Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2018
Александр Ливенцов родился в
1982 году в Москве, где проживает по сей день. Окончил
Московский технический университет связи и информатики (МТУСИ), обучаясь на программиста,
однако заинтересовался 3D графикой – сначала художественной, после в сфере
дизайна и архитектуры, что стало в будущем профессией.
Евгений Петрович был третьим в очереди
на кровь: перед ним маялись мальчик лет шести и мужик
под тридцать. Мальчик тряс ногой, кусал губы – матери надоело его успокаивать.
Мужик ходил от стенки к стенке, смотрел на часы и тихо матерился. Временами из
кабинета выпархивала медсестра, вся в белом, как ангел, и собирала направления.
«Ждем одного и того же, – рассуждал
Евгений Петрович, – а боимся разного. Малец – боли.
Мужик в офис опаздывает. Один я боюсь результатов».
Он и из клиники вышел задумчивым – прохожий
указал ему на бахилы; дойдя до урны, Евгений Петрович стянул их и выкинул
вместе с окровавленной ваткой. По пути он томился, вспоминая, выпил утренние
таблетки или нет. Перед анализом не следовало, но по рассеянности он мог как выпить их, так и не выпить, а Нина могла забыть
проконтролировать.
Глотать их сейчас?
Евгений Петрович воздержался: Витя
неделями свои не пьет – и ничего.
Витя, Виктор Петрович, друг Евгения
Петровича, до злости не любил врачей, не верил им, клял, но, когда жена
допекала, ходил по кабинетам и принимал что назначали.
Два Петровича мало в чем сходились.
Евгений одевался проще, Витя любил изыски. То же касалось еды и выбора «чего
покрепче», и, если речь шла о женщинах, воспоминания Евгения бледнели перед
историями друга. Ладили Петровичи, вычитывая свежие анекдоты или толкуя о
политике, – возраст уравнял их позиции.
В остальном тянулся нескончаемый спор:
один за факты – другой за выводы, один с примерами – другой в статистику. Витя
страсть как любил заявить что-нибудь отчаянно революционное: пора браться за
кухонные ножи и идти против власти!.. Кругом заговор!.. Женщины – с другой
планеты!.. Евгений Петрович ждал затишья и менял тему. Он, в свою очередь,
мучил друга тем, что в жару ему было холодно, от мороза он потел, а главное,
люди совсем друг друга не понимали.
Порой Витя обижал друга. Случалось.
Тогда вечером сын Евгения Петровича, придя с работы, выслушивал негодование
отца и с этим грузом шел спать, а отец, выпустив пар, сам звонил товарищу,
желая мириться.
По последним подсчетам, их дружбе
перевалило за пятьдесят, но цифру эту оба не любили.
На перекрестке перед своим кварталом
Евгений Петрович опять подумал, кто чего боялся в очереди на кровь. Была тут
забавная математика, возраст влиял на дальновидность: школьник боялся ближайших
минут, мужик – последствий на день, Евгений Петрович заглядывал куда дальше.
Стоило записать, чтобы поделиться с Витей. Сходя с тротуара и доставая телефон,
Евгений Петрович приговаривал:
– Еще могу, еще…
Тут его и сбили. Скрип тормозов, удар,
тишина. Маленький грузовик, а такой твердый.
Несколько секунд вечности, и… Евгений
Петрович возник с другой стороны улицы босиком, в неощутимом белом одеянии,
вместо мобильного рука сжимала арфу; нигде не болело, ничего не хотелось, душу
заполнила эйфория, как перед дальней поездкой, когда все уложено.
Позади грузовика улицу сковала пробка.
Водитель то тер лоб, то садился на корточки, наконец
не выдержал, схватил с земли телефон Евгения Петровича и швырнул об асфальт.
Через перекресток шел человек в форме.
А поперек ему другой
– тоже босой, тоже в светлом. Дойдя до Евгения Петровича, он оглядел толпу и
покачал головой:
– Ай-ай-ай…
Черты его лица были приятны и
неприметны разом, русые волосы светились сами собой. Запахло озоном.
– Здравствуйте, Евгений Петрович.
– Здравствуйте.
– Уже поняли?
– Кажется.
– Хорошо. Постоим, время есть.
Соберитесь с мыслями. Если вопросы, не стесняйтесь.
– Вы живой?
– Евгений Петрович… Мы с вами уже не
там. – Босой кивнул на толпу, которая расступилась, давая вынести тело к машине
скорой помощи. – Пусть декорации вас не смущают, мы их скоро покинем. Как себя
чувствуете?
Даже вспомнить не удавалось, что за
боль такая селилась в теле, а ведь столько сил отнимала, столько жизни. Новое воздушное
существо Евгения Петровича обходилось без этой лишней функции.
Проводив взглядом носилки – простыня
очертила два метра бугров, – он грустно заметил:
– Эко меня забодало.
– А сколько раз наставляли Дашу
смотреть по сторонам на дороге?
Вспомнилось щекастое лицо внучки; что
было действительно скверно – расставаться с ней.
– Триста семь раз, – уточнил босой. – А…
ладно. Музыку любите?
– Я… я дилетант. Я вообще-то биолог.
– Нет-нет, вы виртуоз по части арфы.
