Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 1, 2004
«Земля и воля». Неразрывное, казалось
бы, сочетание двух этих слов выражало
исконную мечту российских землепашцев. Однако на Руси с древних времен
близость к земле оборачивалась не волей,
а закрепощением. Взаимное отталкивание двух ценностей: земли и воли — порождало острейшие социальные противоречия русского общества.
В XV веке рядом великокняжеских
указов прежде свободный переход крестьян от одних землевладельцев-вотчинников
к другим был ограничен так называемым
Юрьевым днем. Крестьяне становились
«крепкими земле», точнее ее конкретному
участку. Этот порядок был утвержден двумя Судебниками — 1497 и 1550 годов, важнейшими законодательными сводами русского централизованного государства.
Постепенно Юрьев день в интересах
землевладельцев был предан забвению.
Административному оформлению нового порядка во многом способствовала
осуществленная в 1581–1592 годах широкомасштабная перепись земель, в результате которой впервые оказалось выявленным состояние земельного фонда
и в писцовые книги были внесены имена крестьян, проживавших на учитываемых землях. В дальнейшем такие записи
служили доказательством «старожильства» крестьянина, вследствие чего он
терял право перехода к другому землевладельцу.
По мере собирания русских земель
в XV–XVI веках и усиления власти московских князей, а затем царя Ивана Грозного все бoльшую роль начинает играть
дворянское служилое сословие, ставшее
прочной опорой самодержавной власти.
За службу государь жаловал дворян землями. Разовые «дачи» поместий с течением времени превратились в систему распределения государевых земель — первоначально на правах условного владения.
Затем Соборное уложение 1649 года узаконило право наследования поместных
земель потомками служилых дворян (при
сохранении условия служения государю),
уравняв в правах новоявленных помещиков с родовитыми княжеско-боярскими
вотчинниками. Уложение 1649 года считается законодательным актом окончательного закрепощения крестьянства.
Теперь помещики получили право не
только на труд крестьянина, но и на его
имущество и личность, причем навсегда.
Отменялись прежние «урочные лета»,
в течение которых мог проводиться сыск
беглых крестьян для возвращения старым владельцам.
Сформировалось три крупных отряда
земельных собственников: государство,
помещики и монастыри (не считая дворцового хозяйства, которому принадлежали земли лично царской семьи). «Черные» земли, населяемые юридически
свободными черносошными крестьянами, сохранились только за Волгой и на
Русском Севере.
Установившийся режим личной зависимости крайне тяжело сказался на частновладельческих крепостных в XVIII веке.
Так, некоторое время дворянство пользовалось даже правом продажи и покупки
крестьян не только без земли, но и в одиночку, без семьи. Правда, в 1721 году
Петр I издал указ, запрещающий такую
практику. Елизаветинский указ 1760 года
предоставил помещикам право отправлять своих крепостных в ссылку «за предерзостные проступки». За ним последовал указ Екатерины II (1767 года),
запрещавший крепостным, под страхом
каторги, подавать жалобы на своих владельцев. Освобождение дворян в 1762 году от обязательной государственной службы
обратило многих из них к непосредственной хозяйственной деятельности, что
привело к усилению внеэкономического
давления на крестьян.
На все эти меры подталкивал власти
активизировавшийся со второй половины
XVIII века процесс товаризации сельского
хозяйства, развитие зернового рынка.
Средний размер ренты помещичьего хозяйства, прежде не превышавший 10 процентов годовых от его рыночной цены, уже
не удовлетворял владельцев. При отсталой
системе землепользования (трехполье)
и примитивной агротехнике повышение
доходности могло быть достигнуто в основном увеличением площадей пахотных
земель (во многом за счет крестьянских наделов) и интенсификацией труда. Злоупотребления помещиков, сокращавших крестьянскую запашку, вынудили даже
правительство законодательно установить
минимальную норму земельного надела
крестьянского двора—10 десятин. Однако
на малоплодородных полях российского
Нечерноземья такая норма оказалась практически недостижимой, что и подтвердили
сенаторские ревизии 1799–1800 годов,
проведенные в масштабах всего государства (о них почти забыла современная историография). Донесения сенаторов-ревизоров рисовали безотрадную картину:
в центральных губерниях в пользовании
крестьян редко находилось более двухтрех десятин. Повсеместно не выполнялся
и принятый закон о трехдневной (не более)
крестьянской барщине в пользу помещиков, запрещавший также трудиться в дни
церковных праздников и по воскресеньям.
