Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 3, 2004
Глава I. Дворец просвещения
Как и все авторы утопий, я однажды заснул особым «утопическим» сном, от которого пробудился ровно через сто лет, т. е. в 10-м году XXI столетия.
Жизнь, среди которой я очутился, само собой разумеется, не имела ничего похожего на жизнь начала XX века. Я, однако, не буду описывать всех чудодейственных метаморфоз, которые мне пришлось увидеть, так как это было сделано другими утопистами. К тому же, отдавши дань удивления политическим, общественным, техническим, культурным и прочим завоеваниям, достигнутым за время моего сна человечеством вообще и русским народом в частности, я, как педагог, сосредоточил свое внимание главным образом на новой постановке школьного дела.
Замечу, что мне довелось проснуться в русском городе начала XXI века и что наиболее подробно я успел ознакомиться с устройством средней общеобразовательной школы этого города, о которой и буду говорить преимущественно. Вряд ли нужно пояснять, что и русский город, который я увидел, представляет совсем иную картину, чем, например, Кострома или Тамбов начала XX века.
По внешнему благоустройству город этот был выше самых благоустроенных европейских городов нашего времени.
Крупные социальные и экономические реформы изменили до неузнаваемости не только внешность города, но и весь характер его жизни и весь строй жизни его обитателей. Люди, с которыми мне пришлось столкнуться, были люди утонченно культурные, так что с трудом можно было поверить, что это потомки моих современников, состоявших, как известно, в большинстве из щедринских или гоголевских героев…
Однако перехожу к делу, минуя все отступления и побочные описания, как ни соблазнительно на них остановиться.
Через несколько дней после моего пробуждения я, согласно выраженному мною пожеланию, был представлен одним из членов городского магистрата заслуженному преподавателю местной общеобразовательной школы г. Векову и в его сопровождении прямо из магистрата отправился в эту школу.
Мы миновали несколько великолепных широких, содержимых в идеальной чистоте, улиц и очутились перед обширным участком земли, за оградой которого был разбит прекрасный парк.
— Вот и наша школа! — заявил мой спутник, когда через чугунныя ворота мы проникли внутрь парка.
Я оглянулся — никакой школы не было видно. За воротами, в середине небольшой круглой площадки бил фонтан, украшенный аллегорическими группами и фигурами из бронзы. По всей площадке были разбросаны изящным рисунком цветочные газоны и клумбы. Кругом на гранитных пьедесталах красовались мраморные изваяния девяти муз, а за фонтаном сквозь прозрачные брызги его струй виднелась огромная статуя, изображавшая Знание.
Тенистые деревья приветливо шумели в ясной тишине майского утра. Воздух был свеж и напоен ароматом цветов.
Спутник мой молчаливым жестом указал мне ведшую в глубь сада широкую аллею, и там в просвете зеленой листвы деревьев я увидел сверкающую белизну здания. То было здание школы.
— Тридцать лет тому назад, — объяснил г. Веков, — город наш соединил владения, которые были расположены на этом участке земли, с тем чтобы устроить здесь образцовую школу. За это время здесь был засажен и выращен парк, который вы видите, и возведены все школьные строения.
Миновав аллею, мы вышли на открытое место, и взорам моим представилось величественное роскошное здание, показавшееся мне чудом архитектурного искусства.
Я не мог удержаться от выражения своего восторга. — Но ведь это не школа, а настоящий дворец! — воскликнул я, остановившись и в восхищении любуясь зданием.
Г. Веков дружелюбно и снисходительно улыбнулся.
— Изумление ваше мне понятно, — сказал он, любезно предоставляя мне свободу любоваться школой; — я, как историк, хорошо знаком с вашим временем и с вашими общественными постройками. Вы строили дворцы для отдельных людей, для судов, для парламентов, для музеев. У нас же строятся дворцы и для школ. Здание, которое вы видите, действительно напоминает дворец. На него не жалели средств. Это — дворец просвещения. И такие дворцы вы увидите теперь у нас не только в каждом городе, но и в селениях. Наш город, кроме этой школы, имеет еще много других школ, которые тоже отлично оборудованы и помещаются в отличных зданиях. Но школа, которую вы видите, служит предметом особых забот и попечений нашего общества. Дело в том, что школа эта исполняет не только свою непосредственную задачу воспитания и образования молодежи, но вместе с тем она является центром нашей культурной и интеллектуальной жизни. При ней функционирует большинство местных ученых и просветительских обществ. В ея обширных залах читаются публичные лекции. В ея прекрасно обставленных лабораториях и кабинетах занимаются научными исследованиями любители научного знания из числа наших сограждан. В ней собраны богатые коллекции по наукам и искусствам. Все это предназначено прежде всего для нашей учащейся молодежи, заботы о которой занимают центральное место среди всех других забот городского управления. Но вместе с тем богатства нашей школы предоставляются в пользование всем, кто желает научно заниматься. Что касается общедоступных научно-образовательных музеев, картинных галерей, библиотек и тому подобных учреждений, предназначенных для пользования широкой публики, то они устроены у нас отдельно…
В то время как г. Веков давал мне эти объяснения, я внимательно рассматривал высившийся предо мною трехэтажный фасад здания, украшенный мраморными колоннами, арками, художественными архитектурными и скульптурными изваяниями, с огромными зеркальными окнами.
