Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 6, 2004
Неоинституционализм — направление современной экономической мысли, оформившееся в 1960–1970-е годы. Предметом исследования в нем стала институциональная структура производства, что оказалось возможно благодаря введению в экономическую теорию таких понятий, как трансакционные издержки, права собственности, контрактные отношения. Для обозначения нового направления нередко используются и другие названия: «новая институциональная теория», поскольку сторонники этого подхода оперируют понятием института с новых, отличных от «старого» институционализма позиций; «теория трансакционных издержек», поскольку в фокусе внимания оказываются трансакции (сделки) и связанные с ними издержки; «теория прав собственности», поскольку права собственности выступают в качестве важнейшего понятия данной школы; «контрактный подход», поскольку любые организации, от фирмы до государства, понимаются как сложная сеть явных и неявных контрактов.
Неоинституционализм исходит из двух общих посылок. Во-первых, что социальные институты имеют значение (institutions matter) и, во-вторых, что они поддаются анализу с помощью понятий и методов, выработанных экономической наукой. Это отделяет неоинституционализм как от стандартной неоклассической теории, так и от «старого» институционализма.
Для стандартных неоклассических моделей были характерны упрощенные представления, согласно которым взаимодействие экономических агентов осуществляется без издержек и трений. Они абстрагировались от особенностей институциональной среды, предполагая, что трансакционные издержки являются нулевыми, что права собственности четко разграничены и надежно защищены, что заключаемые контракты являются полными (т. е. учитывают любые, сколь угодно отдаленные события) и подлежат неукоснительному выполнению. Фактически это погружало экономический анализ в институциональный вакуум, превращало институты в нейтральный фактор, не заслуживающий специального внимания. Неоинституционализм отказывается от такого упрощенного подхода, подчеркивая, что в действительности трансакционные издержки всегда положительны, что права собственности никогда не бывают полностью определены и абсолютно надежно защищены, что любые контракты являются неполными, а их участники склонны к нарушению взятых на себя обязательств.
Хотя исследование институтов составляло главное содержание «старого» институционализма, связанного с именами Т. Веблена и Дж. Коммонса, его сторонники предпочитали оперировать категориями, заимствованными из других дисциплин (социологии, психологии и т. д.), считая неподходящими для этого методы самой экономической науки. Как следствие, они полностью игнорировали тот факт, что существование институтов сопряжено с определенными выгодами и издержками и что в зависимости от их соотношения меняется поведение экономических агентов. Центральная идея неоинституционализма состоит в том, что институты представляют собой орудия по экономии трансакционных издержек. В то же время в нем подчеркивается, что их формирование и функционирование в свою очередь требует немалых затрат. Такой подход от крыл возможность для осмысления различных форм социальной организации в терминах экономической теории.
Первая работа, «Природа фирмы» Рональда Коуза[1], положившая начало новому направлению, была опубликована еще в 1937 году, но затем в его развитии наступил длительный перерыв. Неоинституционализм долго оставался на периферии экономической науки и лишь с середины 1970-х годов стал осознаваться как особое течение экономической мысли, отличное как от неоклассической ортодоксии, так и от различных неортодоксальных концепций. Признание заслуг нового направления выразилось в присуждении Нобелевской премии по экономике двум его виднейшим представителям — Рональду Коузу (1991) и Дугласу Норту (1993).
Методологические основы
Неоинституционализм опирается на принцип «методологического индивидуализма», который признает реально действующими участниками социального процесса не группы или организации, а индивидов. Согласно этому принципу, коллективные общности (например, фирмы или государство) не обладают самостоятельным существованием, отдельным от составляющих их членов, и поэтому должны объясняться с точки зрения целенаправленного индивидуального поведения. Благодаря такой установке в центре внимания неоинституционалистов оказываются отношения, складывающиеся внутри экономических организаций, тогда как в неоклассической теории любые организации рассматривались просто как «черный ящик», внутрь которого она, как правило, не заглядывала.
Для характеристики поведения экономических агентов в рамках неоинституционального анализа ключевыми являются понятия ограниченной рациональности и оппортунистического поведения (первое было введено Генри Саймоном[2], второе — Оливером Уильямсоном[3]). Если в неоклассической теории человек изображается как гиперрациональное существо, то неоинституционализм подчеркивает ограниченность человеческого интеллекта: знания, которыми располагают люди, всегда неполны, их счетные и прогностические способности не беспредельны, для совершения логических операций требуются время и усилия. Поэтому решения экономических агентов являются рациональными лишь до известных пределов, которые задаются неполнотой доступной им информации и ограниченностью их интеллектуальных возможностей. Оппортунистическое поведение определяется как «преследование собственного интереса, доходящее до вероломства» (self-interest-seekingwithguile), включая любые формы обмана или нарушения взятых на себя обязательств, для которых в неоклассической теории не находилось места.
