Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 6, 2002
| Будь смел, как лев. Никем и никаким Русский аналог Великой Китайской стены У Великой Китайской стены есть уникальный русский аналог — так называемая засечная полоса. В отличие от каменной китайской, устремленной вверх на высоту до 20 метров, русская «стена» была повалена на 50 метров вглубь леса. Срубленные деревья укладывались в одном направлении, и отнюдь не хаотичное переплетение стволов и ветвей соседних деревьев создавало препятствие, которое невозможно было с ходу преодолеть не только конному, но и пешему. На разборку древесной мешанины уходило несколько часов. За это время «хозяева» имели возможность организовать достойную встречу «гостям». Казалось бы, все понятно: как и Великая Китайская стена, засечная полоса была призвана защищать оседлое земледельческое население от скотоводов-кочевников, если бы не одно «но» — этот оборонительный рубеж проходит… в глубине леса, на сотни (а кое-где и на тысячу) километров севернее границы леса и степи, т. е. там, где в нем попросту нет никакой необходимости. Почему? Попытка ответить на этот вопрос привела к весьма интересным, на наш взгляд, выводам. Ось преткновения Границу леса и степи Евразии называют Большой климатической осью. Эта ось представляет собой естественный ветрораздел на материке. К северу от нее, там, где располагается зона лесов, в средневековье жили земледельцы, а к югу, там, где находятся степи, полупустыни и пустыни, — кочевники. Но наиболее благоприятные условия для жизни и тех и других предоставляла узкая полоса лесостепи — границы леса и степи, — область, по уровню плодородия земли близкая к степи, а по осадкам — к лесам. Уже с XI века лесостепь стала местом противостояния кочевников-скотоводов (половцев) и оседлых земледельцев (славян). Согласно летописям, с 1061 года до начала XIII века половцы вторгались в русские пределы 46 раз. Как скот съел лес Когда скот выгоняют пастись в лес (а это общепринятая европейская практика), он ест там не только траву, но и молодые деревья — подрост. Если нашествие домашних животных на лес интенсивно, то молодые деревья пожираются раньше, чем успевают вырасти, и если длительность нашествия превышает срок жизни основных пород деревьев данного леса, то по мере отмирания старых деревьев сначала на месте леса образуется лесостепь, а затем степь. Так вот, известно, что до XIV века в Восточной Европе леса находились там, где им и положено быть по «законам природы», — в географической зоне лесов. А вот в 70-х годах XV века скотоводы-кочевники (золотоордынцы) почти ежегодно кочевали близ южной границы Московского государства[1], что недвусмысленно свидетельствует о том, что в течение XIV–XV веков громадные массивы леса интенсивно превращались в лесостепь, а затем и в степь. Следовательно, остается предположить только одно: скот съел лес на пространстве протяженностью около тысячи километров по меридиану. Съесть такие леса было «под силу» не просто большому, но невообразимо огромному количеству скота. У половцев оно не было таковым. Что же произошло в степи с приходом монголов? Можно грубо оценить темпы роста и нижний предел численности степного населения Золотой Орды, исходя из более близких к нам по времени и, соответственно, лучше документированных прецедентов. Один из таких прецедентов исследовали совместно биолог Игорь Иванов и историк Игорь Васильев. В1801–1803 годах небольшая казахская орда (Букеевская), состоявшая из 50 тысяч человек, которые владели 200 тысячами голов скота, с разрешения царского правительства поселилась на пустующих землях Рын-песков в междуречье Волги и Урала. Через 20 лет у них было уже пять миллионов голов скота (25-кратный рост!), что оказалось чрезмерным для вмещающего ландшафта и вызвало экологический кризис в междуречье Волги и Урала, продолжающийся вплоть до наших дней. Несмотря на кризис и его следствие— падение поголовья скота до1,5–2,6миллиона, население орды, стартовав со стагнационного демографического состояния, за 40 лет утроилось, составив 150 тысяч человек.