Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 2, 2004
(по материалам Протокола сельского схода с. Хуштада 1904 года)
Существует распространенное, но не совсем верное мнение об извечной борьбе обычного (адат) и мусульманского (шариат) права в мусульманских регионах, в частности на Северном Кавказе и в других мусульманских регионах нашей страны и за рубежом. История Нагорного Дагестана показывает ошибочность этого представления. С раннего Средневековья здесь шло скорее постепенное приспособление друг к другу адата и шариата. Адат существенно дополнял сло- жившиеся в Нагорном Дагестане мусульманские судебные и административные институты. Даже знаменитый имам Шамиль, который вел решительную борьбу со многими проявлениями адата, поддерживал некоторые его нормы. От шами- левской эпохи сохранилось немало документов, узаконивавших нормы адатного землепользования в сельских общинах края. Синтез обычноправовых и мусуль- манских институтов и практик характерен для Дагестана вплоть до раннего со- ветского периода.
Еще известный русский арабист И. Ю. Крачковский обратил внимание на особую роль арабского языка на Северном Кавказе. В 1940-е годы он писал: «История нашей арабистики до сих пор не осветила полностью той картины, фо- ном которой являлся арабский язык на Северном Кавказе — Дагестане, Чечне, Ингушетии. Здесь в течение нескольких веков он был единственным литератур- ным языком, не только науки, но и деловых сношений»[1]. По данным современ- ных исследователей, начиная с ХI–XII веков мечети и дома мусульманских уче- ных (алимов) становятся хранилищами арабских рукописных книг и различных документов[2].
Самоотверженность сельских алимов и простых горцев, относящихся к любому арабскому тексту как к святыне, помогла сохранить в период антимусульманских репрессий 1930–1970-х годов немало рукописных коллекций Дагестана, включаю- щих как книги, так и хранившиеся вместе с ними документы. Большая часть бога- тых рукописных коллекций Дагестана сохранилась в его горных центральных и се- верных районах. Об этом свидетельствуют находки археографических экспедиций Дагестанского научного центра под руководством проф. А. Р. Шихсаидова — за по- следние несколько лет ученым удалось описать несколько сотен частных и мечет- ных собраний.
Несколько интересных книжных коллекций нам удалось изучить в высо- когорном селении Хуштада в Цумадинском районе. Мы просмотрели мечет- ную библиотеку, где хранится переписанный в 1740–1741 годах Коран с запи- сями дошамилевских норм адата селения, коллекции Муртазали Салманова, Сеид-Гусейна Пирмагомедова, Магомед-Сеида Газиева, в архиве которого со- хранились записи решений сельского суда Хуштады XIX–XX веков. До 1927 года хуштадинский суд, как и другие сельские суды Нагорного Даге- стана, решал тяжбы и дела на основании шариата и местного адата.
В предлагаемой вниманию читателей статье публикуется Протокол сель- ского схода, состоявшегося 23 марта 1904 года и установившего ряд важней- ших правил природопользования на землях, принадлежавших общине Хуштады. Документ в течение долгого времени лежал в старопечатном сбор- нике 40 хадисов (рассказов о деяниях и высказываниях пророка Мухаммада) в личной библиотеке уроженца Хуштады, ныне имама соборной мечети г. Ха- савюрта и ректора местного мусульманского университета Магомед-Сеида Абакарова. В начале 1980-х годов племянник М.-С. Абакарова Магомед-Сеид Газиев перевез «Протокол» из Хасавюрта обратно в селение как правовое уста- новление, имеющее важное значение для современной Хуштады. Благодаря М.-С. Газиеву нам удалось познакомиться с этим интересным текстом и полу- чить его копию[3].
Обратимся сперва к самому документу.
