Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 5, 2004
В современной медиакультуре телевидение — влиятельный источник, который поставляет огромной аудитории образы прошлого и формирует представления об облике той или иной исторической эпохи, ее важнейших событиях и их смыслах. Изучая телевизионные версии прошлого, можно попытаться понять, каким правилам подчиняется история, переложенная на язык медиа, и какие идеологии артикулируются в отдельных телепрограммах.
За прошлым в культуре закреплены «высокие» смыслы. «История — наставница жизни», прошлое связано с проблемами памяти и идентичности, для разговора о нем нужны профессиональные знания, которые приобретаются в процессе специальной подготовки. На телевидении же история становится общедоступной. Любой человек, независимо от образования, узнает о прошлом, просто посмотрев телепередачу. Экспертом в области истории здесь может выступить человек, который стал известен и реализовал себя в любой другой сфере — политике, литературе, шоу-бизнесе.
История и телевидение, ориентированное на «вечное настоящее» и новизну, плохо совместимы по своей природе. Этому средству массовой коммуникации не удается зафиксировать длящееся чувство прошлого, ибо оно «процветает благодаря своей предрасположенности к забвению»[1]. Язык медиа с трудом передает «давно прошедшее» время, риторически приближая события ко времени зрителей. Фактическая аккуратность, равно как и ощущение несхожести прошлого с современностью, здесь менее важны, чем узнаваемость чувств, правда «общечеловеческих» радостей и страданий: «смотря телевизор, вы не изучаете историю… вы ее переживаете»[2]. Телевидение разработало собственные технологии производства прошлого, особые формы обращения с историческим источником, свидетельством, событием.
Выходящие в эфир программы, в которых обыгрываются образы прошлого, с трудом поддаются перечислению. Это специальные передачи об истории, документальные фильмы о том или ином деятеле или событии, кино и сериалы, новостные и аналитические программы. У них несхожие цели (от политического высказывания до развлечения), различное качество и несовпадающая аудитория. Рассмотрим способы представления прошлого на примере некоторых телевизионных программ.
Прошлое как «объективная реальность»
На современном российском телевидении немало документальных программ, непосредственно посвященных истории. В сетке вещания центральных каналов регулярно присутствуют неигровые передачи и фильмы-расследования о собы тиях прошлого. Один из самых масштабных проектов неигровых передач о прошлом — цикл «Исторические хроники» Николая Сванидзе. В выпусках «хроник» год за годом рассказывается о событиях последних ста лет истории России — дореволюционного, советского и постсоветского времени вплоть до рубежа веков.
Вот что говорит о «Хрониках» сам Николай Сванидзе: «Цель проекта — на примере жизни знаменитых исторических личностей показать, как тесно связаны между собой судьбы России и каждого конкретного человека. Каждая серия посвящена одному году XX века в России. Каждая серия — это одновременно и “портрет года”, и “портрет человека года”. Следовательно, выбираются не только самые яркие, важные исторические события, но и некрупные, но интересные факты, из которых тоже складывается убедительная объемная картина существования россиян в данном году. Параллельно разворачивается интрига вокруг личности, которую условно можно назвать “человеком года”. Это должен быть такой знаменитый персонаж российской политики, истории, культуры, в жизни которого в этом году произошло что-то очень важное — как для него самого, так и для россиян…»
В «Хрониках» представлена привычная для нетелевизионного пространства расстановка действующих лиц: историк-профессионал повествует о прошлом, обращаясь к широкой аудитории, не имеющей специальной подготовки. В этой модели заложены представления о «правильной» истории, рассказываемой «сверху», и «любительском интересе» к прошлому «снизу». Неоспоримое право говорить о прошлом принадлежит специалисту. Его задача — найти простые и увлекательные способы сообщить свое знание дилетантам («зрителям должно быть интересно и понятно»).