[2] Если считать, что численность монголов-завоевателей, пришедших в Восточную Европу, составляла приблизительно 300 тысяч человек (что соответствует современным представлениям), и оценивать темпы демографического роста Золотой Орды, исходя из таковых в Букеевской орде, то со времени окончания завоевания Восточной Европы в 1242 году до первой эпидемии чумы в 1346 году число потомков пришельцев должно было возрасти, как минимум, до трех миллионов человек. (Это, как уже было сказано, минимум, однако вполне реальной представляется цифра в пять миллионов.) Если на одного золотоордынца приходилось столько же скота, сколько и у букеевцев в период бурного демографического и хозяйственного роста, то три миллиона скотоводов должны были владеть гигантским (200 миллионов), а пять миллионов — поистине немыслимым поголовьем скота (330 миллионов). Реванш леса: необходимые и достаточные условия Пример Букеевской орды не только позволяет приблизительно оценить численность населения и поголовье скота Золотой Орды, он еще и свидетельствует о том, что кочевники зачастую не в состоянии реалистично оценить возможности вновь осваиваемых степей. Иными словами, люди не знали границ, за которыми следует экологический кризис. Как теперь известно, границы эти определены, прежде всего, общей универсальной закономерностью: физическая масса домашнего скота при полностью антропогенном ландшафте или суммарная масса домашних и диких животных, если ландшафт нельзя считать полностью антропогенным, не может превышать массу диких копытных, которые обитали в этом ареале до освоения его человеком. Еще один фактор, обусловливающий потенциальный кризис, — урбанизация степи. Города в степях Поволжья в эпоху Золотой Орды как магнит притягивали кочевников с их стадами.[3] Зимой городское население удваивалось — за счет кочевников, разбивавших вокруг степных городов свои «поселки» из юрт. Все степные города, естественно, располагались на реках. В сущности, они представляли собой (во всяком случае, «с точки зрения» скота) гигантские водопои — со всеми вытекающими отсюда плачевными последствиями для экологической ситуации в степи. Глобальный экологический кризис мог и даже неизбежно должен был остановить продвижение степи на север. Можем ли мы с уверенностью утверждать, что такого масштаба экологическая катастрофа действительно произошла? В XV веке имели место два взаимосвязанных и взаимообусловленных процесса: отступление к северу границы лесов и постоянное продвижение кочевий — тоже на север. И это при том, что, в соответствии с глобальными изменениями климата, тогдашние климатические условия (температура и влажность) благоприятствовали наступлению леса на степь со скоростью примерно 10 метров в год. Вместо этого движение шло в противоположном направлении со скоростью сотни метров и даже километры в год. Ясно, что скота у степняков стало значительно больше, чем век назад, но следует ли из этого, что самих степняков стало намного больше? Для средневековья — следует. В условиях натурального хозяйства прибавочный продукт не просто позволял, но автоматически подразумевал расширенное демографическое воспроизводство. В том, что население Степи росло, нет сомнений. Однако превысило ли оно критический порог, за которым природные ресурсы уже не позволяют обеспечивать традиционный уровень жизни? Известны факты перехода степных батыров на службу к русским и литовским князьям. Причем ордынские царевичи зачастую переходили на службу к русским… в качестве награды за победу над ними же. Такая ситуация могла возникнуть, только когда родная земля не могла прокормить излишнее население, а воины-профессионалы не хотели становиться земледельцами. Относительно XV века мы можем с большой степенью уверенности утверждать, что демографический потолок населения степи