КРОМЕ ТОГО:
Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 3, 2002
| Еще три года назад три из четырех высших государственных постов в России занимали люди, некогда бывшие членами и кандидатами в члены Политбюро ЦК КПСС. Сейчас бывшие советские партийные и государственные чиновники по-прежнему сохраняют свое влияние в парламенте и значительной части российских регионов. С одной стороны, такой медленной процедурой передачи власти достигается определенная преемственность и та эволюция, которая, по Е. Гайдару, безусловно лучше любой революции. С другой стороны, сохранение при власти людей со старыми стереотипами может препятствовать введению новых моделей управления и формированию новых общественных ценностей. В партийно-государственной элите СССР существовала внутренняя идеология, во многом противоречащая официально декларируемым лозунгам. Эта идеология базировалась на целом комплексе мифов, в том числе мифов этнонационалистических. В этой статье мы рассмотрим историю возникновения, характер и назначение этих мифов. Непрозрачность как основа мифотворчества Чем объясняется появление этнонационалистических мифов? На наш взгляд, в СССР процедура принятия решений партийно-государственным аппаратом была, с одной стороны, формально забюрократизирована, с другой стороны, не соблюдалась (напомним здесь про явление, получившее название «телефонное право»). Влияние лоббистских групп было непропорционально велико. Чем более непрозрачным было то или иное ведомство для постороннего наблюдателя, тем большее значение приобретали действующие в нем лоббисты. Два фактора, действующие одновременно (непрозрачный процесс принятия решений и запрет на публичное их обсуждение) порождали среди не информированных, но заинтересованных лиц мифологию, которая помогала понимать, как им казалось, «суть» происходящего. Ведь «происходящее» в партийно-государственном аппарате так разительно отличалось от того, что говорила официальная пропаганда и знали «обычные люди». Двойные стандарты в работе аппарата ЦК КПСС и других центральных ведомств (одни по отношению к людям «с улицы» и другие по отношению к коллегам), обеспеченные различием доступа к информации, порождали двойственное отношение к идеологическим вопросам. С одной стороны, все чиновники центральных ведомств принимали участие в обязательных партийных собраниях, платили членские взносы и читали газету «Правда», с другой стороны, они имели собственные симпатии в вопросах политики и культуры, которые далеко не всегда совпадали со звучащими на партийных собраниях установками. Личные общественно-политические и ценностные предпочтения в сочетании с необходимостью как-то объяснять практику, никак не сочетавшуюся софициозом (т. е., по сути, информационный голод), приводили к господству в партийно-государственном аппарате различных мифов. По ряду причин — социальных, в первую очередь, и политических, во вторую (о которых мы будем говорить ниже), одним из наиболее популярных мифов стал этнонационалистический миф о злокозненности евреев. Им пользовалась для объяснения внутриполитической ситуации в СССР значительная часть сотрудников партийно-государственного аппарата. Этнонационалистическая мифология была популярна и потому, что обладала достаточной универсальностью и способностью объяснить любой аспект происходящих событий с помощью простой схемы. Теневая идеология, сотканная из мифов, рожденных в аппаратной среде, оказалась более жизнеспособной, чем официальная идеология, основанная на мифах, «опущенных сверху». Вместо того чтобы исполнять декларируемые лозунги и на деле проводить интернационалистскую (т. е. в неэтническую) политику внутри страны, партийный аппарат в целом снисходительно относился к деятельности движения русских националистов, а десятки сотрудников ЦК КПСС и других центральных ведомств принимали активное в нем участие. Причины этнической ксенофобии в советском Этнонационализм и, в частности, русский национализм в СССР был достаточно широко распространенным явлением. Организованные, хотя и довольно аморфные формы он принял только в 1960-е годы — как движение русских националистов. Основными создателями движения стали сотрудники партийно-государственного аппарата, а также представители творческой интеллигенции. Превращение РКП(б) из дореволюционной и пореволюционной партии интеллигентов, верящих в возможность социального братства всех людей, вне зависимости от этнической принадлежности, в этнонационалистическую партию образца1949–1953годов — интересный и сложный процесс, привлекавший внимание многих историков.[1] По нашему мнению, причинами подобной трансформации стали: ∙ политико-государственное устройство СССР, в котором главенствующую роль занимал относительно узкий круг чиновников, связанный внешними (дисциплина, секретность) и внутренними (неформальные и теневые отношения) обязательствами;[2] ∙ социальная трансформация 1920–1930-х годов, при которой в партию, а затем в партийно-государственный аппарат в большом количестве пришли малообразованные дети крестьян и рабочих;[3] ∙ личные этнонационалистические взгляды руководителя партии и государства И. Сталина.[4] Социальные корни этнических мифов В 1930–1940-е годы переселившиеся в города «крестьянские дети», стремясь повысить свой социальный статус и улучшить свое материальное положение, приняли активнейшее участие во всевозможных «чистках», при этом репрессиям в первую очередь подвергались люди, выделявшиеся из общей массы по социальным (происхождение, образование, наличие родственников за рубежом), политическим (членство в дореволюционных партиях и оппозиции, знакомство с«врагами народа») или этническим показателям. В первое послереволюционное десятилетие партийно-государственный аппарат (как и все сферы, где требовались интеллектуальные усилия) был в значительной мере сформирован из лиц неславянского происхождения, в первую очередь евреев и кавказцев, заменивших уничтоженный прежний образованный слой. Неудивительно, что именно они с конца 1930-х годов стали объектом вытеснения с престижных должностей.