Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2018
Егор
Фетисов родился в 1977 году в
Санкт-Петербурге. Окончил немецкое отделение филологического факультета СПбГУ.
Публикуется в журналах «Новый мир», «Арион», «Октябрь»,
«Урал», «Волга» и др. Финалист престижных литературных конкурсов, автор книги
стихов, двух романов, ряда пьес и рассказов. Переводчик с датского и немецкого
языков. С 2013 года живет в Копенгагене.
В этом году весна пришла поздно. Точнее,
она еще не пришла. Все ее ждут, говорят, вот-вот придет. А она не торопится.
Папа сердится и утверждает, что по календарю весне пора бы уже наступить. Когда
Тоя была маленькой, папа рассказывал ей, что календарь – это такое расписание
автобусов или поездов, только для времен года. В марте весна должна прийти, а
зима – уйти. Детский сад, а не объяснение. Теперь он всем этим морочит голову Тедди, младшему брату Тои. Папе кажется, что это
положительным образом отразится на творческом потенциале Тедди,
он хочет привить ему метафорическое мышление. Хотя Тоя считает, что лучше бы
папа рассказал Тедди про вращение Земли, было бы
гораздо полезнее.
Если уж на что и похожа смена времен
года, так это на смену караула королевских гвардейцев. Они идут строем от замка
Розенборг до дворца Амалиенборг,
где живет королева, и там сменяют других гвардейцев, вышагивающих в карауле,
как игрушечные солдатики. Тоя любит рассматривать их высокие меховые шапки. Где
сегодня еще такие увидишь. Разве что в музее. Смена
караула и есть оживший музей, именно это Тое и нравится.
Она погуглила и нашла, что шапки на самом деле
медвежьи и подарил их датским гвардейцам русский царь Александр III, когда женился на датской принцессе Дагмар. Интересно, как гвардейцы выдерживают в них летом. Тое кажется, что у нее в такой шапке летом сварились бы
мозги.
Гвардейцы идут в своих медвежьих шапках
в сопровождении оркестра, и туристы снимают их на айфоны.
В Копенгагене полно туристов, они приплывают на круизных лайнерах, жалуются,
что все дорого, фотографируются в обнимку с Русалочкой, потому что это
рекомендуется во всех путеводителях, глазеют на гвардейцев
и возвращаются на свои лайнеры, которые отвезут их в Таллин
или Стокгольм.
Тоя иногда в выходные приходит к замку Розенборг и идет вместе с гвардейцами к королеве. Идти с
живым оркестром гораздо интереснее, чем просто слушать музыку в наушниках. Она
бы приходила чаще, но в будние дни в это время у нее уроки в школе, ведь она
ходит в пятый класс. Каждый день, кроме субботы и воскресенья. Ну и еще разных
каникул и праздников. Совсем скоро начнутся пасхальные каникулы, и Тоя ждет их
с грустью: в школе намного веселее, чем дома. Дома можно, конечно, почитать
книжку, Тоя берет довольно много книг в школьной библиотеке, но часто сдает их,
прочтя одну-две страницы. Невозможно понять, интересной окажется книжка или
нет, пока не прочтешь ее. Неинтересных книг больше, Тоя в этом уверена. Еще можно поиграть на пианино или с Тедди, но он любит только игры, где нужно бросать кубик и
передвигать фишку, а Тоя уже вышла из того возраста, когда это весело.
А в школе можно делать бусы, плести
разноцветные брелоки для ключей, кормить поросенка Бориса, который живет в
деревянном домике в углу школьного двора. Еще в школе есть Фредерик. Он
остроумный и всегда что-то мастерит, постоянно пропадает в слесарном кружке,
делает скворечники, и самолеты, и рамки для фотографий, и сейфы, куда, если у
тебя нет денег, можно положить что-то другое. Правда, Тина говорит, что его
самолеты не летают, а сейфы не закрываются на замок с кодом, так что все можно
украсть, а птицы не живут в его скворечниках. Птицам в голову не залезешь; что
им так не нравится в скворечниках Фредерика? Тоя не очень много знает про птиц,
только то, что они произошли от динозавров и поэтому у них такие некрасивые
ноги. Особенно у лысух на озере. У них огромные лапы с большими морщинистыми
пальцами. Все равно что у Тои были бы ступни сорок
пятого размера. Фу, гадость!