Передачи, подобные «Историческим хроникам», сообщают рассказу о прошлом «академические» черты — объективность, серьезность, значимость, большую перспективу. В них сохраняется интонация споров начала 90-х годов, предполагавших, что многое в нашем представлении о прошлом было искажено и скрыто, а теперь, благодаря доступу в архивы, к ранее утаенным фактам, стало доступно подлинное знание истории. Зрителю предлагается «заново открыть» для себя события прошлого и их смыслы. Поэтому более актуальной оказывается история, память о которой еще жива.
Николай Сванидзе: «Возможность сказать правду про нашу историю начала прошлого века появилась только сейчас. До недавнего времени это была не история, а легенды и мифы, часть идеологии правящей партии… Те, кому интересно, могут узнать всю правду о нашей истории, и я хочу через СМИ сделать ее достоянием многих людей, которые не имеют возможности, времени и привычки читать специальные книги»[3].
Острота споров об истории советского времени в последние годы притупилась. Это связано с тем, что с 1985 года было обнародовано множество не известных ранее фактов. Сегодня новые сведения тонут в море интерпретаций и разоблачений. И хотя это не исключает существования лакун и умолчаний, а также не подразумевает консенсуса относительно смыслов обсуждаемых событий и процессов, аудитория воспринимает новые интерпретации прошлого без прежнего энтузиазма. Кроме того, в последнее время российские СМИ все чаще обращаются к формам и риторике советской культуры (эта тенденция хорошо заметна в таких несхожих телеформатах, как выпуски новостей и праздничные концерты). Много говорится об «усталости народа от чернухи», о насущной необходи мости «позитива». В условиях такой медийной политики зрительский интерес к «узнаванию правды» снижается.
В проекте Николая Сванидзе история представлена скорее как некая объективная данность, чем как плод интерпретации исследователя. Образ прошлого определяется выбором освещаемых событий. Это, в первую очередь, политическая история, которая задает условия для всех остальных событий из сфер экономики, науки, литературы. Внутри нарратива делается акцент на истории вождей, войн, политических процессов, тех «макровыборов» власти, которым подчинялась жизнь «простого человека».
Если прошлое мыслится как реальность, которую нужно открыть и показать зрителю, то сам способ ее представления отходит на второй план. Согласно автору «Исторических хроник», его больше волнует содержание, а не форма: «Новая это форма или старая — меня совершенно не интересует. Я работаю просто и не считаю нужным превращать технические приемы в фетиш»4. Поэтому «поток прошлого» в «Исторических хрониках» визуализируется при помощи традиционных средств, которые ассоциируются с репрезентацией истории — фрагментов хроники, документальных, реже художественных фильмов, фотографий. В программе создается телевизионный образ «исторического источника»: зрителю предъявляются документы, «извлеченные из архивов», — распоряжения, рапорты, письма, газеты, благодаря чему достигается эффект правдоподобия.
В отдельных эпизодах в кадре появляется сам Николай Сванидзе или приглашенные эксперты — деятели культуры, историки, политики. Ведущий предстает перед зрителем в тех местах, о которых упоминается в повествовании, — в деревне, в кафе, на улице. Нередко такая вставка не имеет прямого отношения к дальнейшему рассказу: она призвана разнообразить изображение и создать у зрителей ощущение, что событие происходит где-то рядом. Этот прием усиливается активным употреблением в тексте настоящего времени. Например, ведущий на несколько мгновений появляется на фоне Екатерининского дворца в Царском селе. Звучат слова: «Лиля Брик едет в поезде в Царское Село. Она вспоминает…» Дальнейший рассказ не связан ни с самим Царским Селом, ни с дворцом — речь идет о встрече в поезде с Распутиным.
Такой способ подачи материала обусловлен спецификой телевизионного показа, предполагающего фрагментацию, дробность видеоряда. Быстро чередующиеся кадры и планы помогают удерживать внимание зрителей. Это в значительной степени визуальный интерес, потребление изображений. Вместе с тем скорость смены образов и высокий темп повествования затрудняют восприятие содержания. Аутентичность знания историка-профессионала подкрепляется множеством деталей — называются точные даты каждого события, малоизвестные имена, возникают отсылки к разнообразным контекстам. Все это, несомненно, повышает статус ведущего, но мешает зрителю следить за хитросплетениями сюжета. В лучшем случае, он способен уловить лишь общую суть повествования. Главным же остается сам образ прошлого — сложного, противоречивого, спрятанного «в архивах» и требующего специальных навыков и умений для его извлечения на свет.
