Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 8, 2002
| Ни в одной стране мира количество силовых структур не исчерпывается вооруженными силами. Но и ни одна страна в мире не имеет 16 армий. Россия, как всегда, демонстрирует свою самобытность. Итак, кроме войск Минобороны у нас есть Внутренние войска МВД, пограничные войска ФПС, Железнодорожные войска. Кроме того, военизированные подразделения имеют МЧС, ФСБ, ФАПСИ (Федеральное агентство правительственной связи и информации), Федеральное дорожно-строительное управление, Главное военное эксплуатационное управление Министерства связи, Управление военно-строительных частей Министерства атомной энергетики, Управление военно-строительных частей Госстроя, Федеральная служба специального строительства, Главное управление исполнения наказаний (ГУИН) Министерства юстиции (конвойно-охранные подразделения и даже собственный спецназ), Федеральная служба налоговой полиции, Федеральная служба охраны (бывшее 9-е управление КГБ, а также экс-ГУО и СБП, включающее президентский полк) и СВР (Служба внешней разведки). При этом только в ГУИН и ФСНП нет призыва, хотя по указу президента Б. Н. Ельцина призыв возможен только в ВС, ВВ, погранвойска и ФАПСИ. Такое «разнообразие» объясняется историческими причинами, т. е. особенностями переходного периода. Например, ФАПСИ, ФСО, СВР и ФПС вышли из КГБ (прямым наследником которого является, естественно, ФСБ), ГУИН отделился от ВВ, ФСНП и МЧС возникли «с нуля» (формальным предшественником МЧС можно считать войска ГО, но именно формальным), а многочисленные «строители» получились из Советской армии. Сейчас уже вполне очевидно, что существование части этих «законных вооруженных формирований» вполне естественно и оправданно, часть — продукт переходного периода, а часть — дикий пережиток советского прошлого. К последней категории относятся, конечно, ведомственные стройбаты. Их существование — узаконенный рабский труд, прямое наследие ГУЛАГа. Конечно, Минатому, Минсвязи, Госстрою очень удобно и дешево иметь бесплатную, хотя и абсолютно неквалифицированную рабсилу, но в демократических государствах такого не может быть по определению. Кроме того, пока есть такие «войска», не надо лицемерно жаловаться на нехватку призывных ресурсов для тех формирований, которые действительно имеют отношение к защите государства, при одновременном переизбытке в стране генералов и старших офицеров. Строительно-инженерными работами в интересах ВС занимаются инженерно-саперные части, непосредственно входящие в эти самые ВС, закрытую связь обеспечивают ФАПСИ и войска связи, опять же входящие в ВС, объекты Минатома охраняют ВВ или ВС. Строить должны строители. Аналоги наших ведомственных стройбатов имеются только в Китае, Вьетнаме и КНДР, причем в Китае и Вьетнаме есть своя специфика. Так, в Китае существует целая военная экономика, армия не только строит, но вообще занимается всем подряд, вплоть до гостиничного бизнеса и швейного производства. Таким образом зарабатываются деньги на боевые части и, главное, покупается лояльность высшего командного состава руководству КПК. Во Вьетнаме строители тоже не только строят. Вовремя войны с США «саперами» назывались элитные спецподразделения Северного Вьетнама, которых забрасывали на Юг сначала в помощь местным партизанам, а затем, по сути, на замену партизанам. Так что больше всего мы со своими строителями похожи на КНДР, которая, как известно, до сих пор представляет собой «единый военный лагерь». Точнее, концлагерь. Кроме того, непонятно, почему своих войск достойны только Минсвязи, Минатом и Госстрой? Почему не Минфин? Не Минпромнауки? Не Минприроды и Госкомрыболовство? Почему не полугосударственное РАО «ЕЭС России» или на треть государственные «Газпром» и «АЛРОСА»? Ведь все они тоже решают стратегические задачи, всем есть что строить и что охранять. Почему алмазные войска — абсурд, а войска дорстроя — нормально? Чисто российским изобретением являются и войска МЧС. Их существование— результат того, что Сергей Кужугетович Шойгу талантлив не только в профессиональном, но и в аппаратном плане. Интересно, что на Западе работа в организациях, подобных МЧС, является очень популярным способом прохождения призывниками АЛЬТЕРНАТИВНОЙ, то есть как раз невоенной службы. Оставшиеся 8 армий сами по себе имеют право на существование как силовые структуры. Возможно, что далеко не все должны быть самостоятельными (например, американский аналог ФАПСИ — Агентство национальной безопасности, также занимающееся радиоэлектронной разведкой — контрразведкой и обеспечением закрытой военной и правительственной связи, — входит в состав Минобороны США) и уж совершенно точно, что большинство из них не могут комплектоваться по призыву в силу своей специфики. Здесь не требуются массовые мобрезервы, а нужен профессионализм в узкой области. Призывник в СВР, т. е. в политической разведке — это что-то из разряда самых коротких анекдотов. Оптимизация состава и структуры ФСБ, СВР, ФАПСИ, их подчиненность и соподчиненность между собой и с другими ведомствами — вопросы достаточно сложные в силу крайней закрытости решаемых этими организациями задач. Общество может и должно требовать широко гражданского контроля над Вооруженными силами и Внутренними войсками, а вот с «открытостью и прозрачностью» разведки и контрразведки возникают