Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 5, 2005
Примерно с середины ХVII века (со времени установления «вестфальской системы» международного права, основанной на принципах государственных суверенитетов, неправомочности вмешательства во внутренние дела государств и нерушимости границ) война мыслится как вооруженное противоборство двух или нескольких государств, имеющих регулярные армии. Такой тип войны систематизирован и, в некотором роде, канонизирован Карлом Клаузевицем. При этом вплоть до начала ХХ века техническая сторона войны практически не менялась. Конечно, совершенствовались стрелковое оружие и артиллерия, но, в целом, на поле боя веками сходились пехота и кавалерия (на море в середине ХIХ века парусный флот был заменен паровым броненосным, но тактика от этого изменилась мало). Даже Первая мировая началась в том же стиле, уже в ходе войны появились автомобили (как массовое явление), отравляющие вещества, танки и авиация, а на море — подводные лодки. В период между мировыми войнами и во время Второй мировой — танки и авиация из экзотики превратились в основную ударную силу армий, появились ракеты, радиолокация, авианосцы, а в конце войны — ядерное оружие. Это привело к резкому росту темпа и пространственного размаха боевых действий, масштабов разрушений и потерь, но, однако, война продолжала рассматриваться как столкновение регулярных армий «официальных» государств. Действия иррегулярных партизанских формирований, хотя они имели место еще во время Наполеоновских войн, а в годы Второй мировой оказали существенное влияние на обстановку на некоторых театрах военных действий, рассматривались, в лучшем случае, как незначительное дополнение к «правильной войне». При этом еще в середине 50-х — 60-е годы ХХ века полковник российской, затем белой армии Евгений Месснер, живший с 1946 года в Аргентине, сформулировал концепцию «всемирной мятежевойны», в которой будут участвовать не только и не столько армии и государства, сколько народные движения и иррегулярные формирования, а психология, агитация и пропаганда окажутся важнее оружия. Однако концепцию практически никто не заметил даже на Западе (про СССР и говорить нечего).
Ситуация не менялась до начала 90-х. Несостоявшаяся война между НАТО и Варшавским договором мыслилась обеими сторонами как «Вторая мировая с ракетами и атомной бомбой». «Репетиции» этой войны происходили в ходе локальных войн, самой масштабной и, видимо, последней в истории «классической» войной стала война 1973 года на Ближнем Востоке (после нее были Ираноиракская война, война между Эфиопией и Эритреей, ряд других конфликтов, но слишком примитивен был уровень воевавших). Хотя еще до этого состоялась очень своеобразная по стилю война во Вьетнаме, представлявшая собой по существу ведущиеся параллельно партизанскую войну южно-вьетнамских партизан, поддержанных регулярной армией Северного Вьетнама, против регулярных сил Южного Вьетнама и США, и войну ПВО Северного Вьетнама против американской авиации. Еще одной важнейшей составляющей этого конфликта была информационная война, причем именно ее исход решил исход войны в целом. Если на поле боя был достигнут «стратегический пат», т. е. ни одна из сторон победить не могла, то в информационном противоборстве Америка потерпела сокрушительное поражение.
По сути, Вьетнамская война стала репетицией двух войн в Персидском заливе между Ираком и антииракской коалицией, возглавляемой США. Две эти войны (или одна «двухсерийная» война с промежутком между сериями в 12 лет) обозначили исторический перелом. Противостояние США (союзников Америки отдельно от нее рассматривать нет оснований) и Ирака показало новую форму войны и в техническом, и в политическом плане.
По состоянию на 17 января 1991 года (начало первой войны в Заливе) вооруженные силы Ирака по количеству, да и по качеству вооружения и военной техники входили, если мыслить категориями традиционной войны, в десятку сильнейших в мире. Хотя антииракская коалиция 4,5 месяца наращивала свою группировку на Аравийском полуострове, к началу боевых действий по количеству танков и артиллерии преимущество оставалось на стороне Ирака. Количественное превосходство в авиации было на стороне коалиции, но его нельзя было считать абсолютным, особенно учитывая наличие у Ирака очень сильной наземной ПВО (в годы Вьетнамской войны количественное превосходство ВВС США над ВВС Северного Вьетнама было гораздо бoльшим, но победы США это не обеспечило). Абсолютное господство коалиции на море не имело принципиального значения из-за очень короткой береговой линии Ирака и оккупированного им Кувейта. Война обещала быть долгой и кровавой.