Прошлое как сенсация
В эфире российских телеканалов регулярно появляются документальные фильмы и программы, повествующие о жизни известных людей или о ярких исторических событиях, в которых прошлое представлено глазами публициста. В сетке РТР, на пример, они чередуются с «Историческими хрониками». Так подчеркивается отсутствие принципиальной разницы между «профессиональным» и «публицистическим» способами представления прошлого. Однако думается, что различия есть, и они довольно существенны.
Публицистские передачи о прошлом ориентированы на стиль журналистского расследования: здесь могут присутствовать броские заголовки, скандальные разоблачения, пикантные подробности. В таких программах тоже есть документы, свидетельства очевидцев, однако само «прошлое» конструируется иначе.
Примером может служить документальный фильм «Абакумов. Падение наркома» (РТР, ноябрь 2004 года) о жизни, службе, возвышении, аресте и расстреле начальника Главного управления СМЕРШ, министра госбезопасности СССР Виктора Абакумова. Форма повествования (голос ведущего за кадром, интервью с экспертами) и визуальный ряд (документы, фотографии, кадры кинохроники) близки к способу рассказа о прошлом историка-профессионала. Но сама история транслируется не «сверху вниз», как в «Хрониках», а «на равных». Текст становится более простым и уже не требует напряжения для понимания. В сюжете сильно выражена мелодраматическая составляющая. Она позволяет связать факты, выстроить ясную логику происходящего, которую зритель обнаруживает в первую очередь. События прошлого рассматриваются под углом зрения тайн и сенсаций, а сама передача анонсируется как повествование о «кремлевских интригах» и «кровавых драмах». Объяснения исторических фактов строятся на основе культурных стереотипов и клише, хорошо известных аудитории. Меняется и стилистика речи: она допускает использование конструкций обыденного языка, оценок, вынесенных с точки зрения «здравого смысла».
В кадре — эксперт Алексей Пиманов, автор книги «Сталин. Трагедия семьи»: «Надо было выцепить что-то, что попадет в сердце Сталину. Сталин в тот момент, после смерти Жданова, очень сильно напрягался на врачей, это естественно». «Прочитав заявление, Маленков не поверил своим глазам. Удача сама шла в руки. Несомненно, дело врачей было чистой воды провокацией, но для Маленкова и Берии это был шанс, которого они так долго ждали. Те, кто планировали удар против Абакумова, хорошо понимали психологию стареющего вождя. …Сталин искренне боялся отравления. Только сильный испуг мог заставить его открыть для удара спину. Перенесший к тому времени инсульт Сталин, больной и подозрительный, не доверял даже людям, служившим у него десятки лет». «Абакумов, знавший по долгу службы слишком много, был обречен».
Такой способ общения разрушает дистанцию, отделяющую человека у экрана от исторических событий. Однако это равенство историка-публициста со зрителем иллюзорно. Благодаря формальной простоте содержание сильнее нагружено идеологическими подтекстами. Хотя в передаче говорится о событиях прошлого и нет прямых аналогий с современностью, смысловые акценты расставлены ясно. Нарком Абакумов, подписывавший в свое время огромное количество смертных приговоров, показан как жертва системы, человек, заслуживающий сочувствия, потому что сам боролся и страдал. В финале говорится о его стоическом отношении к заключению и пыткам.
Виктор Степаков, автор книги «Нарком СМЕРШа»: «В отличие от прочих всяких людей, которых сейчас жертвами считают, того же Бухарина, — те хныкали, плакали, — этот держался крепко».