— Это центральный корпус, — продолжал мой спутник, — здесь помещаются актовые и лекционные залы, кабинеты, коллекции, общая библиотека… Я попрошу вас следовать за мной к другим корпусам.
Мы двинулись в путь среди цветочных клумб и куртин, живописно разбросанных перед фасадом центрального корпуса, и повернули за его угол. К центральному корпусу под прямым углом примыкали сзади два больших здания, тянувшиеся в глубь сада и соединенные с главным корпусом крытыми галереями. Все три строения имели общий вид незамкнутого четырехугольника. Фасады боковых корпусов были так же красивы, как и центрального. Перед каждым из них находились площадки, обращенные в цветники.
— Какая масса цветов! и в каком удивительном порядке они содержатся! — не мог не воскликнуть я, вспоминая наши старыя школы, где не было и не могло быть ничего подобного, с их казарменными стенами и дворами.
Г. Веков, казалось, даже не понял смысла моего восклицания.
— Цветы и растения, — заметил он, — в школе необходимы, это — педагогическая аксиома. Что же касается порядка, то ведь за ними наблюдают четыреста человек наших учащихся под руководством специалистов. Неудивительно, что при наличности таких сил каждое растение пользуется самым заботливым уходом.
— Боковой корпус, — продолжал г. Веков, — перед которым мы сейчас находимся, служит помещением для примы, т. е. детского сада, и секунды, т. е. подготовительного элементарного училища; здесь у нас воспитываются дети начиная от шестилетнего возраста и кончая двенадцатилетним. В другом корпусе, который вы видите с той стороны, помещается терция, или высшее элементарное училище для подростков 12–15 лет, и кварта, или среднее образовательное училище для молодых людей в возрасте 15–18 лет. Все эти учреждения имеют свою отдельную и вместе с тем общую организацию, с подробностями которой я вас ознакомлю впоследствии, так как теперь мы знакомимся только с внешним устройством нашей школы… Вы видите, что оба эти здания очень обширны: в них помещаются не только классные комнаты, которых, к слову сказать, у нас очень много, так как мы часто практикуем групповую систему занятий, но тут же, сверх того, находятся рекреационные помещения для каждого возраста, столовые, мастерские для ручного труда, музыкальные, рисовальные, лепные классы, библиотечные комнаты, читальни и проч. Прошу вас следовать за мной.
Мы прошли под аркой, через которую была перекинута галерея, соединявшая центральные корпуса с боковым, и очутились внутри четырехугольника, где я увидел еще одно здание, длинное и низкое; крытыми переходами, перекинутыми наподобие мостов от средних этажей боковых строений, оно соединялось с последними.
— Это манеж для гимнастических упражнений и игр в зимнее время! — пояснил мне г. Веков. — Для весны и осени у нас с этой целью приспособлены особые площадки на открытом воздухе, которые вы сейчас увидите.
Выйдя мимо манежа внутренним двором за пределы школьных строений, мы очутились на обширной, гладко утоптанной и засыпанной свежим желтым песком полянке, где взорам моим представились самые разнообразные устройства для физических упражнений и спорта. По краям поляны были устроены здания очень причудливой архитектуры.
— Там, — сказал г. Веков, — хранятся у нас различные приборы для игр, велосипеды, моторы, летательные машины…
— Даже летательные машины! — воскликнул я.
— Да, да, конечно, — подтвердил г. Веков. — Все наши воспитанники к концу учебного курса должны научиться управлять этими машинами, так как они служат одним из самых распространенных средств передвижения… Пройдемте дальше!