Можете проверить.
Евгений Петрович смутился, полагая, что
в первый раз стоит основательно заслониться облаками.
– Не стесняйтесь – перьями защекочут.
Если что, переведем в класс духовых или хорового
пения. Освоитесь – решите. Одежда не жмет? А то она надолго.
Дама у светофора оттянула ворот блузки
и долго дула внутрь, выгоняя скопившийся жар.
– А Бог правда
есть? – осмелел Евгений Петрович.
– Мы толком не знаем. Что-то есть, но
проявляется редко.
– А ад?
– Точно есть. Если б у вас в руке
вместо арфы была пятилитровая бутыль с маслом, вам бы объяснили.
– В раю-то не скучно?
– Специально не развлекают. У всех
какие-то обязанности, и у вас будут.
– А скоро мы?.. – Евгений Петрович
указал пальцем вверх.
– Есть одно дело, последнее, и сразу к нашим. Собственно, пора приступать. Нам, Евгений Петрович,
остался пустяк – имеете право навестить одного человека. Он вас не увидит и не
услышит, но вы можете подать знак, подмигнуть, как мы говорим: ободрить, мысль
подкинуть, подшутить – решите по ходу. Самое сложное – выбрать.
– Почему же всего одного? – Евгений
Петрович растерянно замер. – Зачем так?
– Последнее испытание. Думайте, я не
тороплю.
– Довольно жестоко для рая.
«К Даше? –
первым делом подумалось Евгению Петровичу. – К Даше… Конечно… Сейчас
позавтракала, рисует, или лепит, или у телевизора. Немного побыть рядом с
ней… Она еще просто так любит, за то, что дедушка… Даром».
Но дальше рассуждения пошли иначе:
«Когда занята, Даша хмурится. Может и
истерику закатить, если ей именно сейчас мультики выключат. Я буду отчаливать,
а она истерить».
Евгений Петрович задумался:
«К сыну? С ним и помолчать хорошо…
Сейчас на работе. Ну да – в наушниках, в мониторе… подмигнешь ему, как же.
Утром живот болел. Интересно, прошел? Хороший ты парень, Дима, но не потратить
бы время на твою скучную физиономию».
Евгений Петрович мысленно перебрал
остальных: жена – час назад расстались, брат – чужой человек из другого города,
первая любовь – в живых ли?
Осталось одно: к Вите, Виктору
Петровичу.
Постовой оживил перекресток. Солнце
взбиралось выше – нагрев стены, принялось за асфальт.
– Мы полетим к нему? Или как? – спросил
Евгений Петрович.
– Подождем.
– Тут?
– Присмотритесь.
За мельтешением лиц
в самом деле показались Витины обвислые щеки, сверкнули стекла очков. Медленно,
как танк, идущий на гибель, он подступал к перекрестку.
– Куда это он? – насторожился Евгений
Петрович.
– В вашу клинику.
– Угрюмый такой.
– Он уже сдал кровь, на прошлой неделе.
Витя поравнялся с бывшим другом и замер
у перехода в ожидании зеленого. Вокруг скопились люди, на их жизнерадостном
фоне он смотрелся так, будто его душу разъела ржавчина.
– Он болен?
Босой скорбно кивнул.
– Серьезно?
Скорбь множилась.
– Он что, тоже?.. – оробел Евгений
Петрович. – Когда?
– Не в моей компетенции.
– Ой, ладно… вы знаете. Сколько ему
осталось?
Босой вздохнул:
– Три месяца боли.
«Эх, Витюша… –
вздохнул и Евгений Петрович. – Поглумились мы над собой. Вот и счет к оплате.
Так, глядишь, и я решу, что свезло».
Евгений Петрович перевел глаза на русло улицы,
на поток слепых машин, туда, где недавно ему «свезло», и спросил:
– О чем он думает?
Парень из толпы ожидавших на
переходе побежал раньше времени.
– Недоволен этим парнем.
Хочет, чтоб загорелся зеленый, чтоб тот понял: не дождался
самую малость.
– Вечно ему чего-то хочется… Не умеет
расслабиться.
Жирное облако подмяло под себя солнце, на
перекресток села голубая тень. Сестры-первоклашки с белыми бантами торопили
светофор умоляющими взглядами.
– Что вы там говорили насчет «подмигнуть»?
– прищурился Евгений Петрович.
– Ах да… никаких явных чудес. Всё в
пределах законов природы. Можем ему боль в животе на полчасика унять, можем…
– Придумал, – холодно доложил Евгений Петрович. –
Очень просто. Тучу слегка разъять, и оттуда солнце. И чтоб только ему на лицо.
Можно? Но главное, – Евгений Петрович молитвенно сложил ладони, – когда
загорится зеленый.
Босой исполнил, как
было велено.
От солнца Витя зажмурился, трижды
чихнул, уронил очки и чудом поймал у самой коленки. Рядом уже никого не было:
светофор переменился одновременно с тем, как в облаке образовалась брешь, и
толпа ринулась вперед. Пока протирал глаза и усаживал очки на нос, светофор
начал мигать; щурясь от солнца, Виктор Петрович кинулся, а наперерез уж летело
такси – водитель как раз метил проскочить на свежий
зеленый.