Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 2, 2003
| Рефлексивное крестьяноведение. Десятилетие исследований сельской России/ Под редакцией Теодора Шанина, АлександраНикулина, Виктора Данилова. Москва: МВШСЭН; Российская политическая энциклопедия, 2002. 592 с. |  |
| Перед нами — сильная, необычная и очень своевременная книга. Уже почти полтора десятилетия международный междисциплинарный коллектив Интерцентра (научное подразделение Московской высшей школы социальных и экономических наук), руководимый Виктором Даниловым (Россия) и Теодором Шаниным (Великобритания, Россия), ведет активные разноплановые, но методологически цельные исследования российского села и российского крестьянства, заглядывая в его прошлое на протяжении почти всего ХХ века и пристально всматриваясь в наступающее будущее. Российское крестьяноведение, методологически и культурно самобытная и интеллектуально яркая дисциплина и школа, берущая свое начало в трудах выдающегося российского крестьяноведа Александра Чаянова (он же — практик «крестьянского дела», кооперации, светлый мечтатель и писатель), возобновила свое развитие, продолжила свою историю. Многие десятилетия крестьяноведение развивалось в основном вне России и теперь стало возвращаться на родину и заново укореняться в России. Книга — представление результатов большого научного труда. Сама работа являет собой комплексное включенное полевое междисциплинарное историко-экономико-социологическое исследование села. Данное издание — продолжение большого научного и издательского проекта; планируется еще немало трудов. Участники работы провели — прожили!— в селах ряда регионов России многие десятки человеколет, неторопливо вживаясь, всматриваясь и вдумываясь в обычную сельскую жизнь, общаясь с сотнями людей. Исследование — организационно и, что важнее, методологи- чески и методически очень сложное, дорогое и грантоемкое. Неважно, что подход и сама дисциплина названы одновременно экстравагантно и тавтологично, — всякая (добросовестная) научная дисциплина рефлексивна. Специфика, суть и смысл используемого и излагаемого подхода, принесшего уже немалые результаты, — глубокое погружение, активное включение исследователя в крестьянский мир как объект и субъект, погружение ненасильственное, основанное на сотрудничестве исследователя и его респондентов, сотворчестве науки и ее объекта; тогда закономерен и приоритет качественных методов над количественными, смысла над условными данными, разнообразия интерпретаций над формальной точностью. Такое включение заведомо предполагает актуализацию субъектности (и даже субъективности) всех участников сложного взаимодействия, имеющего не только собственно когнитивные, но и социальные, бытовые, этические аспекты и сопряженного с соответствующими трудностями. Субъектность наполняет исследование энергией, а интеллектуальная рефлексия наделяет эту энергию формой. Эти многосторонние включенность и субъектность здесь совершенно принципиальны, а отказ от позиции (позы?) высокомерного нейтрального объективного наблюдателя — методологически осознан, категоричен и методически развернут. Субъектность не устраняется и не преодолевается, а обогащается и концептуально интерпретируется. «Понять “реальность” — значит попытаться отразить различные взгляды на одни и те же события и описать разные интересы…» (с. 102–103). Рефлексивное крестьяноведение одухотворено диалогом, арефлексия и поиск многомерных интерпретаций заведомо многоаспектного материала дисциплинируют и систематизируют этот диалог. «Здесь исследовательская работа представляет не останавливающийся процесс диалога, взаимодействия с респондентом и его данными, непрерывный процесс размышления и продумывания постоянно изменяющейся социальной реальности» (с. 104). Существенно и принципиально многоуровневое, полимасштабное вхождение в объект и его осмысление: крестьянский двор — сельское сообщество — район. Вполне понятно, что такой подход осмыслен и продуктивен, если только предъявлять очень высокие требования к исследователям, каждый из которых должен быть экспертом высокого класса и уметь работать в команде, участвуя в коллективной экспертизе и рефлексии нескольких порядков. (К сожалению, в довольно богатой методологической рефлексии авторов мы не видим обращения к категории экспертизы и указаний на то, что подход авторов — особая разновидность экспертного подхода.) Книга хорошо выстроена и дает ясное представление о размахе самих исследований и разнообразии практик исследования и жанров текстов. Обычно при чтении научного текста мы пребываем в гостиной, а с методологической кухни только доносятся отголоски запахов и звуков стряпни. Здесь все иначе— нас водят по самой кухне, мы наслаждаемся разнообразными ароматами, видим исходные продукты, разные стадии готовки, смотрим, что и как жарится и