Опыт исторической аксонометрии
Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 6, 2002
| Петербург стоит в северо-западном углу России, у краешка моря, единственной из акваторий Северной Атлантики, которая досталась стране. Со столичных времен сюда, к выходу на Балтику, сходились магистрали путей, от края до края связавших в единое целое великую сухопутную державу Романовых, а потом и раскинувшийся на шестой части земной суши Советский Союз. Эти пути превратились в «трехлучье» главных проспектов Санкт-Петербурга, стягивающихся к Адмиралтейству. И сейчас они по-прежнему объединяют внутреннее пространство России, ее ближнее и дальнее зарубежье, продолжая диалог народов и культур, завязавшийся тысячу лет тому назад на краю России у балтийских берегов, задолго до основания Петербурга. Диалог культур Бисмилля! Я в далеких походах Олжас Сулейменов. Санкт-Петербург — один из немногих городов в мире и долгое время единственный в России, где диалог культур принял высшую из возможных форму диалога религий. Сначала — православия с другими христианскими конфессиями. Невский проспект, как отметил академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, был единственной улицей европейской столицы, где подряд стояли православный Казанский собор и лютеранская Петрикирхе, католический Костел св. Екатерины и Армянская церковь. Столица Российской империи к началу ХХ века стала полем взаимодействия, представительства всех мировых религий: основных конфессий христианства, иудаизма, ислама, буддизма (дацан построили уже в годы Первой мировой войны). «Ли-ллахи», Хвала Аллаху! — гласит нанесенная двенадцать веков тому назад, грубо прочерченная ножом надпись на серебряном арабском дирхеме Петергофского клада, одной из восьмидесяти монет древнего варяжского сокровища, хранящегося в запасниках московского ГИМ.[1] Клад был найден в Старом Петергофе, накануне, если не в первые дни Великой Отечественной войны, в парке блистательной некогда императорской резиденции, на прибрежье Финского залива. Зарыт в самом начале IX века, почти за тысячу лет до основания Петергофа и Петербурга, еще до рождения Русского государства. Монеты из маленького купеческого скарба помечены «автографами» — ножевыми граффити владельцев: среди них был и варяг Убби (ubi, и другие скандинавские руны), и хазары (пользовавшиеся тюркскими рунами), и даже грек Zakarias, первый известный по имени византийский участник торговых операций на «пути из варяг в греки». В многоголосый хор купцов разных народов, культур и вер включился и правоверный мусульманин, где-то до 805–825 годов (наиболее вероятная датировка клада) пометивший коранической формулой свое серебро, прежде чем добралось оно до балтийского берега. Петергофский клад — одно из самых ранних свидетельств летописного пути из варяг в греки, древнерусской речной трассы от североатлантической акватории Балтики в Средиземноморье. Путь из варяг в греки — путь святого Андрея Русская летопись открывает «путь из варяг в греки», из Балтийского в Черное море, именно с Невы, «устья озера великого Нево». Этим путем в легендарные времена апостол Андрей прошел Скифию, возвещая грядущее торжество христианства, и конечным свершением этого пророчества на берегах Невы поднялся Санкт-Петербург, осененный андреевскими флагами кораблей Петра Великого. Новый порт, крепость и столица Империи раскрывали для новой эпохи потенциал древнего, изначального исторического пути России. Петербург — плод российского урбанизма на тысячелетнем балтийско-средиземноморском пути из варяг в греки, историческом пути России «от северного языческого варварства к эллинистически-христианской духовности»,[2] этот тезис «регионального петербурговедения» постепенно, но уверенно завоевывает себе место в национальном самосознании россиян. Древняя Русь — «Скандовизантия» академика Дмитрия Сергеевича Лихачева — эту сторону своего исторического бытия IX–XIII веков наиболее полным образом выразила, вступая в Новое время, именно основанием Санкт-Петербурга. Петр Великий, посвящая задуманный и оставшийся неосуществленным «грандиозный центральный общегосударственный собор на Васильевском острове» апостолу Андрею Первозванному[3], возводил на вершину православной иерархии святителей не столько провозвестника христианства на Руси, но прежде всего — летописного первопроходца «пути из