[5] Для оправдания подобной практики был выработан (или адаптирован из прошлого) ряд мифов, которые имели широкое хождение в среде высшего и среднего чиновничества, но практически не передавались «в народ». «Народ», доверявший в своей массе пропагандистским схемам, не подозревал о «внутренней идеологии» партийно-государственного аппарата. По мнению историка Г. Костырченко, основанному на изучении ранее закрытых фондов архивов ЦК ВКП(б) — КПСС и НКВД, переход к систематической политике этнической сегрегации, выразившейся в удалении сотрудников партийного государственного аппарата с важных и престижных должностей исключительно по признаку этнической принадлежности, начался в 1937–1938 годах. Руководство ВКП(б) и раньше имело особенность в тактических целях отказываться от своих лозунгов, что выражалось в отдельных, имевших место с начала 1920-х годов, акциях по этнической дискриминации. Систематическая дискриминация по этническому признаку имела место и во многих республиках. Однако в общегосударственном масштабе, как негласная государственная политика, этническая дискриминация стала применяться только с 1937 года. Именно тогда массовым депортациям из приграничных районов и арестам подверглись представители этнических меньшинств, «имевших государственность за пределами СССР». В частности, арестам и, зачастую, расстрелам подверглись 16 процентов всех живущих в стране поляков и 30 процентов латышей[6] — подавляющее большинство взрослого мужского населения. Представители этих этносов также были удалены из партийно-государственного аппарата и оборонного комплекса, а национальные школы для меньшинств закрыты. В 1938 году дискриминации подверглось еврейское население страны, составлявшее значительную часть партийно-государственного аппарата. Именно с этого года евреев перестали брать на работу в ЦК ВКП(б) и МИД и, наоборот, решительно начали удалять их из этих ведомств. Резко, в несколько раз, сократилось присутствие евреев в НКВД, ЦИК СССР, на министерских должностях. В ноябре 1938 года впервые в практике аппарата ЦК ВКП(б) появилась документация, где евреи упоминались в качестве «кадров», «засоряющих» учреждения.[7] Именно с этого момента, по мнению Г.Костырченко, началось формирование внутриаппаратной мифологии, которая должна была объяснить этническую дискриминацию государственными интересами.
Объяснение, предлагаемое Г. Костырченко, в котором вся ответственность за формирование мифа перекладывается на деятельность Отдела руководящих партийных органов (ОРПО), служившего кадровым центром ЦК ВКП(б) и Управления пропаганды и агитации, представляется мне несколько механистическим.[8] Тем более что сам автор в качестве источника своей информации указывает в основном документы ЦК ВКП(б), в то время как этнонационалистическая мифология распространялась в основном на вербальном уровне. Поэтому время возникновения большинства этнонационалистических мифов партийно-государственного аппарата мы можем определить лишь достаточно условно. Для нас важнее то, что все они сохранялись до распада СССР и служили тем идеологическим фундаментом, на котором базировалось движение русских националистов. Поколение чиновников, выросшее в ксенофобии Особый интерес для исследователя, изучающего уровень этнической ксенофобии в государственных органах, представляет аппарат ЦК КПСС — центр и руководящий штаб партийно-государственной машины, в котором некоторое время работали практически все руководители страны и высокопоставленные чиновники. Согласно исследованию Ю. Жукова, в послевоенный период руководители партии озаботились крайне низким уровнем образования номенклатуры, что нашло свое отражение в постановлении «О росте и о мерах по усилению партийно-организационной работы» от 8 июля 1946 года. Почти 70 процентов членов ВКП(б) не имели даже среднего образования, и среди номенклатуры положение было немногим лучше.[9] Практическим решением по повышению квалификации партийных и государственных чиновников стало обучение сотен руководителей среднего звена (секретарей обкомов и горкомов, начальников управлений министерств) на курсах переподготовки при ЦК ВКП(б) и Высшей партийной школы. Многие из тех, кто в 1947–1952 годах получил в этих учебных заведениях свое первое (и последнее) систематическое образование, в 1950–1980-х годах занимали различные, в том числе очень высокие, посты в партийно-государственном аппарате.[10] Естественно, что целью обучения в этих заведениях было не только повышение общего уровня знаний номенклатуры. Страна совершала серьезный поворот во внутренней и внешней политике, наращивала конфронтацию с Западом и поиск внутренних врагов. Студенты ВПШ и курсов переподготовки получали самые свежие негласные инструкции из уст людей, которые их готовили. Все это, по-видимому, сильно влияло на студентов, формируя у них ксенофобские стереотипы не только на рефлекторном (услышал мнение «инстанции» — выполнил), но и на мировоззренческом уровне. Разрозненные ксенофобские стереотипы становились системой ценностей, обрастая упомянутыми выше мифическими конструкциями. Это, на наш взгляд, одна из причин того, что уровень этнической ксенофобии в партийно-государственном аппарате в 1950–1980-е годы оставался на высоком уровне. После инициатив Л. Берии в 1953 году (прекращение «дела врачей» и снятие преград для занятия должностей представителями титульных наций) и послаблений репрессированным народам в 1956–1962 годах никаких серьезных мер по ликвидации ксенофобских настроений в государственном аппарате принято не было.[11] В воспоминаниях очевидцев, работавших в аппарате ЦК КПСС, мы найдем достаточно свидетельств о ксенофобских настроениях многих руководителей страны: от Н. С. Хрущева и М. С. Горбачева[12] до чиновников различных уровней. С другой стороны, большинство бывших работников ЦК, преимущественно славяне по этнической принадлежности, в своих воспоминаниях, как правило, упоминают о ксенофобии вскользь и крайне редко рефлексируют на эту тему.[13] Мифотворчество как жанр Сильной стороной мифотворчества в среде советских чиновников — в частности тех, кто принял участие в формировании движения русских националистов — был его исключительно устный характер. При подобной передаче мифа одновременно происходили кристаллизация «авантекста» (базовой фабулы мифа) в четкую и простую, лишенную ненужных подробностей схему, и адаптация его к новым реалиям. В результате получался очень живой, как принято именовать в фольклористике, «ойкотекст» (вариант легенды, действующий в данное время и в данном месте), при помощи которого можно было объяснить и систематизировать любое явление или событие — от международных переговоров до бытовых конфликтов. Аналогичным образом формировалось и такое явление вербальной культуры, как советский политический анекдот. Многие из этих анекдотов существовали десятилетиями, и рассказчик менял только имена действующих персонажей на актуальные.