Получилось совсем по-другому. Сорокадневная воздушная кампания многонациональных сил (более 90 тыс. самолето-вылетов) буквально раздавила ВС Ирака, после чего наземная операция стала почти формальностью. Коалиция достигла всех поставленных целей при очень низких собственных потерях. Более того, американцам и их союзникам не составляло особых проблем полностью оккупировать территорию Ирака и свергнуть режим Саддама Хусейна, это не было сделано по чисто политическим соображениям. Точно так же из политических соображений в 2003 году при гораздо меньшей поддержке со стороны международного сообщества, чем в 1990–1991 годы, ВС США полностью оккупировали территорию Ирака и свергли режим Хусейна, хотя антииракская группировка по численности боевой техники и личного состава была меньше, чем 12 годами раньше. Ожидалось, что и на этот раз США будут действовать, как во время «Бури в пустыне», а затем войны в Югославии, где весь конфликт состоял из 78-дневной воздушной кампании ВВС США и других стран НАТО. Однако весной 2003 года Америка и ее союзники сразу перешли в наземное наступление, которое через 2,5 недели закончилось взятием Багдада. Потери антииракской группировки вновь оказались минимальными, совершенно нехарактерными для интенсивных наземных боев, если судить по опыту войн прошлого.
В обеих войнах в Заливе «классическая» армия Ирака оказалась неспособна противостоять ВС США, использовавшим принципиально новые технику и тактику.
Американцы имели автоматизированные командные пункты оперативного и стратегического уровня, обеспечивающие управление войсками и силами разнородной группировки войск. Войска вплоть до тактического звена и отдельного самолета обеспечивались космической связью, навигацией и разведданными в реальном масштабе времени. В ближайшем будущем ВС США превратятся фактически в единый разведывательно-ударный комплекс.
Чрезвычайно широко применялось различное высокоточное оружие (ракеты и авиабомбы), в т. ч. с системами наведения, использующими данные космической навигации. В массовом порядке использовались самолеты дальнего радиолокационного обнаружения (ДРЛО) как воздушных, так и наземных целей, радиотехнической разведки и радиоэлектронной борьбы (РТР и РЭБ). За две кампании использовано более тысячи крылатых ракет морского и воздушного базирования в обычном снаряжении различного типа, в т. ч. совершенно нового (например, с графитовыми стержнями, выводящими из строя ЛЭП). Все самолеты и вертолеты получили возможность вести боевые действия ночью и в сложных метеоусловиях с применением высокоточного оружия. Вполне обыденной для американских войск вещью стали беспилотные летательные аппараты (БПЛА) — от стратегических, способных находиться в воздухе несколько суток, до тактических, запускаемых с руки военнослужащего. Эти многочисленные БПЛА чрезвычайно эффективно обеспечивали командиров всех уровней разведывательной информацией в реальном масштабе времени. В ближайшей перспективе к разведывательным БПЛА добавятся ударные беспилотники.
ВС США способны осуществлять быстрые стратегические переброски войск в любой район мира, при этом широко используются самолеты-заправщики, коих в ВВС США имеется около тысячи. Применение заправщиков существенно увеличивает боевые возможности стратегической, тактической и палубной авиации. ВС Ирака не имели ни автоматизированных систем управления (АСУ), ни высокоточного оружия (ВТО), ни современных средств обеспечения, ни средств противодействия оружию, применяемому ВС США. Они не были готовы к высокому темпу наземных операций, который американцы показали весной 2003 года. Поэтому исход войны был вполне закономерен.
Проиграв «классическую» войну им. Клаузевица, антизападные силы в Ираке перешли к «мятежевойне» им. Месснера, которая оказалась единственной эффективной формой борьбы против высокотехнологичных ВС США.
Партизанская и диверсионно-террористическая война давно уже не является новостью для военных всего мира, в частности американских. Теоретически разработаны и проверены на практике формы и методы противопартизанской войны, причем и здесь американцы отнюдь не новички (достаточно вспомнить войну во Вьетнаме). Однако ни теория, ни опыт, ни высокие технологии не стали панацеей. На первое место, как и учил Месснер, вышли пропаганда и психология.