ТАКОВ ПРОТОКОЛ [СХОДА] ЖИТЕЛЕЙ СЕЛЕНИЯ ХУШТАДА[4]:
Поистине в селении Хуштада число дымов 200. От них все совершеннолетние, находящиеся в здравом уме, собрались с дозволения старшины Мухаммада сына Гентера[5] Хуштадинского для совещания о законе и установлении штрафа с его на- рушителей из жителей селения. Мужчины сошлись на годекане[6] числом 195, прочие были в отлучке или присматривали за скотом. Все собравшиеся по доброму согла- сию единодушно условились о следующем:
[1.] Установить пеню в полтинник с того, кто вторгся со своей скотиной в ви- ноградники на южном склоне [горы].
[2.] С того, кто вторгся в Мишшол[7], — двадцать пять копеек (хамсат шихан) с заключением его на трое суток в тюрьму.
[3.] С того, кто выжег песчаный участок в виноградниках, — двадцать пять ко- пеек с заключением его на трое суток в тюрьму.
[4.] Приводить в селение с хуторов того, на кого трижды был наложен штраф.
[5.] С того, кто вторгся со скотиной в охраняемое, запретное для нее место, — полмеры с заключением его на трое суток в тюрьму.
[6.] О вторичной посылке на работы в пользу селения того, кто плохо их выполнял.
[7.] О том, чтобы не посылать на работы в пользу селения неимущего, если на него не наложен штраф с поручительством.
[8.] С того же, кто вытащил или получил что-либо из запретной рощи, все рав- но — бревна или обтесанный ствол, хотя бы один, — двадцать пять копеек с заклю- чением его на трое суток в тюрьму.
[9.] С того, кто пережигал уголь из [дров] охраняемой запретной рощи, — два- дцать пять копеек с заключением его на трое суток в тюрьму.
[10.] С того, кто привел скотину в охраняемое место, полмеры с заключением его на трое суток в тюрьму. Этот [запрет] равным образом относится к ослам на ху- торах и в прочих охраняемых местах.
[11.] С того, кто построил хлев, дом или ручную мельницу на хариме[8] селения, перенес на него свои постройки или захватил его часть, хотя бы размером в ладонь, брать в качестве штрафа по полтиннику за меру захваченного поля сверх его стои- мости, каковая будет взята с него вместе с выкупом. Все это за содеянное на южном склоне [пастбищной горы] без разрешения правителей и общества.
[12.] На восточном же склоне за меру поля взимать по двадцать пять копеек.
[13.] И еще об одном запрете, касающемся сооружения новой постройки для жилья на пашнях ли, на харимах или на сенокосах и в садах — за исключением не- многочисленных старых хуторов и [хутора у] лежащего в развалинах овечьего хлева на солнечном склоне.
[14.] С того, кто продал за пределы селения то, что изготовлено из [дров] рощи, причем в любом количестве, — рубль с заключением его на трое суток в тюрьму.
[15.] С того, кто продал амбар[9] за пределы селения, — пятнадцать рублей.
[16.] С того, кто сделает новый амбар[10], тоже пятнадцать рублей.
[17.] С того, кто построил больше трех амбаров, брать штраф по мере превыше- ния этого количества.
[18.] С того, кто собрал хоть часть винограда до разрешения сельского общест- ва, штраф — рубль.
[19.] С того, кто собрал до подобного разрешения фрукты или зерно, — полтинник.
[20.] С того, кто небрежно пас стадо коров или других животных, так что скот оказался не выпасен, — двадцать пять копеек.
[21.] С того, кто довел до горячки свою лошадь, если у него есть другие лоша- ди, пеня — полмеры; если же их нет, то полмеры с заключением обвиняемого на трое суток в тюрьму.
[22.] С того, кто привел пастись на хуштадинскую территорию из-за ее преде- лов нехуштадинский скот (все равно — овец ли, лошадей ли, буйволов или ко- ров), — рубль.
[23.] С того, кто пустил свой скот на южный или восточный склон после насту- пления летнего сезона, — рубль.
[24.] С того, кто пустил свой скот на южный склон до наступления середины зимы, — рубль.
[25.] С возделавшего землю внутри ограды Мишшола — пять рублей.
[26.] С того, кто, запирая ограду вокруг возделанного участка, на деле оставил ее открытой для скота (коров или кого-либо еще), штраф — рубль.
