Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 2, 2005
Вводные замечания
Израиль — страна, жители которой приехали со всех концов света, дoма говорят на разных языках, придерживаются разных традиций в быту. В стране два государственных языка: иврит (возрожденный древнееврейский) и арабский. Однако на улице, в автобусе, в коридорах учреждений, на скамейках в парке можно услышать также английский (обычно американский вариант), французский, привезенный выходцами из Марокко, амхарский (язык эфиопов), идиш, румынский, реже польский, но чаще всего — русский, который действительно стал третьим языком Израиля, конкурируя с широко использующимся в деловой и научной сферах английским. В 1998 году депутатами кнессета была даже выдвинута инициатива придать русскому языку статус официального (предложение не было принято). В городах Израиля, особенно там, где процент русскоязычного населения велик (Ришон-Ле-Цион, Ашкелон), можно увидеть множество русских афиш, реклам, вывесок[1]. В банкоматах, кроме иврита и арабского, предоставляется на выбор английский или русский. В некоторых телефонных информационных службах можно связаться с «русским» оператором. Действует служба психологической помощи на русском языке.
По статистике к началу 2004 года еврейское население Израиля составило 5,165 млн человек, из них 800 тыс. евреев — выходцы из бывшего Советского Союза, приехавшие после 1970 года, и их потомки. Согласно другим подсчетам, учитывающим и членов семей — этнических русских, общее число приехавших из бывшего Советского Союза за этот период составило более 1 млн человек. Основная волна эмиграции из бывшего СССР в Израиль пришлась на 1990–2000-е годы[2].
Практически все репатрианты из бывшего СССР говорят по-русски, а для большинства он является родным языком. Таким образом, по-русски говорит каждый пятый в Израиле. В некоторых городах и районах русскоязычное население проживает компактно и составляет 30–40%. Последняя волна алии[3] изменила облик русскоязычной общины. Различия между новоприбывшими (олимами) и репатриантами-старожилами (ватиками) весьма существенны и в культурной ориентации, и в языковых предпочтениях. Именно для последней волны алии характерно стремление к сохранению русского языка и культурной автономии.
Важную роль здесь играет образовательный и культурный уровень эмиграции. Около 60% взрослых репатриантов из России конца 80-х — начала 90-х годов имеют высшее образование (среди евреев-израильтян эта цифра составляла 18–20%). На пике алии приехало много репатриантов из больших городов: Москвы, Петербурга, Киева, Ташкента, Минска, Одессы. В Советском Союзе, как известно, «неформальный» престиж культуры был чрезвычайно высок. В отсутствие свободы слова и вероисповедания писатели, артисты, художники, литературоведы воспринимались как лидеры и совесть нации, полностью утратившей доверие к властям. Чтение «серьезной» литературы, интерес к архитектуре и истории — все это входило в «обязательную культурную программу» интеллигенции. Интересно, что, по данным опросов, русскоязычные иммигранты в Израиле ставят русскую культуру (литературу, музыку, живопись, гуманитарные науки) выше, чем израильскую, и это принципиально отличает их от эмигрантских общин других стран. Возможно, такая позиция в какой-то мере вызвала непонимание и противодействие со стороны тех израильтян, которые судили о России и «русских» лишь по публикациям не очень добросовестных журналистов.
«Русская улица» представляет собой политическую силу, и это одна из причин того, почему политические пристрастия, национальное самосознание, отношение к религии и к еврейской традиции у разных групп русскоговорящих израильтян становятся предметом исследований[4].
Проблема самоидентификации
Приехавшие из России «…иммигранты (по крайней мере, в начале 1990-х) искренне стремились приобщиться к новой для себя культуре и стать «израильтянами», но при этом старались сохранить те культурные и языковые ценности и символы, которые привезли с собой и считали неотъемлемой частью своей идентификации…», т. е. владение русским языком и принадлежность к русской культуре[5]. Поэтому для израильтян — выходцев из бывшего Советского Союза, особенно для интеллигенции, характерно сочетание еврейских, израильских и русских элементов самоидентификации[6]. Согласно одному из исследований, 72% из них ощущают себя в первую очередь евреями, 19% — израильтянами и 9% — «русскими»[7]. Социологи указывают на «разрыв между этнической (русско-еврейской) и национально-государственной (израильской) самоидентификацией»[8].
В Израиле с момента его образования в 1948 году и до недавнего времени официально была принята политика «плавильного котла», создания единой национальной культуры. С диаспорой ассоциировалось прежде всего представление о «человеке галута[9]» — сгорбленном, униженном еврее, стыдящемся своего еврейства. Поэтому старый культурный багаж, согласно официальной доктрине, следовало отбросить в пользу новой, свободной культуры. В качестве весьма грустного примера стоит напомнить судьбу выходцев из Германии. Приехавшие в 1930-х годах в Палестину немецкие евреи сначала стремились сохранить немецкую культуру и немецкий язык, к которым они относились с большим пиететом. Они, например, любили немецкую поэзию, песни Шуберта и Шумана. Но после Катастрофы все немецкое стало ассоциироваться с ужасами нацизма, и на первый план выступила идея полной ассимиляции и аккультурации. Поэтому даже первое поколение выходцев из Германии отказалось от какой бы то ни было культурной автономии, а их дети не знают ни немецкого языка, ни немецкой культуры. Замечательные немецкие книги, привезенные бежавшими из Германии евреями, оказались никому не нужными — я находила их во множестве на дешевых распродажах и даже на помойках. Правда, в своем бытовом поведении и в одежде эти пожилые люди сохраняют специфические черты: аккуратность, вежливость, некоторую высокомерность, «академичность». Не случайно у них есть особое прозвище — екки. Однако выходцам из России, приехавшим в 90-е годы, по мнению социологов, такая радикальная смена языка и культуры не грозит.
