Рец. на Федотов О. Стихопоэтика Ходасевича. – М.: Издательский центр «Азбуковник», 2017
Опубликовано в журнале Prosōdia, номер 8, 2018
Стиховедение
удивительно напоминает предмет своего исследования, поэзию. Теоретик
литературы, как и художник в словесном иероглифе, умещает в краткие строки
результат огромной работы, обобщая в статистических выкладках тысячи
вычислений. Монография Олега Федотова также выстраивается вокруг двух
кропотливо высчитанных таблиц, но с них только начинается работа учёного. Первая
показывает метрический арсенал Владислава Ходасевича, вторая – строфический. Казалось
бы, стиховедческий комментарий этим исчерпывается.
Но
Федотов разрабатывает один из самых интересных разделов науки о стихе – стихопоэтику. По сути, эта дисциплина выросла из настольной
книги современных теоретиков литературы, «Метра и смысла» Михаила Гаспарова. Обоснованная в ней идея о семантическом ореоле стихотворных
размеров формирует инструментарий, позволяющий сопоставить творческие практики
отдельных поэтов с исторически сложившимися закономерностями. Разработки в этом
направлении ценны тем, что позволяют на основе статистических данных показать
содержание формы, а также продемонстрировать, как специфически стиховые
атрибуты влияют на смысл поэтического высказывания. Рассмотрев через эту призму
корпус стихов Набокова в предыдущей монографии, теперь Федотов разбирается в
зелёном томике Ходасевича из «Библиотеки поэта».
Вычисления
исследователя служат наглядным примером ориентации Ходасевича на Золотой век
русской поэзии: половина стихов написана ямбами, две трети – четверостишиями. Редкие
размеры занимают весьма небольшую долю среди его стихов, не говоря уже о
строфике, в которой необычные версификации Ходасевич выдаёт почти гомеопатическими
дозами. Многие из обращений поэта к экспериментальным формам выполнены в
шуточном ключе: это эпиграммы или дружеские послания. Когда ему нужно
продемонстрировать владение редким стихом, он снижает градус серьёзности, сохраняя
в «настоящих» произведениях приверженность пушкинской простоте. Это даёт особый
простор для интерпретаций серьёзных экспериментов, вроде брахиколона
«Похороны» или имитации малого асклепиадова стиха
«Сладко после дождя тёплая пахнет ночь…»
Федотов
дотошно комментирует любые ритмические модуляции и все тексты, написанные в
соответствии с ними. Сплошного просмотра избегают только самые базовые и
обширные группы текстов, вроде четырёхстопного ямба – рассматриваются лишь
отдельные стихотворения, написанные этим размером.
Стихопоэтический анализ порой даёт удивительные данные для осмысления
произведений. Так, например, в стихотворении «Дактили» стиховая проблематика
фиксируется уже в названии, но прочитывается сразу на нескольких уровнях. Самый
простой заключается в отмеченной самим поэтом магии чисел: отец лирического
героя шестипал, как «шестипалы» размер и строфа. Несколько сложнее
проанализировать колебания метра: стихотворение написано элегическим стихом, а
не чистым дактилем, чему Федотов уделяет особое внимание и что подробно объясняет.
Наконец, самое тонкое наблюдение он проводит над еле заметными перебоями ритма:
«поэту необходимо было так или иначе подчеркнуть драматизм сообщаемого события
или, скорее, посредством выразительного ритмического жеста сымитировать дважды
дрогнувший при этом сообщении собственный голос. Соответствующее содержательное
обоснование можно обнаружить и в пяти остальных “дефектных” гекзаметрах <…> Во всех пяти случаях возникающие в результате
стопной замены непредсказуемые ритмические перебои мотивированы общей
установкой на передачу едва сдерживаемого душевного волнения, прорывающегося в
голосе повествователя» (с. 22).
Закономерно
может возникнуть вопрос о том, не слишком ли исследователь концептуализирует
формальные приёмы. Но в том и состоит ценность разрабатываемой методики, что она
позволяет на обширном материале оценить степень сознательности поэта при решении
стиховых задач. Федотов показывает, чем отличаются перебои ритма у юноши,
только осваивающего разнообразные размеры, и у сложившегося мастера. Уже с
1910-х Ходасевич способен не только просчитывать эффект от любой составляющей
стиха, но и олицетворять диалектику формы. Так, в стихотворении «Пэон и цезура» между поэтическими атрибутами происходит
настоящий любовный поединок.
Кроме
собственно стиховедческого комментария, любопытны многие страницы
исследовательских интерпретаций. Например, особое внимание в книге уделено
анализу корпуса сонетов. Это неудивительно – Федотов писал об этой форме
монографию, устраивал и продолжает устраивать посвящённые ей конференции. Он не
только подробно рассматривает каждый текст, который можно назвать сонетом (даже
самые периферийные варианты и незаконченные наброски), но и систематизирует их,
выделяет периодизацию, наконец, предлагает рассматривать сонетиану
Ходасевича как цикл не только с формальной стороны, но и со своей содержательной
доминантой.
Монографию
Федотова можно воспринять как материал к теоретически мыслимой «Ходасевической энциклопедии», как справочник о любимых
стихах или просто как две таблицы для университетских штудий. Сама же стихопоэтика Ходасевича показывает, как искусно поэт первой половины XX века
смог найти простор для смелых экспериментов и в строго очерченном для себя
неоклассическом пространстве.