточит.
Все пришли, кого приветил он.
Стол накрыт на тысячу персон.
Гранд-канал искрится в темноте,
Как мазки на высохшем холсте.
Там, вдали, где канделябров куст,
На столе, средь яств, как будто бюст,
Человек один сидит в торце
С первой гнойной язвой на лице.
Старый он, капризный, шебутной.
Приказал устроить пир честной.
Гости закатили! Кутерьма!
Не опасна призракам чума.
Пьетро, Якоп, дети, брат, жена —
Умершими жизнь его полна.
Но струхнут и мёртвые столы,
Увидав бубонные узлы.
Каменной стеной стоит «Пьета»,
Отче, чаша эта ис-пи-та,
Дорисуй последний штрих в судьбе:
Разреши идущему к тебе
Августовской ночью голубой
Кисточку на память взять с собой.
Луч адриатической зари
Снизойдёт к нему: «Бери, бери».
*
Юрию Кублановскому
Я над бренным пыжилась, как умела,
Полагала в вечность войти поспешно,
Совершенствовала безуспешно тело,
О предавших плакала безутешно.
Головою билась в закрыты двери,
Болтовню грехом полагала страшным.
То есть прока в жизни, по крайней мере,
Было вровень с убылью и пустяшным.
Я ждала прибытка с небесных пашен,
Собирала дань с подземельных вотчин.
Говорили люди, что гнев мой страшен,
Да шептались боги: характер прочен.
Тишиной, спасибо, дарили власти,
Смысловая нить побеждала бредни.
Мамки сиднем сидючи пряжу прясти
Поучали, да все почили намедни.
И когда становишься старшей рода,
На себя пенять остаётся только:
Что не лезла в воду, не зная брода,
Отступала быстро, рвала, где тонко,
Что, таская правду по жарким тёркам,
Разводила в стороны рукавами,
Словно пугало, что гремит ведёрком,
Да не может выразиться словами,
Что в дверях не треснула лба скорлупка
Ради жизни выданной оправданья —
Что была от нас, о, душа-голубка,
Хоть какая польза для мирозданья.