[27.] С того, кто отдал для жертвоприношения больных корову или буйвола и не принес жертвы, штраф — рубль.
К этому протоколу приложили свои пальцы [нижеследующие свидетели], сви- детельствуя о согласии с тем, что в нем записано, и стремясь, чтобы в их селении царил справедливый закон, равно крепкий и оберегающий как высокородных, так и низкородных, как бедных и несчастных, так и богатых. Протокол всем прочитан и содержащееся в нем всеми поддержано. Поскольку они неграмотны, то доверили подписать свои имена под оттисками печатей кади своего селения Мухаммеду Ибн Яхья Кванадинскому. Подтверждая, что этот протокол был [принят] жителями се- ления Хуштада, мы приложили [к нему] свои печати.
[4а.] А также[11] о приводе в селение с хуторов того, на кого трижды был наложен штраф, до наступления летнего сезона. Того же, на ком нет пени, не приводить, кроме как после этого наступления[12].
И мы, старшина и члены хуштадинского суда. 23 марта 1904 года. Что действительно настоящий протокол[13].
Чтобы объяснить читателю особенности адатного общинного землеполь- зования, закрепленные в приведенном выше документе, необходимо сделать небольшое отступление и кратко рассказать, что представляет собой селе- ние Хуштада.
Это — старинное багвалинское селение, лежащее на правом берегу в верховьях реки Андийского Койсу. Оно издавна было центром военно-политического союза сельских общин багвалинцев, или багулал — небольшого близкого аварцам андий- ского народа андо-цезской языковой группы. В эпоху Шамиля багвалинская кон- федерация образовывала отдельное наибство в составе имамата. После пленения имама она вошла в состав созданного в 1861 году Каратинского наибства (с 1899 го- да — участка) Андийского округа Дагестанской области. Вплоть до Октябрьской революции Положение о сельских обществах, принятое 26 апреля 1868 года[14], со- храняло хуштадинцам ограниченное самоуправление, адатно-шариатное право и нерушимые границы с соседями. Этими соседями на западе, с другой стороны Андийского Койсу, были чамалинцы; на юге за перевалом — тиндинское селение Тисси; на севере — багвалинские селения Тлондода и Кванада.
Большая часть этой территории, лежащая на высоте 2 000 метров над уровнем моря, имеет вид, обычный для дагестанского высокогорья. В отличие от порос- ших лесом и богатых растительностью причерноморских склонов Кавказа мест- ные горы — более лысые и каменистые. Экологический баланс на землях Хушта- ды и вокруг нее чрезвычайно хрупок и уязвим. Человек здесь издревле сталкивался с опасностью размывания поверхности земли и уничтожения его собственной среды обитания.
Главным занятием местного населения с древности было земледелие, скотовод- ство с подсобным садоводством и даже виноградарством[15]. Это подтверждает и наш «Протокол». Он говорит о пахотных участках (статьи 11, 12, 13, 19, 26), выгонах и пастбищах (ст. 13, 22, 23), садах (ст. 3, 13, 19), виноградниках (ст. 18), причем ин- тересы земледелия для горцев явно преобладали над интересами скотоводства. Неслучайно в рассматриваемом документе община, в первую очередь, ограждает возделываемые угодья (пашни и сады) от потравы их скотом (ст. 5, 10, 23, 26) и от за- стройки (ст. 13). Лишь два постановления (ст. 20, 21) выражают заботу общины о ча- стных и общественных стадах. В глазах хуштадинцев, как и любых крестьян-земле- дельцев, высшей ценностью была земля и только потом скот.
Как же общине удавалось вести активную сельскохозяйственную деятель- ность при столь скудных природных ресурсах? Топография селения показыва- ет, что выход был найден в крайне рациональном и экономном использовании каждой пяди земли. Хорошо сохранившаяся старая часть Хуштады построена на скалистом откосе горы, не пригодном ни для земледелия, ни для выпаса скота. Это — классический дагестанский аул, тип которого прекрасно запе- чатлен на полотнах замечательного современного дагестанского художни- ка А. Астемирова.
