Рец. на книгу Томас Д. Collected poems = Полное собрание стихотворений. Вступ. статья Шеймаса Хини. — М.: Центр книги Рудомино, 2015.
Опубликовано в журнале Prosōdia, номер 5, 2016
Издан большой Дилан Томас. Эту книгу ждали сорок лет.
Напомню основные вехи
изданий у нас Д. Томаса:
1976
год – знаменитый томик четырёх поэтов (Из современной английской поэзии.
— М.: Прогресс, 1976). Стихов Д.
Томаса довольно много. Переводчиками были А. Сергеев, В. Британишский,
С. Золотцев и П. Грушко. Одно стихотворение в
переводе М. Зенкевича.
1980 год – отдельный сборничек. Единственная переводчица – М. Коренева –
составитель нынешней книги.
1984 – небольшая
подборка в антологии-билингве «Английская поэзия в русских переводах. ХХ век»
(М.: Радуга, 1984).
2001 — «Приключения со
сменой кожи» (СПб, Азбука-Классика, 2001). Очень важный том, в котором впервые
в большом объёме представлена проза и драматургия Д.Томаса. Поэзии в книге тоже
много, появились новые имена переводчиков, которых мы видим и в последнем
издании, например, М. Калинин, Юрий Комов. Правда,
поэтический раздел тут выглядит немного расширенным повторением пройденного,
без новых удач и открытий.
Ещё одна подборка – в уникальной
антологии: «Семь веков английской поэзии» (М., Водолей, 2007), где впервые были
представлены переводы И. Елагина – одного из крупнейших поэтов русского
зарубежья.
И вот итог – полное
собрание стихотворений. Билингва. Превосходная полиграфия, строгий красивый
дизайн. Удачный выбор лекции Ш. Хини в качестве предисловия.
Что читатели, не
владеющие английским, знали о поэте раньше, до выхода этого тома? Слышали,
только слышали, что он – замечательный английский поэт, один из самых
значительных в ХХ веке, стоящий в одном ряду с Элиотом и Оденом.
Поэтому читатели вправе были ждать от этой книги, что такая слава – не просто
слова. С великими регулярно случались и случаются
казусы: неудачные переводы – и читатель недоумевает, отчего такая молва? Так
что посмотрим на книгу Д. Томаса именно под этим углом: получилось ли, наконец,
представить значительного поэта?
Подход составителя М. Кореневой – испытанный: предъявить по возможности несколько
переводов каждого стихотворения. Тем более что никто из переводчиков не перевёл
поэта целиком. Книга и составлена привычно: есть основной корпус и приложение,
в котором представлены до шести вариантов переводов одного стихотворения.
Сразу очевидно: при
отборе стихов в основной корпус составитель, видимо, руководствовался принципом
максимального разнообразия, отдавая при этом некоторое предпочтение
переводчикам новым, не участвовавшим в более ранних изданиях. Хорошо это или
плохо? Вернёмся к этому вопросу чуть позже.
Итак, такого Дилана Томаса ждали долго. Шутка ли: с 1976 года по 2015! Хотя
такое ожидание – дело для читателя привычное: так по частям приходил, например,
маршаковский Бёрнс.
С Д. Томасом бёрнсовская история схожа по канве, но различна в деталях.
И основное различие именно в том, что переводчиков много. Если бы издание было
выполнено по авторскому принципу, т.е. вот представляем, например, Д.Томас переводчика
Бетаки, вот – Пробштейна,
вот – Сергеева, то читатель мог бы выбирать для себя нравящуюся ему концепцию.
Но том, повторюсь, издан традиционно, как издавались и издаются многие подобные
книги переводных стихов.
Мне этот принцип не
нравится: получается эклектика вместо целостного представления, когда не
владеющий английским читатель остаётся в недоумении, кому из многочисленных
толкователей верить.
Вот в серии «Литературные
памятники» вышла Э. Дикинсон (М., Наука, 2007), где
основной корпус образуют переводы А. Гаврилова, а другие переводчики
представлены в дополнениях. Нам может не нравиться интерпретация А. Гаврилова,
но она цельная! А прежде была цельная концепция В. Марковой.
Перед составителем
стояла, как водится, сложная задача. Надо было показать, как разные переводчики
видят и понимают поэта. И соотнести их видение со своим. На этом пути случились
и удачи, и неудачи.
Но прежде, чем говорить
о переводах, попробуем ответить себе на вопрос: а каков он, поэт Д. Томас? К счастью, формат билингвы
позволяет прочесть стихи в оригинале.
Несмотря на то, что
каждый читатель видит автора по-своему, кое-что очевидно: стихи Д. Томаса – страстные, синтаксически
сложные, плоть от плоти ХХ века (хотя и традиция слышна отчётливо тоже), в них не
случайные и не пустые эпитеты, которых много, а ещё — интересные, не стёртые
метафоры, изощрённые ритмы. Поэт никогда не бывал вялым, заявляя себя настоящим
мужиком и мачо, элегической раздумчивостью у него не
пахнет!
