Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 1, 2014
РЕПУТАЦИЯ (франц.) — слава человека,
добрая и дурная, как и чем кто слывет,
общее мнение о ком.
Словарь Владимира Даля
В старые времена «репутация» имела прежде всего персональный смысл, о чем и говорит Даль. Впрочем, и под субъектом «общего мнения» он и его современники понимали весьма ограниченный круг лиц: «светское общество» или, скажем, сельскую общину, «обчество». Теперь времена изменились, резко возросла роль средств коммуникации, и смысл выражения «общественная репутация» расширился; к тому же о репутации все чаще говорят применительно не только к людям, но и к организациям, корпорациям и даже целым государствам.
Даль прав: иностранное слово «репутация» на русский лучше всего переводить как «слава», которая этимологически связана со «словом» и соответствует греческой «доксе» — мнению («докса» также может означать «славу» в смысле «похвалы»). Слава бывает и хорошая, и дурная, и в первом случае хвалят, а во втором, наоборот, порицают. Кто хвалит или порицает? Какое-то общество. И хотя нужно уточнять, что стоит за словом «общество», в принципе ясно, что репутация-слава — это общественная оценка, сложившееся общее мнение о физическом либо корпоративном «лице».
Говоря о «репутации церкви» (хотя, наверное, не только в этом случае), необходимо прояснить оба аспекта понятия «репутация», а именно: что оценивается и кто оценивает.
У слова «церковь» есть несколько основных значений. Церковь — это христианский храм (греч.кириакон, то есть «[дом] Господень», и происходящие от этого греческого слова: Kirche, сhurch, црква/църква и русское церковь). Церковь — это религиозная организация, признаваемая таковой действующим законодательством и имеющая основной целью реализацию права граждан на свободу веро-исповедания (индивидуально и сообща с другими). Церковь — это «собрание тех, кто позван» (греч. экклисия и происходящие от него: ecclesia, église, chiesa, iglesia), то есть литургическое собрание верующих, прежде всего в храме, но также и постоянная религиозная община; в максимальном расширении — сообщество всех верующих, принадлежащих к определенной христианской конфессии. Наконец, Церковь в богословском смысле — это мистическое (тайное, невидимое) «Тело Христово», включающее всех христиан, живых и усопших, как членов единого тела, главой которого является сам Богочеловек Иисус Христос (см. послания апостола Павла: Еф 4:12, 5:23; Кол 1:24, 1 Кор 12:27 и др.).
Очевидно, что, говоря о «репутации церкви», невозможно иметь в виду первое и последнее значения слова, так как ни храм, ни теологическое понятие не могут быть объектом именно репутационной оценки. Остаются два значения, отсылающие к церкви как сообществу верующих и как религиозной организации. Проблема, однако, не упрощается, потому что за этими значениями открывается множество других. Прежде всего это касается «сообщества». Какие сообщества, или сообщества какого масштаба, могут «иметь репутацию»? Скорее всего можно говорить о репутации лишь достаточно малых, вполне видимых обществом сообществ, которые при этом уже имеют какую-то организационную структуру. Скажем, о филателистах, объединенных в Общество филателистов, которое имеет ту или иную репутацию (с точки зрения профильной компетентности, финансовой прозрачности и т. п.). Подлежит ли церковное «сообщество», «распадающееся» на разные сообщества, оценке с точки зрения его/их репутации? Чтобы ответить на этот вопрос, сначала нужно выяснить, в каком смысле о церкви можно говорить как о сообществе/сообществах.
Здесь выделяются несколько измерений.
Первое измерение церковного сообщества — фактическое собрание верующих во время богослужения. Это «текучее» сообщество. Храмы у нас открыты для всех: любой может зайти в храм, присутствовать на богослужении, и пока он не вступил в более или менее постоянное общение со священником, не стал регулярно участвовать в церковных таинствах, общаться с другими прихожанами, его «членство» в этом сообществе остается практически неуловимым.
Второе измерение — постоянные посетители храмового богослужения, участвующие к тому же в церковно-приходской жизни. Однако и в этом случае из-за отсутствия в православных приходах формального членства объем сообщества «практикующих верующих» определить трудно (хотя всегда существует постоянное и активное ядро прихожан конкретного храма, а порой вокруг него складывается сплоченная община, руководимая священником).
