Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 1, 2004
Татьяна Нефедова. Сельская Россия на перепутье: Географические очерки. М.: Новое издательство, 2003. 408 с., с ил. (Новая история).
Цель этой книги — рассказ «о сельском образе жизни и сельском хозяйстве, где бы они ни встречались и кем бы ни практиковались: бывшими колхозами и совхозами, жителями села и фермерами, горожанами на приусадебных, дачных или садоводческих участках. <...> Главное — это роль сельского хозяйства в жизни людей в разных частях страны, разный характер и разные результаты их труда» (с. 7). Автор убедительно доказывает, что большинство жителей нашей индустриальной, урбанизированной страны, 73 процента населения которой живет в городах (из них 45 процентов — в больших городах), по-прежнему частично ведут сельский образ жизни и являются носителями крестьянской или полукрестьянской психологии.
Основными источниками информации для книги послужили в первую очередь собственные полевые исследования автора: углубленные «интервью с самыми разными людьми, от деревенских старушек до фермеров, председателей колхозов, чиновников сельских, районных и областных администраций» (с. 10). Затем — краткие массовые опросы (анкетирование) местных жителей и, наконец, статистические данные. К последним автор относится достаточно осторожно, поскольку, по его мнению, статистика часто искажает положение вещей — либо в силу несовершенства методов, либо намеренно (раньше — чтобы совладать с плановой экономикой, теперь — чтобы уменьшить налоговые выплаты).
Этот замечательный труд чрезвычайно насыщен самым разнообразным материалом, но ему недостает систематичности, что несколько затрудняет чтение. Получился своеобразный сплав жанров: нечто промежуточное между монографией и сборником объединенных одной темой научных статей, очерков, эссе и даже путевых зарисовок.
Итак, какой же предстает современная сельская Россия на четырехстах страницах этой книги? Российское сельское хозяйство мощное, но низкопродуктивное и землеемкое. Один русский аграрий производит в 15 раз меньше мяса, чем канадский, и в шесть-семь раз меньше молока, чем работник сельского хозяйства развитых стран. При этом Россия в основном справляется с продовольственным самообеспечением: у нас с избытком производится зерно, достаточно своего картофеля, молока, яиц, растет производство птицы. Правда, недостает овощей (большую их часть выращивает частный сектор) и совсем плохо с мясом: производить его у нас очень нерентабельно, гораздо выгоднее закупать импортное. Также из-за чрезмерной трудоемкости и дороговизны почти прекращено и вряд ли будет возобновлено выращивание льна.
Основные проблемы нашего сельского хозяйства — это отсутствие налаженной системы сбыта и снабжения, слабые межрегиональные связи, нехватка рабочих рук (в сочетании с дефицитом рабочих мест) и, наконец, тяжелые природные условия. Интересно, что природный фактор оказался в этом списке на последнем месте, хотя население России действительно «живет и занимается сельским хозяйством в очень жестких природных условиях» (с. 268). И это не случайно: по расчетам специалистов, в условиях России при рациональной специализации, соблюдении сроков полевых работ и применении удобрений погодные условия должны определять не более 20 процентов колебаний урожайности, тогда как в действительности их влияние достигает 80 процентов. Поэтому, заключает автор, рассуждения об экстремальных погодных условиях достаточно абстрактны, есть гораздо более значимые проблемы. Одна из них состоит в том, что в свое время советская экономика провозглашала равномерное развитие сельского хозяйства по всей стране, вкладывая огромные средства в территории с неподходящими природными условиями. В результате «сельскохозяйственное производство у нас явно излишне сдвинулось из зон, наиболее для них благоприятных, в обширные зоны суровой природы» (там же). Такой подход потерпел крах, и теперь ближайшее будущее нашего сельского хозяйства связано лишь с теми регионами, где погодные условия более мягкие, а множеству уже сейчас заброшенных и полузаброшенных полей и пастбищ суждено вскоре окончательно сгинуть под натиском лесов, степей или пустынь.
Нехватка рабочей силы в нашем аграрном секторе связана не столько с демографической ситуацией, сколько с личными качествами жителей села: безработных на селе очень много, но среди них мало тех, кто устраивал бы работодателей, ожидающих от работников регулярного присутствия на рабочем месте, а не длительных запоев после каждой получки. О психологическом облике жителей современной российской деревни автор высказывается сдержанно и корректно, и тем не менее из книги совершенно ясно, что этот фактор является определяющим для многих проблем.
Что же касается сбыта, снабжения и межрегиональных связей, то их развитие искусственно тормозят те лица, которым выгодна монополия в этих сферах. Это разнообразные посредники и перекупщики и, самое главное, местная администрация, зарабатывающая на непомерно высокой разнице (до 30–50 процентов) между оптовыми ценами закупки и реализации.
В России почти нет межрегионального разделения труда и обмена продукцией (исключение — гигантская Москва с обширными повсеместными связями): каждый регион, исходя из интересов администрации, сложившейся традиции и недоверия ко всем на свете, стремится в максимальной степени обеспечить себя самостоятельно, в частности такой продукцией, производство которой в местных условиях не слишком выгодно.