очевидные сложности. Кроме того, этот вопрос имеет и политический аспект. Пока в структурах, возникших на месте КГБ, работают в основном сотрудники этого покойного ведомства с его специфическими традициями, воссоздание единого органа представляется преждевременным. Целесообразность выведения ГУИН из состава ВВ представляется неочевидной. Конечно, охрана мест заключения имеет свои особенности, однако это необязательно подразумевает создание полноценной самостоятельной структуры. А вот ФСНП, безусловно, навсегда, особенно учитывая своеобразие российского капитализма. В связи с этим можно найти аналогию за рубежом, в стране, чем-то похожей на нашу. Речь идет об Италии, где существует Финансовая гвардия — мощное военизированное формирование численностью около 50 тысяч человек, имеющее на вооружении бронетранспортеры, боевые вертолеты и сторожевые катера. Она выполняет роль налоговой полиции, таможни, финансовой разведки и т. д. В мирное время гвардия подчиняется министерству финансов, т. е. войска Минфина — это отнюдь не фантастика. В определенных случаях их создание вполне возможно. Очевидным порождением переходного периода является ФСО РФ. Во многих странах (в первую очередь — азиатских и африканских) существуют подразделения Президентской гвардии, которые, как правило, числятся в составе ВС. В качестве «отдельной сущности» подобные структуры почти не встречаются, особенно в демократических государствах. Однако в тех конкретных исторических условиях, когда возникло Главное управление охраны (конец 1991 года), выведение его из постсоветских силовых структур было абсолютно необходимо. Нельзя было охранять президента-антикоммуниста силами насквозь коммунистического экс-КГБ. Более того, ГУО — ФСО имело шанс стать прообразом параллельной армии, однако решение подобной задачи оказалось не под силу Александру Коржакову (впрочем, она всерьез и не ставилась). Тем не менее, поскольку переходный период у нас закончится не скоро, еще достаточно длительное время ФСО может существовать как самостоятельная структура, хотя, видимо, в сокращенном по сравнению с нынешним составе и с чисто наемным принципом комплектования.
В начале 90-х в нашей стране была предпринята и другая (тоже, к сожалению, безуспешная) попытка создать параллельную армию под названием «Национальная гвардия». В последнее время этот термин вновь возник в связи с возможной реорганизацией Внутренних войск МВД, т. е. сил, предназначенных для решения задач внутри страны (борьба с массовыми беспорядками, мятежами, террористической деятельностью, разного рода незаконными вооруженными формированиями). Между тем за рубежом Нацгвардия и ее аналоги — это, как правило, не ВВ, а «вторая армия», часть ВС. Национальная гвардия США имеет на вооружении абсолютно ту же технику, что СВ и ВВС этой страны, вплоть до стратегических бомбардировщиков B-1! В мирное время части Нацгвардии формально подчиняются губернаторам тех штатов, где они дислоцированы (интересно, зачем губернатору B-1?), однако во всех официальных документах и справочных изданиях войска НГ автоматически включают в ВС, что вполне справедливо. Национальные гвардейцы участвуют почти во всех войнах за пределами США, при этом уровень их подготовки традиционно ниже (хотя и ненамного), чем у бойцов регулярных вооруженных сил. Такая же «вторая армия» есть, например, в Италии, где она называется территориальными войсками. Они также входят в состав ВС (только сухопутных войск) и предназначаются для обороны важных объектов и ведения боевых действий против морских и воздушных десантов, их качество тоже несколько ниже, чем у «первой армии». Аналогичная структура с тем же названием и кругом задач есть и в ФРГ. В скандинавских странах (Дании, Швеции, Норвегии) существует «Хемверн», также предназначенный для территориальной обороны и охраны важнейших объектов. В Ираке, наоборот, Республиканская гвардия — элита ВС, личные войска Хусейна. Их было бы правильнее сравнить с нашей ФСО, только очень уж Республиканская гвардия велика. Ну а в странах Балтии «вторая армия», т. е. народное ополчение, предназначенное для ведения партизанских действий в тылу «русских агрессоров», вообще превышает по численности регулярные ВС. Более близкими аналогами наших ВВ являются, например, итальянские карабинеры, которые по вопросам материально-технического обеспечения подчиняются минобороны, а по оперативным вопросам — МВД, или французская жандармерия, подчиняющаяся минобороны, при этом ее деятельность координируется МВД и минюстом. Она может выполнять роль пограничников и МЧС, а также военной полиции (поддержание порядка в военных гарнизонах). А вот в странах Бенилюкса или в Великобритании есть только вооруженные силы и полиция без всяких «вторых армий» и «внутренних войск». Таким образом, набор вооруженных формирований, предназначенных для действий внутри собственной страны, не является догмой, а определяется конкретной исторической и геополитической обстановкой. Очевидно, что перед Внутренними войсками РФ сейчас стоят две достаточно противоречивые задачи. Первая — подавление массовых беспорядков и выступлений, вторая — борьба с диверсионно-террористическими формированиями. Общего у этих задач только то, что они решаются на территории своей страны, поэтому важнейшей задачей ВВ при проведении операций является если не полное