Собачье

В хрустальных рюмочках приталенного снега
На шатких каблуках как пьяная округа,
А небо так и прыгает с разбега
К земле – и там они теснят друг друга.

Какая-то анисовая примесь
Есть в сквозняке: того гляди и сам рванешь на волю!..
Но слишком холодно – и выбираешь привязь
И в сытной миске спекшуюся воду.

Венеция

Суета на Сан-Марко: обещан высокий прилив –
И чтоб ног не мочить иностранцам и экскурсоводам,
Расставляют мостки. Благо здешний Нептун терпелив:
Он уже у дверей, но помедлить готов перед входом,

Он почти милосерден. К открытому списку потерь
По чуть-чуть прибавляя, мы вкус обретаем к печали,
Нечто вроде привычки. Она и велит нам теперь
Не заламывать рук там, где хватит пожатья плечами.

Этот город научит и нас благородно стареть.
Наряжаться, душиться, прилаживать мушки и блестки
И под воду идти, как под музыку, ныне и впредь
Головы не клоня, не тревожа высокой прически.


Холст,  масло

Девушка гладит кошку, тонко режет лимон,
Говорит с торговкой, пробует кардамон,
Сочиняет письмо, покусывает перо,
Перламутром тускло поблескивает бюро.

Юная кожа, смех, атлас, кружева и перья –
Это для вас напишет любой мой подмастерье,
Будет все как у всех и не хуже, чем у иных.
Принимаем заказы, работаем без выходных.

Проводив торговца пушниной, мастер идет
За служанкой, сажает ее против окна,
Ищет правильный поворот.
Седина, крахмальные складки чепца,
Тень, которую уже не смахнуть с лица,
Эта сетка морщин, она-то ему и нужна!
И рука его, как никогда, верна
И нежна.

***
Вечер безветренный чудно пуст.
Нет ни печали, ни прочих чувств.
Так забывает пловца вода.
Так произносится «никогда».
Так расстаются с правой рукой.
Так покупают себе покой.

Дамский клуб

Соловей, точно горло француженки, влажен.
Затаенный под темной листвой,
Он невидим и нежен и, верно, продажен –
Или продан давно с головой,

Как вот этот, который как будто бы рядом
И как будто бы верный и твой,
С этим розовым ртом и подтянутым задом
И загадкой своей роковой.

Наше счастье подложно! Но сладко и влажно
Безмятежный картавит певец –
И клокочет, и булькает в горле. Неважно,
Что заплатим за все под конец.

Новогоднее

Новый год как микстура, зажмурься и выпей
Пузырящийся вымысел с примесью блесток.
Я проснусь, как дитя в апельсиновой сыпи,
Ты – как первым похмельем разбитый подросток.

Все, что тщетно пытается в память пробиться,
Лучше гнать от себя подобру-поздорову.
Есть рассол, но навряд ли найдешь, чем побриться,
И застряли часы на начале второго.

Как-то глупо все вышло, и надо обратно,
Ведь метро уже ходит, моя Камасутра.
Санитарка-январка, замой наши пятна,
Дай нам хлорки, холодное белое утро!

Мрачная считалка

Жизнь идет своей дорогой,
Лучше ты ее не трогай:
Разбегается фотон,
Раздвигается бутон.
Все прекрасно, ясно, стройно,
Все согласно и спокойно,
Только ты на сей земле,
Как ботинки на столе!
Что потрогал ты руками,
Стало злом и пустяками.
Не умеешь ты играть
В наши игры…

Три наблюдения

Когда я тебя любила, я так хотела
Показать тебе светлую воду и темный берег,
Фонари на дальнем мосту
И зоркое небо, глядящее в прорезь листвы.
Я ждала этого долгие годы.

Когда я полюбила другого,
Он, взяв меня за руку, привел на это самое место
И сказал: смотри – вода светла, а берег черен.
Отраженья огней дрожали и расплывались,
Но небо ясно глядело сквозь узкую прорезь листвы.

1. Когда я тебя любила, я так хотела.
2. Если долго хотеть, исполняется любое желанье.
3. Ничего я не понимаю в жизни.

Плач по уходящей любви

Твое тело было сладким, как мед на обочинах райских дорог.
Твои глаза были светлы, как небо накануне рассвета.
Когда ты обнимал меня, мне казалось, что я вернулась домой.
Когда ты уходил, мне казалось, что я умираю.

Сердце, нахохленная птичка, отказывается от еды.
Сидит в углу клетки – и в поилке вода не тронута.
Мои губы мертвы, как червяки в банке утопшего рыболова.
Все слова пусты, как взгляды рыб, обгладывающих тело.

Звезды больше не дают молока, и небо умолкло.
Куда ни ступит моя нога, пустыня всюду.
Господи, отмени на время свой мир.
Сейчас у меня нет ни сил, ни желанья жить.

Взрослая колыбельная

Трудно спать в пространстве незнакомом:
То машины шарят перед домом,
То шумит бессонная вода…
Совершенье полового акта
Требует не только чувства такта,
Но еще терпенья и труда.

Мы, закончив подвиг сексуальный,
Подтвердили право на двуспальный
Тихий час, уж что и говорить!
Так что пусть тебе, сосед по карме,
Снятся сны приятные, пока мне
Хочется то писать, то курить.

Сон твой честен, отдых твой заслужен.
Никому никто из нас не нужен.
Поздно. À la vie comme à la vie.

Сердце, спи и ты! В чужой квартире
С трубами, поющими в сортире,
Спи, не плачь без жизни, без любви.

Гроза

Июнь отдает на вкус кому медом, кому раем,
Газированный воздух грозы волнует даже в квартире,
Где лысеющий журналист воображает себя самураем,
Имеющим про запас как минимум харакири.

Он добавляет в чай корочку апельсина,
Вынимает из телефона симку, аккумулятор –
И говорит себе, что любая боль выносима,
Если знаешь: так приказал император.

И когда прекращается ливень, светлеет на горизонте,
Он сидит в старом кресле и кажется даже милым,
И закатное небо в вечерней крови и золоте
Застает его в том же месте, уже примиренным с миром.