На самом деле в той стране, откуда они
приехали, их имена произносятся иначе, но в Дании они превратились в Тою и Тедди. И Тоя ничего не
имеет против. Тоя ежится в своей легкой курточке. Надо
было надеть зимнюю, но она в таком возрасте, когда
начинаешь обращать внимание на мнение окружающих. Тое
хочется быть такой же модной, как все. А ходить в теплой
куртке или, не дай бог, надевать шапку – самое немодное, что только можно себе
представить. Все ребята в школе ходят в расстегнутых курточках, а кто-то и
просто в кофте или свитере. Они закаленные, потому что родились в Копенгагене и
выросли в этом климате. Тоя и Теодор приехали из другой страны, где люди привыкли
одеваться теплее. Обычно на окончание учебного года родители ее одноклассников
объединяются и снимают домики у моря, они приезжают туда с детьми, кто на
машине, кто на поезде, жгут костер, играют в футбол. И купаются. Тоя стоит в
свитере у костра, и по телу у нее бегают мурашки. Ей холодно даже смотреть на
то, как купаются ее одноклассники.
Сегодня ветер пробирает насквозь и
птицы, успевшие прилететь, мерзнут в кронах деревьев. И старушки мерзнут на
скамейках на берегу озера. Тоя часто приходит сюда, потому что озеро совсем
рядом с домом. Оно очень мелкое, иногда из воды торчит руль сброшенного в воду
ветром велосипеда. Ветер много разных вещей скидывает в воду, всего и не
перечислишь: полиэтиленовые пакеты, бумажные и пластиковые стаканчики из кафе
на берегу, обрывки газет, детские игрушки.
Еще на озере много лебедей. Они очень
заносчивые. Когда Тоя приближается, они поспешно опускают головы на длинных
шеях в воду, делая вид, будто потеряли на дне важную вещь. На воде большими
белыми лилиями покачиваются их попы. Лебеди явно не хотят разговаривать с Тоей. Даже в те дни, когда она кормит их хлебом. Самое
интересное, что можно делать на озере, – это кормить птиц хлебом. Тоя читала,
что вообще-то это птицам вредно. Точнее, не читала, а слышала, как какая-то
мама пыталась объяснить это своему зареванному малышу, желавшему непременно
кинуть батон уткам. Птицы привыкают к человеческому корму и становятся ручными
и беззащитными. После того случая Тоя перестала кормить уток и гусей. А на лебедей
и чаек ей наплевать. Уж им точно ничего не сделается от пары кусков вчерашней
булки. Немножко беззащитности им бы не повредило.
Тоя приходит сюда не только покормить
птиц, но и подумать о чем-то своем. Она знает: здесь никто ей не помешает. Пока
обходишь вокруг озера или стоишь на мостике, откуда мальчишки ловят рыбу,
столько всего можно успеть подумать. Например, почему родители Лины разрешили ей носить сережки, а мама Тои до сих пор
запрещает ей проколоть уши. И запрещает красить ресницы. Хотя некоторые девочки
в классе уже красят. Тое кажется, что Фредерику
нравятся их накрашенные ресницы и Линины сережки ему
тоже нравятся. Хотя сама Лина довольно противная. Она
часто обнимает Тою и говорит, что они ужасно близкие
подруги, и притом еще ни разу не пригласила Тою на день рождения, где перебывал
весь класс.
Фредерик, конечно, тоже был у Лины на дне рождения. Хотя ходит он не ко всем. К Тое он не пришел ни разу. Поначалу она пыталась пригласить
его в гости, но потом перестала. У него всегда находятся какие-то дела: то
тренировка в бассейне, то они с папой идут в геологический музей. Всегда
что-нибудь неотложное. Тое кажется, что он просто
избегает ее, потому что она приехала в Данию из другой страны, она не такая
высокая, как другие девочки в их классе, и стоит в свитере у костра, пока все
купаются в море.
