Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 6, 2005
Российское общество, так же как российская экономика или российская культура, исторически структурировалось «сверху», посредством целенаправленных усилий государства. Не всегда эти усилия приводили к результатам, которые требовались правителям, зато они практически всегда производили «побочные эффекты», непредусмотренные, а зачастую нежеланные для инициаторов реформ. Государство реформировало производство и транспорт для нужд армии — и создавало тем самым новые социальные группы и классы, от посессионных крестьян до промышленных рабочих. Оно основывало университеты, чтобы иметь образованных чиновников (и, не в последнюю очередь, для поддержания европейского имиджа государства Российского) — «на выходе» получалась интеллигенция. К особенно непредсказуемым результатам приводили реформы общественных институтов. Иногда последствия собственных действий так пугали власть, что она пыталась вновь «сделать аквариум из ухи» — например, разрушив крестьянскую общину, потом воссоздавала ее в форме колхозов или, введя земское самоуправление и суды присяжных, потом горько сетовала на их «безответственность».
Очевидно, что особенно масштабное воздействие на социальные структуры осуществлялось в советский период. Но оно отнюдь не вело к разрушению всех социальных связей и созданию некоего «атомизированного» общества, как трактуют этот процесс упрощенные теории «тоталитаризма»[1]. Напротив, многие структуры и организации были впервые созданы или расцвели в эпоху строительства социализма. Профсоюзы с массовым членством, молодежные организации (комсомол и сопутствующие ему комитеты молодежных организаций, стройотряды, на позднем этапе — центры научно-технического творчества молодежи), Осоавиахим и ДОСААФ, многочисленные женские организации, уличные комитеты — все это элементы советского общества. Что их отличало от общественных организаций западного образца — это полная зависимость от государства, рассматривавшего «общественные организации» как «приводные ремни» государственной машины. Взгляд на советское общество сквозь призму теории тоталитаризма приводил европейских и американских теоретиков и практиков «строительства демократии» к выводу, что общественные структуры в новой России необходимо (и возможно) создать с нуля. Однако на самом деле советское об щество было пронизано большим количеством организаций, которые пережили коллапс КПСС и СССР и с успехом продолжили свою деятельность в постсоветской России либо же послужили моделью для альтернативных «новых» групп, отличавшихся программными установками, но не структурами (наиболее очевидный пример такого рода — профсоюзы). Тогда же начали формироваться многочисленные «НКО» и «НПО» — некоммерческие и неправительственные организации. Показательно, что они отказались от старого термина «общественные организации», который вызывал ассоциации с советским наследием и поэтому не использовался при описании нарождавшегося в России гражданского общества.
Эволюцию общественных структур можно проследить на примере Волгограда, в прошлом Царицына (до 1925 года) — Сталинграда (до 1961 года). Этот город, крупнейший на Нижней Волге, пережил несколько «волн» индустриализации. Первая волна относится к 70-м годам позапрошлого столетия, когда в Царицын пришла железная дорога и в город ручьем потек иностранный капитал. Французы построили металлургический завод (Дюмо, ныне «Красный Октябрь»), англичане — оружейный (Виккерс, ныне «Баррикады»). Царицын стал оспаривать у уральских городов титул «русского Чикаго». Вторая волна индустриализации пришлась на 1930-е годы, когда по заказу советского правительства американская компания «Интернешнл Харвестер» построила в Сталинграде тракторный завод, были введены в строй СталГРЭС и ряд небольших предприятий.
Сталинградская битва, самое трагическое событие в истории города, принеслa ему всемирную славу. Точкой отсчета стал 1942 год, история города фактически начиналась с нуля. Символическое содержание Сталинграда стало и предметом гордости, и проблемой: послевоенный Сталинград-Волгоград — город, чья история и идентичность были урезаны до одного события.