В литературе такой традиционный аул был в XIX веке точно описан грузин- ским путешественником Платоном Иоселиани: «По всему Дагестану устройство домов однообразно. Места для постройки домов избираются на высотах гор или по скату гор, тщательно оберегая их от потоков, разрушительно действующих в горных местах. Дома примкнуты одни к другим. Они возвышаются на горной высоте как акрополисы. Оттого вид домов, составляющих деревню, имеет вид жилища циклопов, пчелиных сотов. Они образуют из себя укрепление, опасное для враждебных к нему покушений»[16]. Сразу за околицей начинались возделан- ные поля на террасах, амфитеатром спускавшихся к Койсу. Наконец, у хуштадин- цев были еще пастбища и лес над селением.
Вся территория общины делилась на три вида владений: частные (мульки) и общинные (харим), а также частные земли, переданные на религиозные нужды общины (вакф). Неделимым харимом селения считались выгоны, пастбища и часть сенокосов. К нему относился и лес на вершине горы над Хуштадой. Каж- дый член общины имел равные права на харимные земли. Харим считался неот- чуждаемой общинной собственностью (ст. 11–14). Земля, принадлежавшая част- ным лицам, могла покупаться и передаваться по наследству, но только в пределах сельской общины. Частная собственность внутри общины допускалась, но община (джамаат) ограничивала возможные «сепаратистские» устремления отдельных хозяев земли и скота, подчиняя их принудительному севообороту и препятствуя попыткам хищнического использования природных и прочих ре- сурсов на хуштадинской территории. Некоторые частные участки (мульки) были переданы двум хуштадинским мечетям в вакф, т. е. безвозмездное пользование местных жителей-мусульман. Реально это означало распределение урожая с этих участков на общие нужды общины.
Дагестанский адат относится одинаково уважительно и к общественной, и к частной собственности. При определении штрафов и других наказаний глав- ное — уточнить, на какой категории угодий общины совершено правонаруше- ние, каков здесь должен быть порядок природопользования. «Протокол» подвер- гал одинаковому штрафу (25 копеек и трое суток тюрьмы) как потравившего общественную рощу над селением, находившуюся под «лесной охраной», так и выжегшего под пашню свой частный сад (ст. 3, 8, 9). Одинаково преступно, по мнению хуштадинцев, было и нерадение общинного пастуха, и неосмотри- тельность хозяина, заморившего своих лошадей (ст. 20, 21). Здесь уместно вспом- нить, что во многих горных общинах (джамаатах) Дагестана крестьянин под уг- розой штрафа в пять рублей был обязан заявить сельскому суду о болезни своего скота. Особенно бдительно община следила, чтобы его природные (лес, обрабо- танная древесина — ст. 14, выпасы — ст. 22) и хозяйственные богатства не были расхищены жителями соседних селений. Крупные штрафы (от одного до 15 руб- лей) охраняли это достояние Хуштады.
Согласно адату, все категории земель горной общины подчинялись единому принудительному севообороту, в орбиту которого входили все роды деятельности общины, и потому он представлен в нашем документе большинством статей (ст. 1, 2, 5, 10, 18, 19, 23–26). Система эта показывает, что все жители Хуштады привыкли действовать слаженно, как единый организм. Как и в других горских селениях, они беспрекословно выполняли хозяйственные решения сельского схода, основанные на многовековом опыте изучения природных особенностей высокогорья. При остром дефиците земли одни и те же участки служили то паш- ней, то пастбищем.
В августе глашатай объявлял на годекане, чтобы освобождали от посевов верхние возделанные террасы. В сентябре хуштадинцы поднимались в субальпы для сенокошения. До уборки урожая верхние террасы были закрыты для прохода и охранялись общиной (ст. 5, 10, 26). После они открывались и использовались в качестве дороги хозяевами нижележащих полей во время уборки ими урожая.