Третье измерение церковного сообщества — «православные христиане», живущие в определенных территориальных границах: города, области (церковной епархии), страны, наконец, нескольких стран (в случае РПЦ — почти все постсоветские страны плюс диаспора). По мере увеличения географического масштаба хотя бы до границ государства православное церковное сообщество из конкретной, видимой, более или менее осязаемой местной общины превращается, если использовать термин Бенедикта Андерсона из его классической книги о нации, в «воображаемое сообщество».
Но и это не все. Для православных христиан максимальным масштабом церковного сообщества является совокупность всех православных всего мира — Вселенская Православная Церковь. Никакая конкретная поместная автокефальная Церковь, то есть организационно независимая церковная структура, национальная или транснациональная, не является «пределом церковности», так как церковная полнота — это мировое Православие в его сущностном единстве (вероучительном и духовно-сакраментальном) и одновременно в многообразии местных церковных традиций.
Таким образом, невозможно говорить о церковном «сообществе» в единственном числе; можно говорить лишь о церковных сообществах разного масштаба и разной конфигурации. И репутационной оценке вряд ли поддается «сообщество всех православных» (кто-то, конечно, может считать, что, скажем, «православные в принципе консервативны», но это будет частное мнение, причем не очень компетентное). Так же трудно представить себе, что сообщество верующих, принадлежащих к определенной поместной церкви, будет иметь общую репутацию (слишком разные люди и группы это сообщество составляют). Только сообщества более или менее «видимые», соразмерные оценивающему «обществу», могут иметь «репутацию» — добрую или худую, и в данном случае это лишь конкретные церковные общины, жизнь и деятельность которых становится известной более широкому «обществу».
Конечно, о репутации вполне уместно говорить, когда речь идет о церкви как организационной структуре — со всеми формальными, профессиональными и медийными аспектами ее деятельности. И хотя церковь как структура не самодостаточна, поскольку обретает свой смысл только в единстве с иными измерениями церковности, «церковь» оказывается в поле публичного восприятия и оценки, а значит, приобретает репутацию, прежде всего именно как религиозная организация. Как же она оценивается?
Возьмем специфический, если не сказать крайний, случай. В современной науке существует достаточно авторитетная школа, рассматривающая религиозные организации в качестве «компаний», конкурирующих на «религиозном рынке»[1]. С этой точки зрения каждая конкретная «церковь» является прежде всего экономическим актором-игроком и принципиально не отличается от других «земных» организаций. Как и всякая компания, она производит определенные товары и/или услуги, ориентируясь на потребителя. Специфические отличия «церковных» товаров и услуг в данном случае значения не имеют. Церковь как хозяйственная структура преследует общие для всех экономических акторов цели: извлечение прибыли и сохранение своих позиций на рынке. Соответственно и общественная оценка церкви, а также ее репутация в данном случае определяются тем, насколько эта церковь-фирма успешна на рынке, то есть насколько хорошо она удовлетворяет потребительский спрос.
Другой аспект церкви как религиозной организации связан с ее правообеспечивающими функциями, то есть с удовлетворением религиозных потребностей граждан, обладающих правом на реализацию свободы вероисповедания. Если религиозная организация удовлетворяет соответствующие запросы, это свидетельствует о ее адекватности и общественной эффективности, а значит, и репутация у нее должна быть однозначно позитивной.
Взгляд на церковь как организацию с точки зрения ее общественной эффективности вполне легитимен и полезен. Так, «религиозно-экономический» подход действительно «многое объясняет», поскольку обращает внимание на собственно финансово-хозяйственную сторону религиозно-церковной деятельности и вписывает ее в общее «прагматичное» поле жизни современного общества. Таким образом с «земной» церкви оказывается сброшена священная завеса (говоря словами Питера Бергера), то есть постоянные ссылки на потустороннее измерение. Вместо того чтобы, говоря о Церкви, все время прозревать «под грубою корою вещества… сиянье Божества» (Владимир Соловьев), можно наконец прозреть просто экономический интерес и соответствующее ему стремление к власти. Но, с другой стороны, теория религиозной экономики вызывает и отторжение, потому что религиозная мотивация тех, кто «прибегает к услугам» церкви, понимается здесь чисто потребительски, то есть отождествляется (хотя и в научных, то есть объяснительных, целях) со всеми иными потребительскими интересами, приводится к некоему общему знаменателю потребления как такового. И то же самое, по существу, происходит в том случае, когда церковная организация воспринимается и оценивается с точки зрения формального обеспечения права на свободу вероисповедания, то есть также «удовлетворения религиозных потребностей». Вряд ли стоит напоминать о том, что религиозные «потребности» человека имеют особую природу, не сравнимую с потребностями иного рода. Это так с разных точек зрения: не только с религиозно-теологической, но и со светско-научной (например, с точки зрения философии и психологии религии).