Бегство крепостных как реакция на
притеснения приняло повсеместный характер. Временами недовольство выливалось
в открытое массовое неповиновение, например во время вступления на престол
Екатерины II (1762) — после того как мгновенно разнеслись (оказавшиеся беспочвенными) слухи о переводе всех частновладельческих крепостных в разряд
государственных крестьян. Подобные волнения, но еще более массовые, произошли
после воцарения Павла I в 1796 году.
Крестьянский вопрос становился все
более настоятельным. Однако при Екатерине II ни во время работы Уложенной
комиссии (1767–1768), созванной для
пересмотра устаревшего законодательства и составления свода законов, ни позднее (даже после крестьянской войны 1773–1775 годов) правительство не
решилось на реформирование крепостнических отношений.
Либеральные устремления Александра I и его молодых сподвижников-реформаторов из ближайшего окружения материализовались в целом ряде указов,
которые в итоге оказались лишь полумерами. В 1803 году вышел указ о «свободных хлебопашцах», позволявший помещикам освобождать крепостных за выкуп
по собственной воле. В 1808 году последовал запрет на открытую торговлю крестьянами на рынках, а в 1809 году помещики
лишились права самовольно ссылать их
на каторгу. Вскоре крепостное право было
отменено в Курляндии, Лифляндии
и Эстляндии — территориях с особым
правовым статусом и управлением.
Между тем недостатка в проектах освобождения крестьян не ощущалось —
в отличие от политической воли. Один из
них разрабатывал в 1808–1810 годах даже
военный министр А. А. Аракчеев, за которым закрепилась слава реакционера и учредителя солдатских военных поселений,
основанных на палочной дисциплине.
Из всех преобразовательных мероприятий реальное значение имело лишь
освобождение государственных крестьян
в ходе реформы графа П. Д. Киселева (1837), на которую правительство смотрело как на прообраз будущего освобождения всех крестьян. Однако реформа не
смогла снять социального напряжения.
Необходимость скорейшей отмены крепостного права и решения аграрного вопроса отчетливо осознавалась всеми
включая консервативно настроенную
часть правительственного блока. Победило мнение о необходимости тщательной подготовки реформы. Подготовительный этап занял около четырех лет.
Царским Манифестом от 19 февраля 1861 года было объявлено о ликвидации крепостного состояния. Согласно
Положению об освобождении крестьян,
они получали личную свободу и организовывались в сельские общества на основе вводившихся начал самоуправления, наподобие тех, что уже были введены для
государственных крестьян. Цена свободы
оказалась высока, поскольку включала
в себя стоимость земли, отнесенной к
помещичьей собственности. Ее крестьяне обязывались выкупать у своих бывших
хозяев с помощью государства (оно предоставляло ссуды под проценты, с рассрочкой выплат на 49 лет). Помещики
стремились сохранить за собой лучшие
земли. Поэтому процесс выделения крестьянских наделов протекал весьма
болезненно, нередко перерастая в открытые столкновения, особенно в центральных губерниях, где ощущалась нехватка
сельхозугодий.
Отличительной особенностью реформы явилась консервация коллективных, общинных принципов землепользования. По 163-й статье Положения
выделение из общины с целью образования частного хозяйства разрешалось
только в случае одобрения двумя третями
крестьянского схода, чего, как правило,
невозможно было добиться.
Традиционные общинные порядки
в скором времени стали явным сдерживающим фактором развития сельскохозяйственного производства, они препятствовали распространению частной
собственности на землю, ограничивали
личную инициативу и консервировали
рутинные способы хозяйствования.
В условиях относительно быстро
протекавших с 1870-х годов процессов
капитализации помещичьей земли и вовлечения ее в рыночный оборот цены на
землю также стали расти. Если в середине 1900-х годов цена одной десятины (1,09 гектара) составляла в среднем
по России 12 рублей 69 копеек, то в течение последующих пяти лет средняя цена
выросла до 66 рублей 13 копеек (в Херсонской губернии — 124 рублей, Полтавской — 125, Курской — 130, Московской — 150). Громадных размеров достиг
суммарный залог помещичьих имений
для получения денежных ссуд. Крестьянские общинные земли по существу находились вне этого оборота.