Часть верхних террас выделялась под пастбище скоту. Так, в октябре для него от- крывались верхние сенокосы. На нижних террасах урожай убирался в последнюю очередь.
Выпас скота был организован под таким же строгим контролем общины. В условиях земельного дефицита хуштадинцы делили пастбища на летние и зим- ние. На первых, расположенных высоко в горах, скот пасся летом до начала страдной поры. Выпас животных летом на зимних пригревах был строго запре- щен. «Протокол» показывает, что использование зимних пригревов разрешалось джамаатом со второй половины зимы (ст. 24). От уборки сена до середины зимы скот держали на сезонных выгонных хуторах (ст. 10, 13). В отличие от хрестома- тийно известных самостоятельных европейских хуторов, эти сезонные зимне-ве- сенние усадьбы хотя и принадлежали отельным семьям, но использовались общиной совместно.
Полевые материалы, собранные в Северном Дагестане современным даге- станским этнографом М.-З. О. Османовым, показывают, что хуштадинцы сооб- ща держали здесь свои стада, в основном овец. В конце марта, когда корма на ху- торах и зимних выгонах кончались, хуштадинцы на один-полтора месяца перегоняли часть своих стад на равнину, на территории других сел[17]. С этим обы- чаем связано отсутствие глав пяти хуштадинских семей на сельском сходе Хушта- ды 23 марта 1904 года. Хутора с поздней весны пустели. В июне закрывались и верхние сенокосы.
Вся эта слаженная система хозяйствования была не просто экологически сба- лансирована, но и глубоко рациональна. Чередование земледелия со скотоводст- вом помогало крестьянам удобрять поля. К тому же периодический ограниченный выпас скота спасает сенокосы в субальпах при длительном использовании их че- ловеком от наступления на них торфа и мха. Иными словами, хуштадинцы на ос- новании многовекового опыта пришли к тому, что не так давно было подмечено учеными[18]. Этот опыт, наряду с усердным трудом, позволял Хуштаде, оберегая ок- ружающую среду, добиваться высоких урожаев. Сохранившиеся доныне иррига- ционная система и террасы, поддерживаемые совместным трудом всех жителей селения (см. ст. 6, 7), служили гарантией хозяйственного процветания и богатства общины. И действительно, даже в советское время, вплоть до 1940-х годов, Хуштада снабжала хлебом окрестные селения.
Первые резкие перемены в традиционной системе хозяйства и природополь- зования общины относятся к 1930–1950-м годам. С концом нэпа началось насту- пление государства на крестьянство как в центре, так и на окраинах окрепшей коммунистической империи. В Дагестане большевики к концу 1920-х годов по- кончили с былой хозяйственной автономией и самоуправлением сельских об- щин. В 1927 году, как и в других селениях, был объявлен вне закона хуштадин- ский выборный суд. Через год в горских селениях была национализирована собственность, принадлежавшая мечетям (вакф). Местный адат и шариат запре- щались. Гражданские иски должны были решать окружные советские суды, кото- рые руководствовались законами новой Дагестанской конституции 1927 года[19]. Прежде руководившие селением старшина, члены адатного суда (ст. 11), а также местный кади (судья по шариату) подверглись репрессиям как «пособники ста- рого режима». Большинство духовных лидеров в 1930-е годы были расстреляны ГПУ или высланы из Дагестана. В 30–40-е годы одна небольшая Хуштада поте- ряла около 60 человек, в том числе 35 — в 1931–1939 годы.
Наряду с административной ломкой общины (джамаата) советская власть по- пыталась уничтожить и традиционное крестьянское землевладение. Еще в кон- це 20-х годов были национализированы вакфы. В 1936 году общинные земли Хуштады (харим) были отданы созданному здесь колхозу им. Молотова (в 1955 го- ду переименованном в колхоз им. Чапаева). Наконец, в 1939 году при проведении «сплошной коллективизации» в горах в Хуштаде была обобществлена частная соб- ственность (мульк) крестьянских семей. Советская аграрная реформа лишила де- ревню в Дагестане былой независимости и хозяйственной самостоятельности. Модернизация колхозного аула в горах на деле обернулась деградацией традици- онной крестьянской экономики.
