ГЛАВНАЯ ТЕМА
Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 3, 2002
| Незадолго до выхода номера — «Картина мира глазами россиянина» — эта картина выглядела как неоперабельный больной. Мучившее нас в процессе работы предчувствие в значительной мере оправдалось: даже не половина, а три четверти всех статей вышли за пределы намеченной тематики. Не то чтобы мы всерьез верили, будто кто-то может нарисовать реальную картину мира, какой ее можно было бы увидеть глазами так называемого «россиянина», но все же кое-какие объективистские вожделения у нас были. И зря. Получилось не по-нашему. Зато, когда получилось, стало ясно: то, что вы прочтете, — это и есть картина мира глазами россиянина, как бы смело ни звучало такое утверждение. Разве что наш россиянин не анонимный туземный житель, попавший в выборку опросов ФОМа или ВЦИОМа, а вполне конкретный человек, сведения о котором вы можете найти в конце номера. То есть некоторому количеству тщательно отобранных россиян было предложено написать серьезные и умные, но одновременно простые и ясные сочинения на тему «Картина мира». Наши респонденты и написали. Честно. Получилось не про какого-то там «россиянина вообще», а про себя. Каждый отобрал свои самые любимые и нелюбимые мифы, рассортировал фобии и чаяния и нарисовал картинку. Из собрания картинок, нам представляется, можно вынести много интересного. Но главное, что стало ясно, — русская идея, национальная идеология, или как там еще называют это страшилище, о необходимости которого давно кричат одни и об опасности которого устали предупреждать другие, уже здесь. Оно пришло в наши дома, забралось в наши головы и живет там своей насыщенной жизнью. Именно его можно наблюдать на переднем плане написанных для нас картин мира. У каждого живописца национальная идея выглядит по-разному — у кого похожа на злобную шамкающую старуху, у кого на прекрасную деву, у кого на просвещенного бизнесмена, потомка русского рачительного крестьянина. Но у всех композиция сосредоточена вокруг нее. Казалось бы, еще не так давно условно либеральная общественность была встревожена: Павловский, великий и ужасный, по слухам (вероятно, им самим и распущенным), получил госзаказ на разработку и внедрение в массовое производство новой российской идеологии. Многие с горячностью и всерьез обсуждали недопустимость подобного инструментального подхода к столь тонкому и взрывоопасному предмету и указывали на всевозможные неприятности, которыми чревата затея. Затем произошел Гражданский форум, на который практически все лучшие люди пришли и который многие потом полили грязью. Участие в мероприятии, тем не менее, фактически приравнивается к получению сертификата гражданства (или гражданственности), и, невзирая на отдельные злопыхательства, гражданское общество получило официальное свидетельство о рождении. Даже если общество его не признает, то уже поздно: есть бумага — есть фигурант. Павловский – человек, интеллектуально самозанятый, конечно же, не получал никакого вульгарного госзаказа. Сладкий яд гражданственности и без него распространился по России, сам по себе проник во все ее поры. При том, что установление даже самых насущных критериев и признаков гражданства оказалось совсем не такой простой задачей, например, при подготовке к всероссийской переписи населения, которая обязана состояться через полтора года. Физический аспект проблемы еще понятен: он связан с тем, что отечественная система регистрации граждан (по месту жительства ли, или работы, или каким-либо еще способом) неэффективна, а значит и недостоверна, но поправить это дело сложно, поскольку, по предварительным данным, россияне наотрез откажутся пускать в свои квартиры переписчиков-волонтеров. Социальный же аспект проблемы трудно постичь умом: в нашей стране больше нет качественных признаков, по которым все население можно было бы исчерпывающим образом классифицировать насквозь. Нет убедительной социальной сетки, единой для всех жителей страны, — не на крестьян же, рабочих и служащих их делить сегодня! Как говорят одни социологи, единственный неоспоримый признак, который касается всех без исключения россиян, — это уровень и способ потребления. Но, как говорят другие социологи, данный признак не может считаться достаточным в силу своей «неспецифичности». Ни те, ни другие специалисты не обнаружили пока прочих значимых признаков, по которым россияне были бы склонны объединять себя с другими россиянами. Разве что любого из них может стукнуть по голове милиционер на улице. Ответственные лица пытаются сейчас вычленить сущностные характеристики, на основании которых можно провести хоть какую-нибудь качественную дифференциацию россиян. Между тем, в быту сами про себя россияне говорят охотно, отзываются о себе по большей части тепло, журят себя в основном за пороки, онтологически смыкающиеся с добродетелями: разгильдяйство — обратная сторона широты души, пьянство — от чувствительности, безответственность — от доверчивости, лень — от природы-матушки. Пропагандой панславизма, как выясняется, особо не тронуты, и без того считая славянами чуть ли не половину населения Земли. За державу обижаются, но в меру. Гораздо больше — за себя: удручены в основном своей бедностью в разнообразных проявлениях. Озабочены своей старостью и будущим детей. Хотят справедливости, равенства и даже братства. В общем, ничего особенного, все как у людей. Но чего-то не хватает. Из ответов наших авторов-респондентов неявно, но следует: не хватает той самой национальной идеи. Которая сегодня, похоже, готовится к нарождению на свет: если она еще не в родовых путях, то у нее уже есть, как минимум, жабры, ручки и ножки. Причем, вопреки опасениям, она рождается вроде бы правильным путем: не сверху, а изнутри. Павловский отдыхает: кроме него уже с миллион человек неотступно думают о том, что же есть русский национальный характер и как он должен преобразовывать этот несовершенный и враждебный мир. Дума эта нелегка, некоторые приходят к выводам о фундаментальной гнилости упомянутого характера и тщете всего сущего, другие разрабатывают план захвата Парижа, третьи ищут врагов, четвертые — друзей. Эмбрион формируется. Если ему не мешать и не помогать, есть надежда, что родится более или менее без отклонений, хотя мать — нация пьющая, плохо питается и имеет прочие вредные привычки. В любом случае, ребенок будет похож на родителей. Ультразвуковая фотография этого эмбриона — она же современная картина мира — сегодня больше похожа на «Черный квадрат» Малевича. Всякий волен разглядеть в нем что угодно. Хотя есть и профессиональные шаманы-толкователи истинного смысла Черного квадрата. Каноническим толкованием, между тем, станет то, которое срезонирует с чаяниями большинства народа-родителя. Что именно это будет — православно-патриотическое ли наполнение квадрата, европейский ли прагматизм, что-нибудь азиатское, — пока неясно. Будет ли младенец агрессивным, экспансивным, интенсивным — жизнь покажет. На сегодня идеальным интерфейсом Черного квадрата в России является Владимир Путин. На тревожный интеллигентский вопрос, не готовят ли власти идеологическую диверсию в виде спущенной сверху национальной идеи, Путин, снисходительно улыбаясь, поясняет, что национальная идеология не спускается сверху, а рождается в недрах нации. На вопрос, каким должно быть будущее России, Путин отвечает лапидарным «Достойная жизнь». Если разом представить себе все возможное многообразие толкований слова «достойная» (от путинского до масхадовского), голова пойдет кругом. Так что думать об этом полезно постепенно и все время. В надежде на то, что мысль хоть чуточку материальна и новая национальная идея окажется приемлемой для вас, и ваша индивидуальная картина мира не подвергнется варварскому искажению пропорций.
P. S. Автору этих строк на Масленицу (что тоже характерно) подарили купленный в супермаркете «Перекресток» мед в берестяном туеске, по которому тонко выжжено: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить» — по одну сторону обычной потребительской этикетки и, соответственно: «У ней особенная стать — в Россию можно только верить» — по другую. |
