Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 6, 2004
О некоторых предметах русского быта XVIII столетия мы знаем очень мало. Если они не сохранились до нашего времени, у нас не так уж много шансов найти о них сведения в источниках: русским современникам они чаще всего представлялись вещами столь банальными, что им и в голову не приходило описывать их; иностранцы же замечали, прежде всего, экзотику. Поэтому записки многих европейских путешественников содержат многочисленные упоминания о русских банях, но мы не найдем в них описания обычного нужника. Единственным подробным описанием отхожего места и практики пользования им в России Екатерининской эпохи мы обязаны японскому моряку Дайкокуя Кодаю, занесенному судьбой в Петербург 1791 года[1]. Однажды другой японец — мой коллега Акира Мицубаяши — подарил мне оттиск своей статьи «Вокруг ванны», представляющей собой попытку объяснить европейцам, что такое японская ванна и каково ее значение в японской культуре[2]. Прочитав эту статью, я осознал, что практически ничего не знаю о том, что представляла собой ванна в России XVIII века и какое место ей отводилось в русском быту.
Мне было лишь известно, что личной гигиеной люди в это время себя не слишком утруждали. Ведь сам Г. Р. Державин, упоминая в «Фелице» (1782) о своей супруге и прелестях семейной жизни, говорил о ловле вшей как о милой забаве:
Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю,
За библией, зевая, сплю.
Забота о гигиене требовала специальных усилий и наставлений. На них не скупились в России не только такие замечательные врачи, как Рибейро Санчес или Семен Зыбелин, но и такой аристократ, как граф Н. П. Шереметев. С. В. Девятова сообщает: перед отъездом из Останкина в Петербург осенью 1792 года граф велел управителю следить за тем, чтобы надзиратели содержали танцовщи ков и музыкантов его театра в чистоте. При этом он пояснил, что, собственно, имеется в виду: «То есть всякое утро умывать лицо перед обедом, после обеда и перед ужином и всякую неделю водить в баню и смотреть, чтоб ни у кого шелудей не было и платье чтобы было чисто»[3].
Однако если баня в России XVIII века была все-таки явлением распространенным, то ванна оставалась вещью довольно редкой. В Петергофе еще с петровских времен была заведена мыльня «на французский манер». В 1748 году, при Елизавете Петровне, на месте обветшалой петровской мыльни, которая была разобрана и как реликвия перенесена в Верхний сад, по проекту Ф.-Б. Растрелли построили новую деревянную мыльню с бассейном для купания и фонтаном. Для императрицы была заказана хрустальная ванна, вкладывавшаяся в медный футляр. Тогда же на демидовских заводах сделали несколько ванн из зеленой меди. Помимо медных, в мыльне находились деревянные ванны, окованные железными обручами. Вода в них наливалась медными ковшами из разогревавшегося в печи-каменке луженого котла, а выпускалась через свинцовые трубы, за исправностью которых следил особый мастер.
Полковник Ф. Ф. Буксгевден, описывая в 1785 году только что отстроенный Мраморный дворец в Петербурге, упоминает ванну с двумя кранами, «внутри одетую свинцом». Эта ванна стояла в особой ванной комнате, которая занимала свое, строго определенное место в анфиладе дворцовых покоев: между «предбанной» комнатой, украшенной зеркалами и золоченой мебелью, и собственно «баней» с двумя полкaми. За баней следовала подсобная комната с бассейном, в который вода подавалась машиной. С. В. Девятова, обнаружившая рукопись Буксгевдена в архиве музея-усадьбы Останкино, отмечает: все эти помещения перечисляются сразу за «комнатой для сохранения минералов» и «комнатой, которая служить может картиною и для физических экспериментов или билияртною», — получается, что они были включены в парадные интерьеры[4].
В самом Останкине особой ванной комнаты, похоже, не существовало, однако по описи 1809–1810 годов в кладовых усадьбы хранились три ванны — одна «ванна овальная из белаго железа большая с четырьмя железными ручками», и две других, деревянные с дубовым обручем. В 1810 году их «отпустили» в Странноприимный дом[5] (ныне — Институт им. Склифософского).
Разумеется, Шереметевы были не единственной аристократической семьей, принимавшей у себя дома ванны. В Российском государственном архиве древних актов (Москва) в фонде Голицыных сохранился любопытный документ, написанный аккуратным писарским почерком и помеченный ноябрем 1771 года (ф. 1263, оп. 1, №7662). В описи он значится как «Описание ванны и правила пользования ею». Этот документ с поразительной точностью фиксирует, как выглядели тогда ванны, кто, как и с какой целью мог ими пользоваться. Он также дает некоторое представление о естественно-научных взглядах наших предков и медицинских теориях того времени. Предлагаю его вниманию читателей. Текст публикуется с сохранением особенностей орфографии и пунктуации оригинала. небыли пряныя и соленыя. Сидя вводе впомянутом продолговатом чану можно поливать стаканом на голову той же водою чтоб умяшчать голову и лицо, или не лутчели заблагопримется взяв чистой пузырь налить теплой воды неочень полон и завязавши положить плоско на голову, и так сидеть вовсе время; ежелиже в оном пузыре вода покажется очень тепла или холодна то переменять и зделать чтоб была ни тепла ни холодна, а только б делала влажность; также и в ванне когда помянутого 26 градуса вода покажется очень тепла, то в уском конце ванны где ноги, налить немного холодной воды, а чтобы наноги холоду непопало то поджать их изтово конца, и воду лить невдруг то есть один человек ковшом тихонько лил бы оную холодную воду, а другой также ковшиком размешивал бы; а естьли покажется холодно то посемуж прядку поступать прибавляя теплую воду и сие наблюдение легко можно чинить по горячемеру ибо когда спирт будет подъиматся от нуля вверх то представляет теплоту потому что оной разширяется и чем теплее тем более занимает пространства, а когда стужа будет иметь силу то спирт сжимается опускаяся ниже реченного нуля, и что холоднее то опускается ниже, сие равно действуется как вестимо, в водяном [горячемере. — С. К.] которой весь стекляной и в комнатном у коего дудочка или цылиндр прикреплен к дереву. Естьли сидя в ванне будет жажда то можно чай пить самой жидкой, только негорячей чтоб непроизвести поту, ибо сидя в оной ванне крайне следует сего остерегатся, потому что жидкостей изкорпуса убавлять ненадобно, анадобно чтоб корпус наполнялся оною — как снаружи так и внутри для умягчения всего тела. Чаятельно с первых дней струдом можно будет всплывать наверх, а сие ниотчего другова как оттово что тело все сухо; по прошествию несколких дней пояется влажностию и свободно может погружатся. — Ноября дня 1771 году.
Публикация Сергея Карпа
[1] Кацурагава Хосю. Краткие вести о скитаниях в северных водах («Хокуса Монряку») / Пер. с японского, коммент. и прил. В. М. Константинова. М., 1978. С. 182–183.
[2] Akira Mizubayashi. Autour du bain: de l’intimite familiale a la sociabilite (lettre a un ami francais) // Critique. 1983. Janvier–Fevrier. №428–429. P. 5–15.
[3] Цит по: Девятова С. Для какого декольте шею мыть? Как развивалась гигиена в XVIII веке // Родина. 2003. №7. С. 101.
[4] Там же.
[5] Там же. С. 101–102.