Олег Зоберн. Автобиография Иисуса Христа
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2018
Сергей
Ким родился в Алма-Ате, живет
в Тарту. Окончил Тартуский университет. Публиковался в сетевых изданиях Rara Avis, Лиterraтура.
ОЛЕГ
ЗОБЕРН. АВТОБИОГРАФИЯ ИИСУСА ХРИСТА. – М.: ЭКСМО, 2018.
Писатель Олег Зоберн создает вокруг своей личности любопытную информационную
ауру. В последние годы в интервью он частенько надевает маску эдакого литературного юродивого и валяет дурака:
то уходит в пространные рассуждения о фермерском хозяйстве в Подмосковье, то
вместо ответа на вопрос говорит о починке самоваров, то разыгрывает
религиозного мистика. В общем, на наших глазах активно занимается мифотворчеством.
Работают на создаваемый образ, конечно, и сами его тексты. Предыдущая книжка
«Сумеречные рассказы» – о демонах, разгулявшихся в России, а новая – так и
вовсе разухабистая «Автобиография Иисуса Христа», где
Христос скорее смахивает на Остапа Бендера. Обе
вполне «скандальные» и «эпатажные» – такие определения мелькают в рецензиях.
Что за всей этой
продуманной эксцентричностью может стоять? Пожалуй, ирония, тотальная авторская
ирония по отношению к литературному сообществу, читателям, собственным
произведениям и писательству вообще. Последняя книга, вышедшая в этом году в
издательстве «Эксмо», словно и задумана, чтобы ее с самого
начала воспринимали через призму иронии. Снова в предисловии (как и в
«Сумеречных рассказах») как бы мистификация: описывается история находки
публикуемой рукописи, как ее переводили, как она проходила экспертизу и где теперь
якобы хранится; в общем, доказывается подлинность уникального документа.
Автор – Йесус Нацеретянин,
живший 2000 лет назад, уверяют нас, вот разве что факсимиле и анализа почерка
не хватает, а русский солдат (или не солдат – сведения засекречены, знать не
положено), освобождавший Пальмиру в 2016 году и даже получивший соответствующий
орден, случайно нашел папирус, и вот теперь это можно почитать. Жаль, конечно,
что автор не пошел до конца и не убрал с обложки свое имя: если уж заигрывать с
читателем, так до конца! Триумфом же самоиронии можно считать решение поместить
на обложку короткий рекламный отзыв С. Николаевича: «Упоительно!
Исторический роман погорячее Дэна Брауна». Тут разве что
к слову «упоительно» нельзя придраться, а все остальное напутано: и Дэн Браун
не пишет исторических романов, и книжка Зоберна не
относится к этому жанру. А под «погорячее», наверное,
имеется в виду, что больше секса, алкоголя, наркотиков и еще есть сцены, где
неделикатно обходятся с младенцами. В конце концов, сама формулировка неизбежно
заставляет вспомнить неуклюжую оценку, данную Сталиным сказке Горького «Девушка
и смерть»: «Эта штука посильнее, чем „Фауст“ Гете». На обратной стороне,
кстати, еще один курьезный отзыв – Александра Михайлова: «Потрясающе! Кажется,
у нас появился свой Салман Рушди». Вот такая занимательная обложка, сама по себе
прелюбопытный предмет изучения (к ней еще придется вернуться).
Роман же состоит
из сорока небольших глав и представляет собой что-то вроде Евангелия от Иисуса.
В целом это похоже на залихватский литературный травелог, собравший известные эпизоды из жизни Христа и
подающий их, скажем так, сильно вульгаризированно. В
этом месте должно быть небольшое отступление с перечислением литературных
претекстов и попыткой определить, между какими авторами
встраивается Зоберн, переплюнул он Сарамаго или нет, за кем идет. Но вдруг обнаруживается, что
он будто бы сам по себе, ни за кем особенно следовать (или отталкиваться от
кого-то) не желает. Да и вообще, евангельская история, как это ни
парадоксально, здесь, похоже, не столь принципиальна. Это скорее лишний повод
для провокации и попутного высказывания насчет состояния официозного православия
в России (см. сцену с видениями Йесуса,
связанными с российскими церковными функционерами). Главный герой – никакой не
Иисус и даже не его карикатура, апостолы – не апостолы, в лучшем случае – архетипические образы, заимствующие библейские имена.
Первые две трети романа, как уже заметили некоторые критики, действительно
представляют собой классический плутовской роман: Йесус
со свитой бродяжничает по Палестине, развлекается с женщинами, обманывает
обывателей, промышляет продажей кифа, в меру фрондирует,
но всегда вовремя уносит ноги. А дальше происходит нетипичная для плутовского
романа подмена героя: ему становится тесно и скучно в рамках своего амплуа. И
вот тут-то как раз начинается самое интересное. Умный
и успешный плут а-ля Кашпировский, прекрасно сознающий
механизмы управления людскими массами, все больше задумывается о своей
божественной природе. Знаковым является эпизод воскрешения Лазаря: «Это было
непросто, я напрягал все душевные силы, сам начинал верить в то, что говорю, и
ложь обретала статус пророчества. В такие моменты всё, что люди знали о мире,
все эти соломенные истины, уничтожал огонь, поблескивавший в моих глазах».