был к этому времени превзойден. Об этом свидетельствуют не только массовые переходы степных батыров на службу к русским, но, что более существенно, — жесткость борьбы кочевников за пастбища и учащающиеся случаи их зимовки на севере, т. е. в зоне с неблагоприятными для скотоводства условиями. Только перенаселенность степи могла заставить кочевника зимовать в рискованной климатической зоне. Куликовская битва и альтернативы истории Люди, жившие в прошлом, были не глупее нас. На их глазах разворачивалась трагедия социально-экологического кризиса, и они не могли не думать о том, как выйти из него. В подобных случаях нужны нетривиальные решения. Были ли такие попытки и что мы о них знаем сегодня? К сожалению, знаем мы очень мало— из-за практически полного отсутствия нарративных документов. Лишь одно событие той эпохи представляется более или менее обстоятельно документированным — Куликовская битва. Попробуем взглянуть на нее и обстоятельства, ей сопутствовавшие, из центра пока еще единого степного государства, опираясь на представление о начавшемся социально-экологическом кризисе в Степи. Что могло происходить в центре Золотой Орды накануне Куликовского сражения? С большой вероятностью мы можем говорить о сокращении доходов государства. Таможенные поступления снизились из-за слабого функционирования Великого шелкового пути после падения монгольской Юаньской династии в Китае, снижения уровня порядка в целом и развития бандитизма и грабежей — в частности.[4] Налоги поступали нерегулярно, а расходовались в возросших размерах, причем не на поддержание управления, инфраструктуры и хозяйства, а на военные и политические цели. Затухание международной торговли, криминализация общества — все это не могло не сказаться на хозяйственной и духовной жизни степных городов и кочевников. В то же время на Руси — в самой большой по территории и численности населения вассальной части Золотой Орды — шел процесс централизации политической власти вокруг Московского княжества и консолидации мировоззрения — на базе христианства. Контраст упадка Степи и устойчивости и богатства Руси был более чем очевиден. Люди не могли не думать о путях выхода из кризиса. Хотя бы немногим было ясно, что дальше так жить, как жили до сих пор, невозможно. В том, что зафиксировано историческими нарративными памятниками, внимание привлекает непонятное (по крайней мере, на первый взгляд), нетрадиционное желание темника Мамая стать московским князем. «В этот решающий момент Мамай надеялся не только наказать своего “улусника” и заставить признать власть татар, он мечтал сам сесть на Московский трон», — пишет Сафаргалиев[5], повторяя «Сказание о Мамаевом побоище», созданное, вероятнее всего, в первой четверти XV века. Возможно, Мамай предлагал воинам-кочевникам альтернативу: в ситуации, когда скотоводство больше не кормит, вместо традиционной неизбежности становиться земледельцами вырисовывается иная перспектива — сохранение статуса дружинников-воинов (на русских хлебах). Чтобы оценить реалистичность такого предположения, нужно прежде всего понять: существовала ли в принципе возможность мирной жизни в одном государстве кочевников и земледельцев? Есть ли исторические прецеденты объединения интересов тех и других в одном государстве? Есть. Когда кочевая булгарская орда хана Аспаруха отвоевала у Византии часть Балкан, в этнически смешанном государстве тюрки сначала заняли естественную для кочевников-воинов социальную нишу, став военным сословием, затем слились с основным земледельческим славянским населением. Второй пример — Цинская империя. Маньчжуры завоевали Китай и в течение веков сохранялись как этнос на своей земле, одновременно существуя в Китае в качестве военного сословия: из них и их союзников монголов формировались так называемые знаменные войска. Когда Китай вошел во второй социально-экологический кризис, Цинский домен— Манчжурия — был использован как резерв пахотных земель.
