Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 3, 2003
Глобальный упадок занятости и заря пострыночной эры Реферат
[*]
Джереми Рифкин — известный экономист, философ, эколог и общественный деятель, президент Фонда изучения экономических тенденций (The Foundation on Economic Trends), США. Автор шестнадцати книг о воздействии науки и технологии на общество, экономику, рынок труда и окружающую среду. Книги Рифкина переведены на более чем двадцать языков и используются исследователями в сотнях университетов мира.
Рифкин получил экономическое образование в Уортонской школе Университета Пенсильвании (Wharton School, University of Pennsylvania), окончил факультет международных отношений при Флетчеровской школе права и дипломатии университета Тафтса (Fletcher School of Law and Diplomacy, Tufts University). Он консультирует глав государств и представителей правительств разных стран, часто выступает перед деловыми, профсоюзными и общественными аудиториями. С 1994 года Рифкин — стипендиат Программы управленческого образования Уортонской школы, где он читает лекции для директоров компаний и членов правления корпораций со всего мира о новых тенденциях в науке и высоких технологиях, их воздействии на глобальную экономику, окружающую среду и культуру. За последние 30 лет Рифкин выступил с лекциями в более чем 500 университетах в 20 странах мира. В настоящее время является консультантом Романо Проди, президента Европейской комиссии.
Рифкин оказывает заметное влияние на формирование государственной политики Соединенных Штатов и других стран. Его выступления перед комиссиями Конгресса и успешные судебные процессы против правительства внесли вклад в формирование более ответственной государственной политики в области охраны окружающей среды, науки и технологий.
Рифкин ведет ежемесячные колонки в таких изданиях, как Los Angeles Times, The Guardian, Frankfurter Allgemeine, L’Espresso, El Pais и Le Monde, он частый гость ведущих американских телеканалов (CNN Crossfire, Face the Nation, ABC Nightline, MacNeil Lehrer News Hour, 20/20, Larry King Live, The Today Show и Good Morning America).
Основанный и руководимый Рифкиным Фонд изучения экономических тенденций занимается исследованием проблем экономики, охраны окружающей среды, социальных и культурных последствий внедрения высоких технологий.
Фонд возглавляет международную кампанию против использования генных технологий в изготовлении пищевых продуктов, патентования живых организмов, клонирования человека и работ в области проектирования индивидуальных черт человеческого потомства (designer babies).
В середине 1970-х в работах «Здравый смысл II» (Common Sense II) и «Станьте владельцем своей работы» (Own Your Own Job) Рифкин первым предложил идею компании, находящейся во владении ее работников и управляемой ими. В настоящее время такой стиль менеджмента получил широкое распространение в крупном бизнесе (пример — американская авиакомпания Юнайтед Эрлайнз). Вышедшая в 1980 году книга Рифкина «Энтропия: новый взгляд на мир» (Entropy: A New World View) объединила экономическую теорию и принципы охраны окружающей среды. Эта книга стала международным бестселлером и легла в основу современных представлений об устойчивом развитии (sustainable development). Монография «Биотехнический век: приручение гена и переделка мира» (The Biotech Century: Harnessing the Gene and Remaking the World), отражающая ключевые проблемы новой эры генетической коммерции, стала наиболее читаемой в мире книгой о биотехнологической революции.
Книга Рифкина «Век информационного доступа» (The Age of Access), опубликованная в 2000 году, стала третьей в серии, посвященной развитию науки, технологии и глобальной экономики в XXI веке. В ней рассматриваются изменения, происходящие в мировой экономической системе по мере того, как она переходит от географически очерченных рынков к сетям электронной коммерции, а также от индустриального производства к культурному. Книгу цитируют главы государств, руководители компаний и неправительственных организаций как фундаментальный источник, помогающий пониманию новой динамики глобализации.
Книга 1995 года «Конец работе: глобальный упадок занятости и заря пострыночной эры» (The End of Work: The Decline of the Global Labor Force and the Dawn of the Post-Maket Era), реферат которой мы предлагаем Вашему вниманию, также стала международным бестселлером и послужила началом мировой полемики о последствиях технологической революции. Книга получила высокую оценку ученых и аналитиков, среди которых экономист, лауреат Нобелевской премии Василий Леонтьев. Она способствовала законодательному закреплению во Франции и Италии 35-часовой рабочей недели, которая сейчас распространяется и в других странах и, возможно, в течение ближайших трех-пяти лет будет установлена в странах Европейского союза.