На прошлой неделе Тое
наконец повезло! В драмкружке они теперь ставят «Снежную королеву». И Тоя будет
играть Герду, а Фредерик – Кая. Правда, он высказал недовольство, когда их
руководитель, Томас, выбрал именно Тою. Фредерик
хотел, чтобы Герду играла Рикки. Но какая из Рикки Герда? Она трех
предложений не может запомнить, как будто у нее в голове потайной ход, ведущий
неизвестно куда, и вся информация пропадает в этом таинственном лабиринте. Она,
конечно, красивая, эта Рикки, тут приходится
согласиться. Но красивая ли Герда?
Тоя специально пришла сегодня на озеро
подумать над этим: красивая ли Герда. И пока что
ничего не придумала. То ей кажется, что Герда красивая,
то, наоборот, что самая обычная. А может, она, как гадкий утенок из другой
сказки, вырастет и станет ослепительным лебедем? Хотя что в них ослепительного… Торчат из воды попами кверху, как буйки, за которые нельзя
заплывать. Вопрос о красоте сложный, так просто ничего не придумывается. Вчера
Тоя даже решилась спросить об этом папу, хотя делает это крайне редко:
спросишь, потом сама не обрадуешься. Он же не может просто ответить на вопрос,
он сразу достает с полки книгу или лезет в «Ютуб»
показать ей какой-нибудь научно-популярный ролик на данную тему. Короче, это
затягивается надолго и Тоя уже сама жалеет, что задала вопрос.
Так получилось и в этот раз.
Тоя спросила папу, что такое красота и
красивая ли, например, Герда.
– Хм… – сказал папа и потер переносицу.
Он всегда снимает очки и трет
переносицу, когда не знает ответа. Тоя думает, что это удобно и что она тоже
хотела бы носить очки, как папа. Тогда она могла бы снимать их на уроке, когда
учительница о чем-то ее спрашивает, и тереть переносицу. Папе это явно
помогает. Может, человек становится умнее оттого, что трет переносицу? И
главное, так ли уж необходимы очки? Может, можно тереть нос, не снимая очков, а
эффект будет тот же?
– Ну… взять
хотя бы в качестве примера… – сказал папа, – некоторые племена в Африке –
прости, я не помню, как они называются, поищи потом сама в интернете. Красивыми
у них считаются не просто полные женщины, а очень толстые. Мамы специально
откармливают дочек, как гусей перед Рождеством, чтобы у них было как можно
больше жировых складок. Можешь себе представить? А иначе никто замуж не
возьмет.
Да, хорошо, что они не в Африке. Не
хотелось бы обзаводиться жировыми складками, чтобы выйти замуж. У них в классе
всё наоборот. Девчонки все бегают, едят спаржу и фасоль, ничего
высококалорийного. Как будто им не одиннадцать лет, а сорок. Такую африканскую красотку затроллили бы. Рикки вот занимается прыжками в высоту. А были бы у нее складки
жира на животе, как бы она прыгала? Хотя сама мысль Тое
понравилась. Она представила, как Рикки, тряся
жирными боками и громко кряхтя, разбегается перед прыжком. Такой маленький бегемотик. Бегемотик, неспособный преодолеть земное притяжение.
– А в Азии, в стране Мьянма, живет племя
падаунг, – продолжал папа. – Там женщины отращивают
себе шеи, длинные, как у жирафов.
Бегемотик сменился жирафиком. Тоя фыркнула.
– Зря смеешься, на вкус и цвет товарищей
нет. Вот вы все хотите ноги подлиннее, а они – шею. Их
право. Пока девочка еще маленькая, ей на шею надевают медные кольца, и шея
понемногу растягивается, так что можно добавлять еще кольцо и еще. Некоторым
надевают до двадцати колец, и шеи у них на самом деле очень длинные, конечно,
не как у жирафа, но раза в два, а то и в три длиннее, чем у тебя или у меня.
– Или у мамы, – добавила Тоя.
– Да, нам с тобой повезло, у нашей мамы
нормальная шея. В нашем понимании, конечно. Ее вряд ли бы выбрали миссис падаунг две тысячи восемнадцать.
– По-моему, это дурость – иметь такую
шею, – сказала Тоя. – И маму с такой шеей тоже.