Сердцевиной задуманной правительством новой аграрной реформы стала ликвидация общинного землевладения.
Реформе, осуществленной под руководством премьер-министра П. А. Столыпина, предшествовала тщательная подготовка. С 1894 года в Министерстве
внутренних дел началась работа по пересмотру крестьянского законодательства.
С 1902 года эта работа была передана специально созданной «редакционной комиссии» при МВД. Тогда же было образовано Особое совещание о нуждах
сельскохозяйственной промышленности
под председательством С. Ю. Витте. В его
структуру вошло 618 местных комитетов,
объединявших около 12 тысяч членов.
В 1905 году вместо него создается Особое
совещание о мерах по укреплению крестьянского землевладения. В том же году
учрежден Комитет по земельным делам
для руководства землеустройством крестьян, переселенческим делом. Огромное значение имела деятельность образованного еще в 1882 году Крестьянского
поземельного банка, предоставившего
зажиточным слоям крестьянства кредиты для приобретения земли на самых
льготных условиях (за годы реформы им
было выделено около одного миллиарда
рублей для приобретения 9,1 миллиона
десятин земли).
Столыпинская реформа началась
с Указа от 9 ноября 1906 года, по которому «каждый домохозяин, владеющий надельной землей на общинном праве, может во всякое время требовать
укрепления за собой в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли».
По разным данным, к началу 1916 года на территории Европейской России
объявили о выходе из общин от 2 миллионов 478 тысяч человек до 2 миллионов 755 тысяч. При этом только 26 процентов выделившихся получили на это
сразу согласие крестьянских обществ,
остальным пришлось прибегнуть к помощи земских начальников.
Реформа в основном коснулась крестьянских земель, находившихся внутри
общин, практически не затронув имений
крупных землевладельцев. Составной частью реформы являлось переселение крестьян из центральных районов, где земли
хронически не хватало. За 1906–1914 годы
только в Сибирь переселилось 3,3 миллиона человек (для сравнения: в 1883–1905 годах — 1,6 миллиона человек). Производство зерна в 1907–1913 годах увеличилось по сравнению с 1900–1906 годами с 26,7 до 30,5 миллиона пудов,
или на 14,2 процента. Рост урожайности зерновых составил 107 процентов
для ржи, 111,7 процента — для пшеницы, 106,6 процента — для овса и 133,7 процента—для ячменя.
Столыпинская реформа была прервана Первой мировой войной.
Рубежом стал 1917 год, за которым аграрные преобразования пошли совсем по
другому пути. Декрет о земле 1917 года фактически национализировал землю. Все
крестьяне, включая тех, кто за годы Столыпинской реформы стал ее собственником, объявлялись земельными пользователями. Это касалось даже усадебной
земли крестьянского двора. Прежде община не включала ее в состав своих владений. Она оставалась в собственности крестьян и передавалась по наследству.
Принятый в январе 1918 года на III Всероссийском съезде Советов декрет
«О социализации земли» подтвердил
принципиальное решение предыдущего
законодательного акта.
Возрожденная крестьянская община
начала уравнительное перераспределение земли. В результате раздела крупных
владений каждая крестьянская семья получила в среднем по два гектара пригодной для обработки земли (около 0,5 гектара на одного взрослого члена семьи).
Дробление наделов привело к их увеличению до 24 миллионов против 16 миллионов в 1914 году. Следствием стало исчезновение крупных землевладельцев
и ослабление слоя зажиточных крестьян,
поставлявших до войны 70 процентов товарного зерна.
Низкие государственные закупочные
цены на зерно и дефицит промышленных товаров, прежде всего необходимого
сельскохозяйственного оборудования
(в 1926–1927 годах 40 процентов пахотных орудий составляли деревянные сохи), делали товарный обмен между городом и деревней крайне невыгодным для
крестьян, усиливали замкнутость их хозяйств, вынуждая ограничиваться производством сельхозпродукции лишь для
собственного потребления.
Провал заготовительных компаний
(в 1926/27 годах закуплено 10,6 миллиона тонн зерна, в 1927/28 годах—10,1 миллиона, в 1928/29 годах — 9,4 миллиона)
власти отнесли на счет враждебного
отношения кулаков, хотя в действительности недовольство выражало все крестьянство.
