Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 8, 2002
| Слово «реформирование» звучит уже с конца 70-х годов, а может быть, даже сначала 60-х. Тогда речь шла о реформировании народного хозяйства, как результат этих разговоров появились Совнархозы, которые потом были успешно ликвидированы. И сокращение Вооруженных сил в 1956–1961 годах определяли тоже как реформирование, несмотря на его абсолютно волюнтаристский характер. Тогда на разделку шли корабли, готовые на 90–95 процентов, что было абсолютно невыгодно с экономической точки зрения и никак не повышало боевой потенциал Флота и Вооруженных сил. Военнослужащие (прежде всего офицерский состав) увольнялись без всяких социальных гарантий, что наносило огромный моральный ущерб ВС. То есть слово было дано, практических результатов не было. Надо сказать, что оборонная промышленность неплохо функционировала при советской власти: были специализированные КБ и предприятия, которые производили конкурентоспособное вооружение. Сейчас нужно сохранить то лучшее, что у нас есть и создать условия для того, чтобы военно-промышленный комплекс работал эффективно в современных условиях. ВПК должен научиться зарабатывать деньги в условиях новорусского капитализма. Для этого армия должна иметь возможность, во-первых, финансировать свои новейшие разработки и, во-вторых,— финансировать закупку вооружения. И весь вопрос в том, способны ли Вооруженные силы финансировать в достаточной степени и разработку и закупку. Опыт показывает, что не способны. Поэтому надо сделать все возможное, чтобы государство поддержало военно-промышленный комплекс. Нужно разрабатывать системы нового поколения, финансировать их производство. И разработки должны иметь двойное назначение: использоваться и в оборонной и в гражданской промышленности. Государство, которое хочет быть сильным, должно иметь подготовленные Вооруженные силы, способные обеспечить безопасность своей страны. ВС должны быть многокомпонентными с учетом всевозможных угроз современного мира. Например, Англия, Франция входят в НАТО и вроде бы находятся под защитой ядерного оружия США, но в то же время имеют свои ядерные силы. Для чего? Для поддержания национального авторитета, национального престижа, статуса страны с ядерным боезапасом. Мы этот потенциал имеем, и задача состоит в том, чтобы сохранить его в необходимом объеме. Нам нужны стратегические ядерные силы как силы сдерживания, мобильные сухопутные силы, способные, с учетом наших расстояний, к маневру, к передвижению и решению задач на определенном направлении и, учитывая, что маневр наших морских сил трудно осуществим на наших просторах, на каждом театре должны быть определенные морские силы. У нас сегодня четыре основных направления для флота: северное, южное (это Черное море и Каспий), западное (Балтийское море) и тихоокеанское. Рассуждая о реформировании ВС, нужно иметь в виду, что наша главная цель— создание боеспособных формирований, способных действовать в различных условиях. Оснастить армию современным вооружением, обеспечить нормальные социальные условия личному составу, поставить на высокий уровень обучение и подготовку кадров — вот первоочередные задачи военной реформы. После 92-го стратегическое развитие ВС стало практически недоступно, так как финансирования хватало только на выплату денежного содержания, да и оно зачастую выплачивалось с большими перерывами и задолженностями. Очень небольшие средства выделялось на поддержание боевой, технической готовности частей, соединений, еще меньшие — на новые разработки. Так что все виды ВС находятся сейчас в одинаково тяжелом состоянии. Главная проблема, без сомнения, низкий уровень финансирования научно-исследовательских и конструкторских работ, и отсюда — отсутствие новых видов вооружения. Так, на флоте нет возможности на практике проверить, что из себя будет представлять новый корабль. Предположим, в 94-м году заложили новую многоцелевую подводную лодку, она еще не готова. Хотя срок строительства должен быть в пределах пяти-шести лет, а прошло девять. Мы не можем проверить ни идеи, заложенные в оборудование, ни другие составляющие нового проекта. Серьезный вопрос техническая готовность имеющегося вооружения. Межремонтные сроки вооружения затягиваются. И основное поддержание корабельного состава в боевой готовности производится силами личного состава, а это не может продолжаться долго. Государство должно создать нормальные условия службы для офицерского