Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 3, 2003
Производительность труда в России остается низкой. Структурные реформы экономики по-прежнему откладываются в угоду отраслевым и региональным лоббистам, успешно действующим и при новом президенте. Стремление правительства поддержать национальную промышленность с помощью различных протекционистских мер и запретительных пошлин не позволяет надеяться, что положение дел существенно улучшится даже в среднесрочной перспективе.
Низкая производительность труда порождает и невзыскательное отношение к трудовым ресурсам. Неудивительно, что дефицит рабочих рук, вызванный внутренней депопуляцией, восполняется в России приезжими из стран СНГ. Обычно требования работодателей к таким работникам минимальны: они должны не пить на рабочем месте, быть дисциплинированными, знать русский язык (а на уровне «пиджин рашен», вполне достаточном для разнорабочего, сборщика, шофера или продавца, им владеет большинство граждан бывшего СССР).
Хотя пришлых не любят вне зависимости от их этнической принадлежности, охотнее всего принимают на работу русских. Подавляющее большинство этих людей стремится получить российское гражданство, статус вынужденного переселенца и поселиться в полюбившейся местности навсегда. Однако мнение некоторых политиков, предсказывавших, что 20 миллионов русских, проживающих в СНГ, хлынут в обескровленное и пустующее Нечерноземье, решив тем самым все демографические проблемы России, не подтвердилось. О массовом исходе можно говорить только применительно к охваченному войной Таджикистану. Поток русских из остальных стран относительно невелик, постоянно уменьшается и сейчас составляет едва ли 100 тысяч человек в год[1]. Это лишь на 15 процентов восполняет «естественную убыль» населения России. Приходится смиряться с тем, что в стране становится все больше работников, которым мать пела колыбельные песни отнюдь не на русском языке. К концу 1990-х годов даже правительственные чиновники перестали закрывать глаза на то обстоятельство, что на непрестижной и низкооплачиваемой работе «ближние иностранцы» сменяют граждан России, среди которых все труднее найти желающих глотать заводскую пыль или мерзнуть на морозе в фанерной будке.
Именно об этих людях пойдет речь ниже. К сожалению, мы не можем оперировать здесь даже приблизительными цифрами. И в России, и в других странах СНГ государственная статистика в настоящее время не фиксирует въезд и выезд из страны временных трудовых мигрантов и зачастую не может отделить их от других категорий граждан. Немалая часть мигрантов имеет двойное гражданство — своей страны и России.
В течение десяти с лишним лет, прошедших после начала реформ, состав миграционных потоков менялся. Первая массовая волна в основном состояла из жителей Закавказья и Таджикистана, покидавших свою воюющую и замерзающую родину. К середине 1990-х годов возникла вторая волна: ее образовали те, кто устал дожидаться благополучия в государствах европейской части СНГ, получивших суверенитет, но сохранивших предельно коррумпированную и неэффективную экономику, — Украине, Молдове и Белоруссии. Уезжая в Россию, выходцы из этих стран надеялись хоть как-то приблизиться к европейским стандартам потребления, на что они явно не могли рассчитывать в Мариуполе или Гомеле.
Со временем, однако, и эта волна пошла на спад. Экономика Украины — крупнейшего миграционного донора — в последние годы растет неплохими темпами; к тому же предприимчивые «турфирмы» во второй половине 1990-х сумели наладить продажу лишней рабочей силы на Запад. По подсчетам директора Института развития города (Львов) А. Садового, люди, выехавшие на работу в Европу и США, в последнее время ежегодно переводят в Украину около двух миллиардов долларов[2]. В Молдове, по оценкам известного социолога Ж. Зайончковской, к 2002 году в трудовую миграцию были вовлечены 27 процентов граждан.
Еще одним и, вероятно, последним крупным резервуаром рабочей силы на постсоветском пространстве стала для России Центральная Азия — Казахстан, Киргизия, Туркменистан, Таджикистан и Узбекистан. Все это страны с высокой рождаемостью, чудовищной безработицей и крайне низким уровнем жизни. Однако их миграционный потенциал различен.