Образно выражаясь, на российском сельскохозяйственном поле сейчас три игрока: коллективные, индивидуальные и фермерские хозяйства. Правда, классификация эта довольно условна: существуют индивидуальные хозяйства, производящие товар на продажу и от фермеров отличающиеся только формальным статусом; есть фермеры, фактически не ведущие товарного хозяйства и использующие свой статус для махинаций с займами или землей. Многие успешные фермерские хозяйства практически дублируют бывшие колхозы или совхозы: их возглавляют бывшие администраторы, сумевшие после ликвидации коллективного предприятия оставить за собой материально-техническое обеспечение, — они избавились от долгов предприятия путем его формальной ликвидации, но организуют получившее новый статус хозяйство прежними способами и с прежними же работниками. На базе развалившихся, обнищавших, но сохранивших статус коллективных хозяйств нередко процветают более мелкие образования, формально не существующие, а реально являющиеся фермерскими. Невозможно, например, точно определить статус обычного чабана, скажем, из Саратовского Заволжья: он «одновременно и работник колхоза, и владелец мощного индивидуального животноводческого хозяйства, а по сути — фермер» (с. 273). Все три названных вида хозяйств тесно взаимодействуют и сильно друг от друга зависят, особенно это относится к коллективным и индивидуальным хозяйствам: колхозы — будь то процветающие или давно переставшие выплачивать зарплаты — поддерживают индивидуальные хозяйства техникой, удобрениями, землей для выпасов и т. п. (за небольшие деньги, бесплатно или закрывая глаза на воровство), а также помогают в сбыте излишков.
Приведу некоторые почерпнутые из книги наблюдения, факты и статистические данные, ярко характеризующие состояние современной сельской России:
• Земля в земледельческой зоне России почти повсеместно никому не нужна, продать ее было бы невозможно. Исключение составляют лишь пригородные земли, земли южных регионов и некоторые приграничные зоны, привлекательные для мигрантов из соседних стран.
• Убыточность российского животноводства, помимо дороговизны кормов, непосредственно связана с тем, что предприятия не имеют возможности дорастить скот до нужного веса: доход от растениеводства поступит только осенью, а зимой и весной им нечем платить за энергию, горючее, семена и приходится резать скот на продажу.
• В России выгодно быть не лучшим, но средним: те, кто достиг продуктивности и качества западного уровня, терпят убытки из-за чрезмерной себестоимости продукции, требующей состоятельного потребителя.
• Из 144-миллионного населения России 125 миллионов россиян относятся к семьям, получающим продукцию с обрабатываемой ими земли, и это без учета тех горожан, которые летом выезжают помогать родственникам в деревне, и тех, кого сельские родственники снабжают продовольствием.
• В 2002 году «средний» россиянин потратил ни работу в своем огороде 18 часов, а если учитывать только трудоспособных жителей — то почти месяц, т. е. целый отпуск.
• Самые богатые люди на селе — пенсионеры: благодаря пенсии они имеют наличные деньги, и у них можно подработать.
• Кулачество не полностью уничтожено советской властью — его генофонд жив: колхозы, образованные спецпереселенцами, очень быстро становились лучшими врайонах, и до сих пор дома и огороды, например, Коми-Пермяцкой области (территория ссылок), принадлежащие потомкам осевших здесь кулаков, резко выделяются добротностью, аккуратностью и ухоженностью.
Одним из наиболее существенных факторов, определяющих хозяйственный уровень сельской местности, является близость к большим городам. «На большей части России, кроме ее южных окраин, пригородная и периферийная деревня — это разные миры» (с. 365). С удалением от крупного города (особенно — от областного центра) падают интенсивность коллективного сектора, концентрация ферм, товарность индивидуальных хозяйств[1].
Приходится признать, что приводимые вкниге данные наглядно демонстрируют национальные различия в отношении к хозяйству. Так, в современных деревнях русские, как правило, не склонны к продуктивному труду. Напротив, чувашские и особенно татарские села почти всегда процветают. Связано это и с «исламскими добродетелями» (меньшая алкоголизация, ответственность мужчин за семью, четкое разделение мужских и женских ролей), и с демографическим здоровьем (полноценные семьи, нормальное возрастное соотношение), и со своеобразным, в меру гибким и открытым консерватизмом (с. 142–146, 209–214).
После прочтения книги создается впечатление, что тяжелое положение российского села лишь опосредованно зависит от внешних условий — основная причина состоит в том, что большинству жителей удобнее и легче жить в нищете, сведя до минимума свои потребности, чем затрачивать усилия, чтобы преуспеть. Главная проблема русской деревни — психологический склад ее жителя, характеризующийся равнодушием к своему положению (заинтересовать многих невозможно ничем) и, как следствие, алкоголизмом, боязнью ответственности, «зазаборным» мышлением, отношением к воровству как к норме.
К идее реформирования сельского хозяйства Нефедова относится крайне настороженно. Основных причин две: во-первых, «за последние 15 лет люди устали от перемен» (с. 359). Во-вторых, автор справедливо опасается того, что при подготовке реформы не будут учтены индивидуальные особенности разных регионов: нужно «все время помнить, что страна наша — велика и крайне разнообразна и то, что хорошо в одном месте, будет смертельно для другого» (там же).
Подводя итоги, автор предлагает карту России нового, специально разработанного типа — «Cоциально-сельскохозяйственные типы сельской местности Европейской России, конец XX века». Система районирования, учитывающая основные природные и этнические различия, степень близости к большим городам, является несомненным достижением автора. Как и многие другие идеи и данные из обсуждаемой книги, эта система заслуживает включения в учебники экономической географии и, несомненно, должна быть учтена при разработке современной российской аграрной политики.
[1] Более подробно об этом см. в данном номере «Отечественных записок»: Нефедова Т. Географические вариации сельского хозяйства и их возможные изменения.