[14] Недаром для участников движения русских националистов набор антисемитских анекдотов зачастую служил паролем в незнакомой им среде. По отношению слушателей к рассказанным анекдотам определялась их позиция по отношению к этнонационалистической идеологии вообще, и если реакция была негативной, инцидент всегда можно было изобразить как неудачную шутку. Однако в целом антисемитский или антикавказский анекдот был лишь иллюстрацией к набору базовых мифов, разделяемых в той или иной степени всеми участниками движения русских националистов (о евреях, о русском государстве, о Сталине). Эти мифы подкреплялись комплексом уточняющих легенд. В настоящее время нам не известен текст, который был бы общепризнан в среде русских националистов 1950–1960-х годов и в котором были бы достаточно полно представлены основные этнонационалистические мифы. Однако частично этот пробел восполняется двумя литературными произведениями русских националистов, опубликованными государственными издательствами: «Желтый металл» В. Иванова (М.: Молодая гвардия, 1956)[15] и «Тля» И. Шевцова (М.: Советская Россия, 1963)[16]. Оба автора впоследствии принимали активное участие в движении русских националистов и считались членами «русской партии», действовавшей с конца 1960-х годов. Другим источником, зафиксировавшим этнонационалистическую мифологию и позволяющим оценить распространенность основных мифов, в том числе и в разных социальных группах, является аннотированный каталог «58–10. Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде». В этом каталоге содержатся краткие сведения примерно о 60 процентах всех заключенных,[17] которые были осуждены за антисоветскую агитацию и пропаганду в период с 1953 по 1991 годы. Хотя мы использовали данные в несколько более узком временном промежутке, с 5 марта 1953 года по 1 января 1987 года, исключенное нами количество дел, по которым проводился надзор прокуратуры, весьма незначительно по отношению к их общей массе. Миф о евреях и кавказцах Основной миф русских националистов в партийно-государственном аппарате, переданный движению русских националистов, выглядит так: все евреи (вместо слова «еврей» часто использовались эвфемизмы «сионист» или «троцкист») — заодно, они склонны к заговорам, обладают рядом негативных общих качеств, связаны круговой порукой и помогают своим по крови. При этом они сами ничего полезного не производят, а «едят русский хлеб». Они не любят русских, государство, в котором живут, и склонны к предательству, зачастую с помощью или по просьбе своих родственников на Западе. При случае они готовы бежать за границу со всем накопленным в России богатством. Большая часть этого мифа, безусловно, была заимствована из дореволюционной эпохи (например, идея о евреях как о потенциальных предателях, которая вынудила царское правительство в первую мировую войну переселить несколько сот тысяч евреев из черты оседлости в Центральную Россию). Однако при его реанимации политической элитой в 1930–1940-е годы и использовании во внутриполитической пропаганде в 1948–1953 годах он претерпел существенную трансформацию. Важным отличием центрального советского мифа о евреях от дореволюционного была его расистская подоплека. Если до революции еврейство определялось в первую очередь по религиозному признаку, то в атеистическом СССР определение еврея и еврейства стало происходить по расистскому «принципу крови». Для желающих видеть себя русскими в глазах окружающих (в особенности, недоброжелательно настроенных) надо было иметь не только «правильную» запись в пятом пункте паспорта, но и «правильные» форму лица, имя и отчество, акцент и бытовые привычки. Еще более значительная трансформация произошла в отношении советских теневых идеологов к кавказцам, особенно представителям христианских народов этого региона — грузинам, армянам, осетинам. Среди русских националистов полностью исчезает положительное дореволюционное отношение к «православным братьям», зато появляется устойчивое недовольство всеми «черными» и, в первую очередь, православными грузинами. На них практически полностью переносятся все отрицательные качества, в которых обвиняют евреев, за исключением скупости и потенциальной готовности к предательству в пользу иностранного врага. «Кавказская» тема для нас факультативна, поскольку движение русских националистов со второй половины 1950-х и до середины 1970-х годов не видело в выходцах с Кавказа серьезных врагов. Однако в некоторых комментариях она нуждается. Миф о кавказцах в 1950–1980-е годы претерпел определенную эволюцию. В первой половине 1950-х годов, когда несколько выходцев с Кавказа (И.Сталин, Л. Берия, А. Микоян) входили в Политбюро, кавказцев обвиняли (как правило, вместе с евреями) в захвате политической власти в стране и эксплуатации русского народа. Писатель К. Симонов вспоминал, что еще в 1933 году среди учащихся его ФЗУ (фабрично-заводского училища) распространялась листовка «И заспорили славяне, кому править на Руси». В листовке на одном берегу реки были изображены Л. Троцкий, Л. Каменев и Г. Зиновьев, а на другом И. Сталин, А. Енукидзе и А. Микоян (или С. Орджоникидзе).[18] Позднее, в 1947–1952 годах, в Ленинграде один из членов КПСС «занимался рассылкой анонимных писем (было выявлено 29 писем), в которых писал, что русский народ в СССР находится в угнетенном состоянии, что «на многих участках господствуют евреи», «союз палачей Кавказа и жидов стал поработителем русских», «крестьянин ободран как липка палачами» и т. д. В анонимках также содержались призывы распространять эти письма-воззвания».[19] В романе В. Иванова эта идея изложена в виде истории о мошеннике «князе Цинандальском», влюбившем в себя желавшую «красивой жизни» русскую Дуню и безбожно вымогавшем у нее деньги.[20] Мы составили таблицу арестов (в период с 5 марта 1953 года по 1 января1987года) этнических русских, а также представителей национальностей, выступавших от имени русского народа (белорусов, украинцев, коми) на всей территории бывшего СССР за этнонационалистические акции: высказывания, выступления, письма, листовки и т. п.