За годы советской власти сложное многоотраслевое крестьянское хозяйст- во пришло в упадок. Сначала насильственное обобществление полей и садов, в силу местного рельефа доступных лишь для индивидуальной обработки, а за- тем миграция части их прежних владельцев заставили хуштадинцев забросить многие террасы. Террасные стенки в голодные 1940-е годы были распаханы под посадки картофеля. С 1960-х годов, несмотря на сопротивление стариков, стал нарушаться старинный запрет строительства домов на пахотной земле. Сейчас территория самого селения выросла почти вдвое и заняла часть пахот- ных земель.
Варварское хозяйствование на земле гор принесло печальные результаты. За- прет на владение частным скотом, действовавший при Хрущеве, привел к резко- му сокращению поголовья хуштадинских стад. Число овец с 1950-х по 1990-е годы упало с 12 до четырех тысяч, крупного рогатого скота — с полутора тысяч до не- скольких сотен голов. Уже свыше 40 лет хуштадинцы живут на дешевом привоз- ном хлебе из России. Прекращение поставок муки, хлеба, других продуктов может вызвать в селении голод[20]. В то же время есть надежда, что через 15–20 лет при- родно-хозяйственный комплекс горцев, сохранивших ряд своих важнейших тра- диций, сможет выйти из состояния глубокого кризиса.
На землях самой Хуштады по-прежнему практикуется принудительный сево- оборот (в советское время регулировавшийся местным колхозом). Пахотная зем- ля, пастбища и лесные угодья доныне сохранили традиционную сельскохозяйст- венную специализацию и, что еще более удивительно, старых хозяев. При советской власти хуштадинцы продолжали тайно следовать старым адатно-ша- риатным нормам природопользования. Дело в том, что в малоземельном Цума- динском районе в 1920–1930-е годы не было существенных перемещений земель из одних рук в другие. Общинная собственность (харим) была без раздела пере- дана колхозу, а крупные крестьянские и помещичьи частные владения здесь не встречались, поэтому советская власть так и не смогла навязать хуштадинцам су- щественно отличных от старой системы поземельных отношений[21].
Опросы хуштадинцев показали, что в 1920–1980-е годы жители селения про- должали строго соблюдать как права семейной частной собственности (мулька), так и неприкосновенность общинной собственности (харима). Правда, отчисле- ния в пользу мусульманской общины (вакф) начиная с 1960-х годов потеряли былую обязательность и фактически превратились в добровольные пожертвова- ния. Обнищание горцев почти упразднило садаку (добровольную милостыню мусульман на нужды общины). Но свои дома хуштадинцы по-прежнему рассма- тривают в качестве мулька. Новые дома отцы стараются строить своим сыновь- ям на бывших родовых владениях, а в случае нехватки земли покупают у своих соседей участок.
В наши дни старый, потерявший всякую юридическую силу арабский доку- мент 1904 года вновь приобрел весьма актуальное звучание. Во многом это вызва- но падением советской власти и теми переменами, которые происходят в Хушта- де и по всему Дагестану в последние 10–15 лет. Протокол 1904 года уже не охраняет землю и природные богатства сельской общины, но по-прежнему обла- дает в глазах горцев магической силой закона. Хуштадинцы внимательно вчиты- ваются в его текст. Не случайно М.-С. Газиев сильно истрепал драгоценный листок, исписанный арабской вязью, показывая его односельчанам. И в постсо- ветское время нормы старинного поземельного адата продолжают во многом определять образ мышления, общественной жизни и хозяйствования в горах.
[1] Крачковский И. Ю. Над арабскими рукописями. М.; Л., 1946. С. 134.
[2] Рукописная и печатная книга в Дагестане. Махачкала, 1991. С. 48, 59, 61–62.
[3] М.-С. Газиев любезно переписал для нас этот документ. Скорость, с которой это было сделано (алиму потребовался один вечер), говорит о том, что переписчик привык регулярно писать по-арабски.
