Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 4, 2003
Значение СМИ у нас в силу разных причин принято приуменьшать. Анализ распространяемых программ, а также их восприятия и понимания разными аудиториями, люди телевидения сводят к процедуре измерения собственной популярности. Каждый профессионал на вопрос: «Что такое для вас телевидение?» — отвечает: «Если в одном слове, то это рейтинг». Аналитики, топ-менеджеры, авторы и редакторы телевидения предлагают рассматривать телевизор исключительно как политическую машину или средство хорошо оплаченного массового развлечения, что, конечно же, является упрощением и принижением его реального воздействия на общество.
В результате в концептуальной невнятице исчезает все многообразие функций ТВ, связанных с трансляцией образцов поведения, норм, ценностных систем, в конечном счете определяющих экономическую, социальную, психологическую, а следовательно, и все другие сферы деятельности.
Между тем сегодня эмпирическая реальность и предлагаемое телевидением представление о ней — виртуальная реальность — практически неразделимы. Подавляющее большинство зрителей их попросту не различает, тысячи раз в день переходя из одной (полупридуманной, отредактированной создателями телепродуктов) — в другую (всамделишную, неотредактированную).
Постараюсь провести простейшую процедуру: сравнить некоторые мотивационные программы — ценностные установки, оценки, нормы-рамки, которые распространяются российским телевидением как основным источником формирования представлений населения страны о происходящем, включая мифы и стереотипы, — с теми ориентирами — «мертвыми картинками в голове», — которые повсюду доставляет Голливуд. Ведь знаменитые американские «фабрики грез» — чуть ли не самые активные инструменты продвижения идей глобализации, легитимный источник трансляции постиндустриальной, а значит универсальной, системы взглядов. Именно она — транснациональная мировоззренческая платформа — лежит в основании послевоенного устройства мирового сообщества.
В кинотеатрах практически всех стран от 60 до 90 киносеансов из каждых ста — продукция Голливуда (в России сейчас — 87 сеансов). Если брать новые кинотеатры, то те, что приносят основной доход и кормят нашу индустрию в целом (примерно 400 залов), собрали в прошлом году 115 миллионов долларов. Естественно, что из 30 фильмов так называемой «топ-тридцатки» самые прибыльные — 29 — американские. В какие-то необъяснимые для Голливуда времена в список чемпионов проката попадает один французский фильм, и совсем редко — один российский, если в этот год не бездельничал Алексей Балабанов.
То же самое — на телевидении. Среди самых популярных — голливудские боевики типа «Красотки», а также «Скорая помощь» или «Секс в большом городе». Россия, как и весь мир, за исключением небольшого числа стран с диктаторскими или социалистическими режимами, смотрит продукцию Голливуда. В 2002 году у нас были показаны 170 новых картин из США, включая все блокбастеры. Однако пока кино у нас — удовольствие не из дешевых и обычай ходить туда с семьей по субботам, давно существующий в Штатах, только начинает формироваться у так называемого среднего класса. Подавляющее большинство публики довольствуется тем, что показывает «ящик для глаз».
Лидирующие же форматы отечественного телевидения — это, безусловно, сериалы, фильмы, новости и ток-шоу — те типы передач, которые всегда попадают на первые места рейтинговых оценок. В прошлом году по общефедеральным каналам и сетям телевидения показали 15 тысяч часов кинопродукции (что составило 54 процента времени всего эфира) и примерно 700 эпизодов российских сериалов. Кстати, они сегодня вытесняют с домашних экранов практически всю другую кинематографическую продукцию. В 2003 году ожидается производство уже тысячи эпизодов, а российские телеканалы готовы спокойно принять в два раза больше.
Сегодня в телеэфир попадает практически вся национальная кинопродукция, этот рынок не просто открыт — он поистине бесконечен. Нет никакого другого телепродукта, который мог бы так благосклонно восприниматься всеми зрительскими аудиториями. Именно поэтому представленное телевидением мифологическое содержание становится столь социально значимым.
В тысячах американских фильмов и сериалах прямо или косвенно пропагандируются такие важные гиперидеи, как уважение к частной собственности, к труду, к инициативе, к творчеству, к знаниям. Если в них появляется художник или ученый, то он никогда не будет идиотом, бедным или аутсайдером. Он может быть только странным, правда, может быть и злодеем.
Российское телевидение тиражирует абсолютно противоположные приоритеты и взгляды. Здесь — все наоборот: в отечественных сериалах, фильмах, новостях — тотальное неуважение к частной собственности, к чужому добру, успеху, мнениям. Мне до сих пор непонятно, почему наши политики и олигархи позволяют медиа глумиться над столь важными вещами. Вряд ли, как люди серьезные, они делают это бессознательно. Но то, что творится в пространстве массовых представлений, а следовательно, и в реальной действительности, — просто поражает.