По отношению к общей массе дел, описанных в каталоге (их около 3 500), количество дел, относящихся к русским националистам, весьма невелико. Правда, не все дела в каталоге описаны с одинаковой степенью подробности, и, возможно, значительная часть дел, заведенных за «клеветнические высказывания в адрес одного из руководителей государства» или «антисоветские письма», тоже относится к предмету нашего исследования, равно как она к нему, возможно, не относится. Однако для подсчета количественных показателей их, по нашему мнению, достаточно: почти 100 случаев зафиксированных выступлений составляют достаточную выборку. Из приведенной нами статистики видно, что даже по итогам всего исследования чисто антигрузинские ксенофобские инвективы заняли 18 процентов от общего числа ксенофобских выступлений, после чисто антисемитских — 35 процентов дел.[21] Однако если установим планку на середине 1954 года (после смерти И. Сталина и дела Л. Берии), количество зафиксированных антисемитских и антигрузинских выступлений оказывается одинаковым— по 12 случаев, в то время как все выступления в адрес других народов составляли не более 11 случаев. С середины 1954 года сознание русских националистов занимают, в основном, евреи. В 1970-е годы идея эксплуатации русских кавказцами (и, в первую очередь, грузинами) вновь оказалась востребована русскими националистами. В то время как большие северные зарплаты тратились на колхозных рынках на столь необходимые жителям Русского Севера и Сибири витамины, привезенные из Грузии и Азербайджана, а «шабашники» из Армении и Чечни вели сезонное строительство в обезлюдевших деревнях Нечерноземья, зарабатывая огромные по советским меркам деньги, писатели-деревенщики, отражая расхожие стереотипы, обвиняли кавказцев в спекуляции (см.: В. Астафьев «Ловля пескарей», В. Белов «Кануны»). Однако основным для русских националистов мифом оставался антисемитский. Книги В. Иванова и И. Шевцова, в основе своей написанные в начале1950-х годов, наглядно иллюстрируют его, хотя были изданы уже после смерти Сталина и реабилитации «врачей-убийц». В обеих основной герой, молодой русский, прошедший фронт, ведет борьбу с группой немолодых, опытных и, естественно, не воевавших евреев. Из очевидных цензурных соображений в каждом из этих двух романов выведено по одному периферийному положительному персонажу-еврею. В недавнем интервью И. Шевцов открыто признал это: «Я его как громоотвод взял», — сказал он по поводу фигурировавшего в «Тле» молодого скульптора Якова Канцеля, «перееханного машиной за отказ сотрудничать с космополитами».[22]
Основной сюжет романа «Желтый металл» В. Иванова (инспектора-ревизора и плановика по профессии): создание евреями системы хищений золота с сибирских золотых приисков и перепродажа его за границу. В качестве негативных героев здесь выступают также грузины, староверы, татары, каждары (иранцы), малороссийский кулак и русские алкоголики. Армейский журналист И. Шевцов общался с видными советскими скульпторами и художниками — лидерами позднесталинского изобразительного искусства (А. Герасимовым, Е. Вучетичем, Н. Томским, П. Кориным). В своем романе «Тля» он выразил их точку зрения на процессы, происходившие в советском изобразительном искусстве. Молодые и немногочисленные русские художники-«реалисты» противостоят опытным художественным критикам-евреям, симпатизирующим абстрактному искусству. Главный авторитет для евреев — художник Барселонский (пародия на И. Эренбурга), связанный с заграницей и некоторыми покровительствующими ему чиновниками. Вместе они организуют «травлю» русских «реалистов». Легенда о «кремлевских женах» Для иллюстрации основного мифа о евреях в период 1930–1950-х годов было выработано еще несколько дополнительных, менее значимых, но достаточно часто используемых легенд. Среди них — легенда о «кремлевских женах». Суть ее состояла в том, что хотя благодаря И. Сталину евреев в аппарате власти, особенно в высших эшелонах, не осталось (некоторые считали тех или иных высших чиновников «скрытыми евреями», но это уже воспринималось как аппаратный «экстремизм»), «сионисты» по-прежнему «проводят свою политику» через жен членов Политбюро (в первую очередь, Л. Брежнева). Поскольку по кремлевскому этикету информация о личной жизни вождей всячески скрывалась, «специалисты» строили догадки об этническом происхождении супруг руководителей страны на основе имени (как однозначно «еврейское» рассматривалось, например, имя супруги Л. Брежнева Виктории Петровны) или внешнего вида. Именно легендой о «кремлевских женах» этнонационалисты объясняли непостижимое для них безразличие многих высших чиновников к идеям русского[23] национализма. И именно поэтому «шовинист» (по утверждению А. Микояна) В.Молотов, женатый на известной государственной деятельнице еврейского происхождения П. Жемчужиной, в 1970-е годы считался в пантеоне этнонационалистов фигурой на порядок более уважаемой, чем Л. Брежнев или М. Суслов, еврейское происхождение жен которых обсуждалось, хотя никакими авторитетными источниками доказано не было. Первое упоминание о существовании этой легенды относится к марту 1953 года. Согласно аннотированному каталогу «58–10. Надзорные производства Прокуратуры СССР…» от 7 марта 1953 года, некто Н. И. Слезкин (1909 г. р., русский, член КПСС, житель г. Смоленска и, что немаловажно, управляющий областным спиртовым трестом) записал в своем дневнике: «всех евреев надо выселить из СССР, не любил Молотова “за то, что Жемчужная была женой его, она пыталась сделать покушение на тов. Сталина, что было разоблачено. Политика евреев сводится к тому, чтобы пролезть в правительство, путем даже выхода замуж за члена правительства, а затем совершать свои дела”».[24] Как видно, уже на исходе сталинской эры легенда о «кремлевских женах» была достаточно широко распространена, чтобы овладеть мыслями члена провинциальной элиты. В книге И. Шевцова легенда о «кремлевских женах» (без использования этого термина) была использована трижды. Положительным героям предлагалось жениться на отрицательных персонажах — еврейках. И в тот единственный раз, когда это удалось, положительный, но слабовольный герой «испортился» и стал «проводить линию» своей жены и ее родственников. Если верно утверждение автора, что роман был написан около 1952 года, и если основные сюжетные линии действительно не изменялись при последующих переизданиях, то миф о «кремлевских женах», возможно, сформировался в 1940-х годах. Несомненно лишь, что И. Шевцов был с ним знаком. В своих воспоминаниях он упоминает о встрече с писателем С. Н. Сергеевым-Ценским в 1958 году, на которой обсуждалась эта тема. И. Шевцов произносил на ней такие речи: «Институт жен — это одна из стратегий сионистов. Такое положение не только в искусстве и литературе, но и высших сферах власти».