Отказ от культурных ценностей диаспоры не всегда равнозначен приобщению к новым, так называемая аккультурация представляет собой сложный и длительный процесс. Формула «интеграция без аккультурации», используемая при описании эмигрантов из России, приехавших в 70-е годы, актуальна и сегодня. М. Вайскопф сделал парадоксальный вывод: «Чем лучше и успешнее проходит абсорбция, чем легче встраивается человек из России в израильскую жизнь, тем… он явственнее от нее отчуждается»[10]. В записях устных рассказов, сделанных фольклористами Л. Фиалковой и М. Еленевской, русскоязычные израильтяне зачастую отмечали, что после успешного освоения иврита и даже израильского стиля поведения они вернулись к общению с «русскими»[11].
Одним из важных факторов освоения языка и культуры является социализация, т. е. вхождение в новое общество. Смешанные микроколлективы чаще образует молодежь. На вопросы социологов 40% молодежи — выходцев из России и стран СНГ — ответили, что они проводят свободное время с русскими и израильскими друзьями, 10% — с израильскими друзьями. Для респондентов более старших возрастных групп этот показатель резко снижается и достигает минимума у людей старше 65 лет[12]. Всего лишь 12,5% (15% женщин и 9,7% мужчин) имели романтические отношения за пределами русской общины, а 52,7% ответили, что такие отношения для них невозможны и в будущем.
Освоение иврита
Естественно, что перед репатриантом, приехавшим в Израиль, встает задача изучения иврита. Насколько успешно он с ней справится, зависит не только от способностей обучающегося и профессионализма преподавателей, но и от возраста эмиграции «олима», от его занятости, характера работы, круга общения, а также культурной ориентации и мотивации обучения. Если он останется исключительно в сфере русской культуры и русского круга общения, то освоит лишь языковой минимум, без которого невозможно обойтись, так называемый язык выживания (survival language). В той степени, в какой это требуется для бытового общения и для работы, на иврите говорят практически все иммигранты. Исключение составляют те, кто приехал в преклонном возрасте, но и они овладевают языком на бытовом уровне: в некоторых городах существуют языковые курсы (ульпаны) для пожилых.
Другой вопрос — что станет для репатрианта языком культуры. Социологи приводят следующие цифры: 40% респондентов регулярно читают русские журналы и газеты, 31% — иногда, художественную литературу на русском языке регулярно читают 32% ответивших и 51% — иногда, притом что на иврите газеты и журналы регулярно читают 9% респондентов, иногда — 15%, а художественную литературу 2% и 5% соответственно. Лариса Ременник, из статьи которой взяты эти сведения[13], пришла к выводу об отсутствии прямой зависимости между длительностью пребывания в Израиле и переходом на иврит. Напротив, интерес к русским массмедиа у русскоязычных эмигрантов со временем растет. Приведенные данные заслуживают пристального внимания, но при условии более детального рассмотрения отдельных социолингвистических ситуаций. Что означает, например, низкий процент читающих литературу на иврите? Отсутствие интереса к ивритской литературе, предпочтение литературы на других языках или просто недостаточное знание языка? По моим наблюдениям, среди тех, кто в совершенстве освоил иврит в его письменной форме (в основном это люди, приехавшие в возрасте до 12 лет), доля читающих на иврите весьма велика, хотя часто и они ориентированы не только на израильскую, но и на русскую, англо-американскую или европейскую культуру. Остальные остаются на русской культурной почве и из-за языкового барьера, и из-за недостаточной адаптации в Израиле.
При освоении иврита опыт изучения других иностранных языков не всегда помогает из-за специфической системы графики и орфографии. На письме ивритское слово состоит из согласных букв, гласные буквы пишутся лишь иногда; в некоторых видах текстов они обозначаются точками под согласными. Принцип чтения основан на знании грамматической системы языка, а частично и лексики, новые слова могут вызвать затруднение. Такая графическая система малопригодна для тех, кто только осваивает язык. Письменный текст не содержит достаточно информации для его лингвистической обработки. Дополнительные трудности создает письмо справа налево, отсутствие прописных букв (поэтому не сразу выделяется имя собственное), написание предлога слитно с существительным. Принцип, которым мы пользуемся при изучении европейских языков, — освоение языка через тексты — непригоден для иврита. Говорят, что иврит входит через уши. Обучение языку исходя из его устной формы особенно непривычно для выходцев из России, где преподавание иностранных языков традиционно не сопровождалось контактами с его носителями. Но дело не только в этом. Освоив ограниченный словарный запас в процессе обучения на языковых курсах, иммигрант пополняет его лишь бытовой или профессиональной лексикой. Кроме того, разговорный и литературный языки в иврите существенно различаются лексически и даже грамматически. Характерен, например, сделанный кем-то перевод русских смешных песенок и стишков (типа «Постой, паровоз…»), которые пользователи Интернета пересылали друг другу. В отличие от русского оригинала ивритский текст был написан «высоким стилем», непохожим на разговорный язык. Чтение на иврите для тех, кто взрослым осваивает этот язык, является тяжелой работой, препятствующей эстетическому удовольствию. Поэтому для многих иврит остается устным кодом. Возникает противоречивая языковая и культурная ситуация, тем более что образовательный ценз эмигрантов из России высок и речь обычно идет о людях, получивших в России высшее образование, начитанных, с широким культурным кругозором, привыкших «говорить правильно» и быть в курсе новинок литературы.
