Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 6, 2013
Г. Тьеръ и его посланiе 7-го декабря
Человѣкъ, въ руки котораго, по совершенно случайному стеченiю обстоятельствъ попала судьба Францiи, и который при этомъ умудряется только повторять классическую фразу: «ни монархiя, ни республика», не можетъ играть роли ни того, ни другаго. Это маленькiй человѣчекъ, какъ въ нравственномъ, такъ и въ физическомъ отношенiи, и рѣшительно неспособенъ ни быть великимъ, ни понять великое, Онъ не отказался подписать постыднѣйшiй миръ, на который когда-либо принуждено было согласиться его отечество, а теперь онъ не соглашается предпринять ничего, чтобы могло посредствомъ оружiя или посредствомъ распространенiя великихъ идей возвратить благо-родному побѣжденному его прежною славу, его прежнее положенiе. Онъ нисколько не задумался силою подавить возстанiе, которое лег-ко можно было усмирить безъ пролитiя капли крови. У него не хва-таетъ политическаго смысла и гуманности на то, чтобы сразу, посред-ствомъ всеобщей амнистiи, прекратить кровавую эру безполезнаго мщенiя и казней и такимъ образомъ подготовить примиренiе всѣхъ классовъ, примиренiе, безъ котораго не можетъ начаться возрожденiе общества, спасителемъ котораго онъ себя воображаетъ. Проникнутый честолюбiемъ до мозга костей, онъ любитъ властъ, рѣшительно не умѣя ею пользоваться; онъ умудряется компрометировать вся и все, не исключая и самого себя. Это своего рода Наполеонъ изъ буржуазiи, которому, безъ всякаго сомнѣнiя, удастся избѣгнуть святой Еле-ны, а можетъ быть даже и Чизельгёрста, и который, если только онъ съумѣетъ во время сойти со сцены, точно такъ же надуетъ потомство, какъ теперь надуваетъ современниковъ.
Но вопросъ въ томъ, будетъ ли онъ имѣть возможность, какъ Понтiй Пилатъ, умывать себѣ руки тогда, когда, преодолѣвъ всѣ бури и препятствiя, во Францiи окончательно утвердится республика, или когда, посредствомъ всевозможныхъ козней и интригъ, совершится реставрацiя монархiи? Вопросъ въ томъ, не лопнетъ ли канатъ пре-жде, чѣмъ искусный эквилибристъ, продѣлавъ всѣ свои антраша, не сойдетъ за кулисы?
Какъ-то на дняхъ мнѣ попалось третье изданiе знаменитаго произведенiя Тимона «Книга ораторовъ», написаннаго въ 1844 году, и въ немъ я, между прочимъ, нашелъ слѣдующую характеристику Тьера: «Г. Тьеръ сдѣлался историкомъ, поклонникомъ и панегиристомъ различныхъ династiй, приверженцемъ привиллегiй, авторомъ и исполните-лемъ всевозможныхъ самыхъ жестокихъ и неумолимыхъ законовъ и распоряженiй; имя его неразрывно связано съ продленiемъ осаднаго положенiя въ Парижѣ, съ разстрѣливанiемъ народа въ Лiонѣ, со все-возможными пожарами и казнями, съ ссылками Монъ-Сенъ-Мишеля, съ заключенiемъ въ тюрьмы честныхъ людей, съ законами противъ ассоцiацiй, противъ публичныхъ ораторовъ, противъ ассизныхъ су-довъ, противъ свободы печати, — однимъ словомъ, со всѣмъ тѣмъ, что подавляло мысль и слово, что погубило истинныхъ патрiотовъ, что уничтожило нацiональную гвардiю, что окончательно деморализиро-вало нацiю, что повергло въ грязь результаты iюльской революцiи», — безъ которой, прибавимъ мы, и самъ г. Тьеръ и до сихъ поръ, пожалуй, ровно бы ничего не значилъ.
Замѣните iюльскую революцiю сентябрьскою, сдѣлайте нѣсколько не-значительныхъ измѣненiй въ перечисленныхъ насилiяхъ, умножьте ихъ жестокость, и предъ вами предстанетъ въ 1871 году тотъ же самый Тьеръ, что и въ 1840.
Это, говоря словами Тимона, все тотъ же акробатъ-эквилибристъ, интереснѣйшiй изъ всѣхъ политическихъ эквилибристовъ, остроумнѣйшiй изъ всѣхъ нашихъ софистовъ, ловкiй и неуловимый фокусникъ, — Боско нашей трибуны. «Онъ любитъ власть, но не за то, что власть есть средство дѣлать добро и быть полезнымъ, а за то, что она доставляетъ ему извѣстный комфортъ».
«Отечественныя записки», 1872, № 1 январь, с. 92—93