[25] Наиболее раннее из известных автору упоминание об использовании термина «кремлевские жены» содержится в воспоминаниях В. Ганичева, относящихся к его работе в журнале «Молодая гвардия» в середине 1960-х годов. Он признавал, что главный редактор этого журнала А. Никонов давал ему ознакомиться со списками «кремлевских жен». Это означает, что развитие легенды в это время зашло уже настолько далеко, что перешло с вербального на письменный уровень.[26] Один из наиболее активных русских националистов С. Семанов занимался составлением списка «кремлевских жен» во второй половине 1960-х годов. Копия его списка (без даты) с фамилиями «кремлевских жен» и раскрытых псевдонимов руководителей РКП(б) — ВКП(б) 1920–1930-х годов имеется в архиве автора. Идея о злокозненном влиянии жен-евреек (реальных или мифических) — а затем и зятьев-евреев, и невесток-евреек — на общественно-политические взгляды этнически чистых в глазах русских националистов людей использовалась достаточно широко и в дальнейшем. Эта идея нашла свое преломление и в творчестве самих русских националистов. Практически во всех произведениях, написанных в 1950-х — начале 1980-х годов, присутствует тема либо русско-еврейского соперничества за русскую женщину, либо русской жены-жертвы у отрицательного персонажа-еврея. В романе И. Шевцова это соперничество составляет одну из центральных линий повествования. Аналогичные наблюдения делает и М. Каганская, описывая научно-фантастическую литературу русских националистов 1970-х — нач. 1980-х годов.[27] Сексуальное соперничество между русскими и представителями других этносов вообще является постоянной темой работ русских националистов, начиная с В.Иванова, у которого этот сюжет был выражен настолько четко, что даже привлек внимание работников ЦК КПСС. Легенда «о ташкентском фронте» Суть легенды состояла в том, что пока все народы СССР, и в первую очередь, русские, воевали с фашистами, евреи отсиживались в тылу, занимали все «теплые местечки». Утверждалось, что евреи спаслись только благодаря русским и потому, во-первых, должны быть им вовек благодарны, а во-вторых, русских (т. е., в первую очередь, русских националистов) нельзя поэтому называть «антисемитами» и «фашистами» (т. е. однозначно «плохими людьми» в понимании среднего советского человека). Легенда о «ташкентском фронте» была распространена в СССР очень широко и далеко не только в среде партийно-государственного аппарата. Вероятнее всего, она возникла не в аппарате власти, хотя та со своей стороны очень много сделала для ее дальнейшего формирования. Подоплека ее была такова: при стремительном наступлении немецких войск летом 1941 года первыми эвакуировались городские жители, примерно половину которых в украинских, белорусских и молдавских городах составляли евреи.[28] В местах эвакуации приют голодным, бедным и обремененным детьми беженцам заставили оказывать столь же нищее и полуголодное население, и так работающее день и ночь на государство. Плохо говорящие по-русски, с заметными «местечковыми» привычками, евреи-«беженцы» выделялись среди унифицированного чистками 1920–1930-х годов городского населения Урала, Сибири и Центральной Азии. Поэтому в азиатской части РСФСР и в городах центрально-азиатских республик, заселенных в тот период в значительной степени представителями славянских народов,[29] их появление вызвало довольно резкую негативную реакцию.[30] Кроме того, оказавшись в эвакуации на два-три месяца раньше, чем жители Центральной России, украинские, белорусские и молдавские евреи успели занять имевшиеся вакантные рабочие места и пустовавшие помещения. Следующие волны беженцев (преимущественно русских и восточных украинцев) попадали в гораздо худшие в плане работы и жилья условия, что также вызывало приступы антисемитизма. Широкое распространение антисемитских настроений в тылу и через новые пополнения и излечившихся солдат в действующей армии привело к образованию устойчивой и по сей день легенды о «ташкентском фронте». Власти, со своей стороны, в рамках проводимой с 1942 года долгосрочной антисемитской кампании всячески замалчивали роль евреев в войне. Несмотря на то что по многим позициям (количеству награжденных, количеству Героев Советского Союза, количеству генералов[31]) евреи (не считая ассимилировавшихся и числившихся в анкетах русскими) занимали — в довольно странной борьбе за первенство в коллективном вкладе в Победу по этническому признаку — четвертое место среди всех народов СССР.[32] Русские националисты весьма активно использовали легенду о «ташкентском фронте». Уже в романе И. Шевцова есть фраза одного персонажа-еврея, обращенная к другому: «Ты, Боря, в Ташкенте воевал».[33] В. Иванов пошел существенно дальше и обвинил евреев, поголовно, по его сюжету, скрывавшихся от войны в тылу и занимавшихся нелегальной коммерческой деятельностью, в создании агентурной сети, работавшей на фашистов. Будучи раскрытыми, они якобы сумели купить себе свободу, заплатив кому-то из окружения Л. Берии. В дальнейшем участники движения русских националистов развили легенду о «ташкентском фронте», использовали ее для отрицания фактов антисемитизма в СССР и отклонения обвинений в свой адрес. При этом сознательно допускалась передержка. Советская армия оказывалась спасителем евреев, хотя очевидно, что подобной цели ни в какой момент она перед собой не ставила, а защищала территориальную целостность страны и существовавшую в ней политическую систему. Например, участник движения русских националистов поэт Н. Старшинов так опровергает Е. Евтушенко: «И это пишется о той армии, которая на три четверти состояла из русских солдат, которая спасла евреев от полного уничтожения их гитлеровцами!»