Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 1, 2001
|
Революционные события октября 1917 года застали иерархов Православной российской церкви (официальное название РПЦ до 1930-х годов) в Успенском соборе Московского Кремля, где проходил Всероссийский поместный собор 1917–18 годов. По воспоминаниям очевидцев, выборы нового Патриарха Московского и всея России (первого после 200-летнего перерыва) совершались под аккомпанемент канонады во время штурма Кремля революционными частями. Революционные события ускорили принятие решения о восстановлении патриаршества в РПЦ — большинство участников Собора согласилось с необходимостью возвысить авторитет Русской церкви в условиях «новой смуты» и окончательно освободить РПЦ от государственного руководства, избрав собственного и независимого предстоятеля (напомним, что в синодальный период формальным главой Церкви был император, управлявший церковными делами через Святейший синод, в котором он был представлен обер-прокурором. Эта структура сохранялась и при Временном правительстве). Процедура выборов Патриарха на Соборе 1917–18 годов имела ограниченнодемократический характер. Голосованием в несколько туров Собор избирал трех кандидатов, но окончательный выбор предоставлялся «воле Божией» — имя Патриарха Тихона было определено в результате жеребьевки после особого молебна в храме Христа Спасителя. Наряду с избранием Патриарха, Поместный собор создал принципиально новую систему церковного управления в РПЦ. Вместо Святейшего правительствующего синода, которым управлял государственный чиновник, были созданы при Патриархе Священный синод (состоял из избираемых Собором сроком на пять лет епископов) и Высший церковный совет (состоял из выборных представителей духовенства и мирян). Важнейшие решения по церковно-административным вопросам в межсоборный период эти органы могли принимать лишь в «соединенном присутствии». Периодичность созыва Поместного Собора была установлена раз в пять лет. Пропорциональное сочетание иерархического и демократического начал в управлении Церковью было распространено на все уровни церковной власти: высший (иерархическое начало — Священный синод, демократическое — Высший церковный совет), епархиальный (иерархическое начало — архиерей, демократическое — Епархиальный совет) и приходской (соответственно — настоятель и Приходской совет). Реформа церковной власти, предложенная Собором, затрагивала и административно-территориальное деление РПЦ: на уровне губерний должны были образоваться митрополии, а на уровне уездов — епархии во главе с епископами, которые, таким образом, оказывались бы «ближе к приходам» (до революции епархиальный архиерей имелся лишь в центре губернии). Эта структура напоминает традиционное административное деление Греческой церкви. В России формирование подобной церковной структуры началось еще в XIX веке, когда при каждой епархии стали появляться уездные викариатства. Тотальные репрессии против российского епископата в 1930-е годы свели эту реформу на нет, уничтожив уездные викариатства, которые не восстановились в РПЦ и по сей день. Поместный собор 1917–18 годов живо реагировал на бурные общественно-политическое процессы, протекавшие в России. Уже в декабре 1917 года Собор выработал, выражаясь современным языком, новую концепцию церковно-государственных отношений, предлагая, наряду со строительством безусловно демократического государства, сохранить некоторые элементы «государственной религиозности», характерные для дореволюционной России. Так, предлагалось назначать министрами исповеданий и народного просвещения православных верующих, сохранить участие духовенства в образовательном процессе, усовершенствовать институт военных священников и т. п. Эти предложения, адресованные прежде всего Учредительному собранию, остались, по известным причинам, неуслышанными властью. Напротив, после разгона Учредительного собрания большевики издали Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, начав одновременно массированные антирелигиозные гонения. Собор решительно осудил эти действия большевиков, а Патриарх Тихон предал анафеме всех членов Церкви, которые так или иначе сотрудничают с «богоборческой властью». Поместный собор