– Во-первых, не груби, во-вторых, слушай
дальше. В Индии, – папа увлекся темой, – привлекательной считается женщина,
увешанная с головы до ног украшениями. В твоем вкусе: разные серьги в носу и в
бровях, браслеты, кольца – чем больше, тем лучше.
– Да, я бы не отказалась, – вздохнула
Тоя. – Но вы мне все равно не разрешаете даже одну самую маленькую сережку в
ухо. Поэтому какой смысл об этом говорить?
– Одна сережка тебя все равно бы не
спасла в Индии, – улыбнулся папа. – Одна еще хуже, чем ни одной, когда речь о
десятках. И в пупке, и в пальцах ног, и…
– Бр-р…
– Тоя помотала головой. – Сережки в пупке – это ужасно некрасиво.
– Это ты так считаешь.
– А ты разве не считаешь?
– Конечно, считаю, но есть миллионы
людей, которые имеют полное право так не считать. Так что красота бывает
разной, – подытожил папа. – Я считаю красивым одно, ты другое, индийцы третье.
Тут сложно договориться.
– А кто такие индийцы? – спрашивает Тоя.
– Люди, которые живут в Индии.
– Я думала, в Индии живут индейцы.
– Индейцы живут в Америке.
– Как все сложно, – вздохнула Тоя. –
Ладно, спасибо, папа. Только ты так мне и не ответил, красивая ли Герда.
– Ты про учительницу в Теддином классе? Ну… да, красивая. Она высокая и стройная,
и у нее зеленые глаза…
– Вообще-то я про
Герду из «Снежной королевы», – сказала Тоя.
– А-а… Тогда не
знаю. Я об этом не думал, – признался папа. – Наверное, красивая. В сказках все
добрые герои обычно красивые.
– А почему? – поинтересовалась Тоя.
– Ну… чтобы мы
захотели стать такими, как они. Выглядеть как они. И совершать такие же
поступки. А поскольку они герои положительные, то и поступки у них хорошие. И
мы вслед за ними хотим совершать добрые и хорошие поступки.
– По-моему, это дурость – совершать
хорошие поступки только потому, что их совершил кто-то другой.
– Почему? Ты же хочешь сережки на том
основании, что кто-то другой такие носит. Вот и с поступками точно так же.
Может, папа и прав. Ей действительно
хочется отправиться куда-нибудь далеко-далеко, найти там своего Кая и
освободить его из плена Снежной королевы. «Надо будет поразмыслить об этом у
озера», – подумала Тоя.
Но сегодня на озере, куда она пришла
после уроков, ужасно холодно, ветер, кажется, дует из покоев самой Снежной королевы,
он легко проникает под одежду, а пальцы быстро перестают слушаться и почти не
сгибаются. Думать на таком холоде тоже трудно, и Тоя просто кормит чаек хлебом.
Они громко орут и дерутся, вырывая друг у друга куски, не успевающие долететь до
воды.
«Интересно, – думает Тоя, – а чайки
красивые? Красивее, чем лебеди? Или наоборот?»
А голуби? А воробьи? А черные дрозды?
Ей, пожалуй, больше нравятся дрозды. И
олени в парке в Клампенборге. Но туда надо ехать на
поезде, а одну Тою пока так далеко не отпускают.
Поэтому она ездит смотреть на оленей не так часто, как ей хотелось бы. Ведь
есть множество других дел: кружок рисования в художественном музее, плавание по
пятницам; еще нужно заниматься языком той страны, откуда они приехали в Данию,
это по субботам, уроки фортепьяно два раза в неделю. Тоя, правда, плохо
занимается и до сих пор забывает ноты, особенно в басовом ключе. Они не такие,
как в скрипичном, и из-за этого Тоя путается, а когда
она путается и что-то у нее плохо получается, ей сразу хочется все бросить. «Я
никогда больше не буду играть на пианино!» – говорит она, выходит из комнаты и
раздраженно хлопает дверью. Или: «Я никогда больше не буду плавать!» – и в
сердцах бросает полотенце в воду. Или: «Я никогда больше не буду рисовать,
слышишь, папа?!» И краски летят на пол, а Тоя уходит к себе в комнату. Такая уж
у нее эмоциональная натура. И дело даже не в подростковом возрасте. Характер
Тои не меняется с того дня, как ей исполнилось два годика.