Если идея стать московским князем не приписана темнику русским летописцем и действительно принадлежит Мамаю, то она косвенно свидетельствует о том, что перенаселенность степи была фактом осознанным и требовавшим радикального решения. Не исключено, что Мамай шел ва-банк, и Куликовская битва была для него жестом отчаяния («Таковы силы мои, и если не одолею русских князей, то как возвращусь восвояси? Позора своего не перенесу»). Конечно же, мы не знаем, был ли это личный жест отчаяния обанкротившегося политика или же он воплощал в себе чаяния если не всего городского степного общества, то, по крайней мере, его части. Утверждать что-либо на основании свидетельств одного письменного источника невозможно. Но и исключить возможность описанной выше интерпретации событий — тоже нельзя. Позволительно лишь говорить о степени ее вероятности. Такая модель не противоречит известному нам объективному ходу исторических событий, а значит, является одним из вероятных его вариантов. В едином вмещающем ландшафте объединение народов в суперэтнос, т. е. группу этносов с общей исторической судьбой, должно было произойти с неизбежностью. Однако после гибели степной городской цивилизации, сопровождавшейся соответствующими невосполнимыми потерями культуры, системообразующим мог стать уже не тюркский (татарский), а какой-либо другой этнос. Им стал этнос русский. Но не сразу. Становление крепостного строя на Руси и лесная «реконкиста» В общем вмещающем ландшафте объединение народов в единый суперэтнос, в единое государство должно было произойти с неизбежностью — и произошло. Но пути этой неизбежности могли быть разными. История не имеет сослагательного наклонения и не ставит перед собой задачи рассуждать о том, чего не случилось, но обязана говорить, что же случилось в результате того или иного события. После поражения Мамая на Куликовом поле и окончательного распада Золотой Орды настали века жесткого противостояния тюрков и славян, отголоски которого слышны и по сей день. «Начались набеги на лесостепь конников Менгли-Гирея. В 1482 г. он сжег Киев, опустошил Киевскую землю, угнал множество пленных. В 1485–87 гг. крымские татары каждый год опустошали Подолию. Осенью 1494 г. татары опять напали на Подолию, а затем на Волынь. В 1496 г. сыновья Менгли-Гирея опустошили Волынь. В конце XV в. почти вся украинская лесостепь к западу от Днепра стала местом татарских и турецких набегов. Брацлавщина и Восточная Подолия, южная и центральная Киевщина были превращены в пустыню. Только в редких замках и их ближайших окрестностях еще сохранялось малочисленное население. Даже нашествие Батыя не погубило столько людей в украинской лесостепи и не принесло таких опустошений, как набеги Менгли-Гирея».[6] После взятия Иваном Грозным Казани и Астрахани начались непрерывные набеги крымских татар на Московское государство под лозунгом освобождения татар Поволжья от русских. Больше века борьба с Крымом требовала от Москвы немалых материальных средств и множества человеческих жизней, а самый большой налог тратился на выкуп пленных. Именно тогда, во время жесточайшего социально-экологического кризиса[7], и был создан русский аналог Великой Китайской стены — засечная полоса. Как известно, Москва медленно и тяжело отвоевывала у татар южные земли (славяно-тюркская конфронтация дорого стоила обоим основным народам суперэтноса), а отвоевав — отдавала помещикам. Для освоения земель казна предоставляла помещикам ссуды. На ссуды помещики строили для крестьян дома, покупали скот и сельскохозяйственный инвентарь. Затем приглашали крестьян на условиях, когда последние не имели ничего или почти ничего в собственности, т.е. попадали в полную зависимость от помещиков. Так на самых плодородных землях России утверждался крепостнический общественный строй. И по мере утверждения Московского государства на Черноземье лес двигался на юг, «перешагивая» через засечную полосу, сооружавшуюся в свое время вовсе не в глубине лесов, а на границе между лесом и степью — как и положено было оборонительному рубежу, призванному защитить оседлых земледельцев от беспокойных соседей — обитателей степи. [1] Кириков С. В. Человек и природа в восточноевропейской лесостепи в Х — начале XIX в. М.,1979. С. 22–24.
[2] Иванов И. В., Васильев И. Б. Человек, природа и почвы Рын-песков Волго-Уральского междуречья в голоцене. М., 1995. С. 181, 184.
[3] Кульпин Э. С. Золотая Орда. М., 1998.
[4] Насонов А. Н. Монголы и Русь. М., 1940. С. 166–167.
[5] Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций… (из опыта образования и распада империй X–XVI вв.). М.: ИНСАН, 1996. С. 396.
[6] Цитируется Грушевсьский по: Кириков С. В. Человек и природа в восточноевропейской лесостепи в Х — начале XIX в. С. 20.
[7] Кульпин Э. С. Путь России. М., 1995 |
 | ||||||
| | | ||||
| | | ||||
| «ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ» О . . . | | ||||
| КАРТИНА ЗОЛОТОПЕСЧАНЫХ ПРОМЫСЛОВ В УРАЛЬСКИХ ГОРАХ 1814 года | ||||||
|
| ||||||
| ||||||
| | ||||||
| | ||||||
| | ||||||