Через 17 лет после смерти Черненко, после того, как были опубликованы все ранее запрещенные книги и сказаны все слова правды — 57 процентов населения нашей страны положительно оценивали историческую роль Сталина и лишь 14 процентов, по опросам ВЦИОМ в январе 2003 года, считали, что при коммунистах жилось бы хуже, чем сейчас, а также только 9 процентов возражали против введения цензуры.
* * *
Американская идеология выращивается на мифологии личного успеха. Начиная со школьных конкурсов и кончая конкуренцией в бизнесе — всё ориентируется на индивидуальный успех. В каждом фильме, телепрограмме, книге человека уверяют, что он, безусловно, сам способен добиться значимых результатов в любой сфере деятельности.
В России же в последние годы речь идет только о тех достижениях, которые прямо или косвенно связаны с телевизором, с медийностью, с общественным вниманием. Только оказавшись в эфире, ты становишься звездой. Личный успех здесь подменяется недоступным десяткам миллионов людей устремлением к телевизионной известности.
Начиная с 1930-х годов, и особенно в послевоенное время, Голливуд пропагандирует важные для выращивания постиндустриального общества приоритеты — активность, инициативность, горизонтальную и вертикальную мобильность. В американских фильмах вы часто видите, что человек, скажем, только что жил в одном городе, и вот он уже работает в другом. Он легко меняет сферу деятельности, место труда и жизни.
У нас ничего подобного: культа активности, достижимости, креатива, морального преимущества — просто нет. Более того, сериалы, ток-шоу и тем более криминальные новости разрушают мифологическую притягательность прежних представлений о труде и творчестве, о личном успехе. Зрителю как бы невзначай внушают: если ты чего-то достиг, у тебя отнять это могут в любую минуту. В отличие от американцев, у нас отсутствует опора на возможности и практику действия правоохранительных систем. В новостных программах наше ТВ чуть ли не ежедневно демонстрирует криминальные сюжеты как универсальные, рейтинговые, общественно значимые события.
В последний год в эфир выходит более 40 специальных выпусков криминальных новостей в неделю, включая такие передачи, как «Состав преступления», «Криминальная Россия», «Вне закона», «Преступление и наказание», «Криминал», «Дежурная часть», «Дорожный патруль», «Петровка, 38», «Внимание, розыск!», «Агентство криминальный новостей» и многое другое.
Еще недавно «Дорожный патруль» был диковинкой. Но теперь на всех каналах под видом, естественно, правоохранительных, идет множество подобных программ, где можно увидеть все что угодно, от отрезанных голов до инсценировок семейных драм, что абсолютно невозможно на CNN, BBC, французском или германском телевидении. При этом нельзя забывать, что большая часть зрителей не обладает таким важнейшим социально-психологическим инструментом фиксации художественных смыслов, как чувство дистанции, необходимое для того, чтобы освободиться от пут идентификации. Все, кто способен хоть как-то считывать и интерпретировать семиотические смыслы продуктов творчества, должны уметь дистанцироваться от рассказанной авторами истории. Подавляющее же большинство населения мира, и наша страна здесь не исключение, не способны выйти за пределы сюжета. Поэтому естественно, что зрители живут в том придуманном мире, который демонстрируется с экрана, переживая его как реальный. Разницу они не чувствуют.
И так как из телевизора непонятно, что в России происходит на самом деле, что меняется, а что нет, вся страна, судя по родным, снятым в последние годы фильмам и сериалам, занимается исключительно «разборками». Практически восемь из каждых десяти названий — про криминальную жизнь. Нас уверяют, что главные герои российской действительности — бандиты, и все, кто бандитов обслуживает (жертвы, следователи, суды, предприниматели). Правоохранительная система рассматривается авторами «сказок для взрослых» в основном как проявление личного героизма отдельных профессионалов, а бизнесмены исключительно как жертвы и участники преступных отношений.
Последствия этих многолетних телевизионных диспозиций сегодня известны всем. Как следует из результатов опроса, проведенного «РОМИР-мониторинг» в июле 2003 года, неприязнь россиян к капиталистам в последние годы только усиливается: 74 процента опрошенных считают полностью или отчасти негативной их роль в истории России минувшего десятилетия, а применительно к нынешнему моменту так думают 77 процентов. Беда в том, что сходного мнения придерживаются и 77 процентов предпринимателей (искомый средний класс), и 87 процентов лиц с высшим образованием. При том, что четыре из каждых пяти наших граждан уже работают на частных мероприятиях.
Не надо забывать, что сериалы смотрят две трети населения страны, по рейтингам они опережают даже новости. Предлагаемые ими «картины мира» легко усваиваются, внедряются в сознание людей. Топ-менеджеры каналов считают, что не имеют права (это трагическая для всех нас убежденность) не показывать криминальные истории «из нашей жизни». Голливуд вручает «Оскары» по 29 номинациям в 16 жанрах, у нас в работе — всего два-три.