Согласно представлениям неоинституционалистов, значительная часть институтов — традиций, обычаев, правовых норм — призвана уменьшать негативные последствия ограниченной рациональности и оппортунистического поведения. Как подчеркивает Уильямсон, в социальных институтах нуждаются ограниченно разумные существа небезупречной нравственности. При отсутствии проблем, создаваемых ограниченной рациональностью и оппортунистическим поведением экономических агентов, потребность во многих институтах отпала бы.
По-новому формулируются в неоинституционализме и задачи нормативного анализа. При оценке реально действующих экономических механизмов неоклассическая теория принимает за точку отсчета модель совершенной конкуренции; отклонения от нее расцениваются как «провалы рынка», а надежды на их устранение возлагаются на государство. Неоинституционализм отвергает подобный подход. Теоретические построения, основанные на сравнении реальных, но несовершенных институтов с совершенным, но недос тижимым идеальным образцом Гарольд Демсец назвал «экономикой нирваны»[4]. Нормативный анализ, по мнению неоинституционалистов, должен вестись в сравнительно-институциональной перспективе: действующие институты нужно сравнивать не с воображаемыми конструкциями, а с альтернативами, осуществимыми на практике. Такая смена точки отсчета неизбежно ведет к переоценке многих форм государственного вмешательства в экономику.
Неоинституционализм существенно расширил поле экономических исследований, распространив принципы микроэкономического анализа, выработанные неоклассической теорией, на многие социальные явления, которые традиционно считались лежащими вне сферы ее компетенции. Это дало основание некоторым авторам определять неоинституционализм как обобщенную неоклассическую теорию. Однако многие ведущие теоретики неоинституционализма расценивают его как конкурирующую теоретическую систему, несовместимую с неоклассической теорией и способную в перспективе ее заменить. Такова позиция Коуза, Уильямсона, многих других авторов.
Структура новой институциональной теории
Неоинституциональный анализ может развертываться на нескольких уровнях — институциональном, организационном и индивидуальном. По существу он представляет собой попытку ответить на три взаимосвязанных вопроса: 1) о закономерностях развития, отбора и смены различных социальных институтов; 2) о выборе тех или иных организационных форм в зависимости от характера существующей институциональной среды; 3) об особенностях поведения экономических агентов в рамках различных организаций. На всех уровнях взаимодействие между экономическими агентами сопровождается неизбежными затратами и потерями, для обозначения которых используется общий термин «трансакционные издержки».
Институты рассматриваются в неоинституционализме по аналогии с действующими в спорте правилами игры; примеры таких общих правил разнообразны — от конституций до норм этикета. Они задают систему положительных и отрицательных стимулов, направляя поведение людей в определенное русло и тем самым делая социальную среду менее неопределенной. Соответственно, организации рассматриваются по аналогии со спортивными командами: примерами организаций являются фирмы, политические партии, профсоюзы, церкви и т. д. К общепринятым «правилам игры» они добавляют собственные внутренние ограничения, соблюдать которые обязаны их члены.
Такое разнообразие объектов изучения приводит к тому, что неоинституционализм предстает не как стройная теоретическая система, а, скорее, как целое семейство подходов, объединенных несколькими ключевыми идеями. Один из его ведущих теоретиков, Уильямсон, предложил следующую классификацию. В ряде концепций предметом изучения выступает институциональная среда, т. е. фундаментальные политические, социальные и юридические правила, в рамках которых протекают процессы производства и обмена. Институты, действующие в публичной сфере, изучает теория общественного выбора (ведущие представители — Джеймс Бьюкенен, Гордон Таллок[5], Мансур Олсон[6]); институты, действующие в частной сфере, — теория прав собственности (среди ее основателей Рональд Коуз[7], Армен Алчиан[8], Гарольд Демсец[9]).
Другая группа концепций занята изучением организационных форм, которые — с учетом действующих общих «правил игры» — создаются индивидами на контрактной основе. Взаимодействию «принципал-агент» посвящена теория агентских отношений (agency theory). Одна ее версия, известная как теория механизмов стимулирования (mechanism design), исследует, какие организационные схемы обеспечивают оптимальное распределение риска между принципалом и агентом (ее родоначальником считается Леонид Гурвиц[10]). Другая, так называемая «позитивная» теория агентских отношений, обращена к проблеме «отделения собственности от контроля». Среди ее ведущих представителей — Уильям Меклинг, Майкл Дженсен, Юджин Фама[11]. Центральным здесь является вопрос: с помощью каких организационных схем можно добиться того, чтобы поведение агентов (наемных менеджеров) в наименьшей степени отклонялось от интересов принципалов (собственников)?