За живой изгородью из растений, окружавшей спортивную поляну, я увидел большой пруд, который, по объяснениям г. Векова, был специально вырыт для плавания, катания на лодках и водяных лыжах, а зимой — для катания на коньках учащихся.
— Физическое здоровье и физическое развитие наших детей, — говорил мне тем временем г. Веков, — мы ставим так же высоко, как и их нравственное и умственное развитие. У вас, насколько я знаю, принципиально смотрели на это дело точно так же и о физическом воспитании учащихся говорили очень много, но в большинстве случаев дело дальше разговоров не шло. Поэтому нашим школьным учреждениям выпала на долю двойная задача: пришлось залечивать грехи физического вырождения, которое вы оставили нам в наследие, и вместе с тем воспитывать новые поколения на совершенно новых началах. Когда вы увидите наших учащихся, то согласитесь, что задача эта выполнена нами успешно. У нас совсем нет искалеченных по наследству детей, воспитание которых прежде было сопряжено с такими трудностями. Достигли мы этого, разумеется, не только оздоровлением школы, но и оздоровлением всей жизни, всего населения. Благодаря социальным и политическим реформам общество наше окончательно избавилось от двух бичей, которые разъедали вашу цивилизацию и вели человечество к вырождению, а именно от алкоголизма и разврата. В течение уже многих лет мы совсем не знаем этих зол, и новые наши учащиеся поколения попадают в школу с совершенно здоровой физической организацией, так что нам остается только ее укреплять, что, разумеется, гораздо легче, чем лечить. У нас нет нищеты и бедности, которые наряду с безумной роскошью немногих в ваше время развращали массы детей нравственно и губили их физические силы в самом нежном возрасте. Вы поймете, что при всех этих условиях школа наша поставлена в неизмеримо более выгодное положение, чем ваша, относительно физического воспитания учащихся…
Уверенный, спокойный и вместе с тем мягкий тон моего собеседника, весьма просто объяснявшего мне, что современникам его осуществлены те мечты и идеалы, которые нам представлялись заветными и страшно далекими, создавал во мне какое-то новое, неизвестное мне, торжественное настроение.
«Неужели же, — думал я с волнением, — я наяву хожу по той самой земле, которая сто лет назад была для огромного большинства людей юдолью печали и скорби? Неужели эти прекрасные здания, эти цветы, эти красивые дорожки, эти тенистые деревья, этот пруд, сверкающий на солнце зеркальной гладью своей прозрачной воды, — неужели вся эта праздничная, веселая, радующая глаз обстановка принадлежит школе заурядного города, а не какому-нибудь владетельному князю или миллиардеру, который, как это бывало в наше время, задает в своих дворцах и виллах блестящие пиры для блестящего праздного общества?»
Глава II. Обитатели дворца и уголок их жизни
Ровно в двенадцать часов дня мы услышали со стороны школы звуки гонга.
— Пойдемте теперь, пообедаем с нами! — предложил мне г. Веков.
— Разве ваши учащиеся здесь обедают? — спросил я.
— О, да! — ответил мой спутник. — Они являются в школу к восьми часам утра зимой и к семи — весной и осенью. От 12 до двух мы устраиваем перерыв для обеда, а после двух ведем занятия еще до пяти или даже до шести часов в старших отделениях. Ходьба для обеда домой была бы для многих неудобной… —
Следовательно, занятия ваши длятся восемь и даже девять часов в день? Но ведь это страшно много!
— Да, — сказал г. Веков с улыбкой, — если бы это были занятия, какие практиковались в ваших школах, то, разумеется, нельзя было бы вести их по девять часов в день. Но ведь наши учащиеся бывают в течение учебного дня заняты самыми разнообразными делами: тут и научные уроки, и самостоятельные школьные работы, и работы в лабораториях и мастерских, и хозяйственные работы по школьному хозяйству, и разные физические упражнения, и занятия искусствами… Заметьте, кроме того, что наши учащиеся не знают никаких уроков, задаваемых на дом, — тех уроков, которые составляли одно из самых крупных зол вашей школы, которые отравляли домашнее существование вашим школьникам и делали для них школьное учение тяжелым и ненавистным… Наши учащиеся, покончив со своими делами в школе, остальное время дня совершенно свободны… Они проводят это время, как хотят, дома, в семье, в полном отдыхе или в любимых занятиях искусствами, чтением, углублением школьных знаний. И на практике выходит так, что при этой системе, когда над отроками и юношами не висит в течение целого дня подневольный труд, они все без исключения — я, по крайней мере, таких исключений не знаю — добровольно работают над тем или другим делом дома. Правда, для этого дела у них остается мало времени — ведь в 10 часов они должны уже спать, чтобы проснуться на другой день в шесть часов, — правда, из этого времени часть идет на отдых и на общение со своими близкими, и на эту законную радость, имеющую огромное воспитательное значение, никто в наши дни не смел бы посягнуть.