Исторический опыт показывает, что очень трудно бороться с партизанами, если их поддерживает значительная часть местного населения или если они получают помощь из-за рубежа. Совсем сложно становится в том случае, если имеют место оба эти фактора одновременно. А если при этом партизаны принципиально не считаются с собственными потерями и не придерживаются никаких писаных и неписаных правил ведения войны, то единственной эффективной формой борьбы с ними становится геноцид или, в крайнем случае, массовая депортация или интернирование населения в концлагерях. На такое способен далеко не каждый авторитарный режим, а режим демократический не способен в принципе. В стране, ведущей противопартизанскую войну, начинается психологический кризис, охватывающий и население, и власть, и армию. Так было с французами в Алжире, с американцами во Вьетнаме, с русскими в Афганистане и во время первой чеченской. Это же США снова переживают в Ираке. Причем для них сложности усугубляются тем, что теперь их ВС комплектуются по найму. Недобор новобранцев в сухопутных войсках уже принял весьма драматический характер. Продолжение войны становится невозможным для США из-за элементарной нехватки людей. Здесь проявились неизживаемые пороки наемной системы комплектования: во-первых, при ней армия не имеет достаточного количества подготовленных резервистов, во-вторых, в армию идут не из идейных соображений, а за деньгами и льготами. В условиях, когда психология важнее оружия, такая армия проигрывает независимо от количества и качества имеющегося у нее на вооружении стреляющего железа.
Войны последних полутора десятилетий привели к серьезному реформированию ВС большинства стран мира. Весьма интересна, в частности, эволюция армий стран континентальной Европы (почти все эти страны являются членами НАТО). Классическая война этим странам больше не грозит. Вести американскую высокотехнологичную войну европейцы не очень хотят, поскольку это слишком дорого и при этом незачем (европейский пацифизм очень сильно контрастирует с глобальными американскими амбициями). В результате их армии начали перестраиваться под «мятежевойну», т. е. из традиционных ВС превращаться в полицейские формирования.
В обозримом будущем эволюция вооруженных сил в мире представляется примерно следующей. Америка продолжает стремительно уходить в отрыв, ее армия и флот получают возможность наносить удар по любому противнику в любом месте земного шара в любой момент с высочайшей точностью, причем, как правило, противник узнает об ударе по нему только в момент нанесения удара. Все бoльшую роль начинают играть наземные и летающие боевые роботы. Военнослужащие получают обмундирование, созданное на основе нанотехнологий, делающее их неуязвимыми от огня стрелкового оружия, само залечивающее раны, позволяющее перепрыгивать через стены высотой несколько метров и невидимое в инфракрасном и, не исключено, в оптическом диапазоне. Заодно каж дый солдат будет иметь индивидуальный компьютер, космическую систему навигации и связи и личный БПЛА, позволяющий вести разведку. Такого бойца можно отправить и на «мятежевойну», поскольку риск гибели сводится к минимуму. Европейские страны конкурировать с США не станут, им (в первую очередь, естественно, Великобритании), а также Австралии, Японии и Израилю перепадет кое-какая мелочь из американских технологий. При этом только израильская армия сохранит серьезное самостоятельное значение как боевая сила да британская армия продолжит быть средством усиления ВС США.
Препятствием для реализации всего вышеописанного может быть только резкое изменение внутриполитической ситуации в США, когда в обществе и во власти возобладают пацифистские настроения, как это уже произошло в Европе. Пока, однако, такой вариант представляется маловероятным.