и рядового состава. Достойное денежное содержание — это первое. Не может командир атомной лодки получать меньше, чем водитель троллейбуса в Москве, как это было до недавнего времени. Те, кто служат сегодня, — это патриоты уже потому, что они служат Родине за элементарный прожиточный минимум, и при этом абсолютное большинство служит честно и добросовестно. Нужно, чтобы этот патриотизм по достоинству оценило государство. Что касается модных сейчас суждений о контрактной армии, то надо сказать, что в мире много всяких схем службы. В Соединенных Штатах, например, — контрактная. Но Соединенные Штаты на контрактную службу переходили от13-ти до17-ти лет в различных видах войск. При этом решались вопросы повышения денежного содержания, льгот, обеспечения жильем и много других проблем, в том числе правовых. Во Франции же есть призыв, в Германии тоже призывная система, но там призывники каждый вечер могут уходить из части домой. У нас система смешанная. Возьмем, к примеру, экипаж подводной лодки. Мы ведь на контрактную службу набираем уже с 1994–1995-го годов. Тогда мы имели определенную квоту контрактников. В Военно-морском флоте мною была поставлена задача: экипажи подводных лодок, в которых количество личного состава (по призыву) меньше определенного числа, должны быть полностью контрактными. Получается экипаж: офицеры — 30 человек, мичманский состав тоже30,они— контрактники. И остается 10–12 человек — личный состав по призыву. Но жили эти контрактники в таких же казармах, как и срочники. То есть условий для жилья создано не было. И это сказывалось на желании оставаться на контрактную службу. Это что касается подводных лодок.
Надводный корабль — уже сложнее. Большие экипажи, кубрики. Кубрик на каюты не разделишь. Это уже проблема, потому что люди там должны находиться постоянно. А обеспечение всех жильем или общежитием требует достаточно серьезных вложений. Поэтому, я думаю, что должен быть смешанный принцип набора. Там, где необходима особая подготовка, там должны быть только контрактники, профессионалы во всех отношениях. Там, где достаточно получить элементарные навыки в процессе двух-трех месяцев обучения, возможна служба по призыву, потому что иначе это станет большой финансовой нагрузкой для государства и будет просто невыполнимо. Военно-морской флот всегда был в России самостоятельной структурой в государстве; и Великую Отечественную войну провел самостоятельной единицей, что не помешало нормальному взаимодействию ВМФ с другими видами ВС; более того, флот выполнял задачи приморских флангов армии, например, при обороне Севастополя. Флот — это целый мир со своими специфичными законами. Командир корабля — человек, представляющий государство, независимо от того, какой величины корабль. Ответственность, по сути, одинакова у командира тральщика икомандира авианосца (это юридически). Фактически, конечно, командир авианосца решает более сложные и серьезные задачи. Например, в 80-е годы наши тральщики охраняли наших рыбаков у западного побережья Африки. И были случаи, когда командиры тральщиков (экипаж45–50 человек) в звании капитан-лейтенантов принимали решения открыть огонь по судам прибрежных стран при их попытках захватить наши рыболовные суда. Это были решения от имени государства. Ситуации бывают самые разные, иногда они требуют неординарных решений. Например, в то время, когда я был главкомом ВМФ, на утреннем докладе оперативный дежурный Военно-морского флота докладывает, что на подводной лодке Северного флота, которая тогда была на патрулировании в средней части Атлантики, примерно на широте Южной Англии, заболел матрос, предположительно приступ аппендицита. Я уточнил, какие меры приняты. Мне доложили, что даны медицинские консультации и так далее. После окончания утреннего доклада я звоню командующему Северным флотом и спрашиваю, какие решения он намерен принять. Он доложил, что планирует возвращать лодку на базу, а это примерно семь-восемь суток. Можно ускорить, но в ущерб безопасности плавания. Поэтому я подумал, что этот вариант не совсем подходит. А надо сказать, что в 1973-м году я был командиром крейсера «Дмитрий Пожарский» и возвращался с длительного, почти годичного плавания из Индийского океана во Владивосток. Проходя Малакский пролив, уже выходя из Индийского океана в Тихий, я получил приказ оказать помощь больному, который находился на одном из наших кораблей примерно на широте Манилы. В пределах суток мы шли полным