— Ваша организация действительно прекрасна, — признал я, — однако мне кажется, что вы слишком долго держите в школе питомцев детского сада — шестилетних, семилетних детей. По нашим понятиям, семейная обстановка для них имела бы не меньшее значение, чем школа…
— Замечание ваше естественно, — возразил г. Веков, — но вы опять забываете различие условий вашего и нашего времени. Во-первых, у нас совместное обучение, и потому нередки случаи, когда в школе учится целая семья, только без отца и матери. Во-вторых, никому из родителей не возбраняется приходить в школу когда угодно и даже принимать участие в некоторых школьных занятиях, но, разумеется, с ведома и согласия заведующих отделениями. В-третьих, у нас усвоена такая простота и сердечность отношений между учащими и учащимися и мы так часто имеем общение с семьями наших питомцев, что все решительно дети чувствуют себя здесь, как дома… Вопроса об удалении от семьи у нас нет и не может быть…
Пока г. Веков давал мне эти объяснения, мы вернулись к главному школьному строению и вошли внутрь его левого корпуса. В огромном вестибюле, приспособленном для хранения одежды, было пусто. Не было ни швейцаров, ни сторожей. На мой вопрос по этому поводу г. Веков указал, что не только здесь, но и во всей школе нет ни одного человека прислуги.
— Вообще, — добавил мой спутник, — в нашем строе жизни нет той унизительной профессии, которая у вас носила название прислуги. Что касается школы, то мы не допустили бы в ней прислуги по чисто педагогическим соображениям. Нельзя с детства приучать человека к постоянному пользованию услугами другого…
Глава III. Я присутствую на уроках и занятиях
Просмотрев таблицу занятий других отделений школы, предложенную мне моим спутником, я выразил желание посетить уроки географии на последнем семестре «секунды» (по возрасту учащихся это приблизительно соответствует нашему третьему классу учебных заведений).
— Отлично! — одобрительно заметил г. Веков. — В таком случае я попрошу вас идти за мною в географический кабинет… Урок географии сейчас дает г. Симский, — продолжал мой спутник, когда мы тронулись по направлению к классам, — это молодой кандидат, временно заменяющий преподавателя географии и работающий под его руководством.
Географический кабинет состоял из двух очень больших комнат — в одной помещались учебные пособия, другая была классом для занятий, вернее — прекрасно оборудованной аудиторией.
Мы сели. Вместе с нами расселись по местам амфитеатра десятка два учеников и учениц. Молодой учитель и три его помощника, тоже ученики этого класса, заканчивали приготовления к уроку: приносили из соседней комнаты модели, таблицы, рисунки…
Урок начинался. К удивлению моему, г. Симский поместился тоже на парте амфитеатра.
— Вера Бельская! — раздался вслед за тем его звучный и приятный голос, — дайте нам беглый очерк предыдущего.
Краснощекая, крепкая девочка, лет 12–13, вышла на середину класса, взяла на учительской столе длинную трость и, приблизившись к глобусу, быстро повернула его посредством особого винта так, что перед нами очутился прекрасно исполненный рельеф Европы.
Девочка обвела указкой французскую территорию и сказала спокойно, серьезно и уверенно:
— Здесь помещается Франция, т. е. 9-й штат объединенной Европы. С запада она омывается Атлантическим океаном, его морями и проливами, с юга — Средиземным морем, на севере граничит с Бельгией — 10-м штатом Европы, на востоке — с Германией — 5-м штатом. По устройству поверхности Франция представляет равнину, замыкаемую на юге и юго-востоке горами…
— Благодарю вас! — прервал ее учитель.
— Чулков, пожалуйста продолжайте!
Ученица Бельская, поклонившись, отправилась на место, а перед нами появился бойкий мальчуган с плутоватыми умными глазками.
— Занятия французов, — начал он с комической для его возраста важностью, — определяются условиями природы и местоположения…
Объяснения всех учеников заняли около 20 минут.
Ответы этих детей поразили меня связностью и отчетливостью.