Как бы ни отставали от России Казахстан и Киргизия, уровень жизни в них выше, чем в других странах региона. Казахстан при содействии мирового сообщества активно строит ориентированную на экспорт экономику: средние заработки в его крупных городах составляют около 150 долларов и вполне сопоставимы с аналогичными показателями в небогатых российских областных центрах. Поэтому Казахстан способен оказывать на российский трудовой рынок лишь локальное воздействие, ограничивающееся перетеканием жителей его северных районов на Урал и в Южную Сибирь. Власти относительно малолюдного Кыргызстана заявляют, что в России работает полмиллиона его граждан (не так мало, но и не слишком много), однако в это число, возможно, включены и этнические русские, уехавшие в первой половине 1990-х. К тому же граждан Киргизии чаще привлекает работа в более близком южном Казахстане.
Нищие Таджикистан и Туркменистан в настоящее время по существу выбыли из игры (и еще не включились в нее заново). За 1990-е годы Россия высосала из Таджикистана почти весь активный трудовой потенциал. В некоторых районах этой страны бедствуют множество женщин с детьми, которым работающие в России мужья годами не пересылают деньги. По оценкам нашего посольства в Душанбе, в России работают около 700 тысяч человек этнических таджиков и более 400 тысяч этнических русских, бежавших из Таджикистана главным образом в 1989#1995 годы. Однако массовая миграция из этой страны была возможна лишь в переходный период, когда границы между государствами СНГ были фактически открыты и еще существовало транспортное сообщение. Да и вряд ли пятимиллионная страна способна выжать из себя еще что-то. Два года назад из северного Таджикистана для работы на томатных плантациях в Волгоградской области возили даже школьников. Это так и называлось — летняя учебная практика для старшеклассников.
Власти Туркменистана, уже давно разорвавшие ради внутриполитического спокойствия транспортные связи с Россией (последний поезд «Москва — Ашхабад» пришел осенью 1994 года, автобусное и морское пассажирское сообщение также блокировано), предельно осложнили трудовую миграцию. Нефтяники и газовики, переселяющиеся из западного Туркменистана в Тюмень и на Ямал, в состоянии оплатить авиабилеты из собственного кармана или с помощью будущих работодателей, но для крестьянских парней это слишком дорого. Может быть, со временем они попытаются сделать реальностью популярный в этой стране миф о «богатом туркменском колхозе под Москвой», но пока для этого нет условий.
Таким образом, единственным серьезным поставщиком рабочей силы из Центральной Азии в ближайшей перспективе следует признать Узбекистан. Сейчас этим крупным государством (численность населения — 25 миллионов) руководит коррумпированный диктаторский режим, возглавляемый бывшим партийным лидером и экономистом советской школы И. Каримовым. Модернизация экономики в Узбекистане была заморожена на ранней стадии, вся промышленность по существу остается в руках государства. Сейчас экономическое положение этой страны характеризуют глубокая стагнация и отсутствие иностранных инвестиций, если не считать нескольких провалившихся популистских проектов, реализованных с участием государства (скажем, завода компании «Daewoo», который предполагал экспортировать в Россию 80 000 автомобилей в год). Деурбанизация (опережающие темпы роста сельского населения) и накопление большого количества безработных в сельской местности способствуют выбросу рабочей силы на внешние рынки. Правительство же, вместо того чтобы создавать рабочие места, занимается борьбой с «мардикорами» — приезжими, ищущими поденную работу на улицах Ташкента. Копируя московский опыт 1993 года, власти проводят облавы на рынках и в общественных местах, депортируя из столицы всех «неташкентских». Существенные ограничения на торговлю импортными товарами (при том что своих производится мало), как и вытеснение торговцев с базаров на «цивилизованные» крытые рынки, также приводят к сокращению рабочих мест в больших и малых городах.
Население Узбекистана достаточно долго и терпеливо ожидало изменений. Раздача в 1990 году части колхозных земель, разрешение мелкой торговли и предпринимательства несколько оживили экономику, смягчили социальную напряженность. Надежд на лучшее будущее, искусственно подогреваемых правительственной пропагандой, хватило почти на десятилетие. Однако безысходная нищета (средняя месячная зарплата в городе составляет 20#30 долларов, в селе — 10) покончила и с ними, и с эйфорией, которую поначалу вызвала в узбекском обществе обретенная независимость. Государство по два-три года не расплачивается даже за хлопок, купленный по установленным им же сверхнизким ценам, — к моменту расчета заработанные крестьянами деньги на две трети съедает инфляция. Можно утверждать, что с конца 1990-х годов в узбекской провинции преобладают миграционные настроения. Потенциальные мигранты обычно не собираются переселяться за границу навсегда, но готовы выехать на временную работу, чтобы содержать остающуюся в кишлаке семью и чувствовать себя «королями» во время приездов на родину. Часть из них хочет накопить денег на какие-то конкретные цели (женитьбу, строительство дома и т. п.). Чаще всего на заработки выезжают в Южную Корею, Россию и Казахстан.