Восстанавливали Сталинград жители окрестных сел и других городов Советского Союза. Потребовалось целое поколение на то, чтобы сформировалось сообщество жителей Сталинграда-Волгограда, выстроились новые неформальные социальные структуры, от клубов по интересам до специфической системы связей, которую в народе называют «блатом». В послевоенные десятилетия индустриализация продолжалась. В южной части города взял начало Волго-Донской канал, а с севера Волгу перегородила плотина ГЭС имени XXII съезда КПСС и вырос город-спутник Волжский. Он возник как город строителей и обслуживающего персонала Волжской ГЭС. Позднее здесь был построен комплекс химических заводов, крупнейший в стране трубный завод и — уже в постсоветское время — заработали пивзавод и завод «Кока-колы». Третья волна индустриализации, как и две предыдущие, привела к тому, что в Волгограде выросла численность индустриальных рабочих, в основном за счет недавних выходцев из деревни, и слой технических специалистов.
Из-за постоянного массового притока населения Волгоград оказался одним из самых социально разобщенных городов страны. Он стал индустриальным центром Нижнего Поволжья, но не вырос в культурную столицу. Слишком быстрым был рост, слишком медленно выстраивались социальные связи и формировалась культурная среда. В городе действовали только вписанные в советскую структуру «общественные» организации. Вузы, созданные в городе в советское время, формировали местную интеллигенцию, состоявшую, в основном, из инженерно-технических работников. Студенты политехнического и инженерно-строительного институтов немного «разбавлялись» обучающимися в педагогическом и медицинском, институте физкультуры и Высшей следственной школе МВД. Выпуск ники самого большого вуза, политеха, шли работать на промышленные предприятия или в многочисленные КБ, связанные с оборонными заводами. Лишь в 1980 году первые студенты поступили в Волгоградский университет, обещавший сделать из них широкообразованных специалистов, в том числе и в гуманитарных областях знания. В год их выпуска в стране началась перестройка.
Волгоград попал в заголовки мировых новостей в начале 1990 года.
Объявленная Горбачевым гласность пробудила инициативу масс. Московская телевизионная картинка радовала смелыми речами и огорчала разрывом с местной повседневностью. Усталость от позднесоветского образа жизни и импульсы «сверху» создали, в полном соответствии с формулой классика, революционную ситуацию. Не хватало только искры — и такой искрой стала критическая статья о тогдашнем первом секретаре обкома партии В. И. Калашникове, опубликованная в популярном «Огоньке». Телерепортажи из стран Восточной Европы научили горожан, как надо действовать. В январе 1990 года десятки (а возможно и сотни) тысяч волгоградцев вышли на улицы с требованием перемен.
Волну выступлений попытались «оседлать» партийно-комсомольские структуры. Обком комсомола провел областную конференцию ВЛКСМ, на которой потребовал отставки партийного руководства региона. С критикой Калашникова выступил первый секретарь горкома КПСС А. М. Анипкин и бывший первый зампред облисполкома И. П. Шабунин, незадолго до этих событий отставленный от должности (по сценарию московской отставки Б. Н. Ельцина). Однако на митингах звучали уже более радикальные слова и требования. В течение нескольких недель власти пытались потушить возмущение, «выбрасывая» в магазинах города дефицитные товары, импортную обувь и бытовую технику. Но «успокоить» горожан не удалось: митингующие на Центральной набережной все же добились отставки областного босса.
Это была первая в Советском Союзе «городская революция», за ней последовали еще несколько похожих. В городе все как-то разом переменилось: новый партийный лидер Анипкин уже не олицетворял собой региональную власть. Быстро возникали новые общественные структуры, такие как Волгоградская студенческая ассоциация, Комитет защиты Волги и другие экологические организации, политические и околополитические группы вроде Комитета избирателей или местного отделения Демократической партии России, первоначально включившей всех волгоградских активистов. Начали печататься новые газеты без привычного лейбла «Орган обкома (горкома, райкома) КПСС» под логотипом[2].