установил день поминовения всех мучеников, пострадавших от новых гонений, в первое воскресенье после 25 января (по старому стилю), когда был зверски убит у стен Киево-Печерской Лавры митрополит Владимир (Богоявленский) — третий по иерархическому положению епископ Русской церкви. Работа Собора была насильственно прервана большевиками в августе-сентябре 1918 года (к тому времени уже была арестована значительная часть членов Собора). Иерархи РПЦ, оказавшиеся на территориях, контролируемых Белой армией, не имея возможности подчиняться церковному центру в Москве, создавали автономные Высшие церковные управления тех или иных регионов России (Юга России, Сибири и Дальнего Востока, Крыма). Так было положено начало процессу децентрализации церковной власти РПЦ, неизбежному в условиях массированных гонений и постепенной ликвидации канонических органов высшего церковного управления. Этот процесс был формально узаконен Указом № 362 Патриарха, Священного синода и Высшего церковного совета от 20 ноября 1920 года. Согласно Указу, епархии, оказавшиеся вне связи с центральным церковным управлением в Москве (за линией фронта, государственной границей или из-за ликвидации самого управления), должны создать свой временный орган высшей церковной власти во главе со старейшим по сану архиереем в данной группе епархий. Буквально в тот же день этот Указ был исполнен в Константинополе (Стамбуле), куда прибыла эвакуировавшаяся из Крыма армия генерала Врангеля. Среди эвакуировавшихся были епископы и священники РПЦ, которые создали Временное высшее русское церковное управление за границей для духовного окормления и административного руководства православными общинами русских эмигрантов. Спустя год, в 1921 году, на Соборе в Сремских Карловцах (Югославия) было объявлено о создании Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ), временно самоуправляющейся «на соборных началах» в соответствии с Указом № 362. К концу 1920 года в России фактически перестали существовать органы высшей церковной власти, разогнанные большевиками. Все высшее управление Церковью сосредоточилось в руках Патриарха, что хоть и противоречило букве решений Собора 1917–18 годов, но было с пониманием встречено духовенством и церковном народом, потому что иной возможности сохранить хоть какой-то церковный центр, какое-то объединяющее начало в Российской Церкви, очевидно, не было. Новая волна гонений против РПЦ была предпринята как раз в начале 20х годов под знаком борьбы за изъятие церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья. Многие церковные иерархи и клирики были обвинены в сопротивлении этой акции и арестованы. Один из самых громких судебных процессов в рамках этой кампании состоялся в Петрограде летом 1922 года — к расстрелу был приговорен второй в РПЦ иерарх митрополит Вениамин. В мае 1922 года большевики решились на арест и самого Патриарха Тихона, чему ранее мешал его безусловный авторитет среди верующих. Одновременно с арестом Патриарха была предпринята попытка создания полностью подконтрольного большевикам органа церковного управления — обновленческого Синода. Его согласилась создать группа «прогрессивного» духовенства, некоторые представители которой выступали с программой крайне радикальных реформ церковной жизни еще на Соборе 1917–18 годов. Таким образом, в РПЦ возник «обновленческий раскол», лидерами которого стали священники Введенский, Красницкий и Боярский, а также епископ Антонин Грановский. Помимо радикальных внутрицерковных реформ (перевод богослужения на современный язык, введение женатого епископата, второбрачие духовенства и т. п.), обновленцы провозгласили курс на полную «лояльность» советской власти и даже заявили о тождестве морально-этических ценностей христианства и коммунизма. Постепенно, под давлением властей, обновленцев признала значительная часть иерархии РПЦ, которую убедили в том, что Патриарх Тихон будет осужден и не вернется к церковному управлению. Упорных сторонников Патриарха, которых, согласно его завещанию, возглавил Местоблюститель митрополит Агафангел (Преображенский), стали называть «староцерковниками», или «тихоновцами». Вскоре обновленческий Собор лишил Патриарха Тихона сана и осудил всех «староцерковников» как раскольников и контрреволюционеров (последние два понятия стали в советско-церковном лексиконе почти синонимами). Однако вскоре Патриарх Тихон был освобожден из тюрьмы и помещен под домашний арест в московский Донской монастырь. Это позволило ему, в ограниченной степени, вернуться к церковному управлению, что, в свою очередь, стало первым серьезным ударом по монополии обновленчества, которое стали покидать многие иерархи и приходы, с покаянием возвращаясь в «тихоновщину». Отдавая себе отчет в том, что власти не позволят созвать Собор для выборов нового главы РПЦ, Патриарх Тихон незадолго до кончины оставил завещание, в котором назвал имена нескольких своих преемников. Вынужденная концентрация всей полноты церковной власти в руках Патриарха наделила его, в некоторой мере, функциями Собора, что de facto было принято всей Церковью, как бы делегировавшей «по умолчанию» ему соответствующие полномочия. Патриарх Тихон скончался при загадочных обстоятельствах 7 апреля 1925 года, на праздник Благовещения, подписав за несколько часов до своей кончины послание с призывом к «лояльности» советской власти и покаянием в «контрреволюции», подлинность которого вызывает у историков большие сомнения. Архиереи, собравшиеся в Донской монастырь на погребение Патриарха, признали факт вступления в управление РПЦ в должности Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра (Полянского), имя которого стояло первым в завещании Патриарха Тихона. Митрополит Петр имел возможность свободно управлять РПЦ лишь несколько месяцев. После кончины Патриарха Тихона, видя, что обновленчество не пользуется поддержкой церковных «масс», большевики решили скорректировать свою церковную политику. Высокопоставленный сотрудник ГПУ Тучков, отвечавший за государственно-церковные отношения, разработал, в общих чертах, проект заявления о «лояльности», на условиях подписания которого советская власть согласилась бы легализовать «тихоновцев» (в середине 20-х годов они, в отличие от обновленцев, фактически оказались вне закона). Сверхзадачей этого проекта было превращение тихоновцев, по сути, в идейных обновленцев, сохранивших вместе с тем внешний облик староцерковников и посему не отталкивающих консервативно настроенных мирян. Однако, по некоторым сведениям, митрополит Петр отказался подписать этот документ, и вскоре был арестован, успев передать свои полномочия митрополиту Сергию (Страгородскому), ставшему Заместителем Местоблюстителя патриаршего престола. Поначалу и он, и следующий Заместитель — архиепископ Серафим (Самойлович) — отказывались подписать «декларацию лояльности», за что были арестованы. В начале 1926 года в РПЦ возник еще один (наряду с обновленческим) раскол — григорьевский, названный так по имени архиепископа Григория (Яцковского), образовавшего в Донском монастыре Временный высший церковный совет — коллегиальный орган, в состав которого вошли некоторые остававшиеся на свободе иерархи-«староцерковники». Неканоничность этого образования была обусловлена тем, что григорьевцы «восхитили» власть законного Местоблюстителя митрополита Петра, который, хоть и был лишен свободы, но продолжал оставаться законным главой Русской церкви. Расцвет григорьевского раскола приходится на первые месяцы его существования. Позже, когда господствующей среди староцерковников оказалась сергианская группа, власти сочли григорьевцев недостаточно «лояльными», их организация пошла на убыль, а в 30-е годы почти все григорьевские архиереи были репрессированы. Ключевым моментом новейшей истории Русской церкви является 29 июля 1927 года — день подписания знаменитой «декларации» Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и создания им «Временного патриаршего синода». Незадолго до этого дня митрополит Сергий освободился из заключения, и совпадение это вряд ли является случайным. Скорее всего, с проектом «декларации» митрополит ознакомился еще в тюрьме, и его дальнейшая судьба во многом зависела от отношения к этому документу. Сторонники митрополита Сергия видят в «декларации» продолжение курса на «лояльность» советской власти, обозначенного еще в предсмертном послании Патриарха Тихона. Однако между «декларацией» и посланием есть существенная