В целом из передачи можно вынести следующее послание. Сталинское время было суровым и «кровавым», во многом из-за личности самого вождя. Но это была эпоха «титанов». Многие из них отдали все ради укрепления государства, сплочения нации, победы в войне. Их жесткость искупается личным мужеством и страданиями, вынужденной вовлеченностью во внутриполитические интриги. Поэтому сегодня мы должны отдать дань их патриотизму и честному служению. Приведем еще один фрагмент из фильма.
Голос за кадром: «В апреле 43-го было создано новое управление контрразведки, СМЕРШ — “смерть шпионам”. В это время все силы были нацелены на то, чтобы армия была крепкой, устойчивой, не бежала и выполняла приказы, поставляемые командованием. Деятельность СМЕРШа превзошла все ожидания Сталина. <…> За три года существования контрразведки через СМЕРШ прошло около пяти миллионов человек, но лишь половина из них вернулась в строй. Прежде чем оценивать эту цифру, необходимо признать один неприятный факт. Первые дни войны сразу же показали: были и такие, кто ждал победы над большевиками. …Таких, конечно же, было меньшинство. Но многие из этих людей вели не просто подрывную деятельность. Перейдя на сторону врага, им приходилось уничтожать таких же русских людей, как и они сами. И это нельзя сбрасывать со счетов. Каждый день войны контрразведчики вылавливали предателей, переходивших на сторону немцев, и продолжали обезвреживать тех, кто возвращался обратно по заданию врага. Эта работа обеспечивала сохранность Красной Армии, сохраняя ее от развала и паники».
Одновременно на экране демонстрируется хроника военного времени: сотрудники контрразведки ставят около десяти человек (видимо, предателей) на грузовики под виселицы и казнят их. Следующий план: Парад Победы на Красной площади.
Зрителей подводят к идее оправданности огромных жертв ради победы, ради того, «чтобы армия была крепкой, устойчивой, не бежала и выполняла приказы командования», к мысли о том, что нежелание идти на жертвы и мягкотелость приводят к развалу армии и кризису государственности.
Близкие интонации звучат во многих публицистических программах включая документальные фильмы о государственных деятелях советской эпохи. Прошлое проецируется на настоящее, приводится в качестве доказательства в современных спорах «о должном». Это заставляет более детально рассмотреть способы аргументации в тех телевизионных программах, где исторические факты интерпретируются в связи с актуальными событиями.
Прошлое как политический аргумент
Тележурналисты нередко обращаются к прошлому для объяснения текущих событий. Утилитарный подход к историческим фактам заставляет относиться с особым вниманием к контекстам, в которых они проговариваются. Как интерпретируется тот или иной исторический факт? Кто и в какой связи к нему апеллирует?
Проследим это на примере освещения российским телевидением хода выборов на Украине в ноябре 2004 года. В то время как украинская оппозиция настаивала на фальсификации результатов выборов, а по всей стране шли митинги сторонников В. Ющенко и В. Януковича, Первый канал и РТР транслировали сюжеты, посвященные украинской истории. Они появлялись как в новостных и информационно-аналитических программах (таких как «Новости», «Вести недели», «Зеркало»), так и в документальных передачах. В них при помощи исторической аргументации проводилась мысль о том, что у Украины нет опыта независимости, что своими успехами, равно как и территориями, она обязана СССР. Такие суждения подавались «в порядке размышления», как если бы они были подсказаны про стым обращением журналистов к фактам прошлого, которые лучше всего способны объяснить истинное положение дел в настоящем. Эти тезисы подтверждались известными российскими историками и политологами (например, директором Института российской истории А. Н. Сахаровым, Р. А. Медведевым, А. С. Ципко). Для большей наглядности демонстрировались исторические карты Украины.
Приведем в качестве примера сюжет «Малороссия. Вперед в прошлое» Петра Ровнова (программа «Вести недели», РТР, 28 ноября 2004 года).
Автор: «Вот мы все говорим: Украина, Украина. А где это и что это? Нация, конечно, древняя, но ее современной государственности — считанные десятилетия. А в нынешних границах она возникла даже не просто при Советской власти, а после войны. [В кадре: карта Украины до 1654 г.] Украина — “у края”. Так в Средние века исторически назывались приграничные земли России на Юге.