Наибольший и гарантированный доход приносит работа в Корее, однако трудовая миграция в эту страну регулируется межгосударственным договором и контролируется государственными органами, взимающими очень большие «комиссионные». В Казахстане узбеков используют на сельхозработах или для помощи по хозяйству, платят мало, да еще и обманывают при расчетах. Россия — страна умеренных заработков и умеренного риска.
Чаще всего работу в России организуют этнические узбеки, выехавшие из Узбекистана еще в годы советской власти. Именно они в последние два-три года стали приезжать на родину и формировать из родственников и знакомых бригады по восемь-десять человек для работы в строительстве, общественном питании, сельском и лесном хозяйстве. Бывает, что узбеки нанимаются работать даже дворниками. При этом география расселения выходцев из Узбекистана весьма широка — почти вся европейская часть России. Данные о количестве узбекских мигрантов сейчас скудны и весьма далеки от реальности. Так, министр РФ по национальной политике В. Зорин недавно привел такой поразительный факт: в Самарской области в 2001 году было официально зарегистрировано четыре тысячи приезжих из Узбекистана, но в ходе расследования их обнаружилось 23 400[3]!
В октябре 2002 года автор этой статьи проводил в Ташкенте, Андижанской, Наманганской и Ферганской областях опрос. Стандартные рассказы о заработках в России звучали так: приехавший из Москвы, Подмосковья, Калужской или Ивановской области узбек собирал хороших плотников и поваров (друзей детства, соседей по улице, родственников) и вез их, как правило, в сельские районы России — строить коттеджи, коровники в колхозах или варить плов. Он поселял их в строящемся доме, бараке, кормил; за работу платил по ее окончании или ежемесячно. Через год работник возвращался домой, по дороге откупался от узбекских милиционеров, которые в каждом едущем из России видят что-то вроде дойной коровы, устраивал праздник, а через месяц вновь собирался на заработки.
Отдельная тема — корейские мигранты. Начиная с момента депортации корейцев в 1937 году Узбекистан стал одним из основных мест их проживания в СССР. Первоначально корейское население было преимущественно сельским, но в 1950#1980 годах из него постепенно выделилась значительная группа городских корейцев, чрезвычайно быстро усвоивших русскую культуру. Они блестяще владеют русским языком, носят русские имена, стремятся получить высшее образование. По словам православного священника из Ферганы, сейчас он каждое воскресенье крестит этнических корейцев, намеренных эмигрировать в Россию[4]. Такие мигранты вполне конкурентоспособны на рынке квалифицированного труда. Что касается сельских корейцев, сохраняющих некоторые национальные обычаи, то они также во многом русифицировались и охотно уезжают на заработки в Россию. Наверное, сейчас в нашей стране не найти областного центра, где не слышали бы о «корейских салатах». Этот специфический сектор рынка пищевой продукции создан полумафиозной сетью российских корейцев, вербующей «резчиц» салатов в корейских селах Узбекистана. В настоящее время сельские корейцы активно трудятся и в российской глубинке — так, недавно мне довелось познакомиться с корейцем из-под Ташкента, который в 2001 году стал председателем колхоза в Новгородской области.
Конечно, хлеб достается узбекским мигрантам нелегко, но еще хуже то, что часто они живут в России без регистрации и без паспорта, а потому совершенно беззащитны перед произволом местных жителей — начиная с милиционеров и кончая бритоголовыми. Так, в Дмитровском районе Московской области в августе 2002 года были убиты четыре узбекских мигранта из Джизака, причем на их телах были обнаружены следы пыток[5]. Однако подобные кошмарные истории не могут уменьшить поток желающих работать в России.