Да и само российское общество, по версии наших СМИ, делится сегодня всего на три группы: бандиты, те, кто связан с ними, и все остальные.
* * *
Голливуд, твердо стоит на защите семьи, приватной жизни, собственного мира и индивидуальной неповторимости как таковой.
На российском же телевидении идет постоянная и невероятная атака на семью. «Моя семья», «Большая стирка», «Окна», «Принцип домино», много других программ работают в этом поле представлений и оценок. Они становятся рейтинговыми именно потому, что проникают в частную жизнь и делают ее предметом публичных эксгибиционистских разборок, специально поставленных семейных драк «от Нагиева» и прочих скандальных удовольствий от ответов в прямом эфире на вопрос: «А сколько у вас сейчас любовников?» Люди, безусловно, всему этому верят, восторгаются чужой откровенностью и считают, что таким и должно быть настоящее, острое, свободное телевидение.
Таким образом на нашем ТВ идет демифологизация и без того мифологически не защищенного населения пореформенной России, где у большинства нет даже внятных политических взглядов, а системы базовых представлений состоят из своего рода мировоззренческого мусора, из самых разных, внутренне противоречивых идейных конструкций. Поэтому так вольготно у нас живется политтехнологам. Отсюда — незащищенность людей от проникновения в сферу Приватного и, самое главное, их этическая готовность к такому проникновению. Как могут все эти чудесные женщины-звезды в программе «Женский взгляд Оксаны Пушкиной» так искренне, с мельчайшими деталями рассказывать в камеру о своих интимных отношениях, о самом сокровенном и плакать?
Итак, в России никто идеологическим обеспечением эффективного «строительства капитализма» на протяжении пятнадцати лет не занимался. Не хочет и не умеет это делать. А тот, кто мог бы стать социальным заказчиком, убежден, что подобная деятельность — «пропаганда», а значит — дело аморальное.
* * *
Значительный блок ценностей связан с моделированием будущего. Всем известно, что Голливуд невероятно оптимистичен. Улыбаться — незыблемая социальная норма Запада. Что бы там у тебя ни было на сердце, ты обязан внушать окружающим, что у тебя — все хорошо. Должен непременно думать о том, что, если не сегодня, то завтра все получится. Если не у тебя, то у твоих детей, наверняка у твоей фирмы, и тем более у твоей страны. Такая вот обучающая игра по психологическому сотрудничеству с будущим. И никакой тут иронии. Даже самые трагические ситуации всегда оканчиваются в пользу благоприятных, благожелательных моделей грядущего. Ведь пресловутый хэппи-энд — тоже очень жесткое условие движения вперед.
У нас же, если не брать в расчет передачи типа «Как стать звездой» про то, как из любой девочки из Сыктывкара или Сызрани можно вылепить Аллу Борисовну, во многих программах, а в сериалах в первую очередь, — неверие, неизвестность, депрессия, потеря чувства безопасности. У нас принято с экрана много говорится о неудачах, несчастных случаях, об общем трагизме жизни, а вследствие этого зрители и на самом деле начинают так ощущать себя. Да и художники подобным образом обязаны видеть мир. Иначе будет как-то неблагородно, неприлично. Впоследствии эта привычка «избранных» формирует ценностные «картины мира» миллионов. На это, в свою очередь, влияет телевизионная «повестка дня». То, что редакторы ставят вперед, что они увеличивают, берут в фокус, а на что, наоборот, не обращают внимание. Как объясняют.
Ситуация сейчас, конечно, не так драматична, как в эпоху информационных войн второй половины 1990-х. Но аналогичная ежедневная идеологическая работа идет в нынешних новостных и аналитических программах. Вы и сегодня ничего не узнаете о последствиях участия России в международном разделении труда или появления у нас транснациональных корпораций, о психологических факторах наемного труда на частных предприятиях, о масштабах и механизмах теневой экономики, о революции в потреблении… Заказа на такие исследования в стране нет. Никто до сих пор не делает даже контент-анализа телевизионных новостей.
* * *
Еще один важный блок голливудских приоритетов связан с пропагандой причастности каждого человека к социальному целому, идентификации и гордости за свою страну. Тут можно использовать и пафосные слова, такие как патриотизм или преданность — своему делу, своей профессии, своей культуре. Для русского глаза и уха готовность американцев плакать при виде собственного флага вообще — невозможная, сентиментальная фальшь. Дело тут не в публичных проявлениях чувств, а в психологии сопричастности, которая касается не столько государства, сколько самих принципов правильно устроенной жизни.