Таким образом, иврит осваивается на бытовом уровне. Именно этот языковой регистр господствует на улице, в магазине и даже в телепередачах. Те, кто нашел работу, быстро усваивают профессиональную лексику, также относящуюся к «языку выживания».
Языковая политика. Обучение русскому языку
Со дня основания Израиля языковая политика была важнейшим средством консолидации нации и создания единой культуры. Идиш, немецкий и другие языки «галута» отвергались, а иврит был провозглашен языком, символизирующим национальную идентификацию евреев-израильтян. Лишь в последние годы эта политика была признана ошибочной и наметилась тенденция к сохранению языков диаспоры, которые используются в домашнем общении. В школах было введено факультативное обучение русскому языку и литературе. До 1997 года в израильских школах действовала программа обучения русскому языку как родному (по желанию учащихся). Она включала в себя и преподавание литературы. В соответствии с этой программой школьники ежегодно сдавали экзамен, полученная оценка входила в аттестат зрелости. Число учащихся возрастало с каждым годом (102 в 1991 году, 856 в 1992 году, примерно 2 100 в 1997 году). Но, поскольку появлялось все больше учащихся, недостаточно хорошо владевших русским языком, было решено заменить ее на обучение русскому как иностранному, и с 1997/1998 учебного года была введена новая программа, включающая в себя обучение грамматике, речевому этикету и чтению несложных текстов. В 2002 году по этой программе занимались примерно 10 000 школьников. В 2003/2004 и в 2004/2005 годах экзамен по русскому языку на аттестат зрелости сдавали 2 400 человек. Обучение начинается в 7-м классе и заканчивается в последнем, 12-м, но иногда, при облегченной программе, — раньше. С учетом культурологических факторов были созданы новые учебники русского языка для израильских детей. В них даются не только грамматические упражнения, но и тексты из русской классической литературы. Пока таких учебников два: для начинающих и для самого высокого уровня. Работа над остальными будет завершена в ближайшее время. Таким образом, помимо обязательного иностранного языка — английского, по выбору учащихся возможно еще и изучение русского как иностранного. Однако на практике обучение русскому языку в школах поставлено не очень хорошо: директора некоторых школ не спешат приглашать учителей русского, а в роли второго иностранного русский конкурирует не только с французским, но и с арабским, знание которого важно для израильтян.
Для обучения школьников русскому языку есть и другие возможности. Прежде всего в системе МОФЕТ — сети вечерних школ с физико-математическим уклоном и с обучением гуманитарным наукам на русском языке. Программы этих школ дополняют основную школьную программу. Учителя — выходцы из России, часто бывшие преподаватели физико-математических школ. В Бэер-Шеве создана сеть русских вечерних школ «Импульс». Существуют также организации учителей, проводящие внешкольные занятия, организуются клубы, кружки по изучению русского языка и т. п.[14] При обучении русскому языку за рубежом педагоги сейчас сталкиваются с совершенно новыми задачами. Например, молодые люди, владеющие языком на бытовом уровне, не умеют писать, не знают речевого этикета, не понимают слов, которые не употребляются в бытовом общении. Чтение произведений русской классики представляет для них огромные трудности из-за незнания многих слов и оборотов, а также реалий русской жизни; они не понимают иронии, юмора и т. п. Кроме того, уровень знаний учащихся в таких языковых группах различен, а оценка ими собственных знаний далека от объективности. Все это затрудняет обучение. Поэтому преподаватели русского языка в разных странах (в Израиле, в США, в Германии) разрабатывают новые методики.
Русскоязычная культурная жизнь Израиля
Из России в Израиль приехало немало писателей, поэтов, публицистов, музыкантов, артистов, художников, и многие из них продолжают работу, даже несмотря на недостаточную институциональную поддержку. Среди известных ли тераторов, живущих в Израиле и пишущих по-русски, прозаики Дина Рубина, Анатолий Алексин, Светлана Шенбрунн, Григорий Канович, поэты Елена Аксельрод, Ася Векслер, Игорь Губерман, Рената Муха, Александр Крестинский. Назовем также недавно ушедшую из жизни известную писательницу Руфь Зернову и трагически погибшую талантливую молодую поэтессу Аню Горенко. В Израиле выходит целый ряд русских «толстых журналов» («22», «Иерусалимский журнал», «Время искать», «Солнечное сплетение», «Еврейский книгоноша», «Nota Bene», «Зеркало», «Двоеточие» и др.). Издается около 50 газет, самые популярные — «Вести» и «Новости недели». «Вести» выходят ежедневно на 40 полосах тиражом более 55 000, с несколькими еженедельными приложениями. В Израиле «Вести» занимают третье место по тиражу после двух крупнейших ивритоязычных газет. В газете работают около ста штатных сотрудников. Русскоязычную израильскую прессу регулярно читают, по разным данным, от 40% до 58,5% репатриантов 90-х годов. В Израиле много русских книжных магазинов, где продаются книжные новинки на любой вкус. Русская городская библиотека Иерусалима обладает самым большим за пределами России и бывшего СССР собранием книг на русском языке и является самой посещаемой из всех зарубежных русских библиотек. В ней проводятся поэтические вечера, встречи с писателями, презентации книжных новинок. Имеются и другие русские библиотеки, клубы, кружки. Существуют русскоязычные книжные издательства. Например, в последнее время все успешнее работает издательство «Гешарим / Мосты культуры», выпускающее книги по иудаике на русском языке.