Историк Рой Медведев убежден: причины того, что происходит сейчас на Украине, имеют исторические корни: “Из всех самых крупных исторических государств Украина никогда не была самостоятельным независимым государством — ни в Средние века, ни в Новое время. Как самостоятельное государство Украина возникла только в 1991 году. Между Киевской Русью, которая была единым древнерусским государством для всех восточных славян, и 91-м годом Украины как независимого государства не существовало…” Доктор исторических наук Александр Ципко: “Украина появляется за последние 350 лет. Она появляется как Юг России, Малороссия…”»
Автор: «Губернии в составе Российской империи, не более того. …В 22-м УССР официально вошла в Советский Союз. Крестьянскую Украину тогда усилили пролетарским Донбассом, а столицей стал Харьков. Но западную часть Украина потеряла. За нее воевать у Советов уже сил не было, и только в 39 году после падения Польши эти земли Сталин вернул. В 40-м Сталин добавил от Румынии Северную Буковину, в 45-м, после Победы и освобождения Чехословакии, — Закарпатье. Формально объединение земель завершилось в 54-м — эффектным жестом Никиты Хрущева Крым вошел в состав Украины. “Каждое европейское государство проходило процесс объединения земель. Германия — XIX век, Италия XIX век, но они все успели завершиться. А Украина объединилась только к середине XX века, и то процесс не успел завершиться. И поэтому сейчас, как это ни печально говорить, Украина оказалась государством, сшитым на скорую нитку”, — считает Рой Медведев».
Прошлое здесь рассматривается как хранилище фактов, которые в определенном контексте могут придать вес тем или иным политическим доводам, под твердить требуемые идеологические установки. Здесь также обыгрывается роль СМИ как своеобразного общественного ока, от взгляда которого не укроется «нелицеприятная истина».
Вскоре после этой программы канал РТР показал документальный фильм «Бандеровцы. Война без правил».
«Первые дни войны. На Западной Украине немецкая армия почти не встречает вооруженного сопротивления. Большинство оставшихся в своих деревнях жителей видит в немцах освободителей от большевистского режима. Вот гитлеровская кинохроника тех дней. Многие местные жители, приветствуя немцев, плачут от счастья. Другой внешней силы, которая помогла бы Украине обрести государственность, националисты не видят. “Мы возрождаем национальную идею, и в этом нам немцы помогут…” И вот немцы пришли. Украинцы торжествуют. Конец июня 1941 года. Немцы на оккупированной территории чувствуют себя как дома».
Мысль о том, что ради не существовавшей прежде государственности часть украинского народа была готова заключить союз с гитлеровцами и впоследствии была за это жестоко наказана, подкрепляется наиболее весомым для телевидения аргументом — визуальным рядом, состоящим из кадров немецкой военной хроники. Интервью с участниками националистического движения и цитаты из речей Степана Бандеры приводятся на фоне желто-синих полос — цветов современного флага Украины. Эпизоды военной хроники перемежаются видами современного Киева и Львова. Аудитории дают понять, что и в 1940-е годы, и в 2000-е население страны одинаково расколото.
«Рыночная площадь Львова. Здесь 30 июня 41 года Степан Бандера провозглашает Украину автономным независимым государством. В состав Украины Бандера включает и Восточные земли, большая часть населения которых не считала националистов своими вождями».
На уровне изображения граница между двумя временами размывается. Сопоставление сюжета фильма с тематикой ежедневных информационных программ не оставляет сомнений в том, почему он появился в эфире именно в это время. Параллель очевидна: подобно тому как фашистская Германия позволила Бандере провозгласить независимое украинское государство, Запад поддерживает силы оппозиции, ведущие народ Украины к расколу.