[34] Легенды о псевдонимах и врачах-убийцах Суть легенды о псевдонимах состояла в том, что евреи прибегают к нечестной игре, принимая русские фамилии или нейтральные псевдонимы, чтобы проталкивать свои идеи. Если бы они не брали псевдонимы, то все «русские люди» знали бы, от кого что исходит. Легенда о псевдонимах имеет под собой реальную основу и восходит к концу 1930-х годов, когда работавших в центральных СМИ журналистов-евреев заставили взять русские псевдонимы.[35] Во второй половине 1940-х — начале 1950-х годов одновременно с кампанией по разоблачению псевдонимов в литературной среде все большее количество евреев, работавших в различных сферах, вынуждено было брать псевдонимы или менять фамилии себе и своим детям на нейтральные или славянские. Особенно это касалось семей ассимилированных или стремящихся к ассимиляции, ведь от «правильной» фамилии зависела возможность сохранения престижного места работы, учебы в ВУЗе, позднее — поездки за границу. Легенда о псевдонимах позволяла участникам движения русских националистов обвинять любого (как правило, за глаза) в том, что он является «скрытым» евреем, и переиначивать его фамилию на «еврейский» манер. Например, главного архитектора Москвы М. Посохина называли «Пейсохиным». Легенда о врачах-убийцах (об отравлении И. Сталина) возникла сразу после смерти Сталина. По сути, это повторение пропагандистских установок периода «дела врачей» с экстраполяцией на смерть И. Сталина. Для массового сознания (не исключая и чиновников) публичное заявление о невиновности врачей и отмена награждения их разоблачителя поставили точку в этой истории. Однако среди части убежденных русских националистов легенда продолжала жить. Причем она проделала трансформацию — акцент был перенесен со смерти малопопулярных А. Жданова и А. Щербакова (в чем обвиняли «отравителей») на насильственную смерть кумира большинства русских националистов И. Сталина. Легенды о евреях-революционерах Во второй половине 1960-х годов, после резкого усиления в движении русских националистов (в котором участвовало довольно много сотрудников аппарата ЦК КПСС) антикоммунистической и промонархической фракции, появилась и постепенно распространилась в партийном аппарате новая легенда о евреях-революционерах, которые якобы в силу своих мистических и корыстных интересов развалили Российскую империю, были и остаются заинтересованы в уничтожении России и русской культуры. В легенде вся ответственность за негативные и кровавые моменты революции перекладывалась на евреев, а русский народ оказывался в роли невинной и обманутой жертвы. Легенда о евреях-революционерах была позаимствована из русской эмигрантской литературы 1930-х годов и отчасти из нацистской пропаганды. Литературу, например, работу А. Дикого «Евреи в СССР», активно ввозил в СССР с Запада проповедник православных и монархических взглядов художник И. Глазунов, а затем и его окружение. Другим источником заимствования стали бывшие эмигранты, разными путями очутившиеся в СССР, репрессированные и после 1955 года постепенно выходившие на свободу. Среди них были В. Шульгин, ставший в 1960–1970-е годы объектом паломничества со стороны участников движения русских националистов, и лидер «младороссов» А. Казем-Бек, добровольно вернувшийся в СССР в 1948 году и долгое время проработавший в редакции «Журнала Московской Патриархии». Миф о русском государстве Помимо мифа о евреях, в среде русских националистов существовали и мифы, не имевшие отношения к еврейской проблематике, например расистский миф о русском государстве. Его суть в том, что СССР является законным наследником Российской империи — государства, созданного этническими русскими и для этнических русских. Согласно этому мифу, только этнические русские имеют право руководить этим государством в настоящее время, они должны составлять как минимум «квалифицированное большинство» во всех престижных сферах (управление, оборона, торговля, наука). В каждом конкретном случае, когда возникает альтернатива — занимать престижный пост русскому или человеку другой этнической принадлежности — предпочтение должно отдаваться «создателю государства» (как вариант, должна существовать система процентного представительства в соответствии с долей этноса в населении страны). Миф о «русском государстве» безусловно противоречил не только историческим фактам, но и принципам существования Российской империи, в которой отношение к гражданам определялось в зависимости от их лояльности и вероисповедания. Однако к 1950-м годам мало кто помнил о полиэтничной элите и аппарате управления Российской империи, и молодые чиновники, да и интеллектуалы принимали на веру внушенные им в детском и подростковом возрасте тезисы сталинской пропаганды второй половины 1930-х — начала 1950-х годов, утверждавшей приоритет русского этнического фактора. Миф о Сталине Миф о Сталине являлся частью этатистского в своей основе сознания русских националистов. Суть мифа: был великий вождь И. Сталин, который построил могущественное государство за исторически короткий промежуток времени, безгранично любил русский народ и боролся с евреями. Смысл мифа: подобный же лидер нужен СССР и в настоящее время. Миф о Сталине возник в среде молодых аппаратчиков, пришедших в ЦК ВКП(б) — КПСС в конце 1940-х — начале 1950-х годов (например, группа А.Шелепина). Они были обласканы Сталиным и сохранили к нему привязанность, несмотря на хрущевские разоблачения. Русских националистов, не прошедших школу партийно-государственного аппарата (молодых гуманитариев середины 1950-х годов, «деревенщиков» 1960-х), этим чиновникам пришлось еще достаточно долго убеждать в правильности мифа о Сталине. Если связанный с высшим эшелоном сталинской культурной элиты И. Шевцов на основе мифа о Сталине создает фигуру высокого государственного чиновника — отца, перед смертью завещавшего своей дочери бороться с абстракционистами и евреями, то очевидный антикоммунист В. Иванов низводит «кавказца» И. Сталина до роли грузинского проходимца, соблазняющего курортниц. Однако в течение второй половины 1950-х — начале 1980-х годов влияние мифа о Сталине все более усиливалось, и в итоге он практически вытеснил первоначально сильные у части русских националистов антисталинские настроения. В этом мифе И.Сталин как государственник смотрелся сильнее и выигрышнее, чем существовавшие руководители страны, а его замалчиваемые ЦК КПСС и Главлитом (Главным управлением по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР, т. е. цензурой) «отдельные ошибки» выглядели ничтожными на фоне очевидных пороков брежневского правления.