парится… Нас потчуют и любовно хранимыми припасами концептуальной классики темы, и свежайшими блюдами прямо с пылу с жару. Как и положено угощениям крестьянского стола, все это — непосредственно, вкусно и обильно. По этой не столь уж большой книге можно изучать то, что делают (и особенно — что именно пишут) полевые социологи. Мы находим концептуальные тексты, методологическую и даже социальную и этическую рефлексию, изложение методических техник и способов сбора материала, анализ разных исторических данных и экономических источников, бюджетных обследований и — что особенно существенно в подходе авторов — техник вживания в предмет как человеческую среду (специальные гуманитарные техники). Особое место занимают замечательные интервью с крестьянами. Работа в значительной степени и состоит в сборе, структурировании и постепенном представлении огромного массива этих ценнейших текстов — разумеется, сопровождаемых подробными перекрестными интерпретациями. Сами по себе интервью — чрезвычайно важный и поразительно интересный документ, голоса живой личностной реальности, тот ее масштаб, где личность не растворена в истории или общественном мнении. Иные интервью читаются с напряженным вниманием и острым состраданием. На одном из следующих шагов методологической рефлексии в крестьяноведении просто обязан появиться (или проявиться) герменевтический (в том числе эстетический и стилистический) аспект: порождение и разрешение сложнейших коммуникативных ситуаций, почти буквально многоязычных, исследование как создание сложных систем коммуникаций и текстов разных жанров, функций и стилей, проблема текстов интервью как художественных документов, индивидуальная стилистика исследования, взаимодействие стилей исследователей и исследуемых персонажей etc. Одно только введение в научный — более того: общественный и культурный — оборот такого материала полностью оправдало бы все это исследование и позволило бы осыпать его хвалебными эпитетами. Однако к работе над интервью исследование отнюдь не сводится. Книга богата результатами. Выделю лишь некоторые. Главный ее вывод: крестьянство сохранилось, выжило и существует — в этом авторы не сомневаются; тогда коллективизация, имевшая целью уничтожение крестьянства, — в конечном итоге все-таки провалилась. Крестьянская жизнь оказывается нетолько трудной и драматичной (общее место), но еще и очень сложно устроенной системой социальных взаимодействий, реализацией многих разных — иногда вполне осознанных самими крестьянами — способов поведения, практик, стратегий и микростратегий семейного уровня, сложным кружевом социальных сетей взаимопомощи и взаимозависимости. Советской системе не удалось атомизировать крестьянство — напротив, эта система невольно стимулировала тонкое и сложное плетение социальных сетей — хотя бы и ради выживания. Это, кстати, ставит чрезвычайно сложную и важную проблему: могут ли социальные сети выживания превратиться в социальные сети развития? Эти социальные сети проросли через внешние, официозные административно-экономические структуры, оплели их; именно неформальные структуры во многом и сделали формальные институты реально работающими, наделили их социальной плотью. В советской действительности реально существовали лишь сложные взаимопаразитические и/или симбиотические советско-крестьянские хозяйства, одна из сторон которых была главной, явной, лицевой, официозом, а другая — стороной периферийной и даже теневой, но отнюдь не менее реальной. Сейчас эта система быстро меняется. Очень интересны свежие материалы по трансформации крупных колхозно-совхозных хозяйств — крупхозов. Наше село уже «беременно» новыми формами — оно быстро меняется, сочленяются разные для разных мест и групп процессы; об этом в книге есть немало интересного и свежего. Итак, перед нами — хорошая работа сильной, продуктивно работающей группы. Но именно в этом случае можно — и нужно — предъявить к исследованию высокие и даже жесткие требования. Для различения внешне сходных динамических процессов, для усмотрения собственно эволюции, развития крестьяноведение может многое почерпнуть из отечественной теоретической биологии; для осмысления закономерностей и разнообразных форм неканонических, неизвестных и даже отрицаемых жесткой экономической теорией типов хозяйства (именно таково крестьянское семейное хозяйство) — из теории классификации; однако, по-видимому, имеет место недостаточное внимание к отечественным инодисциплинарным разработкам. Так, в междисциплинарном исследовании села мы практически не видим географических идей и понятий. Исследование сельской жизни одной большой пространственно дифференцированной страны не- достаточно глубоко и совсем не полно (местами— фрагментарно и поверхностно) использует и учитывает географические сюжеты и аспекты материала, уделяет мало внимания географическим