Зелинский К. Поэзия как смысл. Книга о конструктивизме.— М.: ОГИ, 2016. – 528 с.
Опубликовано в журнале Prosōdia, номер 6, 2017
Выход сборника работ крупного учёного, теоретика литературы,
критика, активного и знакового участника литературного процесса XX века Корнелия Зелинского — событие,
причём не только в профессиональной среде. Книга может быть интересна не одним филологам,
историкам, искусствоведам или так называемому подготовленному читателю, но и
всем, кто интересуется эпохой великих свершений, великих трагедий и – великих
теорий.
Одной из таких теорий был конструктивизм, «Госплан современной
поэзии», «математика, — как писал главный его апологет в литературе Зелинский,
— разлитая во все сосуды культуры» (с. 173). Попытка Зелинского, Ильи Сельвинского
и Алексея Чичерина поверить пролетарской алгеброй гармонию, приведшая к
созданию ЛЦК, литературного центра конструктивизма, и появлению самобытных
литературных творений, оказалась не просто декларацией новых творческих
принципов, а имела под собой вполне стройную теорию, многие положения которой могут
быть признаны любопытными и сегодня. Призыв воспринимать в поэзии слово,
подчинённое идее, как конструкцию, возводимую в соответствии с неким
генеральным планом смысла, конечно, дискуссионнен, но
ни в коем случае не архаичен.
В сборнике представлены и творческие манифесты, которые, будучи
помещёнными под одну обложку с теоретическими работами, как бы сокращают
расстояние между теорией и её реализацией. Не случайно вторая часть названия –
«Книга о конструктивизме», то есть книга о течении вообще; это значит, что усвоить
важные вещи об этом направлении искусства можно, не выходя за пределы обложки.
Мы
знаем язык объективных условий
Мы
знаем итог концентраций, —
цитирует Зелинский своего соратника Сельвинского, и эти, слова,
пожалуй, являются хорошей характеристикой для увидевшей свет через 47 после
смерти учёного книги. Подчеркнём: важно то, что произведения разных лет собраны
в одном издании – так целостнее воспринимается сама грандиозная задумка
конструктивизма и гораздо лучше виден её масштаб. И, конечно, большое видится на расстоянии.
В «итог концентраций» вошли работы Корнелия Зелинского разных
лет, в том числе и главный его трактат «Поэзия как смысл» 1929 года, который
представляет собой не просто ценнейший материал для изучения творческого
своеобразия эпохи, но вполне может быть рассмотрен как учебник теории поэзии,
более того – учебник своевременный. Избалована ли филология системными
учебниками поэзии? Нет. Вновь появившаяся в нашем читательском багаже «Поэзия
как смысл» в этом смысле может занять вполне достойную нишу.
Книга дополнена декларациями, печатавшимися в сборниках «Мена всех» (1924)
и «Госплан литературы» (1925), а также неопубликованными статьями «Сырьё к
будущей декларации конструктивистов-поэтов» и «Поэт эпохи».
Надо отметить усилия издателей не только по составлению
сборника, в котором каждый элемент стоит на своём месте (и даже предисловие
редактора расположено после вступительной статьи), но и по архивной работе,
сверке цитат, составлению примечаний.
Книжка ценна ещё и тем, что сопровождена предисловием Данилы
Давыдова, которое помогает уяснить и своеобразие конструктивизма
(«конструктивизмов», – настаивает критик и поэт), и – на этом всё же нужно
остановиться – своеобразие положения Зелинского в литературной среде середины
века. Некоторые известные факты биографии, эпизоды из воспоминаний о встречах с
Зелинским (в частности, Лидии Чуковский или Валерия Кирпотина)
создают не самый лестный образ. Участвовал в кампании против Пастернака, давал
отрицательные отзывы на стихи Цветаевой и Мандельштама, стал для многих
современников фигурой нерукопожатной.