Распад СССР не привел к значительному изменению в мировоззрении бывших партийных и государственных чиновников. Лишь единицы из них смогли другими глазами взглянуть на свою прошлую деятельность и раскаяться в том, что были немаленькими шестеренками в машине бездушного государства. Основная же масса бывших высокопоставленных госслужащих, если не вышла на пенсию, то приняла новые правила игры, не осознав на деле сути происшедших перемен.
* Фрагмент из книги Н. Митрохина «Русская партия. Движение русских националистов в СССР.1953–1985 гг.», которая будет опубликована издательством «Новое литературное обозрение» в 2002 году. [1] Наиболее полной монографией по этой проблеме, обобщающей все предшествующие труды и вводящей в научный оборот огромное количество новой информации, является работа: Костырченко Г. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М.: Международные отношения, 2001. Кроме того, см.: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Paris, Ymca-press, 1980; Азадовский К., Егоров Б. Космополиты // Новое литературное обозрение. 1999. № 2; Айзенштандт Я. О подготовке Сталиным геноцида евреев. Иерусалим, 1994; БлюмА. В. Еврейский вопрос под советской цензурой. СПб.: Петербург. евр. ун-т, 1996; Бугай Н., Меркулов Д. Народы и власть: «Социалистический эксперимент» (20-е годы). Майкоп: Меоты, 1994; Бугай Н., Гонов А. Кавказ: народы в эшелонах (20–60-е годы). М.: Инсан, 1998; Бугай Н. Депортация народов — репрессивная мера государственной политики в сфере национальных отношений. 20–40-е годы // Крайности истории и крайности историков. М.: РНИСиНП, 1997. С.157–173; Булдаков В. Революция и человек // Крайности истории и крайности историков. М.: РНИСиНП, 1997. С. 21–40; Вишневский А. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998; Громов Е. Сталин: власть и искусство. М.: Республика, 1998; Гуревич Л. Тоталитаризм против интеллигенции. Алма-Ата: АО «Караван», 1992; Кирсанов Н. Национальные формирования Красной Армии в ВОВ 1941–1945 гг. // Отечественная история. 1995. № 4. С. 116–125; Костырченко Г. В плену у красного фараона. Политические преследования евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994; Красовицкая Т. Ю. О сталинской формулировке нации в контексте времени и места ее существования // Крайности истории и крайности историков. М.: РНИСиНП, 1997. С. 129–145; Ланда Р. Мирсаид Султан-Галиев // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 53–70; Люкс Л. Еврейский вопрос в политике Сталина // Вопросы истории. 1999. № 7. С. 41–59; Наринский М. Как это было // Другая война: Сборник. 1941–1945. М.: РГГУ, 1996. С. 32–60; Национальная политика России: история исовременность. М.: Русский мир, 1997; Невежин В. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939–1941. М.: «АИРО-ХХ», 1997; Пихоя Р. СССР: история власти. 1945–1991. М.: Издательство РАГС, 1998; Силницкий Ф. Национальная политика КПСС в период 1917–1922 гг. N-Y , 1981; Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. М.: Ad Marginem, 1998; Цакунов С. Нэп: эволюция режима и рождение национал-большевизма // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 1. М.: РГГУ, 1997. С. 57–120; Davies S. Popular Opinion in Stalin’s Russia. Terror, propaganda and dissent, 1934–1941. Cambridge: Cambridge university press, 1997. P. 73–93. [2] Ваксер А. Персональные дела членов КПСС как исторический источник // Отечественная история. 1992. № 5. С. 91–104; Жуков Ю. Борьба за власть в руководстве СССР в1945–1952гг.// Вопросы истории, 1995. № 1. С. 23–39; Измозик В. Политический контроль в Советской России (1918–1928 гг.) // Вопросы истории. 1997. №7. С. 32–52; Козлова Н. Сцены из жизни «освобожденного работника» // Социс. 1998. № 2. С. 108–119; Левин М. Бюрократия и сталинизм // Вопросы истории. 1995. № 3. С. 16–28; Павлова И. Механизм политической власти в СССР в 20–30-е годы // Вопросы истории. 1998. № 11–12. С. 49–66. [3] См. указ. выше работы В. Булдакова, А. Вишневского, Ю. Жукова, С. Цакунова. [4] См. указ. выше работы М. Агурского, Е. Громова, Г. Костырченко. [5] К 1953 году стали полностью «свободны от евреев», немцев, а также от других «подозрительных» национальностей следующие сферы: партийный и центральный комсомольский аппарат, Главное политуправление МО, МГБ, МИД, авиация, центральное радиовещание (после 1953 года — единственная сфера, куда евреев вновь допустили). [6] Костырченко Г. Тайная политика Сталина. С. 132. [7] Там же. С. 199, 203–208. [8] Там же. С. 203–211. [9] Жуков Ю. Борьба за власть в руководстве СССР в 1945–1952 гг. // Вопросы истории. 