разница. Максимум, что сумел заявить Патриарх Тихон, это: «Я советской власти не враг». Митрополит Сергий пошел дальше, провозгласив полное тождество интересов Церкви и советского государства, в котором он признал свою гражданскую родину, «радости которой — наши радости, а неудачи — наши неудачи». В «декларации» подчеркивалось, что церковная организация, создаваемая митрополитом Сергием, ставит своей целью сохранять все православные догматы, обычаи и обряды, но при этом добросовестно поддерживать советскую власть и воспитывать свою паству в духе советских гражданственности и патриотизма. В документе приводится характерный пример, показывающий, насколько далеко готовы пойти «сергиане» в своем моральном отождествлении с советской властью. «Всякий удар, нацеленный в Союз, мы расцениваем, как направленный в нас», — писали они, упоминая, в качестве примера, о «Варшавском убийстве», которое произошло незадолго до появления «декларации». В Варшаве юный русский патриот-монархист убил советского дипломата Воровского, непосредственно участвовавшего в 1918 году в расстреле царской семьи. Для всей русской эмиграции это был акт Божественного возмездия за цареубийство, и неспроста митрополит Сергий назвал это «карой за разрушение православной государственности». В «декларации» также содержалось заведомо неисполнимое требование к эмигрантскому духовенству «дать подписку о лояльности советской власти». «Декларация» породила серьезнейший раскол в Русском православии. Большинство архиереев, находившихся в местах лишения свободы, естественно, отказалось признать «декларацию», в некоторых епархиях до 90% приходов возвращали ее назад митрополиту Сергию. Критика «декларации» велась по двум основным направлениям — административному (митрополит Сергий, будучи всего лишь Заместителем Местоблюстителя, не имел права столь радикально менять церковный курс, следовательно, он узурпировал не принадлежавшую ему власть, опираясь на поддержку власти безбожной и антицерковной) и богословскому (митрополита Сергия упрекали в неправильном учении о власти, потому что он призывал христиан подчиняться любой власти, даже откровенно антихристианской). Основным доводом митрополита Сергия в свою защиту были заявления о необходимости сохранить любой ценой церковную организацию, чтобы большевики окончательно ее не уничтожили по политическим мотивам (за «контрреволюцию»). Восприятие митрополитом Сергием Церкви, прежде всего, как административной структуры во многом объясняется инерцией синодального периода, когда РПЦ была государственным департаментом. Заместитель Местоблюстителя по-своему хотел встроить этот департамент в новую общественно-политическую структуру. Своего рода альтернативный вариант «декларации» предложили иерархи-новомученики, находившиеся в Соловецком лагере особого назначения НКВД (так называемое «Соловецкое послание»). Они, поддерживая в целом предложение о лояльности новой власти, хотели заключить с нею некий «конкордат», в котором оговаривались бы права и обязанности сторон при сохранении каждой из них внутренней самостоятельности. Но советская власть, во-первых, не задавалась целью построить правовое государство и гражданское общество, а во-вторых, вовсе заявляла о намерении искоренить религию как пережиток царизма и орудие эксплуататорских классов, поэтому ее устраивала лишь полная капитуляция, на которую, в общем-то, и пошел митрополит Сергий. Несмотря на то что оппозиция митрополиту Сергию была представлена множеством групп и «ветвей», РПЦ раскололась, по сути, лишь на две части — «сергиан» и «тихоновцев» (последние, постепенно перейдя на нелегальное положение, стали также именоваться «катакомбниками»). «Сергиане» получили государственную регистрацию и сумели создать централизованную организацию, которая, впрочем, постоянно уменьшалась и представляла к конце 30-х годов довольно жалкое зрелище: 4 архиерея и немногим более 100 приходов на весь Советский Союз. «Тихоновцы», естественно, вынуждены были пойти по пути децентрализации, который уже был апробирован в начале 20-х годов и узаконен Указом № 362. В рамках единого катакомбного движения возникло несколько «ветвей», имевших общение друг с другом: «даниловская», «ярославская», «иосифлянская», «викторианская», «андреевская», «буевская» и т. д. О том, что катакомбное движение в конце 30-х годов, после сталинской «безбожной пятилетки», было достаточно многочисленным и влиятельным, свидетельствуют, например, данные переписи населения СССР 1937 года. По этим данным, 2/3 сельского и 1/3 городского населения страны открыто согласились назвать себя верующими. Очевидно, что духовные потребности такой массы людей (большинства всего населения страны Советов!) удовлетворяли, в основном, нелегальные священнослужители. В 1936 году митрополит Сергий, возможно, опираясь на дезинформацию, полученную из НКВД, присвоил себе должность Патриаршего Местоблюстителя, хотя митрополит Петр (Полянский), который ее занимал с 1925 года, был расстрелян лишь в 1937 году. Последние 12 лет своей жизни законный глава РПЦ провел в тюрьмах и ссылках именно за отказ признать «декларацию» и курс митрополита Сергия на подчинения церковного управления советской власти. Есть отдельные исторические свидетельства, согласно которым в конце 1935 года митрополит Петр был ненадолго освобожден и имел в Москве встречу с митрополитом Сергием, после которой Патриаршего Местоблюстителя вновь арестовали. Наряду с РПЦ (как легальной, так и Катакомбной) массовым репрессиям подверглись и другие «ветви» Русского Православия. «Григорианский» раскол был практически уничтожен. Кардинальное изменение стратегии советской религиозной политики наметилось уже в конце 30-х годов, после того как миновал пик сталинских репрессий. Но окончательно курс на создание своей, «советской», Церкви был провозглашен в 1943 году, в разгар Великой Отечественной войны. С самого начала войны митрополит Сергий занял активно патриотическую позицию, организовав массовый сбор средств на вооружение Красной армии. В начале сентября 1943 года Сталин неожиданно вызвал к себе трех высших иерархов РПЦ (из четырех находившихся на свободе) и фактически предложил им восстановить более или менее нормальную деятельность церковных структур под присмотром специально созданного Совета по делам РПЦ, руководить которым вождь назначил кадрового офицера НКВД Г. Карпова. Уже через несколько дней после этой «исторической встречи» (которая наряду с датой подписания «декларации» 1927 года может считаться поворотным моментом в истории современной Московской патриархии) в бывшем особняке германского посла в Чистом переулке, переданном митрополиту Сергию (патриархия там располагается и поныне), состоялся Архиерейский собор, который избрал митрополита Сергия Патриархом. Собор состоял из 19 архиереев, большинство из которых доставили из мест лишения свободы на условиях безусловного признания курса митрополита Сергия. Вероятно, десятки других русских архиереев, находившихся в тюрьмах и ссылках, от подобных условий освобождения отказались. На Архиерейском соборе 1943 года была нарушена процедура избрания Патриарха, выработанная Поместным собором 1917–18 годов. Во-первых, собор был недостаточно представительным (многие епархии, практически разгромленные, на нем не были представлены даже епископами), во-вторых — в выборах не участвовали клирики и миряне, в-третьих — не было жеребьевки из трех основных кандидатов (собственно, кроме митрополита Сергия, кандидатов не было совсем). Избрание митрополита Сергия Патриархом не было признано некоторыми поместными Православными Церквами, а также другими «ветвями» Русского Православия, благодаря чему, возможно, он так и вошел в историю с титулом митрополита. Митрополит Сергий занимал патриаршую кафедру лишь несколько месяцев, скончавшись в апреле 1944 года. В феврале 1945 года вторым «советским» Патриархом стал его ближайший сподвижник митрополит Алексий (Симанский), служивший в годы войны в блокадном Ленинграде. Его избрание было обставлено более торжественно — оно проходило на Поместном соборе, который имел всего два заседания (на первом был принят новый Устав РПЦ, отменяющий большинство определений Собора 1917–18 годов об организации церковного управления). В состав собора вошли, помимо участников собора 1943 года, вновь рукоположенные архиереи (в основном, перешедшие из обновленчества, которое за ненадобностью было упразднено), по одному клирику