ходом. Встретились ночью, приняли больного. На борту крейсера, поскольку корабль был дальнего плавания, была усиленная медицинская группа Главного госпиталя флота. Они сделали операцию — у человека уже был перитонит. И в течение семи дней больному делали промывания незашитой раны, пока шли до Владивостока. Там его сдали в Главный госпиталь флота, и жизнь парнишки была спасена. Поэтому, припомнив этот случай, я посчитал, что надо искать какие-то другие решения. А перед этим я как раз побывал с визитом в Англии. Тогда первым морским лордом был адмирал Бэтхэрст. Мы обговаривали, какую мы можем оказывать друг другу помощь в вопросах безопасности плавания. Я сразу пригласил на связь английского военного атташе, капитана второго ранга Долтона, и спросил его, смогут ли они принять нашего больного. Через какое-то время получил положительный ответ и дал приказание оперативной службе найти точку севернее Ирландии и договорился с английской стороной о том, в какое время всплывет подводная лодка. После этого дал приказание на подводную лодку, доложил начальнику Генерального штаба и министру обороны, что я принял такое решение. Конечно, это было необычное решение для того времени, реакция могла быть абсолютно различная, поскольку оно противоречило нашей системе патрулирования, скрытности и всего остального. Интересно, что до того как лодка всплыла, ее никто не обнаружил. После передачи больного на английский корабль дали приказание на подлодку опять погрузиться и уходить на юг Атлантики. Подлодку долго сопровождали, но она оторвалась от наблюдения и ушла. Кстати, англичане не стали делать операцию больному. Они использовали консервативные методы. А через месяц наш военный морской атташе в Англии отправил военного сюда, в Москву, где ему и сделали операцию. Во флотской службе, пожалуй, как нигде, нужно представлять, что последует за тем или иным приказанием начальника и при необходимости убедиться в правильности понимания приказа.
С 82-го по 84-й год я был командиром оперативной эскадры в Индийском океане. Там были силы со всех флотов и подводные лодки, в том числе и Северного флота. Они находились под управлением Северного флота, потом Центрального командного пункта флота, а потом уже переходили в мое управление, когда входили с юга в Индийский океан, это длинный путь. И вот одна подводная лодка должна была всплыть, а мы должны были ее встречать перед входом в Красное море. Но обстановка несколько изменилась, и мы наметили другую точку всплытия. Дали заблаговременно телеграмму, пришли в точку всплытия. Сигналов нет. Ничего не наблюдаем. Час проходит, начинаю беспокоиться. Читаю телеграмму, где переназначались время и точка всплытия, смотрю на карте, широты, долготы — всё соответствует, всё правильно. Второй час проходит. Тишина. В такие моменты начинаешь перебирать все возможные варианты, не исключая ничего. Я уже успел дать приказание на противолодочную авиацию: приготовить к вылету две пары самолетов, вертолеты. Приказал «приготовиться к бою по ходу» противолодочным кораблям. В общем, уже начали прорабатывать все возможные варианты действий. Еще через полтора часа связисты докладывают, что слышен слабый сигнал с подводной лодки. Проходит какое-то время, лодка всплывает, заходим в Аден, становимся на якорь. После этого вызываю командира. Спрашиваю, в чем дело. Оказывается, телеграмму не дочитали, не удосужились проверить. Вот вроде мелочовка, а цена этого — самолеты вырулили на взлетную полосу, корабли приготовились к съемке с якоря, сотни людей были подняты ночью. Флот — это наиболее наукоемкий, затратный участок Вооруженных сил, но огневая поддержка с моря остается и сегодня одним из основных элементов боевых действий. Доказательство этого — акция Соединенных Штатов и НАТО «Буря в пустыне». Пока подводные лодки ракетами, авиацией не поразили определенные цели, ни один солдат никуда не пошел. В Афганистане, Чечне — везде привлекались силы ВМФ. Все понимают, что Россия — это морская держава. И она должна иметь хорошие Военно-морские силы на всех направлениях. Другой вопрос — как реагирует государство на нужды флота, особенно в ситуации нехватки бюджетного финансирования. В последнее время у нас все больше тратится сил и средств на устранение последствий аварий и катастроф (как технических, так и боевых). В ликвидации последствий проявляется героизм. Это мы умели всегда. Это проще, чем повседневный, кропотливый труд по исполнению своего военного долга.
|
