Опубликовано в журнале Prosōdia, номер 6, 2017
Уистен Хью Оден (1907 – 1973)
В переводах Яна Пробштейна
Пробштейн Ян Эмильевич — поэт, переводчик поэзии, литературовед, издатель, 1953 г.р. Доктор литературоведения (Ph. D.), профессор английской, американской литературы, автор восьми поэтических и около 20 переводных книг. Переводит с английского, испанского, польского, итальянского, а также с русского на английский. Составитель, редактор, автор предисловия, комментариев и один из ведущих переводчиков книги «Стихотворения и избранные Cantos» Эзры Паунда (СПб, Владимир Даль, 2003, 1 т.). В 2013 г. под редакцией Я. Пробштейна, с его предисловием и комментариями был издан том Собрания стихотворений Т.С. Элиота в переводах Я. Сергеева, В. Топорова и Я. Пробштейна (М., АСТ). Живет в Нью-Йорке.
Из цикла «Поиск»
“The Quest.” Copyright © 1940 by W.H. Auden. Reprinted by permission of Curtis Brown, Ltd. All rights reserved.
Дверь
Выходит будущее бедняков,
Загадки, палачи, законы тут:
Не в духе королева, нрав суров,
А может, дураков дурачит Шут.
Великие сквозь сумрачный покров
Глядят, пройдёт ли прошлое сквозь дверки:
Вдова с улыбкою миссионерки
И водопада вспененного рёв.
Все громоздим мы в страхе перед дверью,
О створки слепо бьёмся в смертный час,
Но если б вдруг она открылась раз,
Огромная Алиса в недоверье
В страну чудес под солнцем бы вошла
И разрыдалась бы, что так мала.
Приготовления
Всё заказали за недели наперёд:
Приборы лучших фирм для измерений
Причудливых непонятых явлений,
Часы, чтоб нетерпенья мерить ход,
Запас лекарств от сердца, несваренья,
От солнца — ширм, от мрака ламп запас,
Цветные бусы для дикарских глаз,
Взять ружья диктовало опасенье.
Их ожиданья, словом, были здравы
В теории, когда б сбылись, но право
Другое в жизни встретили друзья:
Ни отравителю лекарств нельзя,
Ни магу дать магический кристалл,
Ружьёзануде тоже бы не дал.
Распутье
Друзья здесь обнялись и разошлись,
Чтоб совершить свои ошибки врозь:
Шёл к славе и ославлен был один,
Другого тина сельской жизни вниз
Тащила мелким злом, ему пришлось
Там сгинуть. Путь пустынен средь равнин.
Кто б на распутьях и причалах мог
Сказать: места прощаний и решений!
Ведёт к бесчестьям жажда приключений,
Какой бы дар там друга мог спасти —
Быть может, для спасения злой рок
И край погибельный нужны в пути?
Пейзаж от страха весь заледенел.
Никто в легендах не подумал даже,
Что время налагает свой предел
На невозможное: всего лишь год
Есть у любого мрачного пейзажа,
Ошибки ограничив наперёд.
Что ж оставалось предавать друзьям?
Какую дольше искупать отраду?
Кто б на день раньше смог закончить сам
Путь, на который времени не надо?
Город
Их детские прошли в деревне годы
В необходимости, где их учили,
Что всякая нужда одной природы
И всё равно, как голод утолили,
Но не признал тех убеждений город
И полагал, что каждый одинок
В нужде, подобной скорби, чтобы голод
Насытить каждый в одиночку смог,
И предлагал для каждого соблазны,
Чтоб управлять, искусству быть никем,
Их обучив; у всех соблазн был разный;
Следят, в обед на солнышке, за тем,
Смеясь, как из деревни в первый раз
Ребята в город прибыли сейчас.
Второе искушение
Библиотека раздражала той
Спокойной верой в истинность момента,
Швырнув тупую книгу конкурента,
По лестнице взобравшись винтовой,
Он с парапета крикнул вниз с тоской:
«Освободи, Ничто, дай совершенство
Мне выразить Твоё, чтобы блаженство,
Страсть вечной ночи разделить с Тобой»
И плоть многострадальная, что рада
Простого камня ощутить стремленья,
Поверила, что после восхожденья
Даст ей покой, и как всегда, ошиблась,
Карабкалась в надежде на награду,
И, рухнув в дворик колледжа, расшиблась.