Елена Туторская
***
Человечество вступает в новую эпоху всемирной истории. Современные компьютерные и коммуникационные технологии, оказывающие все усиливающееся воздействие на характер труда и на экономику в целом, обусловливают наступление Третьей промышленной революции.
Важнейший результат этой революции заключается в том, что машины все активнее замещают людей во всех секторах и отраслях глобальной экономики. Глобальная безработица достигла самого высокого уровня с эпохи депрессии 1930-х годов. Число безработных и частично занятых превысило 800 миллионов человек (данные 1994 года). «Наступила информационная эпоха. В грядущие годы новые более совершенные технологии будут все в большей мере приближать цивилизацию к такому состоянию, когда почти исчезнут работающие. В сельскохозяйственном, промышленном и сервисном секторах машины стремительно замещают человеческий труд и сулят появление к середине XXI столетия экономики с практически автоматизированным производством, — пишет Рифкин. — Полное замещение работающих машинами заставит все страны пересмотреть свои представления о роли людей в социальном процессе. Переосмысление возможностей и обязанностей миллионов людей в обществе, в котором отсутствует формальная массовая занятость, вполне может стать самой насущной социальной задачей столетия» (с. XV).
Данная работа посвящена рассмотрению актуальных и потенциальных последствий Третьей промышленной революции прежде всего в сфере труда. Речь идет о тех технологических инновациях и рыночно ориентированных силах, которые могут превратить общество, причем в глобальном масштабе, в мир, в котором почти не будет работающих. Процесс такого превращения несет «опасности», «угрозы», «дестабилизацию» и в целом характеризуется как «зло». Заключительная часть книги содержит указания на те практические шаги, которые следует предпринять, чтобы огромное приращение производственного потенциала пошло «во благо».
Вследствие новой технологической революции и сопровождающих ее грандиозных социальных трансформаций миллионы людей впервые в истории могут освободиться от многочасовой трудовой занятости и получить возможность обратиться к многообразным формам досуговой деятельности. Мечты о технорае оказались как никогда близки к воплощению.
Практически все ведущие бизнесмены и большинство экономистов продолжают утверждать, что впечатляющие технологические достижения Третьей промышленной революции принесут благие плоды: позволят снизить стоимость продукции, стимулируют потребительский спрос, создадут новые рынки, а также дадут возможность большему числу людей найти себе хорошо оплачиваемые рабочие места в новых сферах занятости, связанных с высокими технологиями.
Но чем ближе осуществление технологической утопии, тем менее привлекательным предстает грядущий мир. Силы рынка по-прежнему ориентированы на рост производства и прибыль, а досуг вытесняемых из сферы занятости людей ничем не обеспечен. Новые технологии могут привести и приводят к росту безработицы и депрессии в глобальном масштабе.
Впервые в истории человеческий труд устойчиво вытесняется из производственного процесса. Меньше чем через столетие практически во всех промышленно развитых странах «массовый» труд окажется упраздненным. Уже сейчас думающие машины замещают людей во всех сферах экономической деятельности. Ряды безработных и частично занятых постоянно растут в Северной Америке, Европе и в Японии. Технологическая безработица увеличивается и в развивающихся странах — главным образом, вследствие применения высоких технологий транснациональными корпорациями. Во всем мире ощущаются грандиозные перемены, перемены столь масштабные, что мы вряд ли в состоянии постичь все их значение.
Прежние промышленные технологии замещали физическую силу человеческого труда. Новые, базирующиеся на компьютерах, — заменяют человеческий разум. Более 75 процентов работающих в развитых промышленных странах заняты трудом, заключающимся в исполнении простых повторяющихся функций. Большинство из этих функций способны выполнять автоматы, роботы и компьютеры. В ближайшем будущем более 90 миллионов рабочих мест из 124 миллионов существующих могут быть в принципе отданы машинам. Если учесть, что только около пяти процентов компаний в мире начали осуществлять переход к новой машинной культуре, то становится очевидной неизбежность невиданной массовой безработицы в ближайшие десятилетия.
Растущие расходы на рабочую силу, которые ведут, как считают, к стагнированию экономики и утрате конкурентоспособности на мировых рынках, побуждают компании замещать живую рабочую силу новыми информационными и телекоммуникационными технологиями, изменять организационные структуры, укорачивать и упрощать процессы производства и распространения товаров, рационализировать управление, обучать работающих выполнять новые разнообразные функции и т. п. Все это способствует повышению производительности труда, но вместе с тем ведет к росту безработицы.