Вернувшись домой, Тоя
проверяет почтовый ящик. Вообще-то ей никто никогда ничего не присылает. В
ящике обычно бесплатные газеты, или документы для мамы, или книги, которые
присылают папе из издательств, – он переводчик и переводит их на язык той
страны, откуда они приехали в Данию. Иногда, очень редко, там оказывается
письмо из налоговой или страховой. И никогда ничего для Тои.
Но в последние несколько дней она ждет
письма. Причем не простого, когда пишут, как дела, и сообщают всякие скучные
новости, а письма с подснежником. Так оно называется: «геккебреу»,
«письмо с подснежником». Хотя никакого подснежника там, конечно, нет. Но
говорят, что раньше, много лет назад, люди и вправду клали в письмо подснежник
и получивший его должен был угадать, кто написал письмо.
Если учительница не сочиняет, то это
старая датская пасхальная традиция, а слово «гек»
означает не только «подснежник», но и «дурачить, заводить не туда». Тебе
присылают послание с точками вместо имени, а ты гадай, кто это. Причем допускается
вносить дополнительную путаницу, ставить точку после имени, чтобы адресат подумал,
что в имени на одну букву больше. Не отгадал за три попытки, кто послал письмо,
– гони шоколадное яйцо. По традиции яйцо должно быть крашеным, пасхальным, но
кому нужно пасхальное яйцо? У каждого дома холодильник от них ломится. Так что
будь добр, выкладывай шоколадное. Или просто шоколадку. Или хотя бы конфету. На
худой конец, сгодится жевательная резинка. Зато если угадал, то оказываешься в
выигрыше.
Тое не очень
нравятся такие правила, ей жалко тратить карманные деньги на шоколадное яйцо.
Но что поделаешь. Может, ей повезет и она сама
выиграет плитку или пачку жвачки. Отказываться участвовать в игре никак нельзя,
этого просто не поймут. Поэтому Тоя ужасно боится, что кто-то пришлет ей
«письмо с подснежником». «Может, в этом году опять обойдется?» – думает она.
Ребята частенько не берут ее в свои компании, потому что она из другой страны,
и в прошлые годы она ни разу не получала такого письма. Но сейчас Тоя смутно
чувствует, что «геккебреу» обязательно появится в
почтовом ящике. Тоя даже знает почему. Из-за роли Герды. Получив эту роль, она
вышла из тени, теперь придется жить на свету. Впервые за все годы Тоя думает,
что в школе может быть неуютно.
Ключа от почты у нее нет, но она легко
просовывает свою узкую ладонь в щель и вытаскивает две газеты – бесплатная
реклама местных магазинов. Тоя смотрит чехлы для айфона
и наушники. Она копит на новые наушники. У нее есть одни, но они желтые. А
нужны зеленые. Как крыжовник. Потом мысли Тои возвращаются от наушников обратно
к Фредерику и вообще к дружбе девочек и мальчиков.
Некоторые девочки из их класса уже были
с мальчиками в кино.
«Почему никто никогда не приглашает
вместо кино в зоопарк? – думает Тоя. – Там гораздо интереснее. Там в тебя может
плюнуть верблюд, и можно смотреть, как ныряет белый медведь, который на самом
деле не белый, а грязно-желтый, как ковер в их комнате, на который Тедди опрокинул банку с морковным пюре, после чего ковер
стал такого же цвета, как белый медведь в зоопарке. Я бы обязательно пригласила
кого-нибудь в зоопарк, – думает Тоя. – Взять хотя бы в качестве примера
Фредерика…» Фу ты! Она стала говорить в точности как папа! Это ужасно.
Но правда заключается в том, что Тоя
боится. Она ужасная трусишка. С детства она не играет
ни в какие игры, где можно проиграть. А если проигрывает,
то тут же бросает игру и с криком: «Я никогда больше не буду играть!» – убегает
к себе в комнату.