Трансакционный подход к изучению экономических организаций опирается на идеи Коуза. В отличие от теории агентских отношений акцент делается не на стадии заключения, а на стадии исполнения контрактов. В одном из ответвлений этого подхода главной объясняющей категорией выступают издержки измерения количества и качества товаров и услуг, передаваемых в сделке. Здесь выделяются работы Йорама Барцеля[12], Дугласа Норта[13] и Стивена Чена[14]. Лидером другой школы является Уильямсон. В центре ее внимания находится понятие регулятивных структур (governance structure) — специальных механизмов, которые используются для оценки поведения участников контрактных отношений, разрешения возникающих споров, адаптации к неожиданным изменениям, применения санкций к нарушителям. Согласно Уильямсону, каждому классу сделок соответствует особый тип регулятивных структур, обеспечивающий их исполнение с наименьшими трансакционными издержками.
Хотя между различными ответвлениями неоинституционализма существуют определенные разногласия, они выступают не столько как взаимоисключающие, сколько как взаимодополняющие теоретические подходы.
Концепция институциональной эволюции Дугласа Норта
Обобщенный вариант новой институциональной теории был разработан в серии исследований Норта, из которых вырисовывается широкая концепция институтов и институциональной динамики, претендующая на объяснение самых общих закономерностей развития человеческого общества.
В составе институтов Норт выделяет три главные составляющие: а) неформальные ограничения (традиции, обычаи, социальные условности); б) формальные правила (конституции, законы, судебные прецеденты, административные акты); в) механизмы принуждения, обеспечивающие соблюдение правил (суды, полиция и т. д.). Неформальные институты складываются спонтанно, без чьего-либо сознательного замысла, как побочный результат взаимодействия множества людей, преследующих собственные интересы. Многое в этом процессе прояснила теория игр, получившая широкое применение в неоинституциональных исследованиях. Формальные институты и механизмы их защиты устанавливаются и поддерживаются сознательно, чаще всего — силой государства. Формальные правила допускают резкую одномоментную ломку (в периоды революций), тогда как неформальные меняются лишь постепенно.
Согласно Норту, существует два основных источника институциональных изменений. Первый — это сдвиги в структуре относительных цен. Технический прогресс, открытие новых рынков, рост населения — все это ведет либо к изменению цен конечного продукта по отношению к ценам факторов производства, либо к изменению цен одних факторов по отношению к ценам других. Под влиянием таких изменений некоторые из прежних форм организационного и институционального взаимодействия становятся невыгодными, и экономические агенты начинают экспериментировать с новыми формами. Что касается неформальных норм, то они «разъедаются» ценовыми сдвигами постепенно, когда их начинает соблюдать все меньшее и меньшее число людей.
Другой источник институциональных изменений, по Норту, — это идеология. Под идеологией он понимает субъективные модели, через призму которых люди воспринимают и оценивают окружающий мир. Идеологические пристрастия также не свободны от влияния экономических расчетов: чем больше прибыльных возможностей блокирует чья-либо субъективная картина мира, тем сильнее стимулы к ее пересмотру. Вместе с тем идеология, по мнению Норта, нередко действует как самостоятельный фактор. Одним из таких примеров он считает отмену рабства в США, которое к началу гражданской войны оставалось экономически высокоэффективным институтом. Его отмену, полагает Норт, можно объяснить только постепенным проникновением в сознание общества убеждения в аморальности собственности на человеческие существа.
Отсутствие институциональных изменений означает, что никто из агентов не заинтересован в пересмотре действующих «правил игры» (с учетом издержек, которые им пришлось бы понести). Одной из центральных для неоинституционализма оказывается проблема: всегда ли такое состояние институционального равновесия будет одновременно и оптимальным? Критическое значение при ответе на этот вопрос приобретают издержки, связанные с установлением и поддержанием институтов.
Исландский экономист Трайн Эггертсон сформулировал «обобщенную теорему Коуза», которая гласит: «если институциональные издержки невелики, то экономика всегда будет развиваться по оптимальной траектории, независимо от имеющегося в ней набора институтов»[15]. При отсутствии институциональных издержек оптимальный набор «правил игры» складывался бы везде и всегда, так как любой устаревший институт ничего не стоило бы заменить новым, более эффективным. В подобном случае, как показывают неоинституционалисты, технический прогресс и накопление капитала (физического и человеческого) автоматически и повсеместно обеспечивали бы экономический рост.