Вся эта активность, однако, имела единственную цель: смену власти. Появившиеся организации нельзя безоговорочно считать ячейками гражданского общества. Ближайшим аналогом этих организаций-«движений» являются избирательные кампании[3]. Достигнув цели, такие структуры распадаются, цель же была достигнута в 1991–1993 годах. КПСС запрещена, в областном и городском руководстве появились новые люди. Некогда опальный Шабунин возглавил администрацию области. Движения исчерпали себя, и структуры, благодаря которым о Волгограде в начале 1990-х писали как о лидере демократических реформ, распались. Комитет избирателей самораспустился, некоторые активисты «первой» ДПР пришли в коридоры областной и городской власти, кто-то оказался в рядах «Яблока» или полузабытых сегодня партий (таких как «ПРЕСС»). Многие просто вернулись с митингов домой и на работу, тем более что этого настоятельно потребовали изменившиеся экономические условия.
В 1990-е годы уход государства из экономики, общественных отношений да и из сферы охраны порядка вызвал стихийную самоорганизацию общества. Место государства стали замещать разного рода структуры, от «силовых предпринимателей» (по терминологии В. Волкова[4]) до организаций инвалидов и обеспокоенных родителей, пытающихся выжить в условиях, когда государство отказалось от социальных обязательств. При этом наиболее социально активная часть населения отошла от политической деятельности. Экономические реформы быстро «съели» техническую интеллигенцию Волгограда, которая составляла большинство в политизированных объединениях начала 1990-х. Заводы и КБ закрылись, что заставило инженеров срочно искать другие источники заработка. Сокращение оборонного заказа и общий экономический спад больно ударили по горожанам. Неудивительно, что в регионе стала набирать очки КПРФ.
В конце 1996 года, на первых же прямых выборах главы администрации Волгоградской области, губернатором стал член КПРФ Николай Максюта, с тех пор удерживающий власть в своих руках. Победа Максюты, кандидата от Народно-патриотического союза России, казалась случайной: многие думали, что он победил потому, что два основных претендента, глава администрации области Иван Шабунин и мэр города Юрий Чехов, в ходе избирательной кампании скомпрометировали себя использованием грязных политтехнологий. Тогда еще сами коммунисты недооценили «левый сдвиг» в настроениях избирателей. Потому-то бессменный руководитель областной организации КПРФ Алевтина Апарина уступила право побороться за губернаторское кресло бывшему директору судостроительного завода Максюте, незадолго до того возглавившему Волгоградскую городскую думу (позднее — городской Совет). Однако коммунисты пришли всерьез и надолго. В 1998 году КПРФ получила большинство в областной думе, некогда созданной демократами «первого» перестроечного призыва.
Несколько факторов работали на коммунистов в 1990-е.
Во-первых, болезненный шок от реформ, так и не приведших к процветанию, вызвал у значительной части общества разочарованиие в программе «демократов». Критический настрой КПРФ стал восприниматься всерьез. Во-вторых, антикоммунизм политических выступлений начала 1990-х был направлен не столько против «левой» идеи, сколько против номенклатурного характера КПСС, фальши официальной идеологии и экономического застоя. Перестав ассоциироваться с государством, КПРФ смогла возродить популярность левых сил. В-третьих, либеральные и демократические группы общества вынужденно солидаризовались с реформаторским правительством, не пытаясь выстроить собственные общественные структуры и системы идентичности. Из всех «правых» в этом направлении работало только «Яблоко», но его постигла неудача. «Левые» же не только занялись выстраиванием партийных структур, от территориальных ячеек КПРФ, работающих с пенсионерами по месту жительства, до ориентированных на романтическую молодежь групп национал-большевиков, но и сумели влить новое содержание во многие организации, созданные еще в советское время. Наиболее массовой из этих организаций остались профсоюзы, которые, правда, более успешно демонстрируют силу, выводя своих сторонников на площадь, чем отстаивая интересы работников перед работодателями. В общественной жизни Волгограда активно участвует и такая «старая» общественная организация, как отделение Союза писателей, а его секретарь Владимир Овчинцев успел поработать заместителем у глав областной и городской администраций. В небольших городах до сих пор сильны уличные комитеты и добровольные народные дружины. Большинство этих организаций сохранило «левую» ориентацию.