Гнаться за Америкой попытаются Китай и Индия (о России разговор впереди). Причем Индия не будет видеть в Америке противника, но постарается быть «на уровне» с целью повышения своего престижа, а также обеспечения возможности доминировать в Индийском океане и успешно противостоять Китаю. Китай же постарается соперничать с Америкой по-настоящему. Страны третьего мира не будут даже рассматривать возможность военного противостояния с США, их ВС будут сочетать элементы классических армий и полицейских формирований и использоваться будут исключительно в межгосударственных и внутренних конфликтах локального масштаба. При этом наряду с регулярными ВС получат широкое распространение разного рода партизанские и террористические формирования. Уже сегодня на примере многочисленных войн в Африке заметно, как стирается грань между классической войной и «мятежевойной». Наиболее яркий пример — война на территории бывшего Заира (ныне — Демократическая Республика Конго), в которой участвовало несколько регулярных армий соседних стран и множество местных и иностранных иррегулярных формирований. Несколько стран, видимо, будут иметь достаточно сильные классические армии, возможно, с некоторыми высокотехнологичными элементами (кроме Израиля это могут быть Турция, Египет, Саудовская Аравия, Сирия, Иран, Пакистан, Таиланд, Малайзия, Вьетнам, Республика Корея, Бразилия, Аргентина), однако они будут играть чисто региональную роль. Наконец, разного рода внесистемные силы будут пытаться бросить вызов США альтернативными способами (типа терактов 11 сентября). Российская армия сегодня абсолютно не готова к высокотехнологичной войне. Она, оставшись во всех отношениях Советской армией, продолжает готовиться к классической войне, но, что интересно, даже и к ней она совершенно не готова.
Российская армия не имеет практически ничего из того, что помогло американцам так быстро и эффективно разгромить армию Хусейна. У нее нет современных АСУ, позволяющих эффективно управлять разновидовыми группировками. Глобальная космическая навигационная система недоукомплектована спутниками, поэтому приходится пользоваться американской системой. Возможность получения данных космической разведки в реальном масштабе времени отсутствует. Космической связью обеспечены только высшие штабы и стратегические ядерные силы. Высокоточное авиационное оружие имеется, как правило, в нескольких экземплярах для демонстрации на выставках. Крылатые ракеты воздушного и морского базирования существуют только в ядерном снаряжении, что делает невозможным их применение в ходе локальных войн. Несколько самолетов дальнего радиолокационного обнаружения (ДРЛО) могут обес печивать истребительную авиацию информацией только о воздушной обстановке; самолетов ДРЛО, способных обнаруживать наземные цели, у нас нет. Также нет специальных самолетов РТР и РЭБ. Фронтовая и армейская авиация (кроме бомбардировщика Су-24) не способна летать и применять оружие ночью. Тактические БПЛА как бы есть, но это почти такая же экзотика, как аэроплан в 1914 году, а оперативные и стратегические беспилотники отсутствуют в принципе. Два десятка самолетов-заправщиков несколько раз в год осуществляют несколько дозаправок в воздухе стратегических бомбардировщиков, для самолетов фронтовой авиации подобная возможность даже не рассматривается.
Увы, ВС РФ сегодня почти идентичны иракской армии, а отнюдь не американской. В случае гипотетической неядерной войны между РФ и США наша армия за счет большего количества и, отчасти, несколько лучшего качества вооружения и техники, а также за счет гораздо более высоких, чем у арабов, боевых качеств военнослужащих создала бы американцам гораздо больше проблем и нанесла бы им гораздо бoльшие потери, чем армия Ирака, но общий исход войны был бы тот же — решительная победа США.
Более того, даже наличие все еще очень большого ядерного арсенала спасением для нас не является. Нарастающий технологический разрыв с США делает возможным нанесение американцами обезоруживающего неядерного удара по нашим стратегическим ядерным силам (СЯС) уже в обозримом будущем. Причем Россия сама напрашивается на такой удар, поскольку в последние годы антиамериканизм в ее внешней политике носит прямо-таки болезненный, абсолютно иррациональный характер, что очень раздражает Вашингтон, который и без того очень нервничает после 11 сентября 2001 года. По большому счету, гарантией от обезоруживающего удара является понимание американским руководством того факта, что такой удар станет победой не США, а Китая, а уж этого в Америке не хотят категорически.
В Минобороны и Генштабе догадываются, что противостоять США в высокотехнологичной войне ВС РФ неспособны, причем ситуация быстро усугубляется, однако продолжают рассматривать США в качестве основного, если не единственного, потенциального противника. В результате в военных верхах родилась «гениальная» идея навязать противнику «русский бой удалый, наш рукопашный бой», т. е. классическую войну. Об этом прямо написано в «Актуальных задачах развития Вооруженных сил Российской Федерации», единственном за последнее время официальном документе МО РФ, внятно отражающем взгляды военного руководства страны на то, какие задачи, с его точки зрения, стоят перед ВС РФ:
«Возрастает значение заблаговременного создания достаточно сильных и хорошо защищенных группировок сухопутных войск и сил, которые способны не только отразить нападение противника после нанесения им массированных авиационных ударов, но и быть готовыми к немедленному ведению (возможно, отдельными автономными отрядами или группами) наступательных действий в непосредственном соприкосновении с сухопутными войсками агрессора или его союзников. Требуется превратить уже на первом этапе, в начальный период войны “бесконтактную” войну в “контактную”, как наиболее нежелательную для противника, оснащенного дальнобойным ВТО».