Да, именно страстность
— главное в поэзии Д. Томаса. Ради неё он жертвовал и поэтичностью, и
красивостями. Более того, «красивостей» у него нет вообще. Стихи не «гладкие»,
поэтому «причёсанные» переводы темперамента поэта не передают. Что ещё важно в
стихах Д. Томаса – детали, которые всегда неслучайны и зачастую требуют почти расшифровки.
Вот таким поэт и должен
предстать в переводе! Пусть не во всех стихах, а (поскольку времени с его
смерти прошло порядочно) в главных на сегодня. Хотя какие
из них главные? Те, что счёл таковыми и оставшимися в английской поэзии Ш. Хини?
А ведь случаются и переводческие удачи, когда на волне совпадения чувств и
мыслей поэта-переводчика с авторскими рождаются настоящие русские стихи, и для
русского читателя главными у поэта становятся именно они.
Итак, работа составителем
была проделана огромная. К сожалению, правда, некоторые значительные переводы остались
вне поля зрения составителя. Это касается переводов И. Елагина – одного из
крупнейших поэтов русского зарубежья. Вот начало стихотворения «Горбун в
городском саду» в его переводе:
В саду горбун-урод,
Отшельник на скамье,
Водою и деревьями подхвачен
От самого открытия ворот,
Впускающих и
воду, и деревья,
До тьмы, где хмурый бал, воскресный бал идёт.
Сравните с
представленным в книге переводом М. Зенкевича:
Горбун по парку,
Одинокий сторож,
Среди деревьев бродит, озабочен
С утра, когда откроют доступ
К деревьям и воде, и вплоть до ночи,
Когда звонок закончит день неяркий.
Сколь иной градус
страстности у Елагина! По моему ощущению, это и есть искомый стиль Д. Томаса.
Поэт у нас был замечен
давно. Не случайно его начали переводить поэты старшего поколения А. Штейнберг
с М. Зенкевичем. К счастью, в томе для переводов первого нашлось место, правда,
не в основном корпусе. Вообще принцип отбора переводов в основной корпус
неочевиден. Непонятны предпочтения составителя и сама концепция. Возможно, это
было желание представить многообразие взглядов на поэзию Д. Томаса?
В книге присутствуют переводчики,
чьи работы ранее были неизвестны широкому читателю: например, Кс. Голубович, М.
Калинин. Наконец-то мы можем прочесть переводы, видимо, самого вдумчивого
читателя Д. Томаса – Я. Пробштейна, и большой корпус
превосходных переводов В. Бетаки, о которых мы только
слышали, что они существуют.
При наличии нескольких
переводов, самое интересное для внимательного читателя
– сравнивать концепции. И эта возможность предоставлена читателю сполна.
Например, шесть переводов стихотворения And death shall have no dominion. Составитель предпочла
поставить в основной корпус перевод И. Левидовой, без
сомнения достойный. Но всё же жаль, что не замечательный перевод А. Штейнберга!
Здесь тот самый случай, когда в соревновании переводчиков выигрывает более
крупный поэт, жертвующий точностью в пользу целостности стиха.
Уже в предисловии (в
тексте лекции Ш. Хини) приведены переводы стихотворений Before I Knocked and Flesh Let Enter Кс. Голубович и Do not go gentle into That Good Night Ольги
Седаковой – превосходные стихи, задающие тон книге. И
хотя О. Седакова пожертвовала рифмовкой – это опять тот
самый случай, когда поэт побеждает.
Выдерживает ли книга
высокий уровень, заданный сразу? Пожалуй, нет. Потому что при некотором
количестве превосходно переведённых стихов есть не меньшее количество
переведённых скверно, прежде всего потому, что
переводчики недопоняли текст и сложить целостной картины не сумели. А
целостность картины в стихах Д. Томаса присутствует всегда.
Вот, например,
важнейшее стихотворение «Особенно, когда октябрьский ветер». Ни один из
переводчиков до конца его, кажется, не понял. Смысл стихотворения в том, что
кровь поэта – «ямбическая кровь». Она переполнена образами и жизнью вокруг, и
он этой своей кровью пишет образ «её», девушки. Но в конце поэт говорит, что он
всё отдал, и в нём течёт «химическая кровь» (chemiс
blood).
Это ключевой и непонятый
образ: кто-то из переводчиков оставляет это словосочетание, как есть, и тогда
оно не несёт никакого смысла, а кто-то вообще пропускает эту деталь.
Фраза же означает, что поэт остаётся с химически чистой кровью, т.е. он
полностью опустошён! В итоге одно из самых ярких стихотворений становится
проходным.