предотвращение, то, по крайней мере, минимизация ущерба для населения и материальных ценностей (для ВС, когда они ведут боевые действия, такой проблемы либо вообще нет, либо она является третьестепенной). Дальше начинаются различия. При подавлении беспорядков главная задача ВВ — парализовать, деморализовать и обезвредить и лишь в самом крайнем случае — уничтожить. При проведении противодиверсионных и антитеррористических действий главная задача — защитить население и объекты и уничтожить противника (захват «живьем» — это «роскошь», и лишь в отдельных случаях он становится основной задачей). Таким образом, для столь разных ситуаций нужен разный способ действий, разная подготовка личного состава, разное вооружение и экипировка. При этом наши ВВ имеют практически то же оружие, что и ВС.
Вполне очевидно, что основное оружие наших БТРов, состоящих на вооружении ВВ, — «убойный» пулемет КПВТ калибра 14,5 мм — при подавлении беспорядков не только не нужен, но и вреден. Более того, даже незаменимый «Калашников» с его острой высокоэнергетической пулей, предназначенной для того, чтобы убить, а не обезвредить, в такой ситуации тоже является излишеством. Нужно оружие с низкоимпульсными тупыми пулями, т. е. пистолеты-пулеметы. Формально, они у нас есть, но по «принципу Райкина»: «Неужели все это сделано в одном экземпляре?» Кроме того, нужно несмертельное оружие типа пластиковых пуль или прочных сетей, выстреливаемых специальным устройством. С этим ситуация еще «лучше», чем с пистолетами-пулеметами. Более того, в качестве водометов у нас используются обычные пожарные машины, которые можно вывести из строя одним удачным броском булыжника. Однако и для противодиверсионных и контртеррористических действий стандартное армейское оружие подходит слабо. Так, если операция проходит в помещении или на городской улице (а в подавляющем большинстве случаев будут реализовываться именно эти варианты), то пули не должны в случае промаха рикошетить от стен и ломать все на своем пути, а при попадании в цель они должны гарантированно уложить врага, но не пройти навылет. К «Калашникову» все эти требования тоже не применимы. Причем требуемые ТТХ стрелкового оружия и спецтехники для ВВ — это лишь один из примеров, во-первых, своеобразия задач, во-вторых, слабой, мягко говоря, готовности к их решению. Большие проблемы есть также с психологической готовностью к борьбе с терроризмом и с тактикой этой борьбы. Наш опыт в этой области достаточно мал. Летом 1941 года в Красной армии имела место массовая фобия по поводу возможных немецких десантов в нашем тылу, однако практически ничего подобного не было — за месяц до начала «Барбароссы» большинство немецких парашютистов погибло в ходе операции по захвату Крита. В конце 40-х — начале 50-х армия и НКВД вели борьбу с партизанами в Прибалтике и на Западной Украине, однако эти действия были локальными и проводились только в сельской местности. Сейчас борьба с диверсантами на долгие годы может стать основным способом боевых действий всех наших войск и сил, причем по всей стране, от Мурманска до Владивостока и от Анадыря до Белгорода. Против нас уже начата наступательная партизанская война, главными целями для которой будут крупные города и важнейшие объекты промышленности и инфраструктуры. Формально эта война имеет внутренний характер, поскольку основной базой террористов пока является Чечня, большинство террористов пока еще — лица чеченской национальности. С другой стороны, очевидно, что к концу 90-х уже не было никакой «Чеченской республики Ичкерия», а была «территория Аллаха» или «Меч Ислама», то есть плацдарм для исламских террористов, такой же, каким был и талибский Афганистан. Таким образом фактически уже имеет место внешняя агрессия против России, что автоматически требует задействования ВС. Которые, впрочем, к войне такого типа абсолютно не готовы (ни теоретически, ни практически), да и не должны воевать на своей территории. Такая вот получается коллизия. Хоть и много у нас «армий», но напрашивается создание еще одной, точнее деление нынешних ВВ. «Антибеспорядочные» силы должны остаться в подчинении МВД (видимо, под старым названием «Внутренние войска»), их задача — усмирение собственных нелояльных граждан. Антитеррористические войска (Национальная гвардия, Территориальные войска, Силы самообороны — названий можно много придумать) должны подчиняться Минобороны. Поскольку наши ВС в любом случае необходимо создавать с нуля, то и эту «вторую армию» следует создавать вместе с ними. При общих тыловых структурах, общем командовании, общем планировании части и подразделения «второй армии» в силу своего предназначения заведомо будут более «легкими», чем регулярные войска, им не нужны танки, артиллерия, средства ПВО, боевые самолеты, да и стрелковое оружие, как уже говорилось, может отличаться от армейского. Как и все ВС, «вторая армия» должна комплектоваться по призыву при контрактном наборе младших командиров. Причем если для основных ВС допустим только экстерриториальный принцип прохождения службы (хотя бы потому, что характер размещения частей ВС будет очень сильно отличаться от характера размещения населения России, например, на Дальнем Востоке у нас людей мало, а войск должно быть много), то для «второй армии» возможен (хотя и не обязателен) принцип «служить рядом с домом».
