Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 2, 2013
«Аль-Каида» как бренд[1]
Президент Обама ведет войну с «Аль-Каидой» с помощью дронов и «расстрельных списков». Владимир Путин охотится на членов «Аль-Каиды» на Северном Кавказе. Покойный полковник Каддафи и Башар Асад создают альянсы для борьбы с «Аль-Каидой». Расширение списка «зарубежных террористических организаций», который составляет Госдеп США, подтверждает устрашающую вездесущность «Аль-Каиды»; ее митозис и метастазис явно опережают ликвидацию отдельных клеток. В 2002 году «Аль-Каида» выступала как единая организация, сегодня существуют четыре официально признанных организации, использующих тот же бренд: «Аль-Каида» (AQ), «Аль-Каида Ирака» (AQI), «Аль-Каида арабской Пенинсулы» (AQAP) и «Аль-Каида исламского Магриба» (AQIM). Кроме того, в список Госдепа входит такая организация, как «Бригады Абдаллы Ассама», которая считается филиалом «Аль-Каиды Ирака».
Таксономическая определенность этого списка обманчива. Возьмем, к примеру, «Аль-Каиду арабской Пенинсулы» — группировку, ответственную за попытку взрыва самолета, следовавшего из Амстердама в Детройт в 2009 году. В 2005 году члены Федерации американских ученых, выступая перед конгрессом, говорили о AQAP как об одном из опаснейших новых террористических образований «Аль-Каиды», стремительно расширяющем свое влияние на пространстве от Бали до Момбасы. По утверждению федерации, именно эта группировка несет ответственность за нападения на консульства США в Йедахе в 2004-м и стремится к свержению королевской власти в Саудовской Аравии. Однако пять лет спустя авторы аналитического доклада Фонда Карнеги связывали происхождение группировки, называемой AQAP, с появлением небольшого числа джихадистов, сбежавших из тюрьмы в Санаа в феврале 2006-го. В то же время Центр стратегических и международных исследований сообщает, что AQAP возникла в январе 2009 года в результате объединения двух военных группировок: «Аль-Каиды Йемена» (AQY) и «Аль-Каиды Саудовской Аравии». Неужели во всех этих экспертных отчетах речь идет об одной и той же организации?
Если говорить о кадровом составе джихадистов, входящих в состав «Аль-Каиды Ирака», то у аналитиков на этот счет нет единого мнения. Журналисты Лоретта Наполеони (Insurgent Iraq) и Ник Дейвис (Flat Earth News) попытались немного распутать клубок официальных мифов, окружающих фигуру Абу Мусаб аль-Заркави, который для американских властей стал на некоторое время официальным лицом и эмблемой этой организации. Свою политическую деятельность он начал как не слишком заметный противник иорданского режима. Впервые Заркави упоминается официальными представителями США и Израиля в качестве «высшего лидера «Аль-Каиды» в 2002 году. В октябре этого года Буш говорит о нем как о лидере «Аль-Каиды», который бежал в Ирак и заключил тайное соглашение с Саддамом Хусейном. Колин Пауэлл, обращаясь к ООН в феврале того же года, утверждает, что в результате этого сговора Саддам обеспечил «безопасную гавань» для «Ансар аль-Ислам» — местной группировки, якобы руководимой Заркави. На самом деле эта организация базировалась на территории Иракского Курдистана, и Заркави никогда ее не возглавлял.
Заркави предоставил международному сообществу основания для вторжения в Ирак. Однако на него продолжают ссылаться, используя его как веский довод в пользу продолжения оккупации. Так, в феврале 2004 года власти США заявляют об обнаружении семнадцатистраничного письма, якобы написанного (практически неграмотным!) Заркави руководству «Аль-Каиды», в котором подчеркивается необходимость разжигания религиозно-сектантской войны в Ираке. Томас Рикс из Washington Post позднее писал, что это было частью американской психологической операции, имевшей целью демонизировать вооруженное сопротивление. Цель операции состояла в том, чтобы «исключить поддержку повстанцев со стороны потенциально симпатизирующего им населения» и породить сомнения в «способности повстанцев "внедриться" в него». Основными средствами достижения этой цели были демонизация самого Заркави и создание «системы рычагов» для подпитки ксенофобии, адресованной комбатантам из-за рубежа. Появлялись все новые и новые подробности коварной деятельности Заркави. Его обвинили, среди прочего, в обезглавливании американского бизнесмена Ника Берга в Багдаде в 2004 году. И когда войска США вновь заняли Фаллуджу в ноябре 2004-го с целью подавить местных повстанцев, они обнаружили в оставленном Заркави здании штаба надпись: «Организация «Аль-Каида».