К чему же мы приходим на данном этапе рассуждения? К тому, что репутация церкви как религиозной организации, то есть общественная оценка ее деятельности, должна быть однозначно положительной, если церковь рассматривается, во-первых, как хозяйствующий субъект (если потребителей много — значит, компания эффективна) и, во-вторых, как особая структура, обеспечивающая реализацию конституционного права граждан на религиозную свободу (если обеспечивает — значит, общественно полезна). И вряд ли можно спорить с такими выводами, если следовать соответствующей логике. Но дело в том, что, во-первых, речь в данном случае идет лишь об отдельных аспектах «церкви», которые неотделимы от других, а во-вторых, в том, что репутация не возникает в результате логических рассуждений, а есть «докса», то есть «слава», мнение, сложившееся в обществе.
Как же складывается общественная репутация церкви? На что, так сказать, «ориентирован» этот процесс? Судя по всему, он ориентирован на некий образ Церкви, весьма смутный, не тождественный ни одному из ее вышеприведенных определений, но при этом их каким-то образом интегрирующий. Согласно этому «образу» церковь это и религиозная организация, и верующие люди, и храм, по самому своему существу являющий присутствие священного, которое выводит из посюсторонней обыденности и относит к духовной глубине жизни, к ее «небесному» измерению.
Существуют ожидания — причем в разных секторах общества: как в церковно-ориентированных, так и в тех, которые воспринимают церковь негативно или индифферентно, — что церковь как религиозная «структура» должна соответствовать этому многомерному образу Церкви и адекватно выражать его в общественном пространстве. Здесь мы сталкиваемся с важным моментом, касающимся формирования репутации вообще и репутации церкви в частности: общественная репутация связана с неким предпониманием того «субъекта», который подлежит оценке. Она связана с представлением о должном и недолжном вообще, а также с представлением о том, что этот «субъект» должен соответствовать общественному пониманию должного. В случае церкви это предпонимание заложено собственно религиозной спецификой ее деятельности, присущими церкви по определению — и как организации, и как сообществу единоверцев — «целями и задачами». Репутация церкви как раз возникает из сравнения этого предпонимания и связанных с ним ожиданий с реальностью, опознаваемой и видимой в общественном пространстве.
Здесь мы переходим ко второму аспекту понятия «репутация»: кто оценивает?
Если исходить из того, что репутация церкви (как и всякая репутация) уже некоторым образом предзадана определенными ожиданиями, то следует обратить внимание на то, что существующие на этот счет в обществе ожидания — неоднородны. Точнее: репутация церкви, по существу, зависит от отношения к церкви (а также к религии вообще) тех или иных индивидов/групп.
Можно выделить три основных типа отношения к церкви, в соответствии с которыми формируется ее «общественная» репутация.
(1) Заведомо позитивное отношение — когда на первый план выходит, так сказать, ее «заданность», тогда как «данность» является второстепенной и несущественной. Иными словами, восприятие и оценка церкви определяются ее собственно религиозной (и религиозно понятой) миссией в мире. «Идея настолько хороша, что можно игнорировать любые неудачи в ее реализации как не имеющие существенного значения…»
(2) Заведомо негативное отношение — когда представление о позитивной заданности церкви просто отсутствует, а церковная данность оценивается с точки зрения антирелигиозных критериев. «Идея заведомо вредная, а все позитивное — это лишь частный случай человеческого хорошего вообще…»
(3) Наконец, отношение «среднего» типа — когда вполне признается и принимается как заданность, так и данность церкви; причем это возможно и с религиозной, и со светской точки зрения. «Идея хороша, реализация не всегда хороша, но в целом дело делается, несмотря на неизбежные человеческие искажения…»
В соответствии с этими типами отношения к церкви и «репутация церкви» распадается на несколько репутаций, так как она формируется на фоне этих «базовых оценок». В первом случае репутация — заведомо позитивная; во втором — заведомо негативная; а в третьем случае… репутация не имеет существенного значения, так как в церковной действительности заведомо же признается наличие и позитивных, и негативных сторон, а их соотношение не меняет дела по существу (то есть может быть хорошая или плохая репутация у отдельных религиозных деятелей, общин или «структур», но «церковь» — как интегрированное множество ее измерений — репутационной оценке просто не подлежит).