Советская власть в 1929 году решила
перейти к насильственному искоренению кулачества, объявленного враждебным элементом, сделав ставку на создание крупных коллективных хозяйств.
Массовое колхозное «строительство» началось в 1930 году. Декларированную добровольность при вступлении в колхозы
на деле подменили насильственно-принудительные действия. Они сопровождались массовым «раскулачиванием» зажиточных крестьян, подвергнутых
аресту и выселению в отдаленные районы (Урал, Сибирь и Казахстан). Необоснованным репрессиям подверглись
и десятки тысяч середняков. В некоторых районах до 80–90 процентов крестьян-середняков были осуждены как «подкулачники».
Всеобщая коллективизация позволила
государству установить полный контроль
над деревней, но не решить проблему продовольствия. Принудительное изъятие
сельскохозяйственной продукции (например, в 1935 году доля изъятого составила 45 процентов, увеличившись в три раза
по сравнению с 1928 годом) происходило
на фоне падения зернового производства:
при увеличении посевных площадей оно
упало на 15 процентов от уровня 1928 года,
а продукция животноводства — почти
на 40 процентов. Даже при посредственных и низких урожаях у колхозов изымалось не менее 30 процентов продукции
(а унекоторых до 80 процентов), что грозило нарушить производственный цикл.
В 1931 годуколхозы Украины были оставлены почти полностью без кормов и семян
(из 69 миллионов тонн зерна реквизировано 22,8 миллиона тонн). Следствием стал
небывалый голод. Во время него погибло
от четырех до пяти миллионов человек.
Лишенная всех прав, инициативы и самостоятельности колхозная деревня оказалась обреченной на застой и упадок в течение многих лет.
После смерти И. В. Сталина новое
руководство СССР признало положение
в сельском хозяйстве близким к катастрофическому. Об этом заявил Н. С. Хрущев
на сентябрьском пленуме ЦК 1953 года.
Не помышляя о реформировании основ
колхозного строя, государство взяло курс
на повышение материальной заинтересованности колхозников в результатах своего труда при ослаблении рычагов административного давления и освоение
новых плодородных земель (при низком
уровне производства минеральных удобрений невозможно было решить проблему повышения урожайности имеющихся
угодий).
Государственные закупочные цены на
зерно были повышены на 50 процентов, в два раза — на молоко и масло,
в 5,5 раза — на мясо. При этом уменьшились обязательные поставки со стороны
колхозов, снизились налоги с приусадебных участков и с продаж на свободном
рынке, а с самих колхозов списывались
прежние долги. В исполнение решения
февральского пленума ЦК КПСС 1954 года об освоении целинных и залежных земель Северного Казахстана, Сибири, Алтая и Южного Урала в течение трех лет
было распахано 37 миллионов гектаров
новых земель, что составило 30 процентов
всех обрабатываемых земель СССР. На
долю целинного хлеба в рекордном урожае зерновых 1956 года (125 миллионов тонн) пришлось 50 процентов.
Новый подход в отношении деревни
предусматривал развитие инициативы
и предприимчивости колхозников,
но только в рамках ведения коллективного хозяйства. В 1956 году ЦК КПСС
и Совет Министров приняли постановление «Об Уставе сельскохозяйственной
артели и дальнейшем развитии инициативы колхозников в организации и управлении делами артели», с которого
начался поход против личного подсобного хозяйства, приведший к плачевным результатам.
В целом программа серьезных преобразований в сельском хозяйстве, давшая
на первых порах положительные результаты, не решила главную проблему —
раскрепощения крестьянина. В конечном итоге программа оказалась несостоятельной. Вновь возобладало усиление
командно-административных приемов
управления колхозно-совхозной системой. Не смогли изменить ситуацию ни
громадные капиталовложения в аграрный сектор в 1970-х — начале 1980-х годов, составившие в эти годы пятую часть
всех инвестиций (сельское хозяйство
впервые стало одной из приоритетных
отраслей народного хозяйства, обогнав
легкую промышленность), ни либерализация отношения к личному подсобному
хозяйству (в 1977 и 1981 годах был принят
ряд мер по поддержке частного сектора).
Не оправдало себя и начавшееся
с 1982 года создание крупных интегрированных агропромышленных комплексов,
в которые объединялись колхозы, совхозы, машиностроительные и химические
производства, перерабатывающие предприятия, расположенные на одной территории.
Справку подготовил Алексей Ковальчук.