В октябре 2005 года американские военные опубликовали еще одно письмо, адресованное Заркави. По официальной версии, в этом письме союзник Усамы бен Ладена — Айман аль-Завахири — предлагал «Аль-Каиде Ирака» стратегическую поддержку. В официальных докладах никогда точно не сообщалось ни о том, сколько людей в действительности было связано с Заркави, ни о том, какие соглашения существовали и какие действия предпринимались. Несмотря на заявления официальных структур, разведка США подозревала, что влияние Заркави было маргинальным.
История самой «Аль-Каиды», или того, что иногда называют «центральной «Аль-Каидой», также гораздо менее ясна, чем нас пытаются убедить. Джейсон Берк в своей книге «Аль-Каида»: Подлинная история радикального ислама» (Jason Burke. Al-Qaida: The True Story of Radical Islam. 2007) отмечает: «Первое упоминание о чем-то называвшемся "Аль-Каида" появилось в отчете ЦРУ, составленном в 1996 г., упоминавшем, что приблизительно в 1985 г. бен Ладен… организовал Исламский Фронт Спасения, или "Аль-Каида", для поддержки моджахедов в Афганистане. Неясно при этом, имел ли автор в виду группу, действующую как "Аль-Каида" или называвшуюся "Аль-Каида"… Безусловно, никаких упоминаний "Аль-Каиды" нет в переписке между Госдепартаментом и его представителями в Пакистане».
О тесной связи между бен Ладеном и «Аль-Каидой» не говорится до того момента, когда Госдепартамент впервые употребляет название «Аль-Каида» в докладе, составленном в 1998 году. В этом докладе «Аль-Каида» описывается как некая неорганизованная группировка, а точнее, как «оперативный центр, на котором сосредоточено внимание прежде всего единомышленников из среды суннитских экстремистов».
В те времена «Аль-Каида» представляла собой не более чем базу или оперативный центр. Она была не организацией как таковой, а скорее «мобилизационной пропагандистской программой», как называет ее Фейвез
Джерджес в работе «Далекий враг» (Fawaz Gergez. The Far Enemy. 2005). Если центральная контролирующая структура когда-либо и существовала, она давно исчезла.
На примере «Аль-Каиды Ирака» ярко проявляется функционирование дискурса в качестве агрессивной рекламы или пиара. Искусственная шумиха, пересказывание одних и те же небылиц — все это наполняет жизнью выдуманные истории, тем самым принимая непосредственное участие в организации самого конфликта. Ник Дэвис (Nick Davies) показывает, как бесконечные заклятия «Аль-Каиды в Ираке» в конце концов привели к тому, что определенное число джихадистов, включая самого бен Ладена, признали и это название, и лидерство Заркави в иракском сопротивлении. Как отмечает Берк, «в начале 1990-х не существовало тренировочных лагерей "Аль-Каиды", хотя лагеря, руководимые другими группировками, штамповали тысячи отлично тренированных фанатиков». Сегодня любой тренировочный лагерь джихадистов с большой вероятностью будет использовать бренд «Аль-Каиды». Схожим образом мультипликация ячеек «Аль-Каиды» в последние годы во многом стала результатом ребрендинга существующих организаций. Например, «Аль-Каида исламского Магриба» — это всего лишь новое название уже давно действующей здесь Groupe Salafiste pour la Predication et le Combat (GSPC), которая откололась от алжирской Groupe Islamique Arme (GIA). После того как в 1991 году правившие в Алжире военные не признали победу на всеобщих выборах Front Islamique du Salut, группа ведет ожесточенную борьбу с алжирской армией.