и мирянину от каждой епархии, а также почетные гости от ряда поместных Церквей. Первый период патриаршества Алексия I (Симанского) (1945–61 годов) характеризовался развитием курса на «лояльность» власти, вовлечение РПЦ в миротворческую деятельность, неотъемлемой частью которой была пропаганда советского образа жизни, а также негативное отношение к экуменизму и, особенно, к Ватикану. В 1948 году, под предлогом празднования 500-летия автокефалии (самостоятельности) РПЦ, в Москве прошло Всеправославное совещание, которое замышлялось Сталиным как «Вселенский собор», призванный закрепить и канонически оформить лидирующее положение РПЦ в православном мире (этот проект был сорван прозападно настроенными Константинопольской патриархией и некоторыми другими греческими Церквами). На совещании был осужден экуменизм как чуждое Православию течение в протестантизме, а также подвергнут резкой критике Ватикан за «крестовый поход» против коммунизма. Ужесточение религиозной политики государства при Никите Хрущеве (так называемые «хрущевские гонения») привели к некоторой коррекции церковной политики. По указанию Совета по делам РПЦ в июле 1961 года прошел Архиерейский собор (большинство его участников даже не подозревало, что их пригласили именно на собор), основным решением которого стала передача реальной власти на приходе от настоятеля «исполнительному органу», утвержденному, а нередко и назначенному местным исполкомом. Роль настоятеля, согласно решению собора, сводилась к совершению богослужений. Кроме того, с целью активизации внешнеполитической деятельности РПЦ было принято решение о ее участии в экуменическом движении, и в августе 1961 года РПЦ официально вступила во Всемирный совет церквей. Одновременно от церковных дел был отстранен и погиб при загадочных обстоятельствах митрополит Николай (Ярушевич) — третий (наряду с митрополитами Сергием и Алексием) участник «исторической встречи» у Сталина, проводник «старого» миротворческого курса РПЦ. Участие РПЦ в экуменическом движении было призвано, во-первых, «прикрыть» новые гонения на религию, разворачивающиеся внутри страны, а во-вторых, усилить влияние СССР на развивающиеся страны, христианские конфессии которых во множестве входили во Всемирный совет церквей. С точки зрения современных церковных историков, выражающих позицию РПЦ, ее вступление в экуменическое движение было единственно возможным для того времени способом заявить о существовании РПЦ на международном уровне, установить контакты с христианами Запада, чтобы воспрепятствовать «незаметному» уничтожению РПЦ внутри страны. В результате «хрущевских гонений» численность приходов РПЦ сократилась почти в три раза; большой урон был также нанесен Катакомбной Церкви, которая лишилась почти всех своих иерархов. «Главным героем» «экуменического периода» истории РПЦ стал митрополит Никодим (Ротов) — ревностный сторонник сближения Русской Церкви с западными христианами и, в первую очередь, с римо-католиками. По его инициативе в 1969 году Священный синод РПЦ принял решение об установлении частичного канонического общения с Римско-католической церковью (в частности, разрешалось причащать католиков в случае тяжелой болезни). Митрополит Никодим сделал свой вклад в развитие «богословия революции» — весьма популярного религиозно-социального течения 1960–70-х годов. Как в свое время обновленцы, он пытался «примирить» нравственные ценности христианства и коммунизма. На Поместном соборе 1971 года новым Патриархом был единогласно избран Пимен (Извеков) — умеренный консерватор, которого обычно противопоставляют ультралиберальному митрополиту Никодиму. Пожалуй, самым известным решением этого собора стала отмена клятв (проклятий) на старые обряды, что, однако, не привело к объединению РПЦ со старообрядчеством (это был один из «экуменических» проектов митрополита Никодима). Период правления Патриарха Пимена стал своеобразным периодом застоя — во внутренней и внешней жизни РПЦ не происходило сколько-нибудь заметных перемен, ее отношения с государством носили достаточно сбалансированный, хотя и, безусловно, дискриминационный для Церкви характер. Некоторый всплеск церковной жизни наблюдался в последние годы патриаршества Пимена, совпавшие