Можно отметить, что именно таким образом попытались действовать ВС Ирака в марте 2003 года. Однако ВВС США, обладавшие полным господством в воздухе, уничтожили бoльшую часть иракских войск, до того как они успели войти в «непосредственное соприкосновение с сухопутными войсками агрессора или его союзников». А в тех немногих случаях, когда воинам Саддама все же удалось превратить «бесконтактную» войну в «контактную», выяснилось, что не такая уж она для американцев «нежелательная», иракцы во всех этих случаях были полностью разгромлены (тут надо заметить, что очень популярный и в России, и в ряде зарубежных стран тезис о том, что «американцы не умеют воевать», не имеет никаких исторических оснований). Если же американцы решат убрать наши СЯС, то для этого их сухопутные войска не будут задействованы в принципе, нам просто не будет предоставлена «счастливая» возможность превратить «бесконтактную» войну в «контактную».
Самое интересное, что никакого опыта классической войны у наших генералов сегодня нет, последней такой войной в нашей истории была Великая Отечественная. Сейчас в ВС РФ практически не осталось ее участников. За истекшие 60 лет нечто похожее на классическую войну было в марте 1969 года на Даманском и в конце 1999 — начале 2000 года в начале «второй чеченской». Однако первый из этих эпизодов имел микроскопический масштаб, а во втором случае ВС РФ обладали абсолютным превосходством в воздухе и подавляющим — на суше, так что просто не могли не выиграть, тем более что противник не имел собственной военной промышленности и не мог получать никакого оружия, кроме стрелкового, из-за рубежа. Поэтому непонятно, зачем так хотеть войны, о которой мы можем судить лишь по событиям 60-летней давности. Тем более, когда нет уже тоталитарной системы с промыванием мозгов и лагерями.
Впрочем, классическая война у нас случиться может, только это будет случай гораздо более тяжелый, чем гипотетическое столкновение с США. Единственным противником РФ в подобной войне может стать Китай — тоталитарное коммунистическое государство, имеющее к России слабо завуалированные территориальные претензии, остро нуждающееся в ресурсах и не скрывающее, что его целью является внешняя экспансия.
Наши военные пропагандисты чрезвычайно любят повторять суворовский тезис о том, что воевать надо не числом, а умением. Однако они совершенно не готовы признать, что кроме самого Суворова в нашей военной истории практи чески никто и никогда так не воевал. Да и Суворов, откровенно говоря, побеждал почти исключительно турок, а против французов действовал уже гораздо менее успешно. Русская, а затем Советская армия в подавляющем большинстве случаев брала как раз числом, причем очень часто победа достигалась заваливанием противника трупами своих солдат. Именно в таком стиле мыслилась и война против НАТО, для этого были, например, построены почти 65 тыс. танков.
Против Китая так действовать невозможно, его мобилизационные резервы превышают по численности все наше население, а готовность класть своих солдат, пожалуй, даже превосходит нашу, по крайней мере — сегодняшнюю. Он легко завалит трупами любую армию мира, в т. ч. и нашу. Ядерное оружие и здесь панацеей не является, поскольку у Китая оно тоже есть, причем при наличии общей сухопутной границы между РФ и Китаем даже его тактическое ядерное оружие будет для нас вполне стратегическим.
Воевать с Китаем, не применяя ядерного оружия и при этом рассчитывая на успех, можно, только если стать по отношению к Китаю тем, чем сегодня является Америка по отношению и к России, и к Китаю и, тем более, к любой другой стране мира, — иметь армию, обладающую огромным технологическим превосходством над противником. Увы, судя по нынешним тенденциям, скорее Китай добьется технологического превосходства над нами, причем с нашей же помощью. Он уже в массовом порядке приобретает у России новейшее оружие, которая она сама имеет в чисто символических количествах (самолеты Су-30) и в крайне жесткой, свойственной этой стране форме добивается доступа к самым современным технологиям, которые до сих пор Россия предоставлять Китаю все же не решалась.