Несколько театров ставят спектакли на русском. Большой популярностью пользуется театр «Гешер», организованный в начале 90-х годов выходцами из России. Его главный режиссер — Евгений Арье, ученик Товстоногова, а большинство актеров — репатрианты из России, хотя есть и коренные израильтяне, которые иногда играют и по-русски. Спектакли здесь идут либо на иврите с русскими субтитрами, либо на русском языке. Театр был удостоен целого ряда престижных премий, в том числе Всеизраильской премии 1997 года, признан одним из лучших театров в мире. Часто в Израиль привозят свои спектакли российские труппы.
Очень популярна «русская» радиостанция РЭКА. С 2002 года действует израильский телеканал «Израиль плюс», где передачи ведутся на русском языке с субтитрами на иврите. Его зрительская аудитория составляет 11% от общеизраильской. Помимо этого, кабельное или спутниковое телевидение, имеющееся примерно у 90% русскоязычных семей, дает возможность принимать и российские каналы. В 2005 году на телеэкраны вышел первый совместный русско-израильский фильм — «Под небом Вероны». В нем наряду с русскими участвовали и израильские актеры, выходцы из России, игравшие на русском языке. Наконец, Интернет и электронная почта дают возможность сохранять связь со страной исхода. Имеются и израильские новостные порталы, и форумы на русском языке.
Языковые предпочтения
Е. А. Земская указывает на следующие факторы, способствующие сохранению русского языка в диаспоре: 1) установка каждого конкретного человека или группы лиц на сохранение языка, 2) профессия, требующая постоянного его использования, 3) высокая образованность, 4) язык, на котором получено образование, 5) семейное и, шире, личное окружение, 6) индивидуальные особенности челове ка, 7) православная церковь[15]. Для Израиля последний фактор неактуален, а действие второго ничтожно мало, поскольку количество рабочих мест, где требуется знание русского (учителя русского языка, журналисты, экскурсоводы и т. д.), незначительно.
Как уже было сказано, раньше репатрианты в основном стремились к ассимиляции и к полному переключению на иврит. Желание сохранить русский язык возникло в 80–90-е годы. Отмечены даже случаи, когда иммигранты из России, много лет прожившие в Израиле, начинают под влиянием недавно приехавших из России соседей вспоминать русский, смотреть русское телевидение. Бывает, что к «русским» молодежным компаниям присоединяются коренные израильтяне, стремящиеся хоть в какой-то степени освоить русский язык. Сохранение языка или его утрата, разложение в условиях иноязычного окружения зависят от демографических, социальных и культурных причин. Важны возраст эмиграции, наличие или отсутствие компактно проживающих носителей родного языка, престиж социальных групп и языков в данном обществе, институциональная поддержка языка. Те, кто приехал в страну в возрасте моложе 12 лет, легко осваивают иврит; часто для них он становится родным, вытесняет русский, даже если на русском говорят дома. С другой стороны, среди тех, кого в младенчестве привезли в Израиль или кто родился здесь, есть люди, хорошо владеющие русским языком, на котором они говорят дома. Выбор языковой ориентации часто зависит от круга общения и от неписаных правил, принятых в том или ином микроколлективе. Среди молодежи, приехавшей из России в ходе последней алии, сложились как русско-ориентированные, так и иврито-ориентированные микроколлективы. В первых читают по-русски, смотрят, наряду с другими, и русские телевизионные программы, знают и поют по-русски под гитару песни бардов, иногда сами сочиняют новые, участвуют в интернетовских форумах и «живых журналах» на русском языке. Русский язык в этих компаниях совершенно естествен, словарный запас входящих в нее молодых людей не менее богат, чем у русских в метрополии. Языковые интерференции в речи таких информантов наблюдаются преимущественно в интонации и включении ивритских слов (о чем пойдет речь ниже). В других молодежных микроколлективах (иногда смешанных, включающих в себя и репатриантов, и коренных жителей) преобладают тенденции к ассимиляции, в них читают на иврите или на английском, не смотрят русских телепередач, любят американские фильмы и ивритскую эстраду. Тем не менее, как отмечает М. Вайскопф, «…рожденные или выросшие в Израиле дети репатриантов из России зачастую предпочитают общаться друг с другом в своем же кругу, хотя говорят между собой на иврите»[16].
Исследуя языковые и культурные предпочтения старших школьников — эмигрантов из России, Э. Ольштайн и Б. Котик[17] выделяют три группы информантов. Для первой группы характерна высокая мотивация изучения иврита, что коррелирует с отсутствием ностальгии по России и с положительной оценкой Израиля; при этом представители данной группы демонстрируют положительное отношение к русскому языку. Ко второй группе относятся информанты со сред ней степенью мотивации изучения иврита, ностальгическим отношением к России и средней оценкой и Израиля, и России. Третью группу отличают низкая мотивация изучения иврита и низкая оценка Израиля. Таким образом, положительное отношение к новой родине и ее языку не исключает высокой оценки родного языка, и в любой из этих трех групп русский язык может сохраняться. Э. Ольштайн и Б. Котик причисляют к факторам, определяющим языковое поведение информантов, и их отношение к стране исхода, России. Но мне представляется, что влияние этого фактора не всегда однозначно: русской и советской интеллигенции свойственно было проводить различие между русской культурой и существовавшим в стране политическим режимом.