варяг в греки». Первый памятник национального самосознания, первый опыт русской историософии, «Повесть временных лет» (1118) открывает текст предания об апостоле Андрее описанием, подробным и достоверным, этого пути «от устья озера великого Нево… до Царягорода, а от Царягорода и до Рима», и по нему совершает свое профетическое странствие летописный апостол, поднявшись из римской Малой Азии «в Скифию», посетив «горы Киевские», новгородскую землю ильменьских словен и «морем Варяжским» вернувшись в Рим. Петр, по заключению историка Василия Осиповича Ключевского, еще в ранней молодости ознакомился с русскими летописями и в дальнейшем не оставлял их вниманием[4]. В 1699 году, учреждая Орден Андрея Первозванного, в дальнейшем и в наши дни — высший орден России, оснащая Андреевским флагом новорожденный Российский флот, он безусловно манифестировал возвращение России на этот ее исторический путь, а основание Санкт-Петербурга на Заячьем острове в дельте Невы 16мая 1703 года означало и возвращение к России ключевого звена этого пути, выхода на Балтику. В Шлиссельбург и Шлотсбург (Ключ-город Замок-город) переименовал Петр занятые крепости в истоке и в устье Невы, возвращенный России новгородский Орешек (Нотебург) и поставленный шведами в устье Охты Ниеншанц. Крепости на Неве — лишь часть, хотя и весьма существенная, мощной оборонительной системы, окружившей выходы России на Балтику в ходе многовекового русско-шведского состязания за эти берега с варяжских времен. Три кольца крепостей. Твердыни монашеской братии Выход к Балтике, если посмотреть внимательно на карту России, защищен концентрическими цепочками крепостей допетровской эпохи. В три кольца они опоясывают весь Северо-Запад Европейской части России, и концентр этих колец — выход Невы в Финский залив. Крепости эти воздвигались постепенно в течение всего Средневековья, в многовековой борьбе Руси, сначала Новгородской, потом Московской, с западными соседями. Они защищали страну в Смутное время, некоторые из них почти на сто лет отошли к Швеции, но важнейшие стали опорою России в Северной войне (1700–1721) за возвращение выхода к морю и приморских земель и потому должны рассматриваться как дальние или ближние, но — предшественники Санкт-Петербурга. «Внешнее» по отношению к Финскому заливу кольцо этой оборонительной системы к петровской эпохе образовали крепости трех православных монастырей России. Пятибашенные каменные укрепления Соловков на Белом море, построенные в 1584–1594 годы, замыкали это кольцо крепостей с севера (именно здесь молодой Петр во время страшного шторма 1 мая 1694 года получил «морское крещение», оставив о том памятный крест с голландской надписью). Кирилло-Белозерский монастырь, «великая государева крепость», в 1654–1680 годах был превращен в самый внушительный образец допетровской фортификации. Обитель, превосходившая мощью своих башен и стен Троице-Сергиеву лавру, словно «дублировала» ее в глубоком тылу Москвы, в вологодском Белозерье, и создавала крайнюю на востоке опору северо-западной системы стратегических русских крепостей. Наконец, на западном рубеже Московского государства цепь укреплений замыкал Псково-Печорский монастырь, оснащенный в начале Ливонской войны Ивана Грозного (1558–1565) мощными башнями и оборонительными стенами. Именно крепость Печор приняла на себя в 1701 году, после поражения русских под Нарвою, первые удары Северной войны. Монастырские твердыни на исходе русского Средневековья точно очертили древние пределы Северо-Западной, «Прибалтийской России», летописной «Руси Рюрика». Именно в этих пределах поместила под 862 годом «Повесть временных лет» первых варяжских князей: Рюрика — в Ладоге (а затем — в Новгороде), Синеуса — в Белоозере, Трувора — в Изборске (два десятка верст восточнее Печор). Собственно, эта часть России входит в Балтийский водный бассейн, и ее историко-географическое «тяготение», принадлежность Балтийскому морю, — вполне естественный физико-географический фактор. Стольные города Прибалтийской России Ладога, Новгород, Псков — в порядке их появления в летописи (862, 864, 903 годы) были княжескими столицами Прибалтийского края Руси, контролируя, по существу, выходы рек Балтийского бассейна с Русской равнины в акваторию Финского залива. Цитадели этих городов были первыми, а в дальнейшем — главными крепостями, которые обеспечивали