При этом наш генералитет возможность войны против Китая даже не рассматривает, о чем свидетельствуют вышеупомянутые «Актуальные задачи…»:
«Особенности возможных военных действий на Дальневосточном стратегическом направлении.
1. Морские десантные операции и противодесантная оборона также (как и на Западе) будут носить объемный воздушно-космическо-морской и наземный характер.
2. Важное влияние на устойчивость противодесантной обороны Дальнего Востока будет оказывать способность войск (сил) вести автономные боевые действия.
3. Недостаточный уровень развития транспортных коммуникаций, связывающих Дальний Восток с европейской частью России, может негативно сказаться на ходе военных действий».
Китаю не надо проводить десантные операции, возможности такой нет, а главное — нет необходимости при наличии огромной по протяженности сухопутной границы между ним и Россией. Десантные операции на Дальнем Востоке могут проводить только США и, может быть, Япония. В чем причины такой вызывающей слепоты (или это вовсе не слепота?) — отдельный вопрос, выходящий за рамки данной статьи.
В наибольшей степени, разумеется, наша армия сегодня готова к «мятежевойне», поскольку уже четверть века участвует в ней почти без перерывов. Армия приобрела уникальный опыт противопартизанских боевых действий в горно-пустынной (Афганистан) и горно-лесистой (Чечня) местности. Даже американцев мы можем кое-чему поучить, особенно учитывая тот факт, что значение технологического превосходства в такой войне существенно снижается по сравнению с войной армии против армии. Но, как говорилось выше, в «мятежевойне» важнее всего психология, а по этой части у нас тоже большие проблемы, причем разноплановые.
Во-первых, руководство ВС в душе продолжает считать подобную войну «неправильной». Как ни абсурдно это прозвучит, но наши генералы, судя по некоторым их высказываниям, афганский и чеченский опыт пытаются применить к классической войне, которую, как уже было сказано, они собираются вести против американцев. Вдвойне абсурдно это в ситуации, когда основной задачей ВС сегодня официально провозглашена борьба с терроризмом, для которой теперь, судя по легенде ряда последних учений, предназначены даже СЯС (а это уже абсурд в квадрате).
Во-вторых, военнослужащим, которые непосредственно участвуют в боевых действиях, общество отказывает в психологической поддержке. И афганская, и особенно обе чеченские войны подвергаются замалчиванию или безусловному осуждению в большинстве отечественных СМИ. На войну в Чечне навешены ярлыки «коммерческая», «война против собственных граждан», «геноцид маленького свободолюбивого народа». Тем самым солдатам и офицерам объясняется, что они воюют за «непонятно чьи интересы», хотя, на самом деле, они противостоят не менее жестокому и опасному противнику, чем гитлеровцы.
В-третьих, как было сказано, демократической стране вообще очень трудно вести противопартизанскую войну. Конечно, нынешнюю Россию нельзя назвать вполне демократической страной, но силы, противостоящие ей на Кавказе, и вовсе не имеют с либеральной демократией ничего общего. Проблема усугубляется тем, что противник руководствуется идеей, причем идеей, не просто подразумевающей, но всячески прославляющей самопожертвование. России нечего противопоставить этой идее, наше нынешнее общество абсолютно безыдейно (либо, что еще хуже, руководствуется осколками советской идеологии) и атомизировано. Армия воюет не столько на патриотизме, сколько на традициях, которые, увы, постепенно будут уходить, и корпоративной солидарности. Более того, безыдейность институционализируется путем создания «профессиональной армии», куда идут за деньгами, а не ради защиты Родины. Но поскольку идеи сильнее денег, «мятежевойна» будет расползаться, сначала на весь Северный Кавказ, а потом и за его пределы.
Безыдейность нынешней российской армии может иметь следствия гораздо более печальные, нежели неудачи в противостоянии терроризму на Кавказе. Эта безыдейность — симптом глубокой болезни. Главная причина кризиса ВС РФ не в нехватке денег, а в том, что армия не соответствует стране.