Иначе говоря, в современном обществе (не будем здесь говорить о досовременных) никакой «общественной» (в смысле: общей) репутации у церкви нет и быть не может. Просто потому, что в нем нет более или менее ясного общепринятого образа церкви, а есть лишь тот смутный (и связанный с предпониманием) образ, о котором была речь выше. Существует же (и может существовать) некое множество «репутаций церкви», каждая из которых определяется соответствующим отношением к церкви со свойственными ему критериями оценки.
Возьмем частный пример — репутацию духовенства как наиболее очевидного репрезентанта церкви в общественном пространстве, — причем для наглядности обозначим крайности. Если у отдельного лица или группы существует представление, что священнослужители — это заведомые обманщики, или лицемеры, или мракобесы, или стяжатели материальных благ и т.п., то для этого лица или группы и церковь может иметь только плохую репутацию, — даже если допускается существование «искренних/хороших священников», которые в данном случае «лишь подтверждают правило». Если же, скажем, кто-то разделяет внутрицерковное представление о том, что достоинство (действительность) церковных священнодействий не зависит от личного нравственного достоинства священников, тогда репутация церкви в целом (то есть в ее сущностной религиозной функции) никак не пострадает от недостоинства (всегда индивидуального) священнослужителей разных рангов.
Так же и «общественное» отношение к определенному типу священника, а значит и его репутация, будут разниться в зависимости от точки зрения. Скажем, представители «светско-либеральной» части общества будут позитивно оценивать тех священников, которые близки им по психическому складу, уровню образования и общественным настроениям, — по контрасту с другими, которым свойственны антилиберальные и «клерикальные» настроения. И наоборот: представители «почвеннического» сегмента общества будут позитивно оценивать иной тип духовенства, идеологически и стилистически им близкий. Таким образом, один и тот же священник будет иметь разные репутации в разных сегментах общества.
Мировоззренческий и идеологический плюрализм современного общества, включая и общество российское, не позволяет говорить о какой-то «единой репутации» церкви (равно как и иных идеологически нагруженных общественных «субъектов»). Возникновению единой церковной репутации (то есть именно «общей» оценки, превышающей групповую) не способствуют и СМИ, которые в значительной степени формируют общие представления. Медийный образ церкви — специальная тема, но ее здесь нельзя не коснуться, поскольку к вопросу о «репутации церкви» она имеет самое прямое отношение.
В отличие, скажем, от религиоведов и социологов религии, которые, придерживаясь объективистской исследовательской установки, пытаются системно описать и понять структуры и механизмы религиозной (церковной) жизни, СМИ формируют образ церкви в процессе случайных, фрагментарных реакций, как правило порождающих столь же «случайные» интерпретации. Создаваемый ими образ церкви получается мозаичным — просто в силу специфики СМИ. Но при этом каждый фрагмент по умолчанию отсылает к целому, которое, однако, вообще не может быть дано в медийном пространстве. Соответственно и реакции потребителей медиапродукции определяются именно тем «смутным образом» церкви, о котором говорилось выше, то есть предпониманием, в большинстве случаев не проясненным и не артикулированным.
В данном случае парадокс состоит в том, что хотя медийное освещение церковной темы и обеспечивает обществу значительную часть информации о церкви, оно не добавляет ничего существенного к пониманию жизни церкви в целом, то есть в ее многомерности. А поэтому — не определяет ее, церкви, репутации, а точнее — репутаций, складывающихся в разных сегментах общества. Лишь подливает масла в огонь разного рода… (Во избежание недоразумений повторим: это проявление самой природы СМИ, а не вина журналистов.)
Два слова о «социологии». В течение долгого времени, начиная с постперестроечных лет, в российском обществе наблюдается высокий процент «доверяющих церкви» — несмотря на публичные (читай: медийные) скандалы, так или иначе с церковью связанные. Казалось бы, этот высокий процент — опять же рассуждая логически — должен свидетельствовать о высокой репутации церкви в обществе в целом. При этом очевидно, что медийные скандалы создают скорее негативную репутацию и не способствуют формированию в обществе «положительного консенсуса» в отношении к церкви. Таким образом, социологическая статистика не помогает в решении обсуждаемого вопроса. Здесь мы сталкиваемся с тем же феноменом: социология опросов выявляет не столько репутацию, сколько именно ожидания, а действительная «репутация церкви» в разных секторах, стратах и измерениях общества — разная. И на примере обсуждаемой здесь темы хорошо видно, что в нашем обществе (хотя далеко не только в нашем) существует проблема «общего публичного» пространства и, соответственно, «общих публичных репутаций». Тема репутации церкви является лишь частным случаем.