Престиж языка в обществе, естественно, зависит также от социального статуса его носителей и отношения к метрополии. Однако отношение к России и бывшему СССР противоречиво. С одной стороны, сказывается тоталитарное прошлое и многолетняя враждебность по отношению к Израилю; нынешняя же Россия воспринимается как государство, где процветают мафия и проституция (русские проститутки — излюбленный сюжет израильской желтой прессы). С другой стороны, многие знают о большом влиянии, которое русская культура оказала на израильскую. Так, русский акцент может ассоциироваться у израильтян не только с безработными эмигрантами из бедной страны, но и с театральными актерами — выходцами из России.
Очевидно, на языковые предпочтения влияют и внутрисемейные отношения. Хранительницами семейных культурных традиций часто становятся бабушки. Благодаря тому, что из бывшего СССР в Израиль прибыло большое количество (более 100 000) пожилых эмигрантов, у молодых сохраняется способность понимать русскую речь, даже если они не говорят по-русски (т. е. рецептивный билингвизм). В семьях, где люди старшего и среднего поколений пользуются уважением и определяют культурную атмосферу семьи, больше шансов сохранить русский язык. Достаточно высокий социальный статус родителей, успешная карьера на новой родине также способствуют сохранению привезенного культурного багажа. И напротив, дети тех репатриантов, чей социальный статус понизился, часто начинают стесняться русского языка и стремятся как можно скорее ассимилироваться. Отношение разных поколений в семьях иммигрантов — это отдельная и, насколько мне известно, малоизученная проблема. Для семей иммигрантов вообще характерно, что дети быстрее адаптируются к новым условиям жизни и, конечно, лучше овладевают языком окружения. Особенность Израиля в том, что иврит является родным языком лишь для половины населения еврейского сектора. Дети исправляют родителей, когда те делают ошибки, говоря на иврите, ученики — преподавателей. Авторитет старших при этом не страдает — естественно, при условии сохранения ими социального статуса.
Выбор языка. Речевые домены
Под выбором языка понимают тяготение билингва к какому-либо из языков, которыми он владеет, либо использование одного из языков в том или ином дискурсе. И здесь встает вопрос, о котором в монолингвальной ситуации мы не задумываемся: что значит «знать язык»? Потребность переходить на неродной язык даже при слабом его знании возникает именно в иноязычном окружении. Например, информант в совершенстве владеет родным языком, а язык окружения выучил на весьма примитивном уровне. В официальном или профессиональном дискурсе (в банке, учреждениях, на работе) он вынужден прибегать к языку окружения, при посредстве которого осваивает новую для него ситуацию. И поскольку на родине он не сталкивался с соответствующими реалиями, то и не пытается перевести описывающие их слова на родной язык. Так, русские израильтяне, даже очень слабо знающие иврит, употребляют многие слова, русские эквиваленты которых им просто неизвестны (не случайно я перевожу их описательно): орат-кева ‘поручение банку автоматически снимать деньги для оплаты счета’, сиха мемтина ‘переход на разговор по телефону с другим абонентом’, тлуш маскорет ‘расчетная ведомость о зарплате, выдаваемая работнику’, итхайвут ‘обязательство больничной кассы оплатить процедуру’. Это явление похоже на лексические заимствования, но оно имеет специфику, обусловленную двуязычием. Так, возможно включение в высказывание не только отдельных слов, но и целых фраз на языке окружения, переключение на язык окружения — сознательно или даже бессознательно, под воздействием какого-либо слова-триггера.
Речь здесь идет прежде всего о лексике, грамматический строй русского языка остается прежним, и, казалось бы, инновации не затрагивают глубинных аспектов языка. Но большое количество заимствованных слов и выражений подготавливает более кардинальные изменения, воздействующие уже на языковую картину мира. Слова, обозначающие центральные для ивритской молодежи явления, как, например, гиюс — ‘призыв в армию’, хавер — ‘бой-френд’, хаверут — ‘нечто вроде предварительного, нерегистрированного брака’, атуда — ‘отсрочка от армии’, машканта — ‘ипотечная ссуда’ и др., по сути дела не имеют эквивалентов в русском языке, поскольку отражают специфику жизни в Израиле, описывая иную по сравнению с создаваемой русским языком картину мира.
Подвергается изменениям и лексика, отражающая важнейшие понятия, включая абстрактные, которые, как известно, еще в большей степени связаны со стереотипами мышления и с картиной мира. Это подтверждает проведенный нами ассоциативный тест: его результаты отличаются от тех, что приводят русские ассоциативные словари. Испытуемыми были русскоязычные школьники старших классов, тест проводился на русском языке. После заполнения небольшой социолингвистической анкеты испытуемым предлагалось записать в течение трех минут все слова, которые приходят в голову при произнесении какоголибо слова. Слово произносилось по-русски, писать предлагалось по возможности по-русски, а если трудно, то на любом языке. Одной из самых частых реакций на слово красный было слово кровь (причем иногда школьники писали его на иврите), что объясняется созвучием этих слов в иврите (дам ‘кровь’, адом ‘красный’) и ивритскими языковыми стереотипами и коннотациями. Для русского языка такая ассоциация не является ведущей, хотя в остальном результаты теста у информантов в Израиле и в метрополии совпадают (слова, связанные с советской символикой или обозначающие фрукты и цветы). Слово любовь чаще всего ассоциировалось со словами секс и счастье, что легко объяснить традиционной открытостью и непосредственностью израильской молодежи. Ср. данные «Русского ассоциативного словаря»[18], где самые частые ассоциации на слово любовь — с первого взгляда и до гроба, и словаря под редакцией А. А. Леонтьева[19], где основные ассоциации — ненависть и дружба.