Если политическое и экономическое устройство страны принципиально изменилось, Вооруженные силы не могут оставаться в прежнем, слегка обновленном виде. Не надо питать иллюзий по поводу того, что армии тоталитарного государства с командной экономикой можно просто отдать соответствующий приказ — и она станет армией демократической страны с рыночной экономикой. И уж только совершенно некомпетентный человек может предположить, что армия способна реформировать себя сама. Вооруженные силы — система предельно консервативная, такова их природа в любой стране. При этом они должны быть лишены самостоятельной политической воли и являться инструментом политического руководства. Поэтому вырабатывать планы военного строительства должны политики, военные лишь проводят их в жизнь.
Рождение в 1991 году нового Российского государства, по всем основным параметрам коренным образом отличающегося от СССР, в значительной степени являющегося отрицанием СССР, требовали в обязательном порядке создания ВС РФ с нуля. К тому же Советская армия в любом случае России не подходила.
Во-первых, РСФСР в советское время была глубоким тылом Варшавского договора, практически все части и соединения Советской армии, дислоцированные на ее территории (формально весьма многочисленные), были либо «кадрированными», т. е. существовавшими лишь на бумаге, либо, в лучшем случае, по качеству вооружения и уровню боевой подготовки существенно уступали группам советских войск в странах Варшавского договора и западным округам СССР (Прибалтийскому, Прикарпатскому, Белорусскому). Исключением были РВСН и ВМФ, а также «придворные» Таманская и Кантемировская дивизии. Как известно, западные округа стали основой армий Белоруссии и Украины, а группы войск были выведены в Россию таким способом, который, как правило, был равносилен их уничтожению, причем ответственность за это несет руководство разваливающегося СССР, а не новой России.
Во-вторых, Советская армия к концу 80-х очень серьезно отстала от западных армий по целому ряду важнейших параметров, о чем уже говорилось в связи с итогами войн в Заливе. Наши генералы пытались обойти по количеству вооружения и техники НАТО, Китай и Японию вместе взятые (по ряду видов вооружений это удалось!), плодя те самые небоеспособные кадрированные дивизии и надрывая экономику страны. При этом СССР в силу косности политико-экономической системы «проспал» научно-техническую революцию, в первую очередь — в области кибернетики. Естественно, та же беда постигла и армию, хотя в нее вкладывались все имеющиеся у страны материальные и интеллектуальные ресурсы. Советские конструкторы и рабочие продолжали делать хорошее «железо» (т. е. собственно оружие), но отставание в области систем управления, связи, разведки и радиоэлектронной борьбы все больше снижало общий боевой потенциал ВС СССР.
В-третьих, все более нетерпимой становилась внутренняя обстановка в Советской армии. В конце 40-х — начале 50-х она была лучшей армией в мире не только благодаря численности и бесценному военному опыту, но и благодаря тому, что младшими командирами были сверхсрочники, лучшие из лучших среди рядовых. Как говорил Жуков, «армией командуем я и сержанты». В эпоху Хрущева институт младших командиров был разрушен путем перехода к полугодичным «учебкам», куда будущие сержанты и старшины попадают сразу после призыва, наша армия с тех пор и до сего дня остается фактически единственной в мире армией без младших командиров. Сержанты и старшины, вышедшие из «учебок», как бы есть, но они в нашей системе не обладают ни полномочиями, ни авторитетом, которые позволяли бы им руководить рядовыми. Одновременно ради погони за количеством в ВС стали призывать людей, имеющих судимость. Две эти меры дали кумулятивный эффект: в 70-е годы в армию пришло такое позорное и беспрецедентное в мировой практике явление, как дедовщина, т. е. тотальный перманентный моральный и физический террор старослужащих над новобранцами. Дедовщина стала нелегальным заменителем института младших командиров. Офицер должен на кого-то опираться, он не может и не должен сам каждодневно и ежечасно руководить личным составом. В условиях отсутствия сержантов и старшин опорой стали «деды», а поскольку никакого законного статуса они не имели, система приняла откровенно криминальный вид, чему поспособствовали пришедшие в ВС уголовники.