неприкосновенность выхода России к морю. Именно в этих, выдвинутых на Запад городах задолго до их появления в летописи (с VIII века, т. е. за тысячу лет до основания Петербурга) завязался и развивался диалог русских с Европой. Именно эти русские города до конца XVII века открывали для западноевропейцев дорогу в Азию, на Кавказ, в Персию, Индию и Китай. Но они же надежно и неприступно защищали эти пути. Городские крепости и дополняющие их фортификации былых «стольных городов» Пскова, Новгорода и Ладоги ближе к Финскому заливу, Неве и Ладожскому озеру создавали главное «срединное» кольцо укреплений вдоль северо-западных рубежей допетровской Руси. Псковские многопоясные укрепления, выдержавшие осады Стефана Батория и Густава-Адольфа, в начале Северной войны, как и Печоры, стали «фронтовым рубежом» русских. Новгород, чья фортификация была планомерно модернизирована за несколько лет до Северной войны (1694–1699), стал базой восстановления царских войск после нарвского поражения, с которого 19 ноября 1700 года по существу и начиналась Северная война. В Новгород затем почти два года стягивались контингенты новобранцев и новая артиллерия, отлитая из церковных колоколов. Ладога на Волхове, в двенадцати верстах от береговой линии Ладожского озера, стала «прифронтовой базой» русских: здесь под руководством Петра и Бориса Петровича Шереметева сосредоточились силы восстановленной российской армии перед осенней кампанией 1702 года, увенчавшейся взятием Нотебурга; следующей весною пал Ниеншанц и был заложен Питербурх. Ладога в системе прибалтийских крепостей России занимала особое место. На страницах летописи она появляется впервые в 862 году как первая столица варяжского князя Рюрика. Именно он «пришед к словеном первее и сруби город Ладогу», т.е. построил деревянную крепость, как показали археологические исследования, в существовавшем с середины VIII века межплеменном и международном приморском торгово-ремесленном центре. Археологическая дендродата первых ладожских построек — 753 год рубки бревен — дала основания для предложений «совместить» в 2003 году юбилеи 300-летия Санкт-Петербурга и 1250-летия Старой Ладоги, его предшественницы в течение 950 лет («прабабушки Петербурга», как окрестили Ладогу современные журналисты). «Старой» древнерусская Ладога стала именоваться с 1704 года, когда повелением Петра у берега Ладожского озера был основан город Новая Ладога, по сути дела сверстница Петербурга, порт, крепость и верфь в том же приморском пространстве Прибалтийской России. В XII веке Ладога первой из русских городов получила каменные укрепления («крепость посадника Павла» 1114 года через полвека, в 1164 году, успешно выдержала первую шведскую осаду). В середине XV века крепость обновил новгородский «владыка» архиепископ Евфимий. В конце Ливонской войны Борис Годунов воздвиг в Ладоге существующую доныне каменную пятибашенную крепость и примыкавший к ней «Земляной город», один из первых в России образцов дерево-земляных бастионных укреплений «итальянской системы» (1580-е годы). В течение ряда веков, почти тысячи лет (с VIII и до конца XVII века) Ладога была военно-политическим центром, фактической столицей Прибалтийской России, вместе со Псковом и Новгородом она составила в XII–XV веках воеобразную «федерацию городов», средневековую державу Господина Великого Новгорода. Крепости новгородских федератов — предшественники Финский залив с севера и юга прикрывают крепости Корела, Орешек, Копорье, Ямгород, которые были в XIV–XV веках своеобразными «малыми столицами» прибалтийско-финских народов, вошедших в состав Державы Великого Новгорода. Именно Новгородская держава взяла на себя начальное обустройство, защиту и расширение приморского пространства России вдоль берегов Финского залива. От Ладоги к северу и западу в XIII–XV веках постепенно образуется следующее, по отношению к бассейну Невы и побережьям Финского залива, «внутреннее» кольцо крепостей, охватывая все более плотным каменным объятием выход Руси на Балтику. После Невской битвы 15 июля 1240 года, полвека спустя, появляются крепости, выдвинутые к приморским рубежам: Корела (Кексгольм, совр. Приозерск) на западном берегу Ладожского озера, на Карельском перешейке, с 1295 года уравновесила основанный шведами в 1293 году замок Выборг. Копорье — на южном берегу Финского залива, было укреплено