Башня
Для чудаков архитектура та:
Из страха небо здесь атаковали,
И дева, думая о том едва ли,
Вручила богу девственность. Когда
Триумфа мир ночным забылся сном,
Горит в огне абстрактных дум любовь,
В политику вернётся Воля вновь,
Отступников эпическим стихом
Рыдать заставив; тот умрет однажды,
Кто всё страшится утонуть от жажды.
Приходят к башне и с добром порой;
Всевидящий незрим здесь, сам не рад:
Уловлены своею ворожбой,
Прохожим маги «Чар страшись» твердят.
Посредственность
Родители себя загнали в гроб,
Трудом крестьянским изнуряя, чтоб
Любимец, бросив скудный тот надел,
Избрал доходней и умней удел.
Любви родительской был гнёт силён,
Решил, любя деревню, всё же он
Что поприще нельзя избрать любое —
Такой любви достоин путь героя.
И вот вдали от городов влачился
В пустыне без припасов и без карт;
Рыча, негодовал безмолвья вал,
Блеск ослеплял налитый кровью взгляд;
Он, видя тень середняка, кто тщился
Невероятное свершить, сбежал.
Полезные
Сверх-логик в ведьму был влюблён, чьим спором
Был в камень превращён логично там,
А сверх-богатый поглощён был вором;
Сошёл с ума сверх-популярный сам;
От поцелуя сверх-мужик стал зверем.
Их действенность сама сошла на нет,
Но прикладная ценность возросла
В пропорции к их краху и потерям
Для тех, кто слепо верил в их дела.
Слепой по вехам путь находит так;
Трус храбр средь стаи бешеных собак,
Медлителям помогут без поклажи
Продолжить попрошайки путь, и даже
Откроет истину безумцев бред.
Путь
Ряд новых данных можно каждый день найти
В Энциклопедии Пути.
Лингвистов комментарий, ряд интерпретаций,
Учебник школьный с массой ярких иллюстраций.
Герою нужен только старый конь средь поля,
Он секса должен избегать и алкоголя,
Он рыбку должен от погибели спасти,
Бесплодную пустыню может он пройти
К часовне на скале, чтоб зреть среди красы
Тройную радугу, Астральные Часы.
Забыв, что авторы женаты в основном,
Рыбалку любят и коней гнедых притом.
Когда из самонаблюдений рождена,
С приставкой «не», насколько истина верна?
Герой
Парировал герой вопрос любой:
«Какое в мире чудо из чудес?»
«Нагой Ничто с сумой на ветку взлез».
«Что молвил император»? «Стой, герой».
«Бьёт на эффект, — забормотали. — Всё ж,
Герой долг славе должен бы воздать.
На лавочника больно он похож».
И стали звать по имени опять.
Он отличался только тем от тех,
Кто жизнью никогда не рисковал,
Что быт любил, занятие любое,
Косил траву, искал простых утех,
В пустое из порожнего сливал,
Смотрел на тучи сквозь стекло цветное.
Воды
Мудрец, оратор и поэт
Сидят, как горе-рыбаки,
С наживкой ложных просьб чуть свет
У восприятия реки,
Где зыбких интересов дрожь,
И выявляет ночь их ложь.
Средь разгулявшихся штормов
Святой и лживый равно льнут
К плотам посылок хрупких тут,
Но феноменов беснованье
Обрушивает рой валов,
Топя страдальца и страданье.
Готовы воды дать ответ, но
Вопросов наших ждут лишь тщетно.
Сад
Там, за воротами — открытье: в свете
Зелёно-красном криков белизна,
В семь искренних грехов играют дети,
И верят псы: условность сметена.
Здесь отрочество совершенный круг
Расчислило, чтоб время в одночасье
Запечатлело в камне. Плоть от мук
Избавившись, пришла с собой в согласье.
Здесь странствиям конец; желанье, вес
Упразднены. У старых дев нет боли,
Колышут розы славу, словно платье.
Великий с мрачным и оратор здесь
Беседуют, краснея на закате,
И чувствуют, что сдвинут центр воли.
Лето 1940
“The Chimaeras.” Copyright © 1951 by W.H. Auden. Reprinted by permission of Curtis Brown, Ltd. All rights reserved.
Химеры
Отсутствие сердца — как в общественных зданьях —
Отсутствие ума — как в публичных речах —
Отсутствие ценности — как в товаре для публики —
Это явные знаки, что химера сейчас сожрала на обед
Кого-то другого, бедный глупец —
С потрохами сожрали, сгинуло даже имя.