1995. [10] См., например: Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923–1991 гг. / Сост. В. И.Ивкин. М.: РОССПЭН, 1999. [11] О незавершенных реформах Л. Берии см.: Жуков Ю. Борьба за власть в партийно-государственных верхах СССР весной 1953 г. // Вопросы истории. 1996. № 5–6. С. 39–57; Зубкова Е. Маленков и Хрущев: личный фактор в политике послесталинского руководства // Отечественная история. 1995. № 4; Кокурин А., Пожаров А. «Новый курс» Л. П. Берии // Исторический архив. 1996. № 4. С. 132–164; Лаврентий Берия: «Через 2–3 года я крепко исправлюсь…»: Письма из тюремного бункера // Источник. 1994. № 4. С. 3–14; Наумов В. Был ли заговор Берии? Новые документы о событиях 1953 г. // Новая и новейшая история. 1998. № 5. С.17–39; Рейман М. Н.С.Хрущев и поворот 1953 г. // Вопросы истории. 1997. № 12. С.165–168. [12] По воспоминаниям помощника М. Горбачева В. Болдина, тот заявил, что Андропова отечественные и западные СМИ «не сожрали с потрохами», поскольку «он полукровка, а они своих в обиду не дают». В другом случае М. Горбачев отдал В. Болдину распоряжение по поводу своего помощника по международным делам А. Черняева: «У него в семье пятый пункт не в порядке, так что ты строго секретную информацию ему не посылай, может далеко “убежать”» (Болдин В. Крушение пьедестала. М.: Республика, 1995. С. 235, 376). [13] См., например: Александров-Агентов А. От Коллонтай до Горбачева. М.: Международные отношения, 1994; Арбатов Г. Затянувшееся выздоровление (1953–1985). Свидетельство современника. М.: Международные отношения, 1991; Кремлевская хроника. М: ЭКСМО, 1994; Кодин М. Трагедия Старой площади. М.: Фонд содействия развитию социальных и политических наук, 1999; Крючков В. Личное дело. М.: Олимп; ТКО АСТ, 1997; Медведев В. [14] м., например: История СССР в анекдотах. 1917–1992. / сост. М. Дубовский. Смоленск: Смядынь, 1991. [15] В 1957 году «Главлит вынужден был изъять эту книжку из обращения, так как в ней содержались хулиганские выпады в адрес грузин и других советских народов» (Записка отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам и отдела культуры ЦК КПСС). Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958–1964: Документы. М.: РОССПЭН, 1998. С. 76. [16] По переизданию романа (с восстановленным предисловием): Шевцов И. Тля. Соколы. М.: Голос, 2000. [17] 58–10. Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. М.: Международный фонд «Демократия», 1999. С. 6. [18] Симонов К. Глазами человека моего поколения. М.: АПН, 1988. С. 44–45. [19] Ваксер А. Указ. соч. С. 97. [20] См. также воспоминания А. Микояна, где тот обижается на Н. Хрущева, заподозрившего его в связях с Л. Берией в 1953 году только на основании того, что оба они являлись кавказцами (Микоян А. Так было. Размышления о минувшем. М.: Вагриус, 1999. С. 588). [21] Возможно также, что такой большой процент дел (около трети), заведенных непосредственно на территории Грузии, обуславливается спецификой работы местного МГБ — КГБ. Вряд ли в других кавказских республиках местные жители, русские по происхождению, были очень скупы на выражение негативного отношения к представителям коренных для этих мест народов, но, видимо, отношение со стороны властей было к ним достаточно снисходительное. [22] Васильев Ю. Тля масонская // Московские новости. 2000. № 50. 19–25 декабря. [23] Микоян А. Указ. соч. С. 581. [24] 58–10. Надзорные производства Прокуратуры СССР… С. 92. [25] Шевцов И. Указ. соч. С. 455. [26] См.: Величие и падение «Молодой гвардии» // Наш современник. 1997. № 9. С. 200. [27] Каганская М. Миф двадцать первого века или Россия во мгле. Мюнхен // Страна и мир 1987. № 1. С. 131–140. [28] Полян П. Накануне войны и геноцида. Советские евреи в переписи 1939 г. Париж // Русская мысль. 1999. 9–15.09. [29] Славяне численно преобладали в населении трех из пяти столиц центрально-азиатских республик: Алма-Ате, Ашхабаде и Фрунзе. Весьма высока была их доля в населении Ташкента и Душанбе, а также других крупных городов – Чимкента, Самарканда, Ферганы и Ленинабада. [30] Костырченко Г. В плену у красного фараона. С. 15–16. [31] На 15.5.1945 г. среди генералов действующей армии евреев было 102 человека. Для сравнения: русские — 2272, украинцы — 286, белорусы — 157, армяне (5-е место) — 25, латыши — 19, поляки — 17, татары и грузины — по 12 (Источник. 1996. № 2. С. 148). [32] Костырченко Г. В плену у красного фараона. С. 20. [33] Шевцов И. Указ. соч. С. 86. [34] Старшинов Н. Что было, то было… М.: Звонница-МГ, 1998. С. 370. [35] Ефимов Б. Мой век. М.: Аграф, 1998. С. 147. Подобная практика продолжалась и гораздо позднее. О подобных прецендентах в редакции «Комсомольской правды» в 1960-е годы |