Трудолюбивые, непритязательные и непьющие рабочие из Узбекистана, для которых 50 долларов в месяц — неплохая зарплата, а двести — верх роскоши, пользуются все большим спросом в нижнем ценовом сегменте рынка труда. В настоящее время определились регионы, где «отходничество» в Россию уже носит массовый характер, — в первую очередь это промышленно развитые Андижанская и Самаркандская области.
Трудовая миграция из Узбекистана в Россию имеет, конечно, не только экономическое измерение. Поскольку узбекские власти ведут непрестанную войну с исламистами и политической оппозицией, жестоко подавляют этнические и религиозные меньшинства, не приходится удивляться, что представители дискриминируемых общественных групп рассматривают Россию как глубокий тыл. Здесь можно не только перевести дух, не рискуя быть пойманным и замученным до смерти в камерах узбекской госбезопасности, но и заниматься политической деятельностью, за которую по узбекскому законодательству можно получить до 18 лет лагерей. Группы узбекской оппозиции открыто действуют в России с начала 1990-х годов, различные исламские организации (среди которых, насколько известно, нет практикующих насильственные методы борьбы) — с середины десятилетия. Узбекские спецслужбы неоднократно призывали российских коллег подавить их деятельность, однако большинство этих призывов, к чести ФСБ, осталось без внимания. Лишь в последние годы ситуация изменилась: по просьбе властей Узбекистана были арестованы и выданы узбекским спецслужбам некоторые исламисты. А после решения Верховного суда, занесшего в феврале 2003 года две узбекские организации в список «террористических» (этот ярлык узбекские власти приклеивают ко всем оппозиционерам), можно констатировать, что российское правительство продемонстрировало полную солидарность с И. Каримовым.
Проблемы, связанные с массовой миграцией из Центральной Азии и прежде всего из Узбекистана, давно стоят в российской политической повестке дня. Несмотря на введенные недавно миграционные карты и общее ужесточение миграционного законодательства, в следующем десятилетии объективные законы экономического развития будут содействовать притоку новых мигрантов. Конечно, российские власти могут, как и раньше, закрывать глаза на происходящее. Приезжие, как правило, работают нелегально, а если и оформляются на работу, то укрывают большую часть получаемых доходов. Говоря цинично, несобранные налоги «компенсируются» отсутствием социальных гарантий по отношению к мигрантам со стороны государства и теневой рентой, которую собирают чиновники ведомств, контролирующих положение дел в этой сфере (в первую очередь МВД). Однако медленная европеизация страны, которая худо-бедно продолжается и при Путине, вселяет надежду, что правительство все-таки поймет, насколько ненормальна сложившаяся ситуация. Во время последней переписи только в Москве было обнаружено на два миллиона граждан больше, чем предполагали городские власти. Сколько же таких людей — а немалую их часть составляют мигранты — наберется по всей России? По некоторым оценкам, мигрантов-иностранцев в России сейчас насчитывается около 15 миллионов человек, т. е. 10 процентов населения.
Проблема трудовой миграции уже давно лежит не в налоговой сфере. В условиях внутренней депопуляции Россия крайне заинтересована в увеличении числа законопослушных и патриотично настроенных граждан, зарегистрированных в правоохранительных органах, отдающих детей учиться в российские школы, стоящих на медицинском учете и т. п. Упорядочить неизбежную трудовую миграцию, использовать ее позитивные стороны и смягчить сопряженные с ней трудности можно только путем ее легализации, превращения большей и лучшей части мигрантов в наших соотечественников, наделенных российскими паспортами и всеми правами российских граждан. Но пока власти и общественное мнение не перестанут подыгрывать расистским настроениям достаточно многочисленной части россиян, видящих в «черных» чуждую и враждебную силу, этого не приходится ожидать.
[1] По данным Экономического совета СНГ, в 2001 году общее количество зарегистрированных мигрантов и эмигрантов в России не превышало 200 тысяч [http://www.bigland.ru/mnews.asp?mm=9&yy=2002&id=521&].
[2] Сообщено в беседе с автором 2002.11.09.
[3] http://www.strana.ru/stories/01/10/24/1852/151866.html
[4] Беседа автора с о. Вячеславом Чеченовым, настоятелем прихода прп. Сергия Радонежского (Фергана), 2002. 9.10.
[5] Заявление Общества прав человека Узбекистана от 3.8.2002.