Преподаватели русского языка в израильских школах отмечают, что хрестоматийные тексты русской литературы израильскими школьниками воспринима ются иначе, чем в России. Дело не в том, что дети не понимают слов, отражающих реалии старого русского быта (это наблюдается и в метрополии), они подругому воспринимают смысл текста. Примером может служить пушкинская «Сказка о рыбаке и рыбке». Преподавательница русского языка в израильских школах психолингвист Евгения Колчинская отмечает: «В русском восприятии старика “жалко”, …его нетребовательность, скромность и покорность вызывают симпатию и сочувствие. У русскоязычных детей [в Израиле] его поведение вызывает недоумение: зачем он выполняет приказы старухи[20]?» При этом израильские дети хорошо воспринимают притчи, потому что у них есть опыт изучения таких текстов: в обязательную программу входят уроки по Танаху, т. е. Ветхому Завету, который читается в подлиннике. Безусловно, эти предварительные наблюдения нуждаются в уточнении и детализации. Думаю, что и у русских детей в метрополии картина мира, шкала ценностей в последнее десятилетие изменились. Восприятие многих текстов русскоязычными детьми в Израиле, безусловно, тоже различается, хотя бы в зависимости от того, в какой школе они учатся, в светской или религиозной. Например, девятилетняя ученица религиозной школы, родившаяся в Израиле, к удивлению взрослых сразу, без каких бы то ни было затруднений объяснила смысл стихотворений Лермонтова «Пророк» и «Три пальмы», которые прочитала по-русски. Но про последнее она сказала: «А зачем они на Бога роптали?»
«Кто говорит на каком языке с кем и когда?» — сформулировал классик социолингвистики Джошуа Фишман[21] проблему выбора языка общения, встающую перед билингвом в зависимости от диалогической ситуации. Такие ситуации называются языковыми доменами. Распределение сфер использования языков бывает простым, бинарным: общение со «своими» — с «чужими» или устная — письменная речь. Но обычно оно сложнее. Для многих русскоязычных жителей Израиля, владеющих ивритом, за русским языком закрепляется целый ряд важнейших языковых доменов: сфера культуры (чтение художественной литературы, телевидение, газеты и журналы, русский Интернет), общение со сверстниками и со старшими родственниками. Доменами иврита остаются общение на работе и в армии, учеба, чтение специальных текстов, деловая переписка, а также повседневная кодифицированная сфера общения (банк, больничная касса, магазин, рынок). Даже в этих доменах иврит иногда оттесняется, так как существует целая сеть «русских» учреждений и специалистов: русские магазины, русскоязычные врачи (в т. ч. скорой помощи), русские служащие, экскурсоводы, парикмахеры. Для членов иврито-ориентированных микроколлективов иврит обслуживает широкий спектр доменов, в то время как за русским языком остается лишь общение со старшими в семье — с братьями и сестрами они обычно разговаривают на иврите. В устном общении выходцев из России часто наблюдается третий вариант: русский язык с вкраплениями ивритских слов и выражений (с переключением кода). Именно так обычно говорят между собой русские израильтяне, репатриировавшиеся уже взрослыми.
Чем определяется тот или иной выбор языка неформального общения у молодых людей? Почему для одного вопрос: «На каком языке вы говорили между собой?» кажется странным, и он иронически отвечает: «По-китайски», что озна чает: «Разумеется, по-русски, а как же еще?», а другой отказывается говорить порусски даже дома, бежит от телевизора, если включена русская программа, у него вызывают раздражение русские песни (авторские и эстрадные) и т. п.? Здесь в силу вступают не только объективные, но и субъективные факторы, прежде всего представление о ценности культуры страны исхода.
Лингвистические особенности русского языка в Израиле[22]
В лингвистике существует понятие языкового острова, языка этнокультурного меньшинства, живущего в иноязычном окружении. Языковеды, например В. М. Жирмунский, изучавший диалекты немецких колонистов в России, считали языковой остров своего рода лингвистической лабораторией, где язык сохраняется в архаической форме либо демонстрирует в течение более короткого отрезка времени тенденции развития, характерные для языковой системы, к которой он принадлежит. В частности, архаичен язык русских дворян, эмигрировавших после 1917 года в Европу (ср. исследования Е. А. Земской и М. Я. Гловинской, Л. М. Грановской и др.)[23].
Для эмиграции 80–90-х годов ситуация языкового острова нетипична. Прежде всего, у эмигрантов нет стремления противопоставить себя живущим в России. Многие уехавшие в Израиль, в США, в Германию не «сжигают за собой мосты», сохраняют дружеские и профессиональные связи с русскими в метрополии, оставляют в России собственность, часто приезжают туда, искренне сопереживают всему, что там происходит. Средства связи (Интернет, телефон, телевидение) способствуют интенсивным языковым контактам. Русскоговорящая молодежь перенимает новшества языка метрополии — разговорный язык, сленг, даже разного рода арготизмы, новейшие ненормативные пласты языка.