Прошлое как развлечение
В последнее время на телевидении появляются проекты, ориентированные на новые формы визуальной репрезентации прошлого. Так, в цикле передач «Преступление в стиле модерн» (НТВ) была предпринята попытка показать сюжеты о 1900–1910-х годах так, как если бы их снимала камера того времени. В этом цикле рассказывается не о политической истории, а об отдельных казусах прошлого — о громких преступлениях, которые были раскрыты начальником петербургской сыскной полиции В. Г. Филипповым. Визуальный ряд стилизован под хронику и немое кино начала века — замедленное движение пленки, экспрессивная манера игры актеров, таперская музыка за кадром, реплики в виде титров. Такая форма напоминает зрителям о языке старого кинематографа, создает ощущение удаленности прошлого. Однако отстранение, ирония и сам выбор тематики, отсылающей зрителей к современным популярным детективам и передачам о криминале, связывают происходящее с сегодняшним днем.
Среди других проектов, экспериментирующих с визуальными способами представления прошлого, наиболее яркими были «Намедни 1961–2000» и «Российская империя» Леонида Парфенова. В них история выступает в качестве особого рода развлечения. В современной культуре все более значимым становится процесс ее визуализации, замещения текстов изображениями. Телевизионные проекты Леонида Парфенова в полной мере отдают дань этой тенденции. Кадр максимально насыщается визуальными образами — документальная съемка, фрагменты художественных фильмов, мультфильмы, элементы, имитирующие компьютерные программы. В «Российской империи» отрабатывается своеобразный «технологический реализм»: правдоподобие повествованию придают средства изображения прошлого. Видеоряд включает мультимедийные заставки, компьютерные «окна» с различной информацией, изображение курсора, «загрузки файлов» из «базы», текст, печатающийся на клавиатуре. Для представления прошлого в «Российской империи» используются и фрагменты игрового кино, иллюстрирующие исторические события. Как правило, для этого выбирались фильмы, снятые в середине ХХ века. Несовременные кадры воспринимаются как «сама история», показывают ее такой, какой она «была на самом деле». На экране присутствует и сам ведущий. Вслед за героями рассказа он путешествует по странам и континентам, ходит по «тем самым» улицам, сидит в «тех самых» кафе, прикасается к подлинным историческим предметам. Все это создает ощущение достоверности, привлекает зрителя и удерживает его внимание.
Содержание программы находится в полном соответствии с ее формой. Исторические события соседствуют с подробностями из частной жизни правителей и политиков, анекдотами, подтверждающими стереотипные зрительские представления. (Так, например, в сюжете о продаже Аляски подчеркивалось, что нерасчетливые русские продали свою территорию Америке за бесценок — за сумму, на которую по нынешним меркам невозможно купить хорошую машину). В этой истории нет идеологической ангажированности. Ориентированная на коммерческий успех и легкость восприятия, она могла бы прочитываться как выражение внутренней свободы по отношению к мифам российского прошлого, но подобной трактовке мешает опора текста на клише обыденного сознания. В проекте представлены возможности мультимедийной истории. «Российская империя» — качественный медиапродукт, пользующийся успехом на рынке.
* * *
На современном российском телевидении ведется поиск актуальных культурных языков, апробируются различные идеологии и приемлемые формы их представления. Телевизионное прошлое синтезирует черты профессионального и обыденного знания, интеллектуальной и массовой культуры. История здесь помещена в контексты настоящего времени и рассматривается с точки зрения пользы, утилитарности, решения сегодняшних проблем. Оценка событиям выносится, как правило, с опорой на «здравый смысл», на убеждения и ценности, которые, предположительно, разделяет большинство аудитории. Такой подход имеет мало отношения к реальной истории, зато облегчает обществу процесс постоянных «переговоров» со своим прошлым — материалом для построения новых моделей самоидентификации.
[1] Anderson S. History TV and Popular Memory // Television histories: shaping collective memory in the media age / Ed. by Gary R. Edgerton and Peter C. Collins. Kentucky, 2001. P. 19.
[2] Edgerton G. R. Television as Historian: A Different Kind of History Altogether // Television histories… P. 3.
[3] «Исторические хроники» с Николаем Сванидзе. Официальный сайт канала РТР: http://www.rutv.ru/prog?rubric_id=33&brand_id=26771.