каменной стеною в 1297 году (немецкие крестоносцы пытались поставить здесь деревянный «пфальц» в 1240–1241 годах, но, как и шведы, были отброшены Александром Невским). «Крестовые походы» шведов в карельские и приневские земли в 1300 году отмечены попыткою закрепиться непосредственно на Неве. Крепость Ландскруна («Венец Земли») в устье Охты, предшественница Ниеншанца XVII века, на следующий после основания год была разгромлена и снесена новгородцами с князем Андреем Александровичем, сыном Александра Невского. Внук прославленного князя Юрий Данилович в 1323 году основал на Ореховом острове в истоке Невы крепость Орешек и заключил со Швецией Ореховецкий мир. Договор определил северо-западную границу России на Карельском перешейке по р. Сестре. Так за Русским государством впервые были юридически закреплены земли, составляющие северное «околоградье» современного Санкт-Петербурга. Десять лет спустя, в 1333 году, новгородцы вручили «служилому» литовскому выходцу, князю Наримонту (в православном крещении Глебу Гедиминовичу) управление Ладогой, а вместе с нею — Орешком, Корелою и Копорьем. Новгородские пограничные крепости здесь впервые выступают как своеобразные «племенные столицы» прибалтийско-финских народов, федератов Великого Новгорода: Орешек — в земле ижоры, Корела — карел, Копорье — води. Формула «сдумаша новгородци с ладожаны и псковичи, корела, ижора, вожане» в новгородских летописях появляется с 1270 года, фиксируя эту своеобразную федерацию трех славяно-русских городов — Новгорода, Пскова, Ладоги — и трех финноязычных племен Корельской, Ижорской и Водской земель. Собственно здесь, на северо-западной окраине России, впервые с «варяжских времен» первичного «племенного союза» IX века (в 862 году словене, кривичи и финноязычные чудь, меря и весь организовали летописное «призвание князей») и отрабатывается в России та форма государственного устройства, которую сейчас называют «федерацией». И не только Новгородская держава, по сути дела и вся «домонгольская Русь» XII–XIII веков была такой «федерацией» самостоятельных «земель»-княжеств: Киевского, Владимиро-Суздальского, Черниговского, Рязанского и еще доброй дюжины земель и «стольных городов». Федеративное устройство домонгольской Руси обернулось слабой своей стороной в годы монголо-татарского нашествия молодой и мощной военно-кочевнической державы. Но недоступный для этого нашествия Новгород свое федеративное устройство сохранил и расширил, распространив его на земли Русского Севера, а из своих колоний-«пригородов» (окраинных городов-федератов) Устюга и Вятки направил движение русских к Полярному кругу, «Дышучему морю» Ледовитого океана и «за Камень» Уральских гор, к сибирским просторам, достигая низовьев Оби, Енисея, Лены, Индигирки и Колымы. Ядро федерации развертывалось от побережья Финского залива Балтийского моря, где отрабатывалась и укреплялась «модель» отношений славяно-русского городского и сельского населения через систему единообразных «погостов» и «волостей» с обращенными в православную веру землями прибалтийско-финских «иных языков». Наримонт и его преемники управляли из Ладоги этими «племенами-федератами» близ побережий Финского залива до конца XIV века. В 1384 году князь Патрикей Наримонтович расширил владения вдоль «Ревельской дороги» на запад и получил в управление весь «Нарвский берег», т. е. южное побережье Финского залива до р. Нарвы. Для защиты новгородских владений он построил порубежную крепость (Копорская губа в это время, видимо, постепенно мелела) Яму, или Ямгород, в низовьях Луги (Ямбург, совр. Кингисепп). Орденские немцы до конца XV века называли город Ниенслот («Новый замок»). Пограничные крепости Новгорода Великого строились на уровне современной им западноевропейской фортификации; как и во времена пути из варяг в реки, с севера на юг континента, Новгородская Русь со своими путями на запад, кБалтике, оставалась открытой для Европы. С учетом опыта орденских крепостей Прибалтики, новгородский владыка Евфимий расширил в 1443–1448 годах укрепления Ямгорода, а в 1445 году «обновил» крепость Ладоги, снабдив ее прямоугольными в плане башнями. Крепость Орешек первые каменные стены и башни («костры», от лат. castrum), ориентированные на нормы орденской «кастельной» архитектуры, получила в 1352 году, их возвел архиепископ Василий, который построил и первые каменные