Забегая несколько вперед, скажу, что из беседы с г. Симским, которую я вел с ним по окончании урока, для меня выяснился план урока, первоначально вызвавший во мне недоумение. Г. Симский, равно как и другие преподаватели школы, практиковал на каждом уроке систему концентрических повторений пройденного, все более и более сжатых по мере удаления от разучиваемого в данный момент материала.
Таким путем не только сохранялась постоянная связь и последовательность частей изучаемого курса, не только вырабатывалась цельность общего о нем представления, но и облегчалось твердое запоминание старого и быстрое усвоение нового.
Далее я узнал, что политической географии дети не изучают, так как ее не существует; обычаи, быт, управление, образовательные учреждения и пр. повсюду одинаковы, и этих вопросов география не касается…
Все это уяснило мне характер первой части урока, на котором я присутствовал.
Вторую часть урока г. Симский посвятил характеристике винодельного производства во Франции. С замечательным искусством молодой преподаватель комбинировал излагающий метод с вопросным, непрерывно поддерживая таким путем интерес и внимание учеников к предмету. Заключив свое изложение сжатым повторным очерком, г. Симский подал знак двум ученикам, которые тотчас же сошли с мест, спустили на передней стене класса экран и затемнили окна сторами. В это время преподаватель удалился в смежную комнату, и через момент мы увидели на экране ряд кинематографических картин, изображавших различные стадии винодельного производства Франции.
Этим закончился урок.
— Не желаете еще посмотреть занятия в терции и кварте? — предложил мне г. Веков.
Большую часть учеников и учениц кварты мы застали в библиотечных комнатах этого отделения. Комнаты были обставлены еще комфортабельней, чем те, которые мы видели в секунде. Здесь каждый ученик имел свой отдельный письменный стол.
Кроме различных, очень изящных, письменных принадлежностей, большинство которых, как я узнал от г. Векова, были собственной выделки учеников, на каждом столе помещалась пишущая машина маленьких размеров и оригинального, незнакомого мне устройства. Машины эти писали со страшной быстротой, как я вскоре же увидел, и все учащиеся пользовались ими без затруднений. Прикомандированные к кварте кандидаты находились тут же, среди учащихся, но все они были заняты своими работами, так как ученики кварты, по заведенному в школе порядку, могли обращаться к кандидатам за помощью только в исключительных случаях.
Юноши и девушки при нашем появлении были погружены в работу. Сосредоточенные и серьезные молодые лица, деловая спокойная обстановка, полная тишина, царившая в библиотеке, — все это производило впечатление. Мой спутник прошел вперед и вполголоса заговорил с одним из кандидатов. Я стоял на месте, боясь помешать занимающимся, и только приглядывался к некоторым лицам.
Я переходил от одного стола к другому, осматривал тетради учеников и учениц, заглядывал в их учебники, прислушивался к их тихим деловым разговорам.
И, вспоминая свое время, свою школу и своих учеников, я все больше и больше изумлялся огромным успехам, которые могла с тех пор сделать педагогическая практика.
Впоследствии из объяснений г. Векова я понял, что иначе и не могло быть при той постановке школы и воспитательного дела, которая существовала у людей XXI века.
Г. Веков очень удивился, когда я его спросил, какие меры они принимают для исправления ленивых и малоспособных учеников. Оказалось, что ни тех, ни других школа XXI века совсем не знала.
Как лень, так и малоспособность детей нашего времени объяснялись, по словам г. Векова, отчасти социальными и гигиеническими условиями нашей жизни, отчасти отвратительным строем нашей школы. Ленивые и малоспособные — это были своего рода дегенеранты, хотя и в слабой степени, унаследовавшие от родителей нездоровую нервную систему, проводившие детство в нездоровой обстановке, попавшие в руки невежественных воспитателей и учившиеся затем в совершенно для них неподходящей школьной обстановке.
Ничего подобного не было в условиях воспитания XXI века, и оттого в них не было и не могло быть ни лености, ни малоспособности.
В шесть часов я распростился с г. Вековым до следующего дня и вышел из школы, полный впечатлений. Когда я вновь проходил по школьной территории, мимо грандиозных школьных строений, вдыхая ароматы цветов и любуясь зеленью деревьев, и когда я вспоминал все, что видел и слышал в течение дня, то мне казалось, что я перенесся в какой-то волшебный мир…
«Если такова школа, — думал я, — то какова же жизнь?» И тотчас же я мысленно поправил сам себя. «Нет, школа хороша оттого, что хороша жизнь! Школа отражает окружающее! И пока люди не умели жить, до тех пор у них не было и хорошей школы… Счастливые люди! Счастливый век!»
