Любовь Колесник. Мир Труд Май
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2018
Григорий
Каковкин – писатель, драматург,
журналист, режиссер документального кино. Родился и живет в Москве. Окончил
философский факультет МГУ. Автор трех романов и многочисленных публикаций в
журналах «Дружба народов», «Знамя», «Вестник Европы», «Современная драматургия»
и др.
ЛЮБОВЬ
КОЛЕСНИК. МИР ТРУД МАЙ: КНИГА СТИХОВ. – М.: ЛИТГОСТ,
2018.
Поэт в России больше, чем… или меньше,
чем?.. Чем меньше – тем больше и больше – чем меньше… Черемушкинский рынок
какой-то: вам как отрубить, побольше-поменьше
или так возьмете, куском?
Кто бы мог подумать, что спустя столько
лет спроса на поэтов никакого не будет. Отделов поэзии в магазинах нет, книжки
– за свой счет, один Пушкин, наше все, по школьной программе за всех
отдувается.
Когда-то в квартире, которой теперь нет,
вернее, там живут чужие люди, мы лепили из того, что было, венок для «короля
поэтов»… Народу пришло полно – не пройти! Партия одобрила. Комсомол разрешил и
донес эту весть через Бунимовича. Перестройка. Можно!
И это можно, и то можно… Только не пить! В открытую –
нет! Все остальное – пожалуйста. Напились… Король – Ерема! Ерёменко. А думали,
что выберут Жданова.
Мир, труд, май!
Теперь другой мир, другой труд, другой
май. Или май все-таки тот же?
«Мир Труд Май» – вторая книга стихов
Любы Колесник, Любови Колесник. Тираж огромный – семьсот. Формат – альбомный.
Рисунки, цветная печать, но книга не для детей. Хотя… мы все дети.
Любовь Колесник – «сложный ребенок», с
ней, уверен, натерпелись родители, а теперь, когда она выросла в поэта, я
думаю, интересного и необычного, должны натерпеться и читатели: у нее на все
свое мнение и свой взгляд. И не подростковый. Ее мир – это непривычно и ракурсно. Есть такое слово? Нет. Ну, пусть будет. «Господи
я карась…» – вот отсюда, из глубины и тины, из промзон
и из-за затонувших церквей будет ее взгляд – рациональный, подчеркнуто как бы
непоэтический, но обостренно точный, лаконичный и предметный. Умение остаться
на месте, не уйти в стихотворческие небеса, в бесконечную, потерявшую связь с
реальностью метафору – огромное достоинство этого мира. В нем нет общих мест,
нет вкусной и пустой фразы.
И он, мир поэта, имеет еще одно
несомненное достоинство – ясную географию. Любовь Колесник живет и работает в
провинции, в Твери, на Волге, под Ржевом, она оттуда и возвращает нас к земле
без метро, автобусов и без неона. Без поверхностной «собянинщины».
В жесткую, нищую среднерусскую провинцию.
Растворенные в городе этом,
винно-водочном, ватном, ямском,
мы идем, словно крутим планету,
каждым шагом скрипим башмаком…
Или:
Три фонаря, один из которых горит,
на двух других вешали партизан.
Здешние ветры режут острее бритв,
вынуждая воду скорей покидать глаза,
выливаться в Волгу для осторожных рыб…
И финальная строка: «Никаких аптек.
Ночь. Волга, три фонаря».
Колесник слышит голоса несладких
рецензентов, говорящих о ее стихах:
Люба, давайте без мата, смертей,
стаканов
водки,
поменьше Сталина и войны.
Больше
пейзажей, не надо быть слишком странной,
ходит молва, что вы пьете или больны.
Она посмеивается: «…в год, когда избрали
Трампа, плохо всем, страдай и ты».
Она не больна – она поэт, умеющий
вмещать в себя мир очень близкий. Грань, на которой удерживается Колесник,
тонкая, ведь так легко, еще шаг или два, и ты уже там, где неинтересно быть, –
в быту, на кухне с детьми, с ремнем и скалкой, а стихи лишь приправа к кислой
жизни. Такого «поэтического мира» нынче много в русской поэзии. Объевшись
пафоса в советские годы, теперь такой мир может быть доступен, как ливерная
колбаса и колбасный сыр. Нехитрая закуска к прозрачному напитку. Ничего этого
нет в стихах автора книжки «Мир Труд Май», ей удается удержаться, и в первую
очередь потому, что, «читая Карамзина с телефона», она чувствует связь времен и
событий, она чувствует свою поэтическую остановку в большом путешествии из
Петербурга в Москву и обратно: «…Радищев матерился точно так, как я, увязнув в
расписные хляби…»
Запрещенной министром Мединским лексики в стихах Колесник нет, но понятно, что
она не притворяется, эти слова знает – и мир, и труд у нас такой, что без
твердого, решительного слова вряд ли выживешь. На работе не чай пьем и не богов
поминаем в своих ежедневных молитвах.
Поэтический мир Любови Колесник близок
реальному, но обладает художественной достоверностью, или, проще сказать, ему
веришь: чувства неподдельные, настоящие, но и небанальные – «любовь уже не
греет». Этот мир, словно бы усталый, не
доверяющий словам, обманутый трижды или четырежды – кто считал: «…бабуля врет»,
«…потертый глобус повернулся бредом – поди найди на
нем, где мы живем…» – мы узнаем его, ему найдены точные строки. В подлинном созвучии
с собственными житейскими, читательскими ощущениями от мелькающего за окном
автомобиля или поезда – всё точно. Мир – наш: «рассольник, отбивная и салат,
мазутный запах изнутри столовки». И по запаху, и по вкусу, и по происхождению –
наш, ватно-совковый. Но без ненависти. Так получилось,
что
уж теперь – снявши голову, по волосам не плачут.
В оформлении
этой странной книги есть рисунок гаечного разводного ключа, он превращается то
в лапы кошки, то в цветочном горшке прорастет, а еще есть рисунок гайки,
которая трансформируется в сердцевину ромашки, в дом без двери, но с одним
окном, и у этой гайки есть траектория, помеченная пунктиром, как у самолета,
выполняющего фигуры высшего пилотажа. Образ для поэзии Любови Колесник
удачный. Гайка. Угловатая. Железная. Прочная. Одинокая гайка на дороге, от
чего, от какого механизма отвалилась, кто скрутил, как? Под шумок или белым
днем, в открытую?
Думаю, гайка от нашей поэзии, от ее
праздничных дней, но, скорее, от буден. Траектория вырисовывается интересная,
странная, с болью, но без крокодиловых слез и экзальтированного
заламывания рук. Особенно это чувствуется в военных
стихах, а в книге есть и такие, они в «майской» части. Стихи горькие, правдивые
и нефальшивые. И это соединенность частной истории, истории одной гайки, но с
той же общей резьбой, которая нарезана бешеным шагом общей истории и жизни, пронизывает
весь поэтический сборник, всю поэзию пока малоизвестного, но очень хорошего
поэта. Имя стоит запомнить – Любовь Колесник. Будем следить за ее траекторией.