укрепления Новгорода (1331–1335). Стену Орешка защищал ров, служивший каналом для подхода речных судов к каменной воротной башне (древнейшей из открытых на Руси, с подъемной воротной решеткой-герсой). После того как в 1410 году посад в южной части острова был обнесен каменной стеною, Орешек стал островной, практически неприступной крепостью и базой военного флота (во время новгородско-ливонской войны 1443–1448 годов здесь сосредотачивалось до 50 ладей, способных вместить две споловиной тысячи воинов). Таким образом был закреплен контроль новгородцев над выходом с речной трассы Невы. Деревянная крепость Корела на острове в устье Вуоксы, выше порогов, у западного берега Ладожского озера, в 1364 году была усилена каменной «башней посадника Якова». Подобные одиночные каменные башни (известны в Орешке, Острове, Изборске) — еще одна западноевропейская новинка, освоенная новгородскими и псковскими средневековыми фортификаторами. Каменная крепость Копорье стояла на берегу Копорского залива, постепенно мелевшего и зараставшего, превращаясь в пойму речки Копорки. И здесь, в коленчатом уступе стены на изгибе прясла, сохранилась каменная винтовая лестница, точно такая же, как в уступе стены французского Каркассона (1285). В последней трети XIV века появились первые башни Копорской крепости. Новая, еще более мощная четырехбашенная фортификация была сооружена при московском государе Василии III в первой четверти XVI века (1520–1525).[5] Новгородские крепости с постройкою Ямгорода все ближе подходили к прибрежью Чудского озера и Нарве, служившим естественной водной границей. Всеверном Причудье, на речке Гда псковичи поставили порубежный городок Гдову, упомянутый впервые в 1323 году. В XVI веке в Гдове, как и в Копорье, силами московского правительства была выстроена четырехбашенная каменная крепость. Московские государи после присоединения Новгорода и Пскова (1478–1510) приняли на себя эстафету обустройства и защиты приморских земель, продолжая поиски надежного выхода страны к Балтийскому морю. В 1481 году было начато строительство новых каменных стен и башен во Пскове, при финансовой и технической поддержке московского государя Ивана III. В Новгороде в 1484 — 1491 годы кирпичные стены и башни Детинца (новгородского кремля) возводят присланные из Москвы итальянские мастера Аристотеля Фьорованти. Именно он в1482–1495 годы руководил возведением в Московском Кремле монументальных кирпичных башен и стен, Успенского собора, колокольни Ивана Великого, создавших бессмертный архитектурный образ «Града Небесного» столицы России, Третьего Рима. По ходу этого столичного строительства, которое сын Ивана III, великий князь и государь всея Руси Василий III продолжал до 1530-х годов (вслед за Московским Кремлем — Китай-город Москвы), была осуществлена также последовательная и беспрецедентная общегосударственная программа возведения крепостей Московского государства, соответствовавших нормам европейской ренессансной фортификации: в Нижнем Новгороде, Туле, Коломне, Дорогобуже, Зарайске, Пронске, Себеже, Копорье. Частью этой многолетней программы было строительство новой русской крепости Ивангород, названной по имени первого «государя всея Руси». «Дед» Петербургa Московское государство в конце XV века поставило, по существу, ту же задачу, что потом и Петр Первый в начале XVIII столетия: построить у моря портовый город и мощную крепость, способную обеспечить «на равных» диалог с Европой. И место было выбрано очень точно и выразительно, напротив Нарвы, которая становилась одним из первейших прибалтийских портов, благодаря своей близости к России. «Нарвский путь» на восток, к Орешку и Ладоге, либо на юго-восток, прямо к Новгороду, позволял западноевропейцам выйти на древнюю систему восточноевропейских магистралей между Балтикой, Черным и Каспийским морями и далее на юг и восток— в Азию. Ивангород на скале Девичьей горы у излучины Нарвы напротив орденского замка был заложен в марте 1492 года. Руководил работами новгородский воевода, боярин Яков Захарьевич Захарьин (Кошкин), вел строительство итальянский мастер (вероятнее всего, Пьетро Антонио Солари). Была выстроена городская цитадель (детинец), «Четвероугольный город», к 1499 году его прикрыл каменный Большой Боярший город. В июне 1493 года Иван III заключил мирный договор с Данией (с 1397 года возглавлявшей Кальмарскую