Это ясно видно на примере Урюпинска, небольшого города Волгоградской области. Прославленный в анекдотах город называет себя «столицей российской провинции». Казачество этой бывшей верховой станицы не смогло получить большинства в органах городского самоуправления. Побузив в начале 1990-х годов, оно нашло себе две «ниши»: фольклорные представления и охранные услуги[5]. На рубеже 2000-х единственной негосударственной структурой в этом типичном районном центре «красного пояса» было местное отделение КПРФ и целый ряд связанных с ним организаций, в том числе женсоветы и уличные комитеты. На них и опирался мэр города Валерий Сушко. Эти организации фактически и были ячейками гражданского общества, хотя с точки зрения «классических», основанных на западном опыте теорий они таковыми не являлись. Как актив местной организации КПРФ эти группы помогали коммунистам во время избирательных кампаний. Как форма самоорганизации горожан они предоставляли социальные услуги — от разбивки цветников и наведения порядка на улицах до составления характеристик на соседей, создавали начальный политический капитал для молодежи, нацеленной на карьеру в контролируемом коммунистами регионе, и даже выступали в роли организаций, защищающих общественные интересы[6].
Конечно, Волгоград — большой город, он знал и другие формы общественной самоорганизации. В конце 1990-х некоммерческий сектор был здесь представлен двумя сотнями НКО, значительная часть которых существовала исключительно на пожертвования небогатых членов. Организации, встававшие на ноги, как правило, получали доступ к муниципальным программам финансовой поддержки и к грантам западных фондов (наиболее известные из них — Фонд Сороса и весьма активная в Волгограде германская евангелическая группа «Русско-немецкий обмен»). То, что у НКО практически не было внутрироссийских источников финансирования, уже тогда свидетельствовало о слабости фундамента формировавшегося гражданского общества[7].
Интересно отметить, что «плотность» и активность общественных организаций сегодня выше всего не в областном центре и не в Урюпинске, а в Волжском, втором по величине городе области. Этот город-спутник Волгограда, выросший в середине 1950-х практически на пустом месте, долго называли «городом молодежи», но сегодня молодежь 1950-х состарилась, и демографические характеристики Волжского мало отличаются от средних по России. Возможно, это объясняется тем, что город строился для работников одного предприятия и с самого начала обладал идентичностью «кооперативного дома»: люди все делали «для себя», что способствовало ускоренной самоорганизации жителей. Косвенным показателем высокой активности волжан является тот факт, что город регулярно и заслуженно побеждает в общероссийских конкурсах по городскому благоустройству.
После того как президентом стал Владимир Путин, поставивший цель восстановить влияние государства, многое изменилось. Государство потеснило «силовых предпринимателей», укрепило правоохранительные органы и частично вернулось к выполнению социальных обязательств. Одновременно оно стало теснить организации гражданского общества, появившиеся в предыдущее десятилетие. С особенной нетерпимостью государство стало относиться к группам, ставящим под сомнение его политику.
Демократы предыдущего периода, традиционно полагавшиеся на государство в своих реформаторских планах, оказались в сложном положении. Отказ государства от дальнейшего сотрудничества с ними продемонстрировал, что у реформаторов нет иных точек опоры. Другое дело левые, которые на протяжении 1990-х находились в оппозиции: им удалось создать и сохранить общественные структуры, независимые от государства. В этом смысле они оказались гораздо дальновиднее, а их влияние на развитие в России гражданского общества — существенно более глубоким. Можно даже сказать, что в то время как «проектом» российских «правых» была процедурная демократия и рыночная экономика, «проектом» «левых» стало как раз гражданское общество.