Русский язык в Израиле имеет свои особенности, связанные и с лингвистическими, и с экстралингвистическими факторами. К первым относятся языковые контакты с ивритом, а ко вторым — различия в условиях жизни, отражающиеся в языке. О некоторых мы уже говорили, приведем еще один пример. В Израиле рабочая неделя начинается с воскресенья, которое в соответствии с библейской традицией называется ём ришон, т. е. «первый день». Таким образом, у слова «воскресенье», даже если отбросить христианские коннотации, в русском языке иное, чем в иврите, семантическое и ассоциативное поле («конец недели», «день отдыха»). Неудивительно, что «русские израильтяне» обычно пользуются не русским, а ивритским словом.
Наблюдаются и не специфически изральские, характерные для русского языка зарубежья сдвиги в русском языке, имеющие лингвистические причины, например частое использование оборотов с полузнаменательными глаголами иметь, взять, брать, делать, представляющими собой кальки с других языков либо способ интеграции в русскую речь иноязычных глаголов. Например: Он сделал докторат, Он сделал вторую степень, Мы сделали алию, Я могу тебе сделать адраху («инструктаж», ‘объяснить тебе’), Ты берешь этот курс?, Дай мне тремп! (т. е. ‘подвези меня!’). Ср. приведенные Е. А. Земской и М. Я. Гловинской[24] примеры: иметь страх, делать благодарность или выражение взять автобус, которое настолько легко заимствуется, что начинает моментально использоваться русскоязычными участниками международных конференций, приехавшими из разных стран.
Включение ивритских слов и выражений в русскую речь — самый распространенный вид языковой интерференции в речи «русских израильтян». «Смешанный язык», который мы рассмотрим далее, несомненно является только устным кодом. Он лишь иногда проникает в публицистику и в раздел объявлений в газетах.
Альтернативное использование билингвами элементов разных языков в одном и том же высказывании, известное как переключение кода, стало сегодня объектом особого раздела языкознания. Наиболее плодотворная, как мне представляется, концепция переключения кода состоит в том, что один язык задает своего рода структурный каркас (грамматическую матрицу), а другой поставляет вписывающийся в него лексический материал. Безусловно, важна и типология контактирующих языков, так как происходит их конвергенция, переосмысление или полная перестройка грамматических форм языка окружения (исключение составляют случаи цитатного воспроизведения элементов этого языка). У языковедов — специалистов по языковым контактам это явление вызывает огромный интерес, хотя те, кто борется за культуру речи, относятся к нему, естественно, с негодованием. Речью русских в США, говорящих, например: «Вам чиз наслайсать или одним писом возьмете?», возмущались и писательница Татьяна Толстая, и языковед Анатолий Либерман, и многие другие. Не давая оценку этому явлению, мы хотим подчеркнуть его закономерность.
При постоянном использовании ивритских слов в русской речи и их фонологической и морфологической адаптации, по сути дела, происходит заимствование слов. От окказиональных включений эти заимствования отличаются тем, что в русском языке их используют постоянно все его носители — члены данного языкового коллектива. Эти слова стилистически нейтральны. Напротив, их замена на русские слова (даже если она возможна) кажется неестественной. Наибольший процент таких слов — культурные заимствования, т. е. реалии, связанные с жизнью в новых условиях. Например: Заплатили арнону (‘налог на землю’), Она живет с шутафой (т. е. ‘с соседкой, с которой снимает вместе квартиру’), У нас был матконет (‘пробный экзамен перед экзаменом на аттестат зрелости’), Началась швита (‘забастовка’), Вызвали миштару (‘полицию’), Купили для малыша титулимы (‘подгузники’), Он служит в милуиме (‘в армейском резерве’). Все эти слова необходимы для русского языка в Израиле. С точки зрения русской фонологической и грамматической системы у них даже нет (или почти нет) признаков «чужака». Последние два примера особенно любопытны: титулим — это форма множественного числа в иврите, добавляя к ней еще и русское окончание, мы получаем двойную маркировку, как в словах джинсы или бутсы. Милуим — это тоже слово во множественном числе, переосмысленное в русском языке в единственное. В языке русских израильтян неестественно прозвучало бы: У тебя машина с кондиционером? Нейтральным является: У тебя машина с мазганом? Что со швитой? звучит естественнее, чем Что с забастовкой? Студент скажет: У тебя есть сикум?, а не конспект; хомер, а не материал (к занятиям). Ивритские слова в русской речи подчеркивают связь соответствующих явлений с израильской жизнью. Например, вместо швита можно сказать и забастовка, но речь идет именно о явлении в политической жизни Израиля, миштара — это полиция, но именно местная, со своими особенностями и т. п.
Помимо этих слов, постоянно используемых в языке «русских израильтян», наблюдается окказиональное включение ивритских лексем, например: Маленький сикуй (‘шанс’), что у нее это получится. Пылесос хороший, но не залезет ни в какую пину. (‘угол’). Ивритские глаголы в русскую речь включаются очень редко. Как всегда в билингвальных ситуациях, характерны вкрапления междометий, контактных слов и т. п., что делает речь очень эмоциональной: ёффи! ‘прекрасно!’, мецуян ‘великолепно’, беседер ‘о’кей’, бидиюк ‘точно’, улай ‘может быть’, стам ‘просто’, бетах ‘конечно’.
Включение в русскую речь ивритских слов может быть сознательным или бессознательным; может носить характер культурных заимствований или пополнения языка эмфатическими элементами для придания речи эмоциональности; может служить признаком языка замкнутой группы (например, сленга русскоязычных израильских студентов) или более широкой группы (израильтяне — носители русского языка и русской культуры — евреи).