И все же эта тема — особая. Ее актуальность связана, в частности, с новейшими религиозно-общественными процессами, которые наблюдаются не только у нас, но и во всем мире. Религии и «религиозные организации» обретают новую публичность[2]. В секулярных обществах на протяжении очень долгого времени, измеряемого теперь целыми историческими периодами, они были теоретически и практически оттеснены в сферу частной жизни, индивидуальных убеждений и практик. Сегодня, возвращаясь в общественное пространство, они сталкиваются, среди прочего, и с проблемой своей общественной репутации. Для них это новая и непростая ситуация, во многом еще не вполне осознанная, потому что — не только «субъективная», но и «объективная». Репутация есть «вещь общественная», и удовлетвориться признанием лишь в некоторых секторах общества — значит обречь себя на новую форму геттоизации.
Это проблема репутации церкви как «организации», которая выходит за пределы обособленного «религиозного культа». Ибо у общества в самых разных его измерениях (включая и медийное — все-таки в определенном смысле отражающем общественные настроения) сохраняются очень высокие, если не сказать завышенные, ожидания в отношении Церкви (с большой буквы). И общество — как в светских, так и в религиозно ориентированных его сегментах — никогда не согласится с редукцией церкви к чисто «земной» структуре, занимающейся либо удовлетворением «религиозных потребностей», либо обеспечением индивидуально-коллективных прав на формальную реализацию свободы вероисповедания. Церкви как «религиозной структуре», так сказать, не позволяется — в общественном сознании, а тем более по существу — изменять тем задачам, которые ставит перед ней сама христианская традиция.
Поэтому общественная репутация церкви как организации будет определяться ее способностью одновременно и отвечать на ожидания общества (не только в разных его сегментах, но и в целом — поскольку церковь претендует на универсальность), и отстаивать свои ценности (несмотря на существующие в обществе антирелигиозные и антиклерикальные настроения). Иначе говоря, чтобы иметь «оптимальную» репутацию в плюралистическом обществе, церковь должна соблюдать «баланс интересов», в то же время не утрачивая своей (религиозной) идентичности. Ни репутация субкультуры, ни репутация партикулярного общественного, а тем более политического актора не отвечает этой задаче.
Здесь своеобразная диалектика участия/неучастия. Вступая в публичное пространство, любое «религиозное объединение» тем самым подчиняет себя соответствующим правилам игры и критериям оценки, которые не позволяют надеяться на то, что в борьбе за репутацию можно прикрыться «священной завесой». В то же время религия — в этом ее специфика и отличие от других общественных субъектов — всегда сохраняет в общественном сознании «ореол священности» (в данном случае неважно, воспринимается ли он как реальный или как иллюзорный, то есть примысленный), и она не может отказаться от этого образа — и с точки зрения общественных ожиданий, и в соответствии со своим самопониманием. Поэтому церковь вынуждается к тому, чтобы присутствовать и действовать в общественном пространстве в качестве одного из акторов, но при этом актора особого, со своим собственным «посланием» — критическим и даже профетическим по отношению к самому обществу.
Иными словами, новая публичность церкви задает своеобразную парадоксальность ее репутации. Любая репутация публична, но репутация церкви зависит скорее от того, сможет ли она быть больше чем «обычным» общественным актором, выполняя в обществе особую функцию, превышающую социальную обыденность. И характерно, что этого от нее ждут и религиозно ориентированные, и антирелигиозно настроенные граждане (не говорим сейчас о тех представителях этих групп, которых вообще не интересует репутация церкви). Они ждут от церкви не религиозной рутины, а, наоборот, активной позиции, удостоверяющей ее религиозную особость. «Церковь должна быть наступательно-миссионерской и прежде всего формировать сознание», — говорят активные верующие граждане. «Церковь должна быть бедной, каритативной и жертвенной, причем без всякой индоктринации», — говорят нерелигиозные, но общественно активные граждане. И опять: реальная «репутация церкви», которая определяется соответствием неким ожиданиям, двоится и даже умножается…
И еще про медиа. Не секрет, что в современном обществе «медийность» и публичность практически совпадают, потому что нынешние массмедиа как раз и являются главными посредниками между приватной и публичной сферами. И вот что интересно и показательно: внимание к религиозной тематике в СМИ постоянно и стремительно возрастало с начала 2000-х, особенно после 9/11, но со временем в секторе этого внимания «скандальные темы» стали занимать стандартную долю, что означает «привыкание» к этой, ранее чуждой, тематике. Сегодня мы наблюдаем своего рода рутинизацию медийного покрытия религиозной темы. Скажем, в нашем медийном поле устанавливается некий баланс между позитивной оценкой «религиозного возрождения» и негативной оценкой «церковной действительности», связанной с соответствующими скандалами. Религия и церковь стали обычными сюжетами журналистики, что предполагает сосуществование разных ракурсов.