Неописуемое — быть ни тем и ни этим —
Неисчислимое — быть числом любым —
Нереальное — быть чем угодно, только не ими.
С такою мерзостью лучше не встречаться,
Коль повстречаем, в том наша вина:
Нас им не тронуть, мы трогаем их.
Любопытны от распутства —на них поглазеть —
Жестоки из страха — разделаться с ними,
Недоверчивы из тщеславья — доказать, что их нет.
Мы пинаем, иль тычем их, иль измеряем себе на погибель:
Чем мы сильней, тем скорей нас прикончат;
Благодаря нашей силе они нас и жрут.
Коль храбрый, непорочный, смиренный
Спасётся, опасность не миновала,
Коль вспомнит, жалея, какими они были,
Или спиной обернётся. Нельзя.
Какими были, такими они уж не будут,
Если сейчас не милы, такие они и есть.
Им не помочь — иди же без остановки,
И не дай своей доброте тебя обмануть
Хорошо, что они есть, но не хорошо, что такие.
1950
Из книги «Благодарю тебя, туман» («Thankyou, Fog», 1972–1973)
“Ode to the Diencephalon.” Copyright © 1972 by W.H. Auden. Reprinted by permission of Curtis Brown, Ltd. All rights reserved.
Ода промежуточному мозгу
Как можно быть таким простаком? Пребывая
в одном и том же черепе столько тысячелетий,
ты мог бы понять, что «Я», живущий в подкорке, –
всего лишь невольный лжец.
Он не помог тебе разобраться ни в фиговых листьях,
ни в лемехе плуга, ни в виноградниках, ни в полицейских,
не объяснил, что ни в раболепстве, ни в бегстве
не избыть проблем гражданина.
Нас ежедневно пугают кошмары, комплекс вины,
страх прозевать автобус, стать объектом насмешек,
но ни трепыханием сердца, ни гусиною кожей
с этим не совладать.
Когда б ты и вправду хотел нам помочь, то,
услышав, как труба призывает на бойню мужчин,
в тот же миг поразил бы их мышцы
Острым Прострелом.
“A Curse.” Copyright © 1972 by W.H. Auden. Reprinted by permission of Curtis Brown, Ltd. All rights reserved.
Проклятие
Был мрачен день, в который Дизель
свой жуткий двигатель задумал;
его потомок, мерзкое созданье,
порочное, оно преступней даже,
чем фотоаппарат, –
ты, металлическое чудище,
Культуры нашей отравитель и губитель,
Общественного Блага главный враг.
Как смел Закон предать запрету
гашиш и героин, хотя
Он разрешает применять тебя,
мучителя всех слабых, малых сих?
Ведь наркоманы губят лишь
свои же собственные жизни,
ты отравляешь лёгкие невинных,
ты угрожаешь грохотом покою,
от случая слепого сотни гибнут
на всех путях, тобой загроможденных.
А вам, изобретатели, давно
повеситься пора бы от стыда:
ваш разум производит чудеса,
людей доставил на Луну,
компьютерами заменил мозги
и бомбу славную способен смастерить –
позор вам, стыд и срам:
не можете вы уделить часок,
не утруждаете себя, чтобы создать
то, что благоразумие велит:
бесшумный и бездымный
приличный экипажик электрический.
“No, Plato, No.” Copyright © 1973 by W.H. Auden. Reprinted by permission of Curtis Brown, Ltd. All rights reserved.
Возражение Платону
Мне даже трудно вообразить,
Во что превратиться хотел бы
Я менее, чем в бестелесного Духа,
Ни пить, ни жевать не способного,
Ни с поверхностью соприкасаться,
Ни вдыхать ароматы лета,
Ни глядеть на всё, что видишь вокруг,
Ни речь разуметь, ни музыке радоваться.
Бог поместил меня в точности там,
Где и сам я быть пожелал бы:
Подлунный мир так интересен, здесь
Человек – это он и она,
Дающие всем вещам имена.
И всё же я могу понять,
Что естество мое – нутро и плоть,
Всё, чем природа наделила, –
К примеру, железы, мои рабы,
Не восстают на Господина,
Хоть надрываются и днем, и ночью,
Чтоб я в приличной форме был
(Нет, приказаний я не отдаю –
Чего я мог бы пожелать ещё?)
Но я могу понять, что Плоть моя,
О Бытии другом мечтая,
Давным-давно Его о смерти молит
И, вспоминая о свободе,
Освободиться хочет, чтобы вновь
Стать независимой Субстанцией.
Май 1973