Возможно, что увеличения количества «законных вооруженных формирований» с созданием «второй армии» не произойдет, если включить в ее состав войска ФПС. Пограничники решают специфические задачи — с одной стороны, их деятельность «направлена вовне», как и у ВС, с другой стороны, охрана границы в мирное время и ее оборона в военное — «две большие разницы», поэтому самостоятельность ФПС сейчас вполне оправданна. Однако теперь охрана границы — важнейшая составляющяя антитеррористической деятельности, поэтому становится возможным изменение статуса ФПС. Если в советское время граница была «на замке», хотя особой опасности ее нарушения извне не было (правда, было много желающих нарушить ее изнутри), то сейчас она распахнута настежь, хотя опасность как раз появилась. Как это не парадоксально, лучше всего защищена и без того самая безопасная из наших границ— с Финляндией. При этом граница с Китаем, через которую против России ведется еще одна агрессия (демографическая, тихая и потому почти незаметная), охраняется очень слабо, а границы со странами СНГ вообще почти не охраняются. Гигантская открытая граница с Казахстаном от Астрахани до Барнаула представляет собой очень серьезную угрозу национальной безопасности РФ, ситуация на границе с Грузией вообще не требует комментариев, на азербайджанском участке ненамного спокойнее, да и границу с Украиной желательно контролировать значительно жестче, чем сейчас. За нынешнее положение вещей надо поблагодарить большевиков, создавших абсолютно искусственные «союзные республики», прирезавших к ним огромные куски российской территории и наделивших их правом отделения. Надо поблагодарить также бывшего директора ФПС Андрея Николаева, навязавшего руководству страны концепцию охраны внешних границ СНГ, а не границ самой России (в результате реализации этой концепции, как и следовало ожидать, не охраняются ни те, ни другие). Однако все эти благодарности уже не конструктивны. Поздно. Хорошо бы изъять у Казахстана часть территории, чтобы граница проходила по естественным водным преградам (Уралу, Тоболу, Иртышу), однако это уже нереально. Надо охранять то, что есть и добиться прекращения ситуации, когда оружие, наркотики, разного рода контрабанда и нелегальные иммигранты, включая террористов, попадают в страну почти бесконтрольно в неограниченных количествах. При этом создание классической границы советского типа с колючей проволокой и КСП вряд ли возможно как по экономическим, так и по политическим причинам, следовательно, надо изыскивать другие методы. Очевидно, следует модернизировать и создавать новые средства наблюдения и разведки, а также повышать мобильность погранотрядов. Кроме того, естественно будет сделать части «второй армии» (особенно дислоцирующиеся в приграничных регионах) вторым эшелоном пограничников. Формы и методы взаимодействия предстоит разрабатывать, а затем, по опыту реализации, совершенствовать. В целом состав силовых структур РФ, безусловно, подлежит пересмотру и оптимизации. Их количество, очевидно, будет существенно сокращено, но сокращение как самоцель никому не нужно. Силовая составляющая государства должна соответствовать его экономическим возможностям и геополитическим интересам. Интересы должны быть четко осознаны, особенно с учетом того факта, что Россия — это не «мини-СССР» и не «анти-СССР». Россия — это «не СССР». Это новая страна с новыми интересами, под которые необходимо создавать силовые структуры. Если же они будут строиться под ложные задачи, то в лучшем случае получится выбрасывание денег на ветер, в худшем будет нанесен серьезный удар по национальной безопасности.
|