интерпретациям — на всех уровнях исследования. Анализ сельской жизни не только не предполагает обращения к анализу хозяйственного профиля сельской местности (специализация сельского хозяйства), но даже вообще игнорирует интеллектуальный опыт российской школы географии сельского хозяйства, школы вполне состоявшейся, выросшей из тех же самых идейных истоков, что и само крестьяноведение. Специфика локальных вариантов крестьянской жизни, очень ярко охарактеризованная (и, в общем-то, достаточно глубоко проанализированная), по-моему, не может быть ни описана, ни истолкована с должной полнотой без развернутого комплексного анализа географической специфики места — в работе же вместо этого указываются удаленность в километрах от административных центров или самое общее географическое расположение. Сведения о дифференциации культурного ландшафта представлены без единой карты, даже без простых картосхем сельских сообществ — а ведь нередко рассматриваются связи в сельских сообществах из нескольких отдельных поселений. Причину такого «пренебрежения» географическим аспектом отчасти можно усмотреть в том, что географические знания и техники в нашей стране плохо представлены в интеллектуально конвертируемой форме для междисциплинарной интеграции. И все же стоит надеяться, что исследование крестьянства, непосредственно взаимодействующего с землей, ландшафтом, рано или поздно обогатится содержательно глубоким взаимодействием с теми, кто эту землю изучает. Есть, однако, проблема и куда серьезнее. Достоверность результатов сомнений не вызывает, неясно вот что: можно ли экстраполировать данные нескольких «точек» на всю страну — и как именно это сделать. Исследованию полигонов уделена масса сил, но читатель остается в неведении, как именно, с помощью каких техник выбрана и обоснована сама сеть полигонов, как гарантирована ее репрезентативность, — сказано об этом немного и невнятно, да и сам набор полигонов претерпевал в ходе исследований сильные изменения; в работе не приведен даже полный список полигонов. Неужели выделению сельских сообществ, явно трактуемых как типичные для больших частей страны и — вместе взятые — репрезентативные для России в целом, не предшествовало и в его основе не лежало комплексное районирование (типология) сельской местности России? А ведь опыт такого районирования имеется. Этот важнейший момент не прояснен, что представляется очень досадной лакуной[1]. Неясным (пока?) остается и взаимодействие собственно крестьян и горожан, ведущих «дачное хозяйство», а значит — и само понятие крестьянства. Почему человек, лишь формально относящийся к категории горожан, живущий половину времени «на даче» в сельской местности, работающий преимущественно на земле и получающий основные средства к существованию за счет сельскохозяйственного труда на земле, не является крестьянином? Рецензируемая работа преодолевает массу клише, но вопрос о «городском крестьянстве» даже не поставлен — и это несмотря на развернутую типологию крестьянских хозяйств. Значит, эту типологию следует пополнить и обобщить. Книга содержит большой справочный аппарат и ряд статей, посвященных становлению методологии и техники исследования, равно как и его организационной истории; есть и общий — внушительный — перечень публикаций группы. Весьма интересна сама «Хроника Центра крестьяноведения и аграрных реформ». Все это замечательно. Однако некоторые мелочи не дают этой книге стать классической. Читателя не стали информировать об авторах, хотя в случае столь сложного авторского коллектива, взявшего на себя такой масштабный труд, это немаловажно — тем более что подход явно предполагает экспертизу, при которой особенно существенны личные особенности автора-эксперта. Серьезный недостаток книги — отсутствие предметного, авторского и географического указателей; наличие колонтитулов облегчило бы работу с композиционно сложным текстом. Если учесть, что мы имеем дело с изложением результатов большой дорогостоящей работы, весьма странно выглядит экономия бумаги — статьи не начинаются с новой полосы, полей почти нет, что значительно затрудняет работу с книгой. Подстрочные по содержанию примечания вынесены вконец статей, хотя в России традиция научных изданий иная — и она состоялась и устоялась. Нет и общего списка использованной литературы. Но эти (в общем) мелочи легко поправить в следующем, расширенном издании; его необходимость сомнений не вызывает, тем более что и тираж в1 000 экземпляров явно недостаточен. Стоило бы подвергнуть изложение и научно-литературному редактированию — пока оно местами (особенно в переводах) напоминает подстрочник английского текста. [1] Впрочем, при изобилии данных, полученных путем опроса общественного мнения, сами пространственные сети выборок имеют в нескольких случаях значительные дефекты, если не грубые ошибки. |