Рамки рецензии не
позволяют провести детальный анализ большого числа представленных в книге
переводов. Однако вот на что упал случайный взгляд при чтении, и, я думаю,
примеров будет достаточно для понимания всей картины. Стихотворение Where once the waters of your face. Последние строки его таковы:
There shall be
corals in your bed,
There shall be
serpents in your tides,
Till all our
sea-faiths die.
Вот перевод С. Золотцева:
На ложе у тебя цвести кораллы станут,
А змеи – в гривах волн…пока не канут
Моря надежды нашей, став золой.
Ну, во-первых, у Д. Томаса
образ вполне ясный, надо только внимательно прочесть текст. Что же получается у
переводчика? А ерунда получается, какая-то безумная картинка: кораллы на
каком-то ложе вместе со змеями, какие-то моря надежды! А слово bed – это ведь просто дно моря, на
котором цветут кораллы; sea—faith – морская вера. К тому же
переводчик вместо энергичного ритма автора сделал вялую элегию, что
стилистически неверно. Да и привнёс ненужные, разжижающие текст детали. И,
наконец, моря, которые станут золой – это как?
А вот перевод А. Штыпеля:
Будут кораллы в простынях
И гады вод, покуда дух
Не обратится в прах.
Тоже исключительно странно:
какие простыни, в которых и кораллы и гады вод? Это
так переводчиками понято слово bed?
Потом возникают гады – слово с отрицательной окраской,
которой нет в тексте. А как дух может обратиться в прах? Это же не плоть!
И перевод Г. Кружкова:
И будут вновь светиться жемчуга
На дне, и змей всплывать у маяка,
Пока морская вера не умрёт.
Вот где картинка
складывается, всё понято и воплощено абсолютно верно, вот только перевод – в
приложении, среди неправильных и корявых.
Стихотворение Holy spring.
…a bed of love
When that
immortal hospital made one more move….
Во-первых, название.
Конечно, это «Весна священная», а никак не «Священная весна». Далее варианты
перевода приведённых строк:
«Встал
Я с постели любви
Той бессмертной больницы…» (пер. М. Калинина);
«О, Восстав с ложа любви,
когда лазарет
бессмертный…» (пер.
М.Кореневой);
«О, прочь с этой койки любви,
раз утешать пытается снова бессмертная эта больница…»
(пер. Я. Пробштейна).
Всё-таки, если
больница, то, конечно, точнее всего койка. Постель, а тем более ложе, для больницы
не самые точные слова. Таких неточностей нет у Г. Кружкова,
В. Британишского, В. Бетаки
и Кс. Голубович, а вот М. Калинин, Ю. Комов, С. Золотцев этим грешат.
Д. Томас, как я ранее отмечал, поэт точный
в деталях, поэтому от переводчика требуется то же качество.
Финал
стихотворения In the white giant’s thigh:
And the daughters of
darkness flame like Fawkes fires still.
Здесь непростой
синтаксис. Фразу следует понимать так, что дочери тьмы горят, как костры (или
фейерверки) Гая Фокса (т.е. каждый год в течение столетий).
Перевод М. Калинина:
Дочери
сумерек меркнут бенгальским огнём.
По нарисованной
картинке: бенгальские огни не меркнут, наоборот, они шипят, горят и т.п. И ведь
Гай Фокс упомянут не просто так! Это значимый символ, с бенгальским огнём не
сопоставимый, им жертвовать при переводе никак нельзя было.
Я ни секунды не
сомневаюсь, что переводчик знает, кто такой Гай Фокс и что сопровождает Ночь
Гая Фокса. Почему в переводе получилось то, что получилось, мне непонятно.
Ряд непонятых стихов, невнятно выраженных
мыслей, корявых строк и прочих переводческих огрехов можно было бы продолжить.
Поэтому можно только попросить читателя отнестись ко всем переводам внимательно
и, если не нравится стихотворение или оно непонятно, попытаться вчитаться в
оригинал, потому что с большой долей вероятности оно просто неудачно переведено.
Вообще, если обобщить
впечатление от книги, переводов и получившегося в итоге поэта, то Д. Томас у Г.
Кружкова оказывается наиболее ясным и афористичным,
из-под пера А. Штейнберга вышли лучшие «русские» стихи, а Я. Пробштейн и В. Бетаки ближе всех подошли к той самой «непричёсанности»
текста.
Чтобы получить
целостное впечатление от поэта, надо «выуживать» из разных частей книги
переводы каждого из переводчиков, составляя целостную картину. Будет ли этим
заниматься дотошный читатель или он подумает, что Д. Томас писал одни стихи
так, а другие эдак? В этом — минус выбранного принципа
составления книги. Но так или иначе прочесть Дилана Томаса надо обязательно!