[4] Перевод с арабского языка В. Бобровникова и М. Рощина.
[5] Отчество хуштадинского старшины написано по-аварски: Гентерилассул МухIамад, т. е. «Гентеров Мухаммед».
[6] Годекан — центральная площадь селения.
[7] Мишшол (от багвалинского миш — тень) — сады в местности под с. Хуштада в долине р. Андийское Койсу на теневом склоне Богосского хребта. Часть из них в XIX веке была отдана хуштадинцами тлондодинцам за помощь в погребении жертв эпидемии в их селении. См.: Бобровников В. О. Реконструкция этнической истории багулал по данным микротопонимики // Дагестанский лингвистический сборник / Отв. ред. М. Е. Алексеев. Выпуск 3. М., 1996. С. 12.
[8] Харим — территория общинных владений.
[9] Под иранским понятием кундудж («ларь для зерна») составитель документа подразумевал большие отдельно стоящие амбары (багв. гьекIош), в которых хранили муку, сушеное мясо и другие продукты. Эта особенность быта, известная у разных народов Северного Дагестана, неплохо описана этнографами советского времени. Новых амбаров давно уже не строят, но старые по-прежнему пользуются популярностью в горах.
[10] На постройку амбара-гекош шли исключительно толстые бревна из принадлежащего всей общине леса. Нехватка леса в горах Северо-Восточного Кавказа заставляла общину с особым вниманием следить за сохранением ее лесных богатств.
[11] Примечание к тексту «Протокола», повторяющее и уточняющее статью 4 о приводе в сельский суд лица, не явившегося для разбора дела.
[12] Далее следуют 195 круглых оттисков по 14 в ряд с арабскими подписями имен наискосок; три именные арабские печати; две гербовые русские печати Хуштадинского сельского старшины и Хуштадинского сельского суда Андийского округа.
[13] Последнее предложение написано крупным писарским почерком на русском языке в старой дореволюционной орфографии.
[14] Проект положения о сельских обществах, их общественном управлении и повинностях государственных и общественных в Дагестанской области. Темир-Хан-Шура, 1898.
[15] Османов М.-З. О. Формы традиционного скотоводства народов Дагестана в XIX — начале ХХ века. М., 1990. С. 52.
[16] Иоселиани П. Путевые записки по Дагестану в 1861 г. Тифлис, 1862. С. 54.
[17] Османов М.-З. О. Указ. соч. С. 148, 201.
[18] Шифферс Е. В. Растительность Северного Кавказа и его природные кормовые угодья. М.; Л., 1953. С. 337; Гвоздецкий Н. А. Кавказ: очерки природы. М., 1963. С. 126.
[19] История Дагестана. Т. 3. М., 1968. С. 156, 243–245.
[20] Нужно отметить, что горцы и раньше находились на грани выживания. Об этом ясно свидетельствует наблюдение путешественника XIX века Платона Иоcелиани: «О горцах всегда твердили, что едят мало. Это древнее о них сведение грузинских писателей подтверждается и теперь. Горец точно ест мало, именно столько, сколько нужно, чтоб ему существовать. Он, и по недостатку запасов для роскоши, и по началам спартанской жизни, как будто вполне понял правило дивного Сократа: “Потребности человека должны быть как можно ограниченнее. Разве ты не знаешь (говорит он одному из его учеников), что пища у того вкуснее всего, у кого ее менее всех?”» (Иоселиани П. Указ. соч. С. 95). XX век не внес перемен в эту ситуацию, и именно этим объясняется, на наш взгляд, с одной стороны, постоянная миграция горцев на равнину, с другой — тот факт, что негорцы, как правило, не могут прижиться в здешних местах.
[21] Подобную ситуацию, благоприятную для сохранения сельских традиций в советское время, британский антрополог Т. Драгадзе отметила и в горных селах северо-восточной Грузии. См.: Dragadze T. Rural Families in Soviet Georgia: A Case Study in Racha Province. L., 1988.