с началом перестройки и празднованием 1000-летия Крещения Руси (в рамках празднования этого юбилея прошел Поместный собор). В 1989 году начался процесс передачи РПЦ сохранившихся храмов, которые были у нее изъяты в 30-е или 60-е годы. Одновременно, в конце 1980-х годов, получили возможность легального существования общины «альтернативных» православных групп — прежде всего, находящихся в юрисдикции Архиерейского Синода Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ). Свои канонические структуры в России эта Церковь имела еще с 1975 года, когда в ее состав вошла группа катакомбных священников, лишившихся своего епископа. Главой этой группы стал тайно рукоположенный в 1981 году епископ Лазарь (Журбенко). В 1989 году к РПЦЗ присоединились некоторые приходы из РПЦ, образовались новые общины (в том числе в Москве), а в начале 1990-х процесс роста общин РПЦЗ в России приобрел достаточно большую динамику. Он несколько затормозился лишь в 1992–93 годах, когда один из зарубежных представителей РПЦЗ в сане епископа заявил о поддержке общества «Память», лишив РПЦЗ поддержки демократической общественности в России. В результате роста внутренних противоречий в РПЦЗ в 1995 году из ее состава вышла группа российских епархий и приходов, объединившаяся в Российскую православную автономную церковь. Она является последовательным противником курса на соединение «альтернативного» Православия с РПЦ, который ныне взял верх в РПЦЗ. В 1990-е годы в России легализовался и ряд других «альтернативных» Православных церквей. В 1990 году, после смерти Патриарха Пимена, главой РПЦ стал Патриарх Алексий II (Ридигер). Впервые после 1917 года он был избран на альтернативной основе. На период его правления, продолжающийся поныне, пришелся массовый процесс возвращения РПЦ монастырей и храмов, названный «духовным возрождением России». На Поместном соборе 1990 года, избравшем нового Патриарха, был принят ряд кардинальных решений, ознаменовавших собой начало «демократических реформ» в РПЦ. В частности, было решено вернуться к практике, предложенной Поместным собором 1917–18 годов, проводить соборы с участием клириков и мирян раз в пять лет. Однако это решение осталось нереализованным и было отменено на Юбилейном Архиерейском соборе РПЦ 2000 года. Ныне высшая власть в РПЦ фактически принадлежит Архиерейскому собору. В первые годы своего управления Церковью Патриарх Алексий II выступал с умеренно либеральных позиций: он считал необходимым продолжать участие РПЦ в экуменическом движении, поддерживал радикальные демократические реформы на постсоветском пространстве. Своеобразным пиком либерализма нынешнего главы РПЦ стала его речь, произнесенная перед раввинами Нью-Йорка в ноябре 1991 года. В ней Патриарх Алексий II заявил о единстве религиозной традиции христианства и иудаизма, отметив: «Мы почитаем одного Бога Отца… Ваши пророки — наши пророки». Традиционно христианство рассматривало иудаизм как религию, возникшую именно вследствие неприятия Христа, сказавшего: «Кто не знает Меня, тот не знает и Отца». Впрочем, с течением времени позиция Патриарха Алексия II как по внутрицерковным, так и по политическим вопросам стала более консервативной. Он решительно пресек «новообновленческое» движение в РПЦ, лидером которого был священник Георгий Кочетков, и стал выступать за ограничение участия Русской Церкви в экуменическом движении. В целом, РПЦ удалось сохранить в России целостность своей организации и структуры, которая была серьезно повреждена в некоторых других странах, бывших советских республиках. Например, на Украине в 1990–92 годах образовалось, по меньшей мере, два серьезных противовеса РПЦ — Украинская автокефальная православная церковь и Украинская православная церковь Киевского патриархата. Достаточно серьезные разделения произошли также в Эстонии и Молдове, менее серьезные — в Латвии и Белоруссии. Думается, нынешнее организационное единство РПЦ в России основано в первую очередь не на внутреннем единомыслии ее членов (в том числе и иерархов), а на опоре на внешнюю, светскую власть, которая, при необходимости, помогает высшему руководству РПЦ сдерживать центробежные тенденции и препятствовать усилению разного рода «расколов». |