В начале 2005 года монетизация льгот вывела на улицу протестующих — исключительно под левыми знаменами. Утешая себя и оглядываясь на опыт «цветных революций», демократы назвали эти протесты началом становления «гражданского общества» в России, забыв, что не торопились присваивать это определение куда более мощным протестам против реформ ельцинской эпохи. На самом деле, и в 1990-е, и в 2000-е на улицу выходили относительно слабо организованные группы, обладавшие, однако, четким пониманием своих целей — а это важнейшая предпосылка формирования гражданского общества. Можно говорить о некоем «протогражданском» обществе, которое сегодня имеет отчетливо «левую» ориентацию. Даже самые крепкие независимые общественные организации Волгограда, не позволяющие использовать свой авторитет ни государству, ни коммунистам, действуют на поле защиты социально незащищенных — в традиционно «левой» части спектра политических задач. Таковы Общество имени Выготского (для помощи детям с отклонениями в развитии), организация вынужденных переселенцев «Комитет надежды», общество «”Мария” — матери против наркотиков». Интересно отметить, что среди лидеров этих организаций преобладают женщины. Ксения Магнитская, Ирина Маловичко, Лидия Наумова, Галина Морозова, Ольга Шелковникова, Лидия Савельева возглавляют наиболее известные и влиятельные волгоградские НКО. Можно предположить, что задача самоорганизации оказалась женщинам ближе, чем мужчинам, занятым зарабатыванием денег. Но оставим эту тему социологам гендера.
В последние годы все активнее в Волгограде идет создание товариществ собственников жилья. Если еще лет пять назад ТСЖ были формой организации жильцов новых домов, то теперь такую форму управления один за другим обретают «сталинские» дома в центре города. Подрастает новое поколение молодежи, которая производит впечатление более социально активной, чем их старшие братья, повзрослевшие в 1990-е. В городе появились «флэш-моберы», чувствуется новое дыхание в студенческой жизни. В какой-то мере это побочный результат экономического оздоровления, очевидного в Волгограде в последние годы.
Реформы государственного управления 1990-х, создавшие в России федеративное государство, привели и еще к одному результату. На протяжении веков властная «вертикаль» рассматривала себя как единственный источник модернизации общества. Федеративная реформа, создавшая несколько уровней суверенитета, привела к появлению региональных моделей модернизации, отличавшихся между собой в том числе и по интенсивности взаимодействия власти и общества. Больше того, губернаторы оказались на пересечении интересов государства, частью которого они являлись, и растущего в их регионах организованного общества, интересы которого им приходилось представлять перед государством, — пусть даже это общество в основном состояло из региональных элит, а не из мощных организаций «третьего сектора». В любом случае, эти элиты гораздо ближе электорату своих республик, областей и краев, чем Москва. В результате создалась ситуация, когда во многих регионах России реформаторские решения условно «правого» правительства проводили в жизнь «левые» губернаторы. Волгоградский губернатор-коммунист Николай Максюта на протяжении второй половины 1990-х маневрировал, пытаясь не разгневать Москву. Его осторожная критика реформ была, однако, не просто желанием сохранить поддержку непримиримого обкома КПРФ — она выражала волю его избирателей. Очевидно, что политическая стратегия губернаторов состояла в том, чтобы переадресовать недовольство общества с регионального уровня на федеральный. Но такая стратегия помогла им осознать региональные интересы и проводить программы, укреплявшие местные сообщества. Москву это положение не устраивало, следствием чего и стал переход к фактическому назначению губернаторов.
Максюта оказался одним из последних губернаторов, избранных (в третий раз!) по старой системе в декабре 2004 года. Он не торопится с просьбой переназначить его на пост, сохраняя статус избранного. В то же время противники губернатора уже не раз пускали слух о его скорой отставке. В конце весны 2005 года в области даже работали некие социологи, собиравшие, якобы по заданию президентского полпреда Д. Козака, сведения о возможных преемниках Максюты.
В областной думе доминирование КПРФ сменилось неустойчивым равновесием сил коммунистов и сторонников бюрократической «Единой России» (из 38 депутатов — 10 коммунистов и 13 единороссов; присутствует также небольшая фракция ЛДПР, остальные — независимые). Их борьба отражает не только противостояние местной и федеральной «партий власти», но и воспроизводит на уровне региональной легислатуры противоборство реформирующего государства и сопротивляющегося ему общества. Тем временем областная администрация вместе с профсоюзами всю весну вели наступление на городскую мэрию, опираясь на массовое недовольство резким повышением коммунальных платежей в марте 2005 года. Повышение было вызвано началом проведения коммунальной реформы, в ходе которой многие функции ЖЭУ передавались Волгоградским коммунальным системам — детищу городской администрации и Российских коммунальных систем. Профсоюзы при молчаливом поощрении губернатора выводили на центральную площадь Волгограда тысячи горожан.