Для формирования «репутации церкви» это скорее плюс, чем минус. Ибо стабильное присутствие в СМИ церковной темы — позитивный факт, поскольку оно соответствует новой публичной роли религии. Но и обязательный медийный интерес к скандалам, по сути, тоже позитивен, так как вынуждает церковь реагировать на публично-медийную критику и тем самым помогает ей обретать новую и вполне легитимную публичность. Легитимную — потому что и как религиозная организация, обеспечивающая реализацию прав граждан на свободу вероисповедания, и как вполне «земная» структура, своей деятельностью создающая индивидуально-общественное пространство для встречи с сакральным в профанном мире, церковь не только неуничтожима, но и обязательна — для всякого общества, включая либерально-демократическое.
Под конец вернемся к вопросу о соотношении общественных ожиданий и общественной репутации церкви. Репутация есть результат наложения видимой реальности на невидимые ожидания. Но что является в данном случае «видимой реальностью»? «Церковь» — это одновременно и «церковные начальники», и официальные спикеры церковной организации, и священнослужители, и собственно верующие, разбросанные по всей России и за ее пределами, и так называемые православные активисты, наиболее заметные в медийном поле. «Церковь» слишком многогранна в публичном и непубличном пространстве, слишком многолика… Поэтому у «церкви вообще» (а для религиозных людей — у Церкви с большой буквы, непротиворечиво включающей оба ее измерения, «небесное» и «земное») не может быть никакой репутации, так как это слишком сложная реальность, выходящая за пределы социальной обыденности. Но у «церкви», которая является частью социальной обыденности, не может не быть репутации. Поэтому общую тему «репутации церкви» следует обсуждать именно в этом принципиальном понятийном разрыве, заданном как собственно церковным самопониманием, так и общественными ожиданиями, о которых мы говорили выше.
Как же кратко ответить на вопрос, вынесенный в заголовок?
Репутационной оценке подлежат все публичные проявления и «лица» церкви «горизонтальной», или «земной», а именно церковные деятели, организации и структуры, а также опознаваемые большим обществом церковные общины. Все эти церковные «субъекты» приобретают в публичном пространстве ту или иную репутацию — прежде всего в глазах отдельных групп, что в принципе не исключает возможности и всеобщей репутации. Любые ссылки на причастность этих «общественных субъектов» к мистическому (теологическому) измерению церкви в данном случае не пользуют нимало. Если церковь несет обществу особое религиозное послание, она сама должна соответствовать содержанию этого послания в своей явленности обществу. Именно этого от нее ждут как религиозные, так и нерелигиозные его члены, что лишь усугубляет ответственность любых публичных «представителей церкви».
В то же время нельзя забывать и другое: негативная общественная репутация этих публичных «представителей» не подрывает «репутации церкви» в ином смысле, который связан, если так можно сказать, с репутацией религии как таковой. В современном обществе для многих эта «репутация» остается проблематичной. Но сама религия — по ту сторону какой-либо репутации. Она является областью вопрошаний, духовных поисков и опыта, которые не имеют обязательной привязки к «организационным формам». И церковь, при всей своей организационной оформленности, предполагающей общественную репутацию, всегда содержит в себе это сущностное религиозное измерение, не поддающееся репутационной оценке.
[1] О теории «религиозной экономики» см., например: Руткевич Е. Д. «Новая парадигма» в социологии религии: Pro и Contra // Вестник Института социологии. 2012. № 6. С. 207—233 (http://www.vestnik.isras.ru/files/File/Vestnik_2013_6/Rutkevich.pdf).
[2] См. нашу статью: Кырлежев А. Секуляризм и постсекуляризм в России и в мире // Отечественные записки. 2013. № 1. С. 161—174.