Не сбываются надежды на то, что потерявшие работу в промышленности смогут найти ее в сервисном секторе и в сфере труда «белых воротничков». Автоматизация и реструктурирование ведут к вытеснению человеческого труда и во многих областях сервисного сектора. В последние десять лет в США были ликвидированы три миллиона рабочих мест для «белых воротничков».
Не получает подтверждения и миф о том, что сфера малого бизнеса является основным источником создания новых рабочих мест в эпоху высоких технологий. Данные из различных источников, в том числе данные Международной организации труда ООН показывают, что число индивидуально занятых и работающих в малом бизнесе американцев практически не изменилось с начала 1960-х годов.
Ни рыночный, ни публичный секторы не смогут спасти экономику от нарастающей технологической безработицы и ослабления потребительского спроса. Информационные и телекоммуникационные технологии несут угрозу ликвидации десятков миллионов рабочих мест. Новые технологии, возможно, создают новые виды рабочих мест, но число этих мест незначительно. Примером этому может служить биотехнологическая индустрия. Здесь за последние десять лет было создано около 97 000 рабочих мест.
Те немногие рабочие места, которые появляются в высокотехнологичной экономике, относятся к сфере, где производится знание. Это значит, что наивно уповать на крупномасштабные программы переобучения массы трудящихся, поскольку далеко не каждый может стать физиком, молекулярным биологом, специалистом в сфере высоких технологий и т. п.
Глубинная технологическая революция изменяет природу современного сельского хозяйства, а это ставит под вопрос будущее фермерского труда во всем мире. В настоящее время с обработкой земли так или иначе связано существование двух с половиной миллиардов людей (почти половины населения планеты). А технологические изменения в производстве продовольствия, вкупе с результатами, получаемыми биологическими науками, ведут к тому, что в мире не будет фермеров.
Ученые предсказывают, что в ближайшие два десятилетия практически все процессы фермерского труда в США перейдут под контроль компьютеров. Так, особую роль будут играть управляемые компьютерами роботы нового поколения. Примером может служить Израиль, где этот процесс уже значительно продвинулся. Ученые также предсказывают, что через двадцать лет появится полностью компьютеризированная и роботизированная крупная ферма, подобная промышленным фабрикам без рабочих. Уже существуют многие необходимые для этого технологии.
Отчасти вина за нынешнее неблагополучное положение американских трудящихся должна быть возложена на единый мировой рынок, оформившийся в 1970–1980-е годы ХХ века. Японские и западноевропейские конкуренты все более решительно теснили американских производителей. Между тем новые достижения в информационных и телекоммуникационных технологиях позволяли успешно вести дела в любой точке планеты. Возникновение глобального рынка и глобального пула рабочей силы позволили американским компаниям пересмотреть условия перемирия, которое они заключили с профсоюзами в 1950-е годы.
Новая технологическая и организационная революция начинает оказывать все более ощутимое воздействие и на средние эшелоны делового сообщества, несет угрозу экономическому благосостоянию и безопасности наиболее важной в политическом отношении группе американского общества — среднему классу. В ходе этой революции исчезают рабочие места, приносящие средний по размеру доход. Оформилась новая демографическая группа, получившая название «приходящие в упадок средние». В 1980-е годы были упразднены более полутора миллионов рабочих мест менеджеров среднего уровня. В начале 1990-х процесс затронул и более высокий уровень менеджмента.
В то же время только в 1977–1990 годах заработная плата высших менеджеров возросла на 220 процентов. «Расширяющаяся пропасть между представителями высшего менеджмента и остальными имеющими работу американцами, — пишет Рифкин, — создает глубоко поляризированную Америку, в которой небольшая космополитическая элита живет среди беднеющих трудящихся и безработных. Средний класс, некогда служивший опорой американского процветания, быстро приходит в упадок, что представляет угрозу для политической стабильности страны в будущем» (с. 173).
У технологической революции есть еще одна сторона. Эта революция позволяет значительно расширить возможности контроля со стороны менеджеров над процессом производства.