В предисловии Давыдова эти моменты обозначены как «специфическая
репутация, двойственность судьбы» и «крайняя неоднозначность места, которое он
занимал в эпоху литературных баталий 1920-х годов» (с.9).Чтобы не зайти в тупик
оценочности, Давыдов предлагает верную и, пожалуй,
единственно применимую в этом плане читательскую стратегию: оставить биографическое биографам и сделать существенную поправку на
эпоху. Для судей же пишет: «ощущение тотальной меланхолии “ужаснувшегося”…
важное объяснение многого в его постконструктивистской
биографии» (с. 14).
Повторимся: сборник важен не с точки зрения частных историй, а с
точки зрения истории большой и, по сути, позволяет восстановить и
актуализировать теорию конструктивизма. С этой точки зрения самой ценной
работой в книге представляется «Поэзия и смысл». Корнелий Зелинский, убеждённый
в том, что «поэзия и наука не только могут объединяться по содержанию, но и
сближаться по методам своим» (с. 174),выстроил изящную и практически позитивисткую теорию, требуя от поэзии точности. Поэтика
должна подойти к решению своих задач технологически, считает Зелинский и
выделяет главную проблему поэзии – смысл, вернее, потенциал его выражения:
«взаимоотношения поэзии со смыслом есть не только самая острая волнующая тема поэзии,
а… единственная её тема, занимающая её всю без остатка» (с. 178). Зелинский
пишет о том, что невыразимость смысла словом, «немота» поэзии навязаны ей
литературной традицией, а поэзия-то хочет говорить, и о том, что полем битвы
поэзии со смыслом является слово. В попытке установить «законы сцепления
телесного вещества слова – звука со смыслом» (с.192) он дерзает выявить механизм
смыслопорождения в поэзии, отвлечь законы
«поэтического означивания», сводя поэзию и науку как объект и инструменты
изыскания.
При этом перед читателем разворачивается исследование не просто
в области конструктивизма: сам Зелинский декларирует принцип движения сверху
вниз – от «верховий философии поэзии» к «частным вопросам».Наиболее
любопытной оказывается «верхняя» часть работы, поскольку позволяет уложить в концептуальное
русло не только конструктивизм, но и другие поэтические школы.
Зелинский подключает обширнейший пласт работ западных и
российских философов, теоретиков искусства и литературы, обнаруживая и
ожидаемые академические массивы знанияв этой сфере, и способность
структурировать и доступно излагать. Учёный (в этом случае не критик, а именно
литературовед) умело ведёт читателя через свои умозаключения, и следить за его
мыслью – истинное удовольствие: он предполагает, проверяет исходные посылки,
спорит, в конце смысловой части может открыто признаться, что заводит читателя
в тупик, а потом предлагает ему, как спасительную нить, единственно верный
вывод.
С этой точки зрения «Поэзия смысла» – книга высокого класса,
чтение для сильных разумом. И вот что любопытно:
теория Зелинского, которая подтверждается многочисленными поэтическими примерами
и манифестами, выходит за пределы литературы в жизнь. Только тогда мы начинаем
замечать, в каких внешних обстоятельствах и о каких явлениях создавались упомянутые выше «итоги
концентраций», и только тогда с нами начинает говорить эпоха. И только тогда, наверное,
нам удаётся (удаётся ли?) сбросить морок теории, которая укладывает поэзию в
очень удобные рамки рационального.
Ведь в чём прелесть сборника? По большому счёту, работы
Зелинского были доступны и ранее (за исключением впервые опубликованных произведений),
но только будучи собранными воедино они дают
возможность целостного взгляда. В сочетании со значительной временной и даже
эпической дистанцией это даёт интересный эффект. Выясняется, что через
конструктивизм-то Зелинский понимает не столько литературу, сколько окружающий
мир. «Дух конструктивизма… является только предвестником “красного призрака
коммунизма”, носящегося над миром» (с. 168), — отмечает он в пятой главе
трактата «Конструктивизм и социализм». И именно это контекстуальное сорасположение позволяет нам воспринять стройность
теоретических выкладок с несколько иным оттенком. Потому что между поэзией и
призраками, если вспомнить классика, дьявольская разница.