Очевидно, что эти массовые акции были направлены не только (и не столько) против мэра Евгения Ищенко и его команды. Администрация и «левые» противники реформ продемонстрировали не просто способность мобилизовать своих сторонников для массовых выступлений, но и их организованность, осознание цели и другие черты, свойственные «гражданскому обществу». «Правые» реформаторы в Волгограде по-прежнему надеются лишь на союзников в верхних эшелонах власти, которые сверху «продавят» реформы и, возможно, сменят губернатора.
Таким образом, в противостоянии «государства» и «общества» на стороне первого — мэрия, на стороне второго — областная администрация. Среди других видимых политических сил в регионе присутствует ЛДПР, опирающаяся на протестный (и в основном неорганизованный) электорат[8], и «Родина»[9]. Однако тех, кто способен предложить обществу компромиссный вариант реформ, который бы учитывал интересы жителей, в Волгоградской области не видно.
Еще важнее то, что выбор, к которому подошли сегодня российское государство и российское общество, оказывается ущербным. «Правое» реформаторское государство противостоит в борьбе за страну «левому» гражданскому обществу. Победа государства вернет Россию в вековой цикл «модернизации сверху», которая еще ни разу не приводила к «окончательной» модернизации страны, тогда как (куда менее вероятная) победа «левых», по всей вероятности, заморозит многие реформы, но даст шанс структурной перестройке отношений государства и общества.
[1] См., например, заложившую основу этой традиции в политической науке книгу: Arendt H. The Origins of Totalitarianism. N. Y., 1958.
[2] Одна из возникших тогда газет, демократические «Городские вести», прошла сложный путь развития и была закрыта в феврале 2006 года в результате глупого продолжения «карикатурного скандала».
[3] Fish M. S. Democracy from Scratch: Opposition and Regime in the New Russian Revolution. Princeton: Princeton University Press, 1995. P. 61–62.
[4] Волков В. Силовое предпринимательство. СПб.: Летний сад, 2002. Автор показывает, что расцвет «мафии» в 1990-е годы был одним из проявлений самоорганизации общества в условиях ухода государства. В частности, банды рэкетиров выполняли функции поддержания предсказуемого «порядка» на едином экономическом пространстве.
[5] Даже в областном центре можно увидеть на дверях районной поликлиники надпись «Охраняется казачьим ЧОП», хотя Царицын, в отличие от Урюпинска, никогда не был казачьим городом.
[6] Kurilla I. Civil Activism without NGOs: The Communist Party as a Civil Society Substitute // Demokratizatsiya: The Journal of Post-Soviet Democratization. 2002. Vol. 10. № 3.
[7] См. подробнее об этом в кн.: Курилла И. И., Кушнерук И. С., Каменская Т. В. Некоммерческий сектор г. Волгограда: Состояние и перспективы развития. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1999.
[8] На состоявшихся в октябре 2005 года муниципальных выборах в Волжском победил партийный список жириновцев. Многие наблюдатели связали это с тем, что за несколько недель до дня голосования достоянием общественности стал откровенный сговор партий- фаворитов КПРФ и ЕР о разделе думских должностей. Однако партия власти оказалась более искусной в интригах, и уже в декабре практически вся фракция ЛДПР в Волжской думе перешла в «Единую Россию», нанеся чувствительный удар репутации партии Жириновского.
[9] В последнее время «Родину» преследуют неудачи. В Волгограде к политической борьбе примешалась уголовщина. В середине февраля 2006 года руководителю регионального отделения «Родины» 26-летнему Дмитрию Коломыцеву проломили голову молотком в подъезде собственного дома.