Такая «наивная», или «оптимистическая», модель, исходящая из представления, что неэффективные институты всегда вытесняются эффективными, обеспечивающими бoльшую экономию трансакционных издержек, преобладала на начальных стадиях разработки новой институциональной теории (в своих ранних работах ее придерживался Норт[16]). Однако она плохо согласуется с тем очевидным фактом, что в истории человечества экономический рост был, скорее, исключением, чем правилом. Как при знал позднее сам Норт, оптимистическая модель институциональной эволюции более или менее соответствует истории развития лишь одной, относительно небольшой части человечества — западной цивилизации[17].
Разработке более общей модели, объясняющей, почему силы конкуренции далеко не всегда ведут к отбраковке неэффективных «правил игры» и почему застойные формы экономики могли существовать тысячелетиями, посвящены его позднейшие исследования. Главную причину Норт усматривает в том, что высокие трансакционные издержки делают политические рынки мало похожими на совершенный рынок неоклассической теории. В связи с этим он указывает на действие трех главных факторов: в сохранении неэффективных институтов может быть заинтересовано государство, если это способствует максимизации разницы между доходами и расходами казны; такие институты могут поддерживаться могущественными группами со специальными интересами; эволюция общества зависит от однажды избранной институциональной траектории (path dependence): новые, более эффективные «правила игры» могут оставаться незадействованными, потому что их введение требует значительных первоначальных вложений, каких не требует поддержание уже давно укоренившихся институтов.
Все это, по мнению Норта, стабилизирует сложившуюся институциональную систему независимо от степени ее эффективности. Институты как бы «заталкивают» общество в определенное русло, с которого потом трудно свернуть. В любом обществе, полагает он, всегда складывается «смесь» из эффективных и неэффективных институтов и именно соотношение между ними определяет в конечном счете траекторию его развития.
Концепция Норта получила широкое признание, причем не только среди экономистов, но и среди представителей других социальных дисциплин (социологов, историков, антропологов). В целом же развитие неоинституционализма было далеко не беспроблемным, первоначально многие экономисты отнеслись к его идеям скептически или даже резко критически. Однако неоинстиционализму удалось подтвердить перспективность выдвинутой им исследовательской программы, став одним из наиболее бурно развивающихся направлений современной экономической мысли.
Справку подготовил Ростислав Капелюшников
[1] Coase, R. H. “The nature of the firm”. Economica 4 (1937): 3, 386–405.
[2] Simon H. A. Models of Man. (N.Y.: Johnn Wiley& Sons, 1957).
[3] Williamson, Oliver E. The economic institutions of capitalism: firms, markets, relational contracting. (N. Y., 1985).
[4] Demsetz, Harold. “Information and Efficiency: Another Viewpoint”. Journal of Law and Economics, 7 (1966): 1, 11–26.
[5] Buchanan J., Tullock G. The Calculus of Consent. Logical Foundations of Constitutional Democracy. (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1962).
[6] Olson M. The Logic of Collective Action. Public Goods and the Theory of Groups. (Cambridge: Harvard University Press, 1971).
[7] Coase, Ronald H. The firm, the market and the law. (Chicago and London, 1988).
[8] Alchian, Armen A. Economic forces at work. (Indianopolis, 1977).
[9] Demsetz, Harold. Efficiency, competition, and policy, vol. I–II. (Oxford: Oxford University Press, 1988).
[10] Hurwicz L. “The Design of Mechanisms for Resource Allocation”. American Economic Review, 63 (1973): 2, 1–30.
[11] Jensen M. C., Meckling W. H. “Theory of the firm: managerial behaviour, agency costs, and ownership structure”. Journal of Financial Economics, 3 (1973): 5; Jensen M. “Organization Theory and Methodology”. Accounting Review, 58 (1983): 2, 319–339; Fama E. F. “Agency problem and the theory of the firm”. Journal of Political Economy, 88 (1980): 2, 288–307; Fama E. F. and Jensen M. C. “Separation of Ownership and Control”. Journal of Law and Economics, 26 (1983): 2, 301–325.
[12] Barzel, Yoram. Economic analysis of property rights. (Cambridge, 1989).
[13] North, Douglass C. Structure and change in economic history. (N. Y., 1981); North, Douglass C. Institutions, institutional change and economic performance. (Cambridge, 1990); North, Douglass C., and Thomas, Robert Paul. The rise of the Western world: a new economic history. (Cambridge, 1973).
[14] Chueng S. N. S. “The contractual nature of the firm”. Journal of Law and Economics, 26 (1983): 1.
[15] Eggertsson, Thrainn. Economic behavior and institutions. (Cambridge: Cambridge University Press, 1990).
[16] North, Douglass C., and Thomas, Robert Paul. The rise of the Western world: a new economic history. (Cambridge, 1973).
[17] North, Douglass C. Institutions, institutional change and economic performance. (Cambridge, 1990).