Кроме того, введение компьютеризированной технологии резко увеличивает темп и напряженность деятельности на рабочем месте, принуждая работающих приспосабливаться к крайне быстрому ритму. Базирующиеся на компьютерах технологии настолько увеличили объем, поток и скорость протекания информации, что это вызывает у миллионов людей чувство «перегруженности» и «выжженности». Физическая усталость, порождавшаяся темпом прежней индустриальной экономики, заменяется психологической усталостью, порождаемой высоким темпом новой информационной экономики. Сверхэффективная высокотехнологичная экономика подрывает ментальное и физическое здоровье работников во всем мире. Только в США ущерб, причиняемый стрессами на рабочем месте, исчисляется сотнями миллиардов долларов.
Наряду с бешеным трудовым темпом можно указать и другие факторы, служащие источником стресса для американских работников. Это — замораживание и понижение заработной платы, стремительное возрастание числа рабочих мест, связанных с частичной и неустойчивой занятостью, усиление долговременной технологической безработицы, расширение зазора между состоятельными и бедными людьми.
Очевидны проблемы тех, кто потерял работу и уже не надеется вновь найти ее. В Соединенных Штатах, где социальная самооценка и наличие работы находятся в особенно тесной связи, эти проблемы приобрели такую остроту, что нередко приводят к убийствам безработными своих прежних работодателей. В настоящее время убийства занимают третье место среди причин смерти на работе.
Дестабилизирующие последствия Третьей промышленной революции ощущаются в настоящее время не только в США, но и во всем мире. В Японии впервые в ее недавней истории появилась ощутимая безработица как следствие жесткой конкуренции в глобальном масштабе. Практически во всех западноевропейских странах растет безработица в результате интенсивного внедрения трудо- и времясберегающих технологий, а также переструктурирования управления и производства. Неслучайно вопросы, связанные с технологической безработицей, все чаще выдвигаются на передний план политической проблематики в Западной Европе.
Третья промышленная революция все шире распространяется в странах третьего мира. Глобальные транснациональные компании создают новейшие производства в южном полушарии. Сюда активно перемещаются компьютерные и телекоммуникационные технологии, внедряются новые формы дешевых транспортных перевозок.
Во всех развивающихся странах машины вытесняют людей. Специалисты утверждают, что в развивающихся странах компании делают новые фабрики гораздо более автоматизированными и эффективными, чем их аналоги в Соединенных Штатах. Поэтому утверждения, будто перемещение производств в бедные страны влечет высокий уровень занятости в этих странах, уже не соответствуют действительности.
Отражением складывающегося положения дел можно считать и значительный рост преступности во всем мире.
Рассмотрение ситуации в различных частях света позволяет Рифкину сделать следующий вывод общего характера: «Мы стремительно приближаемся к важнейшему рубежу в человеческой истории. Глобальные корпорации сейчас в состоянии производить беспрецедентное количество товаров и услуг при использовании все меньшей рабочей силы. Новые технологии означают наступление эры производства, в котором почти нет работающих, причем происходит это именно в тот момент в истории, когда население растет небывалыми темпами. Расхождение между ростом населения и сокращением возможности получить работу будет долго определять геополитику в условиях возникающей высокотехнологичной глобальной экономики» (с. 207).
***
Итак, человечество должно готовиться к будущему, в котором большая часть трудовых процессов отойдет от людей к машинам. Между тем политические институты, общественные и экономические отношения базируются на том, что люди продолжают продавать свой труд как товар на рынке. В ситуации, когда товарная ценность труда становится все менее значимой в процессе производства и распространения товаров и услуг, необходимо находить и внедрять новые подходы, с тем чтобы обеспечить людей доходами и гарантировать покупательную способность, найти применение энергии и талантам грядущих поколений.
Совершается, как считает Рифкин, переход к «пострыночной эпохе» XXI столетия. Для того чтобы этот переход прошел успешно, необходимо придерживаться ряда ориентиров.
Плоды возрастающих производственных возможностей, которые являются результатом нового технологического потенциала, должны стать достоянием миллионов трудящихся. Это может быть достигнуто за счет уменьшения рабочего времени, а также постоянного роста платы за труд. Какое будущее нас ожидает, в значительной мере зависит от того, как будут распределяться блага, получаемые в результате роста производительности труда. Справедливое распределение потребует сокращения трудовой недели во всех странах, а также согласованных усилий со стороны правительств по обеспечению альтернативной занятости в третьем секторе — «социальной экономике». Если же все блага технологической революции станут исключительным достоянием держателей акций, высших менеджеров и возникающей элиты носителей знания о высоких технологиях, то неизбежны социальные и политические потрясения во всем мире.