унию, объединившую все три скандинавских государства). Король Ханс обещал вернуть Московии земли за рекой Сестрой, отторгнутые шведами по Ореховецкому миру в 1323 году. Московский государь ликвидировал торговые привилегии германской Ганзы в России и закрыл Немецкий двор в Новгороде, полагая сосредоточить заморскую торговлю Москвы в новопостроенном Ивангороде. Шведский регент Стуре, однако, не собирался уступать западнокарельских земель вокруг Выборга, и 26 августа 1496 года шведы овладели еще недостроенным Ивангородом, а 3 марта 1497 года заключили шестилетнее перемирие с Москвою, освободив крепость, но сохранив нерушимой границу Ореховецкого мира по реке Сестре. Ливония, в союзе с Великим княжеством Литовским, начала войну с Москвою летом 1501 года. Под стенами Ивангорода и Ямгорода состоялись ожесточенные сражения, и крепости устояли. Еще одно шестилетнее перемирие было заключено в 1503 году, а к концу его в 1509 году в Ивангороде был возведен третий пояс каменных стен. Строительством руководили новгородский староста Володимир Никитич Тороканов и итало-византийский мастер Маркус Грек, а возможно, и Алевиз Фрязин (Новый Фьорованти): в архитектуре ивангородских укреплений использованы приемы фортификации, характерные для миланского замка Сфорца и других крепостей Северной Италии. Крепость с тринадцатью башнями, двумя внешними и двумя внутренними воротами, несколькими поясами обороны каменных стен была обустроена двумя православными храмами. Каменный храм Успения Богородицы (1507–1509; строителем, по-видимому, был Маркус Грек), увенчанный высоким куполом на цилиндрическом барабане и окруженный галереей, сочетает черты православных и венецианских храмов Высокого Возрождения. В 1557–1558 годах, по образцу Успенской церкви, рядом с нею новгородскими мастерами в Ивангороде была выстроена небольшая каменная Никольская церковь.[6] Ивангород в его удивительном соединении православно-русских, московских и западноевропейских, ренессансных архитектурных форм за двести десять лет до появления Петра на берегах Невы задумывался и осуществлялся как своего рода «функциональный предшественник» Санкт-Петербурга. Если Старая Ладога — «прабабушка» российского города на Неве, то Ивангород — его «дед». И дальнейшая эволюция русского урбанизма на Балтике определялась сложными перипетиями военно-политической борьбы у побережья Финского залива. Московское государство, наследуя Новгороду Великому, двигалось к этому побережью неуклонно и планомерно. Обустраивалась Ивангородская дорога на Новгород, по старинной трассе на Ревель (Таллин), известной еще в XIV веке. В 1500 году она описана как государственная магистраль, «государева дорога», одна из первых сухопутных трасс допетровской Руси. Однако господствующее значение сохранял и в XVII веке водный речной путь, по Волхову, Ладожскому озеру, реке Неве в Финский залив. В1609–1617 годы шведы, вмешавшись в события Смутного времени, заняли Новгород, Ладогу и другие русские крепости, завладев всей Новгородской землей. По условиям Столбовского мира в 1617 году России были возвращены Новгород Великий, Ладога, Старая Руса, Гдов, Порхов, но Швеция оставляла за собою Кексгольм (Корелу с уездом), Нотебург (Орешек), Копорье, Ямбург, Ивангород, полностью овладев Невою и выходами из Восточной Европы к Балтийскому морю. <…> [1] Мельникова Е. А., Никитин А. Б., Фомин А. В. Граффити на куфических монетах Петергофского клада начала IX века. Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования 1982. М.: Наука, 1984. С. 26–47.
[2] Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. С. 227–237, 264, 266–269.
[3] Агеева О. Г. «Величайший и славнейший более всех градов в свете…» Град Святого Петра. Петербург в русском общественном сознании начала XVIII века. СПб.: БЛИЦ, 1999. 286–287.
[4] Ключевский В. О. Исторические портреты. М.: Правда, 1991. С. 154–155.
[5] Кирпичников А. Н. Каменные крепости Новгородской земли. Л.: Наука, 1984. С. 93–102,119–122, 159–185.
[6] Крепость Ивангород. Новые открытия / Ред. и сост. М. И. Мильчик. СПб.: «Дмитрий Буланин», 1997. С. 274. <…>
|
 | ||||||
| | | ||||
| | | ||||
| «ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ» О . . . | | ||||
| САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЕ СОВРЕМЕННЫЕ ЛЕТОПИСИ | ||||||
|
| ||||||
| ||||||
| | ||||||
| | ||||||
| | ||||||