Не надо забывать, что закон и законопослушное поведение не являются в России чем-то реально значимым — ни в каком контексте, кроме символически декларируемого. Поэтому население нашей страны так невероятно терпимо к воровству, к любым формам плутовской экономики. У нас ведь практически никто публично не анализирует принципы и действия неформальной экономики среди других матриц финансовых и хозяйственных отношений. А ведь мы знаем, что официально четверть, а на самом деле чуть ли не сорок процентов российской экономики — неформальная. Телевидение этого не только никогда не рассматривает, но даже всеми средствами табуирует.
В любом американском фильме или сериале всегда в конце концов торжествует закон. Даже, если все полицейские будут плохие, найдется один — хороший. И победит — только он. При этом начиная с 30-х годов, прихода Рузвельта к власти, там не ставится под сомнение само судебное, политическое, экономическое, административное устройство общества. Именно через кино и телевидение гражданам прививают простую мысль: американская система построена таким образом, что именно закон в большинстве случаев является высшей формой утверждения справедливости.
В нашем медийном пространстве подобные взгляды присутствуют только как демонстрационные продукты. Мы говорим, конечно, о том, что это важно, знаем, как должно быть в развитом обществе, но все формы нашего телевизионного, а значит реального существования, противостоят этому.
* * *
И последнее — политкорректность. Как бы мы, да и сами американцы над нею ни издевались, это социально-психологическое самоограничение — сегодня важнейший моральный инструмент накопления цивилизованности, обучения тому, что люди должны быть терпимы к представителям другой расы, другому полу, другой сексуальной ориентации, другим религиозным убеждениям. Вообще, ко всему «другому». Это один из важных элементов эффективного процесса модернизации. Только в этом случае можно по американским программам на трансевропейские деньги организовывать любое производство в Китае или в Венгрии, Ирландии или Чечне. Многие психологические заборы, нормы и табу, разграничивающие разные этнокультурные и социальные общности, взламываются именно политкорректностью. Поэтому телевидение должно было бы терпеливо и исподволь обучать своих зрителей тому, что не могут 44 процента москвичей считать азербайджанцев опасными для себя людьми, а 40 процентов — чеченцев. Из-за подобной нетерпимости у нас увеличиваются экономические издержки, риски, следовательно, в 2002 году, к примеру, было чуть более двух миллиардов прямых иностранных инвестиций, а вот в Китае — 96.
Конечно, мы должны все эти драмы и проблемы пережить, многому заново научиться. В сущности, речь идет о многоаспектном и очень сложном движении, поскольку процессы модернизации в России по разным историческим причинам должны быть… медленными.
Творческая интеллигенция, работающая в СМИ, кинематографе, сфере массовой культуры, на протяжении последних 15 лет обладает, на мой взгляд, гигантской властью самозаказа по интерпретации реальности в условиях свободного общества. Эта власть вполне сопоставима с политической и связана с производством смыслов. До осознания этого нам еще надо дорасти. При этом интеллигентный человек искренне убежден в необходимости противостояния любой власти, и уж совсем не будет на экране переживать по поводу медленной модернизации страны.
Россия, в общем-то, еще не долго живет в условиях свободы. Но и раньше, когда она отсутствовала, интеллигенция через сферу художественной культуры выполняла важные социальные функции, с которыми не справлялось государство. Тем самым она сохраняла и накапливала содержательные ресурсы будущего развития страны. Видимо, поэтому у нас и возникли — двойное сознание, двойная культура, двойная мифология, двойной язык. Ссылались на Брежнева в выпусках телевизионных новостей, но тут же, дома, пели Высоцкого, партийные боссы с восхищением ходили к Юрию Любимову в театр на Таганке. И, что особенно важно, все это делали без внутренних конфликтов.
Непросто из несвободы перейти к ценностям глобального общества. У нас, к примеру, еще нет всеобщего осознания неотвратимости конкуренции. Существует огромное множество заимствованных из совершенно другого ценностного контекста телепередач, где западная политкорректность, до усталости от которой нам еще так далеко, дискредитируется, — «Слабое звено», «Последний герой», «Алчность». Там утверждается: «Вы прекрасно играли. Вы — умнее всех. Вы были самым быстрым, самым интеллигентным. И поэтому — вы проиграли».
Очевидно, что модернизация общественной системы — очень сложный, длительный и многомерный. Без соответствующей гигантской работы телевидения — осуществить ее практически невозможно. А у нас отсутствует даже институт телекритики. При этом все понимают, что ни одна область интеллектуальной деятельности не может сегодня сравниться по своему значению со СМИ. Согласитесь, странно, что именно этот самый мощный в наше время социальный институт выведен из сферы профессионального анализа.
Телевидение, безусловно, больше чем серьезный бизнес или большая политика. Сильнее терроризма в качестве оружия. Телевидение — это сама жизнь, в которой процессы кардинального и быстрого обновления существенны как никогда прежде.