Сокращение массовой занятости в рыночной экономике («формальный сектор»), а также сокращение расходов на государственную администрацию («публичный сектор») потребует сосредоточения внимания на «третьем секторе» — нерыночной экономике.
Именно к третьему сектору — социальной экономике — будут обращаться люди в надежде обрести удовлетворение своих социальных и индивидуальных потребностей.
Конечно, сегодня трудно представить себе общество, в котором рыночный сектор и правительство играют незначительную роль в повседневных делах. Эти институциональные образования господствуют над жизнью людей в такой мере, что мы легко забываем, сколь незначительной была их роль в прошлом. В конце концов, корпорации и национальные государства появились лишь в промышленную эпоху.
В XX столетии эти секторы социальной жизни постепенно брали на себя все больше функций, которые некогда осуществляли соседские общины. В условиях, когда рыночный и публичный секторы уже не в состоянии удовлетворять некоторые из фундаментальных потребностей людей, не остается ничего иного как укреплять жизнеспособность локальных сообществ в качестве защиты от безличных сил глобального рынка и слабых и некомпетентных центральных властей.
В ближайшем столетии рыночный и публичный секторы будут играть все меньшую роль в повседневной жизни людей. Освобождающееся время, образующийся вакуум будут заполняться или криминальной субкультурой, или возрастающим участием в жизни третьего сектора.
В грядущие десятилетия те, кто имеет работу, но с сокращенным рабочим днем, будут уделять все больше внимания развлечениям и потреблению. В то же время все возрастающее число безработных или частично занятых людей будут неизбежно опускаться в низший класс. Многие из этих людей будут искать выхода в «неформальной экономике».
При наличии большего времени у имеющих работу и полном наличии времени у безработных появляется возможность использовать невостребованный труд миллионов людей в конструктивных целях за пределами частного и публичного секторов. Таланты и энергию этих людей можно направить на воссоздание локальных сообществ и на создание «третьей силы», независимой от рынка и публичной сферы.
Третий сектор, который называют также независимым или добровольным, — эта сфера, в которой доверительные отношения порождают общинные связи, в которой отдача собственного времени другим людям заменяет искусственные рыночные связи, базирующиеся на продаже себя и своих услуг.
Добровольная деятельность, добровольный труд являются отличительной чертой американской нации с самого начала ее существования. Первые школы и колледжи, больницы, социальные службы, женские клубы, молодежные организации, группы по защите гражданских прав, организации по защите окружающей среды, организации, заботящиеся о животных, театры, оркестры, художественные галереи, библиотеки, музеи и т. п. — все это было создано первоначально в третьем секторе. Американцы обращаются к добровольным организациям как убежищу, т. е. как к месту, где можно установить межличностные отношения, получить искомый статус, а также чувство общности с другими. Независимый сектор — это связующая сила, социальный клей, способствующий единению американского народа. Третий сектор не должен подчиняться только закономерностям рынка или административно-правовым установлениям. Он призван дать людям возможность экспериментировать с новыми социальными ролями и обязанностями и обретать смысл существования. Это особенно важно в условиях, когда исчезает товарная ценность их времени.
Частичное перемещение ориентаций и лояльностей людей из производственно-рыночного и публичного секторов в сектор неформальной социальной экономики предвещает фундаментальные изменения в институциональном устройстве. Новое институциональное и вообще социальное устройство будет так же отличаться от устройства рыночной эпохи, как это устройство отличалось от предшествующего ему устройства средневековой эпохи.
Создание новых партнерских отношений между правительством и третьим сектором с целью перестройки социальной экономики может способствовать восстановлению гражданской жизни во всех странах. Консолидированные усилия, предпринимаемые в третьем секторе, при поддержке публичного сектора могут содействовать процессу оживления экономики и обеспечению базисных социальных услуг.
Открытым остается вопрос, в состоянии ли третий сектор вырасти и укрепиться настолько, чтобы удовлетворять требования людей, потерявших работу. Вместе с тем, в мире, в котором уменьшаются возможности получения работы на формальном рынке труда и где ослабевает значение центральных правительств в повседневной жизни людей, социальная экономика остается последней надеждой.
Юрий Кимелев
[*] Jeremy Rifkin. THE END OF WORK: The Decline of the Global Labor Force and the Dawn of the Post-Market Era. New York: G. P. Putnam’s Sons, 1996. 350 p.