Австрийский славист Хайнрих Пфандль выделяет три типа поведения иммигрантов: антиассимилятивное, ассимилятивное и бикультурное[25]. Русскоязычные эмигранты, особенно приехавшие в 90-е годы из бывшего СССР, в основном стремятся воплотить бикультурную модель. Но эта установка требует как постоянных усилий в семье, при общении родителей с детьми, так и поддержки на институциональном уровне. Во всяком случае, такая работа создает предпосылки для сознательного развития в Израиле русско-ивритского билингвизма — и не только рецептивного. «Русские олимы» не хотят отказываться от своего языка и культуры.
[1] Фиалкова Л. Л. Русский язык в израильской торговле (язык иммигрантов в свете социолингвистики) // Русистика сегодня. 1999. № 1–2. С. 80–89.
[2] По данным М. Тольца, из бывшего Советского Союза в Израиль в 1990–2003 годах приехали 952 тыс. человек, а в 1970–1989 — 178,5 тыс. человек (Tolts M. The Post-Soviet Jewish Population in Russia and in the World // Jews in Russia and Eastern Europe. 2004. № 1 (52)).
[3] Алия (в Израиле — общепринятый термин, букв. «подъем, поднятие, возвышение») — репатриация, переезд евреев в Израиль на постоянное место жительства. Новые репатрианты называются олим (производное от алия) хадашим, в русском разговорном языке в Израиле — олимы.
[4] Аптекман Д., Билецкий Л., Гольдман Л., Шрайбер Е. Десятилетие большой алии: путь достижений и утрат (Социологические очерки). Иерусалим, 1999.
[5] Бен-Рафаэль Э. Самоидентификация различных социальных групп в современном израильском обществе // Общество и политика современного Израиля / Москва; Иерусалим: Еврейский университет в Иерусалиме — «Мосты культуры» — Открытый университет Израиля, 2002. С. 15–47. См. также http://hedir.openu.ac.il/kurs/politic/benrafael. htm.
[6] Spolsky B., Shohamy E. The Languages of Israel. Policy, Ideology and Practice. Clevedon; Buffalo; Toronto; Sydney: Multilingual Matters LTD, 1999. P. 236 (Bilingual Education and Bilingualism. 17).
[7] Ben-Rafael E., Olshtain E., Geijst I. Identity and Language: The Social Insertion of Soviet Jews in Israel // Immigration to Israel: Sociological Perspectives. Studies of Israeli Society. V. 8. New Brunswick; London: Transaction, 1998. P. 333–356.
[8] Remennik L. Language acquisition as the main vehicle of social integration: Russian immigrants of the 1990s in Israel // International Journal of Sociology of Language. 2003. V. 164. P. 99–101.
[9] Галут (евр.) — изгнание, рассеяние. — Примеч. ред.
[10] Вайскопф М. Стена // Еврейский книгоноша. 2004. № 5–6. С. 4.
[11] Фиалкова Л., Еленевская М. Русская улица в еврейской стране: исследование фольклора эмигрантов 1990-х гг. в Израиле / Ин-т этнологии и антропологии РАН. М. [в печати].
[12] Remennik L. Op. cit. P. 94.
[13] Remennik L. Op. cit. P. 97.
[14] См. об этом статью ученых-методистов в области преподавания русского языка: Гарусси Я., Златопольский Ю. Русский язык в Израиле // Русский язык в диаспоре: проблемы сохранения и преподавания. М.: Наука; Флинт. 2002. С. 162–169.
[15] Язык русского зарубежья. Общие процессы и речевые портреты / Отв. ред. Е. А. Земская. М.; Вена: Языки славянской культуры, 2001. С. 209–221 (=Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 53).
[16] Вайскопф М. Указ. соч. С. 5.
[17] Olshtain E., Kotik B. The Development of Bilingualism in an Immigrant Community // Language, Identity and Immigration. Jerusalem: The Hebrew University Magnes Press, 2000. Р. 212–215. Исследовательницы пользовались методом шкалирования семантических дифференциалов.
[18] Русский ассоциативный словарь (Ассоциативный тезаурус русского языка). Кн. 1. М.: ИРЯ РАН, 1994. С. 87.
[19] Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. А. А. Леонтьева. М., 1977. С. 115.
[20] Колчинская Е. В. «Сказка о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина. Взгляд из диаспоры // Лингвистические и методические аспекты системных отношений единиц языка и речи: Материалы Х юбилейной научной конференции «Пушкинские чтения» (6 июня 2005 г.). СПб.: САГА, 2005 [в печати].
[21] Fishman J. A. Who Speaks What Language to Whom and When // The Bilingual Reader. London; New York, 2000. P. 89–106. Впервые: La Linguistique. 1965. № 2. Р. 67–88.
[22] Подробнее см.: Найдич Л. Русский язык в Израиле // Русский язык в диаспоре: проблемы сохранения и преподавания. М.: Наука; Флинт, 2002. С. 193–218; Naiditch L. Russian Immigrants of the Last Wave in Israel. Patterns and Characteristics of Language Usage // Wiener Slawistischer Almanach. В. 53. Wien, 2004. P. 291–314.
[23] Грановская Л. М. Русский язык в «рассеянии»: Очерки по языку русской эмиграции первой волны. М., 1995; Язык русского зарубежья. Общие процессы и речевые портреты…
[24] Язык русского зарубежья. Общие процессы и речевые портреты… С. 261.
[25] Пфандль Х. О языке русской эмиграции // Русская речь. 1994. № 3. С. 70–74.