Джихадисты, заявляющие сегодня о своей принадлежности к «Аль-Каиде», принципиально различны по своему составу, локальным интересам и методам борьбы. Если опорой GIA служила алжирская городская беднота, то «Аль-Каида Ирака» представляла собой небольшой контингент международных боевиков-добровольцев, часть из которых происходили из сельской местности. Некоторые из причисляющих себя к «Аль-Каиде» участвовали в войне против Советского Союза в Афганистане, но их меньшинство. В сообщениях кое-кто из них заявлял о своей лояльности Усаме бен Ладену, но они опять-таки в меньшинстве. Не существует никакого контролирующего центра или зонтичной организации, которая координировала бы их деятельность. Хотя в тактическом отношении операцию «мученичество» принято считать уникальной «визитной карточкой» «Аль-Каиды», история отдельных войн от Шри-Ланки до Колумбии говорит об обратном. Если у всех этих групп, заявляющих о своем членстве в «Аль-Каиде», и есть что-то общее, то это разве что общность идеологическая. Для них локальная борьба связана с более широкой политикой исламского возрождения, в центре которого стоит сопротивление христианско-иудейскому гнету, кульминацией которого станет восстановление Халифата и всемирное распространение фундаменталистского толкования Корана. Цель далекая и утопическая, которая вряд ли сможет служить основой для создания глобальной организации.
Когда перед вами бесконечные уверенные заявления политиков, а также зачастую поверхностные оценки экспертов и даже, возможно, нейтральные выводы социологов и политологов, вы легко забываете о том, сколь нестабильным образованием является «Аль-Каида». Использование термина «терроризм» лишь усложняет дело. Авторитетная работа Алана Крюгера «Из чего вырастает террорист: экономика и корни терроризма» (Alan Krueger. What Makes a Terrorist: Economics and the Roots of Terrorism. 2007) весьма примечательна в силу неспособности дать определение своему предмету. Крюгер допускает, что, быть может, следует отказаться от этого термина в пользу более громоздкого определения. Под «терроризмом» он предлагает понимать «политически мотивированное насилие, совершаемое субгосударственными акторами с целью посеять страх среди населения».
Это исключает из определения государственное насилие, сужая тем самым поле терроризма до действия сил сопротивления и подрывной деятельности всякого рода, хотя не все группировки, которых Крюгер или США называют «террористическими», ставят своей стратегической целью запугивание мирного населения. Если же они такую цель ставят, то не обязательно отличаются по своим методам от государственных акторов. Основное притязание «цивилизованных государств» в их «войне с терроризмом» сводится к следующему: в отличие от наших противников мы не допускаем использования гражданских лиц в качестве мишени. Акции террористов-смертников — это бойня без разбора, и это — признак варварства, тогда как точечные удары — это деликатные «цивилизующие акты». Однако опыт ведения последних войн вряд ли подтверждает подобное различение. Более того, никогда не бывает до конца ясно, где пролегает граница между государством и субгосударственными акторами. Госдепартамент, в других отношениях вполне солидаризирующийся с оценками, даваемым Крюгером, предлагает свое определение терроризма: «преднамеренное, политически мотивированное насилие, совершенное местными группами или секретными агентами по невоенным целям». Тайное соглашение Саддама Хусейна и Заркави, конечно, может быть выдумкой, но подобный тип сговора широко используется и государством. Вспомним поддержку Центральным разведывательным управлением батальонов смерти в Центральной Америке или паравоенных подразделений, спонсируемых правительством Колумбии с целью борьбы с ФАРК.
Проблема с оценкой статуса «Аль-Каиды» или даже с самим ее существованием заключается в том, что государства, выступающие стратегическими акторами в глобальных конфликтах, являются также и основным фактором в производстве знания об этих конфликтах. Любая попытка исследования «Аль-Каиды» неизбежно включает в себя анализ тех действий государства, которые в публичной сфере замалчиваются или отрицаются. Речь идет не просто об использовании пропагандистских материалов, но и о такой «параполитической» деятельности, как финансирование государством вооруженных групп и разведывательных операций, а также обеспечение вербовки, тренировки и инструктажа субгосударственных акторов. Государства самым примитивным образом препятствуют распространению независимой информации и усиленно занимаются дезинформацией для достижения своих стратегических целей. Но кроме того, они силой своей власти поддерживают определенные идеи и сюжеты, выработанные «мозговыми центрами» и циркулирующие в медиа, но «тактично» замалчивают иные, отклоняющиеся от официальной точки зрения. А самое главное, государство монополизирует знание о своих действиях, излагая информацию на техническом языке, которым рядовой гражданин, как правило, не владеет. Это не значит, что контртеррористическая аналитика есть простая пропаганда. Она есть часть государственного знания, которая, для того чтобы иметь стратегическую ценность, должна содержать в себе отдельные элементы истины. Основным препятствием для общественного понимания являются не препоны в распространении информации и даже не секретная деятельность, вызванная соображениями государственной безопасности. Основное препятствие — это огромный разрыв между экспертным знанием, производимым для государства, и его репрезентациями, предназначенными для широкого потребления.