До этого эпизода
канонические евангельские сюжеты карнавализировались:
воду в вино в Кане Галилейской превратить было
нельзя, зато можно было напоить всех своей кровью, а остальное пусть летописец
Матфей досочинит. Как защитить блудницу от разъяренной толпы с камнями?
Прилюдно начать с ней совокупляться. В остроумии герою точно не откажешь. Но
воскрешение мертвого (а точнее, оживление глиняной фигуры, то есть, в сущности,
уподобление себя Богу) – это не фокус, а дело, требующее веры в собственное
особое предназначение, веры в миф, придуманный им самим для тех, кого легко
обвести вокруг пальца. И в Йесусе эта вера вспышками
возникает. Наиболее близкий, как мне кажется, персонаж, который проходит через
подобную метаморфозу, – мошенник из фильма Росселлини
«Генерал делла Ровере». Он
настолько сживается с чужим костюмом, что в итоге жертвует собой, сохраняя
честь, по сути дела, другого человека, но тем самым и свою тоже. То есть в
решающий момент, будучи очарованным новой личностью, которую ему на время дали
поносить и иллюзорность которой он прекрасно понимал, герой предпочитает
умереть, но не расстаться с ней. Однако на то Йесус Зоберна и трикстер, что умеет
вовремя сбросить с себя наскучившую маску и сбежать от наказания, насмехаясь
тем самым над читательскими ожиданиями.
Логика
повествования ведет к грандиозной буффонаде с распятием – кульминационному
розыгрышу разинувшей рот толпы. Но не тут-то было. Йесус
в день предполагаемой казни просто тихонько покидает Иерусалим и, переждав опасность,
отправляется в Дамаск коротать свой век. Он остается жить, но плут в нем
умирает: «Я хочу иметь одну любимую жену, а не сотни диких
восторженных женщин, которые у меня были прежде, хочу поселиться в кедровом
лесу, в доме у ручья, хочу устроить на солнечной террасе небольшой сад с
целебными растениями, а Царство Израиля пусть заботится о себе само, ведь оно
(сколько времени ушло, чтобы понять!) не Божье дитя, молящее о спасении, а
химера, которая преследует свои нечеловеческие цели». Отказ от прежней
жизни и идеи, ее наполнявшей, – это тоже своего рода смерть, символическое
распятие, за которым, правда, вряд ли последует воскрешение.
«Смогу ли я жить
дальше? Да. Надо сохранять ясный ум и жить, потому что другого шанса не будет».
Это последние слова исповеди, записанные Йесусом. Из пройдохи, вора, фанфарона, но при
этом и артиста он превращается в унылого мещанина с хозяйственными заботами.
Таков финал,
неожиданный и несколько разочаровывающий. Вместо подразумеваемой точки
наивысшего напряжения – вроде бы какой-то пшик. Но очередной сюрприз – дальше. Перелистнув последнюю страницу, на суперобложке мы видим
портрет писателя Олега Зоберна с оголенным торсом –
«вот он я, читатели, нагой перед вами». Создается впечатление, что все-таки не
умер трикстер, выбрался за пределы текста, перелез
через крайнюю его границу и остановился на суперобложке, оглядываясь. Задним
числом вспоминаются мысли героя, покидающего Иерусалим в завершающей главе: «Но
затем я вдруг понял, что стал нищим, стражники отобрали у меня все, даже
любимую книгу. Конечно, я отдал ее сам, но не мог не отдать…
Меня охватил гнев, затем накатил новый приступ отчаяния, и я чуть не
заплакал. Я понял, что надо сохранять самообладание – за последние дни я растратил
слишком много душевных сил».
Кто это говорит?
Персонаж Йесус Нацеретянин?
Или сам Зоберн, оставшийся нищим после завершения
книги, которую он не может не отдать другим? Сливаются два образа: автор и его
герой, и это автобиография обоих. Оба действуют по принципу épater les bourgeois,
шокируют и провоцируют, оба носят маски. Если это действительно так, то
становится понятной нелюбовь героя-автора к Матфею, неприятному брату-писателю,
вечно таскающемуся с мешком своих рукописей. И презрение к этим фарисеям –
филологам и критикам-буквалистам, нечутким к новым открытиям. Но это слишком
рискованное и сомнительное прочтение, чтобы им увлекаться.
Боюсь, что есть
соблазн (и он будет, наверное, у членов жюри премий, на которые книжка уже
номинирована и еще будет) прочитывать роман преимущественно в контексте
социального резонанса, который она может произвести. Иными словами, разговор о
ней будет подменяться разговором о РПЦ, возможной реакции читателей на разных
социальных полюсах и пр. Яркий тому пример – нелепая рецензия Всеволода
Чаплина «Йесус для либералов».
Об этой, условно
говоря, скандальной стороне говорить, безусловно, следует. Но более важно, как
мне представляется, попытаться увидеть произведения Зоберна
и его мифотворчество в некоем синтезе, как единый проект, над которым работает
сам писатель и его неразлучный издатель из «Эксмо»
Игорь Воеводин. В этой констелляции книг, биографий, высказываний, перформансов и мистификаций один элемент может стать ключом
к пониманию другого и таким образом – всего целого. За этим феноменом стоит
наблюдать, одновременно пытаясь разгадать все те хитросплетения, которые Зоберн и его команда нам предлагают.