Ввиду этих обстоятельств новой России необходимо было строить армию с нуля, параллельно существующей, с целью ее постепенной замены. Именно так в начале XVIII века поступил Петр I, его «потешные полки», заменившие архаичное стрелецкое войско, менее чем за 20 лет превратили Россию из дикого мед вежьего угла Евразии в европейскую сверхдержаву. У российского руководства было три «окна возможностей» для этого. Первый раз — в начале 1992 года, когда стартовала гайдаровская экономическая реформа. Второй раз — в середине 1994 года, когда в стране был создан прообраз новой политической и экономической системы, ликвидировано двоевластие, приведшее Россию к короткой гражданской войне в центре Москвы, снята после подписания Татарстаном федеративного договора прямая угроза распада страны. Третий раз — в начале 1997 года, когда была предпринята последняя попытка системного прорыва в реформах, для чего у власти был утвержден кабинет «молодых реформаторов», а на армии лежало клеймо проигравшей первую чеченскую. Однако необходимость строительства параллельной армии так и не была осознана в Кремле никем. Более того, армии регулярно приказывали реформировать саму себя, что противоречило азам теории управления.
В последние пять лет ситуация лишь ухудшилась. В стране сложилась система всевластия коррумпированной бюрократии, цель которой — сохранение нынешнего положения, когда можно отнять в любой момент что угодно у кого угодно (от олигарха до пенсионера), не стесняя себя никакими юридическими формальностями.
Армия будет естественным образом подстроена под эту систему. На минимальном уровне будут поддерживаться стратегические ядерные силы, которые рассматриваются (ошибочно, о чем говорилось выше) как гарантия от внешнего давления. Недаром президент и министр обороны постоянно говорят о совершенствовании всех компонентов СЯС и даже о создании принципиально новых систем вооружений наземного и морского базирования. Основу ВС будет составлять наемная пехота, предназначенная для «мятежевойны», т. е. для борьбы с терроризмом и сепаратизмом, а главным образом, с выступлениями населения против режима (которые становятся рано или поздно неизбежными из-за того, что никаких легальных путей не то что смены власти, но хотя бы воздействия на нее не осталось). Для решения этой важнейшей задачи призывная армия неприменима, она не будет стрелять в народ. К высокотехнологичной войне никто готовиться не собирается, наоборот, соответствующие виды ВС и рода войск постепенно будут свертываться, руководство страны не видит смысла тратить на них деньги. Это подтверждается объемом закупок новой боевой техники, которые составляют менее 1% от минимальных потребностей ВС. По-видимому, целью таких закупок является не перевооружение своей армии, а маркетинг: потенциальные покупатели российского оружия часто отказываются закупать технику, которой нет на вооружении ВС РФ.
Сегодня значительная часть высшего руководства России и большая часть общества воспринимают свою страну как «недо-СССР», т. е. некоего политического урода. Интересов реальной нынешней России они просто не представляют, поэтому и защищать их не могут, даже если захотят. Соответственно, они не могут не только создать новую армию, но даже хоть сколько-нибудь улучшить положение в нынешней. Они просто не понимают, для каких целей нужна нам сегодня армия (кроме внутренних карательных), какие угрозы ей предстоит парировать, какие войны вести. Еще хуже обстоит дело с военным руководством. С одной стороны, генералитет воспринимает США как воплощение Абсолютного Зла и готовится воевать только с ними. С другой стороны, даже наиболее умные советские генералы, возглавляющие российскую армию, просто не способны мыслить категориями высокотехнологичной войны, отсюда безответственные прожекты навязать противнику «контактную» войну вместо «бесконтактной».
Чисто пиаровские учения последних трех лет призваны демонстрировать «возрождение» армии, но на самом деле демонстрируют ее полное бессилие и полную неадекватность ее руководства. Например, в июне 2004 года в ходе таких учений против «условных» террористов боролись стратегическими бомбардировщиками, и батальон морпехов перебрасывали из Мурманска во Владивосток на Ил-86, а в этот момент вполне реальные боевики практически безнаказанно захватывали столицу субъекта РФ (Назрань).
В целом можно констатировать, что нынешние ВС РФ ни при каких обстоятельствах не смогут противостоять угрозам, стоящим перед страной. Настоятельно необходимо создание новой российской армии. В свою очередь, эта задача может быть решена только таким государственным руководством, которое четко осознает реальные интересы новой демократической России в экономике, социальной сфере, внешней и внутренней политике. Предпосылкой для этого может быть только «патриотизм настоящего», не советский, а российский патриотизм всего российского общества. Таким образом, решение армейских проблем лежит сегодня исключительно в политической и даже идеологической области.