Даже официальный экспертный дискурс, каким бы идеологичным он ни был, признает известную степень расчлененности и франчайзинга, свойственную тем образованиям, которые принято называть «группировками «Аль-Каиды». Тем не менее стандартный образ «Аль-Каиды», существующий еще со времен холодной войны, — это глобальная гидра, то есть управляемый из единого центра заговор объединенных злых сил против цивилизации. Где бы, по сообщениям, ни появилась «Аль-Каида» — в арабских Пиренеях, Магрибе или Европе, — ее заклятия производили двойственный эффект: с одной стороны, привлекая внимание к конфликту (поскольку мы не можем игнорировать «Аль-Каиду»), с другой — вызывая пренебрежение всеми особенностями конфликта во имя победы над врагом. Во время «войны с терроризмом» символическая организация множества несопоставимых по многим параметрам глобальных конфликтов, в которых США разыгрывали собственную карту, способствовала пролиферации угроз «Аль-Каиды». В некоторых случаях джихадистские братства перегруппировывались или переименовывались, включаясь в бренд «Аль-Каиды»; в других имело место упорное наложение бренда на разнородных акторов. В контексте арабских революций «Аль-Каида» становится маркером страха ученых мужей и политических деятелей по поводу «безопасности»: если возникнет вакуум власти, то не заполнят ли его орды сторонников бен Ладена?
Сегодня на границах Сирии сотрудники ЦРУ добиваются проверки поступающих сирийским повстанцам вооружений из государств Залива — якобы для того, чтобы лишить «Аль-Каиду» привилегии покончить с Асадом, поскольку сам Асад с весны 2011 года, призывая сирийцев объединиться перед угрозой «Аль-Каиды», получал поддержку как со стороны меньшинств, так и со стороны суннитской буржуазии. Правда или нет, но Сами Рамадани в «Гардиан» утверждает, что de facto существует тесный союз между США и «Аль-Каидой» в Сирии. Но даже если там и есть интернет-сети джихадистов и некоторые из этих джихадистов называют себя членами «Аль-Каиды», немногие знают, кто они такие на самом деле, а еще меньше — насколько велико их влияние в конфликте. Вероятнее всего, речь идет о маргиналах. «Среди революционеров можно найти группировки "Аль-Каиды", — пишет Анан Гоупал (Anand Gopal), — однако встречаются они редко. И вообще, радикальный ислам — гораздо более сложное явление, чем Вашингтон склонен считать. Я встречал сирийских повстанцев, которые сосали пиво и при этом несли черный флаг "Аль-Каиды", не видя в этом никакого противоречия. Стилизация событий в Сирии в исламистском ключе — это отчасти типичное проявление перформанса, отчасти — норма, призванная объединить расколотое общество, отчасти — элемент символического заклинания партизанской борьбы в мире после иракской войны и, наконец, отчасти — предмет чистой веры».
Как бы то ни было, «Аль-Каида» принимает на себя все бремя интерпретаций идущего противостояния. В факторе «Аль-Каиды» продолжают видеть и причину неуступчивости Асада, и повод для интервенции США, и источник общественного страха и боли, и даже источник сирийской гражданской войны. «Аль-Каида» сегодня — столь же полезная категория интерпретации, сколь и бесполезная категория практики.
[1] Richard Seymour. The Uses of al-Qaida // London Review of Books. 13 September 2012. P. 26—27. Перевод с английского Е. В. Малаховой.