Глава XI. Нравственное воспитание
— …Тут я подхожу к вопросу, который, вероятно, тоже вас интересует, а именно к вопросу о нравственном воспитании в нашей школе.
— О да, разумеется! – подтвердил я, — мне очень хочется знать, как поставлена у вас эта сторона школьного дела.
— Очень, очень просто! – ответил г. Веков со снисходительной улыбкой, — много говорить вам об этом мне не придется. В нашем строе жизни заложены все основы нравственного воспитания, и потому сама жизнь является в этом отношении главным двигателем, а ведь вы, конечно, понимаете, что в этом все и дело. В ваше время, при наличности страшных социальных зол, при вкоренившемся среди подавляющей массы обеспеченных классов равнодушии к судьбам многочисленных жертв вашего социального порядка, к нищете, к голоду, к утеснениям, к эксплуатации слабых сильными, самое слово «нравственное воспитание» обычно звучало только как ирония. Среди безнравственности, жестокости, себялюбия, насквозь проникавших во все ваши общественные отношения и даже служивших узаконенною опорою последних, о каком нравственном воспитании могла быть речь? Мы, благодарение Богу, избавлены от этих несчастий. Когда вы ознакомитесь более подробно с условиями нашей жизни, то увидите, что она не дает молодежи тех примеров, которые были бы способны подорвать всякое значение нравственно-воспитательных поучений, и потому в подобных поучениях мы совсем не нуждаемся. У нас, кроме того, нет пьянства, у нас нет и разврата. Наши женщины свободны, самостоятельны и сильны; они никому не позволят обращать себя в орудия низких развлечений. Физическое здоровье наших молодых поколений гарантирует их от преждевременных дурных склонностей. Ранние браки предупреждают действие соблазнов и искушений.
У нас нет также безумной роскоши в частной жизни, нет утонченного обжорства, нет никаких излишеств. Таким образом молодежь наша свободна от дурных примеров взрослых, а ведь эти примеры и являлись в ваше время главным развратителем, с которым были бессильны бороться самые лучшие воспитательные мероприятия.
Что касается положительных факторов воспитания, то они тоже имеются у нас в окружающей жизни и в самой школе. Труд является фундаментом нашего существования, любовь и привычка к труду — главными нравственными началами. Наряду с трудом — справедливость в общественных отношениях, равномерное распределение гражданских обязанностей, безусловное подчинение законам и правилам общежития, гуманное отношение к инвалидам труда, к больным и слабым — все эти элементы нашей общественности легко и прочно усваиваются молодежью, так как иных примеров кругом себя она не видит. Что же остается еще на долю школы в деле нравственного воспитания? Очень мало. Сгладить некоторые резкие черты характера и темперамента, не уродуя, однако, индивидуальности воспитанника, восполнить некоторые пробелы чувства или воли, сдержать в границах излишние порывы или, наоборот, усилить возбудимость нервной системы, если она недостаточна, — вот приблизительно задачи школьного воспитания. Достигаются они комбинированием многочисленных методов, в подробности которых не буду вас посвящать; скажу только, что наибольшее влияние на исправление тех или иных шероховатостей характеров учащихся производят особым образом подобранные занятия искусствами, преимущественно же музыкой и поэзией…
Мечтатель
[1] Вестник воспитания. 1911. № 1. С. 148–155, 157–166, 167–179; № 3. С. 206–208.
Журнал «Вестник воспитания» выходил в Москве с 1890-го по 1917 год, сначала
под редакцией основателя — детского врача Е. А. Покровского, а затем — педагога
Н. Ф. Михайлова (с 1895 года). Вокруг журнала группировались авторы либерального
и демократического направления с целью «выяснения вопросов образования и воспитания
на основах научной педагогики, в духе общественности, демократизма и свободного развития
личности». В работе журнала принимали участие видные педагоги и ученые;
его постоянными сотрудниками были: В. П. Вахтеров, В. П. Острогорский, Д. И. Тихомиров,
Д. Д. Семенов, Н. В. Чехов, Ф. Ф. Эрисман, И. И. Мечников, В. М. Бехтерев.
Автора этого текста, вышедшего под псевдонимом “Мечтатель”, редакции «ОЗ» установить
не удалось.