Еще она боится пауков, змей, клещей
(особенно после того, как Кристина из пятого «А» рассказала, что от укуса клеща
человек может потерять память; так случилось с ее двоюродным
братом, он может остановиться посреди улицы, потому что забыл, куда шел и как
его зовут), боится потолстеть, простудиться, ужасно боится ходить к зубному
врачу, хотя ей еще ни разу там не было больно, боится проспать и опоздать в
школу, из-за чего, когда она была помладше, иногда будила папу на час раньше
громким шепотом: «Папа, мне еще не пора в школу?» И папе приходилось
просыпаться, включать свет, смотреть на часы и говорить Тое, чтобы она
немедленно отправлялась обратно в постель и спала еще час, пока он сам ее не разбудит.
Мама никогда не просыпалась. Ее не так легко разбудить громким шепотом. Чтобы
разбудить маму, нужно притащить в спальню королевских гвардейцев вместе с оркестром.
Вот тогда, наверное, мама проснется. Тоя и сейчас боится проспать, и ей часто
снится, как она опаздывает на урок, на репетицию, на прием к врачу.
Она замечает письмо не сразу. Его
бросили в щель для писем, которая есть в Дании в каждой входной двери. Войдя в
квартиру, Тоя слышит шелест бумаги, скользнувшей по полу, и замечает
зеленоватого цвета записку. Она без конверта, это сложенный в несколько раз
листок с вырезанным на нем орнаментом из цветов. Тоя аккуратно разворачивает
письмо. Текст написан печатными буквами, чтобы было труднее догадаться, кто
писал. Хотя Тоя понятия не имеет, у кого какой почерк – она никогда не
заглядывает в чужие тетрадки, – а с подружками переписывается эсэмэсками.
Подружек у Тои
две: Миа и Пиа. Это
настоящие подруги, не то что Лина.
Они двойняшки, но совершенно не похожи. Миа высокая и
худенькая, она на полголовы выше Тои. А Пиа,
наоборот, пухленькая и невысокого роста, с веснушками
на постоянно улыбающемся лице. Миа и Пиа объясняют всем, что они не похожи друг на друга, потому
что они разнояйцовые. Тое смешно: она сразу
представляет себе куриные яйца. Как будто речь о цыплятах. «Вот если бы мы
родились из одного яйца, – говорит Миа, – то были бы совершенно одинаковыми и Пиа была
бы такой же высокой и худенькой, как я». «Нет, это Миа
была бы такой же маленькой, как я, – хохочет Пиа. – И
с веснушками!»
Миа ходит в тот же
класс, что и Тоя, а Пиа – в параллельный, пятый «Б».
Пятых классов аж четыре штуки, они различаются по
буквам. Тоя учится в пятом «Г», который был нулевым «Г», потом первым, вторым,
третьим, четвертым и наконец превратился в пятый. Когда-то
они учились в нулевом классе, на первом этаже, наверное, потому, что малышне
тяжело подниматься по лестнице. Теперь они переместились на третий, откуда,
если выглянуть в окно, видно весь школьный двор и улицу за его пределами.
Иногда Тоя сидит на подоконнике и разглядывает людей, идущих мимо школьного
забора. Это ничуть не менее весело, чем смотреть мультфильмы или кино. На свете
столько забавных людей!
Сегодня пятница, и Тоя ночует у Мии и Пии. Можно поболтать перед сном в темноте, и вообще,
ночевать не дома – это просто здорово. Тоя обожает спать в гостинице, или у
подруг, или у бабушки в деревенском доме. Нельзя все время спать в одной и той
же кровати. Тебе снятся одни и те же сны, и, проснувшись, ты видишь одну и ту
же трещинку на стене, которая, как морщинка на лице, с каждым годом все
заметнее.
К тому же Миа
и Пиа живут не в квартире, а в настоящем доме.
Поэтому у них есть собака по имени Кварк и настоящий камин, его топят дровами,
не для тепла, конечно, а чтобы уютно сидеть возле него на полу, играть в
какую-нибудь игру, в которую нельзя проиграть (Тоя играет только в такие игры),
и пить горячий шоколад.
Итак, Тоя разворачивает письмо и читает.
«В
понедельник утром приходи к качелям перед школой. Буду ждать тебя там до начала
уроков».
И восемь точек вместо имени.
Первое, что делает Тоя, это примеряет
имя «Фредерик». И все сходится. Тоя пересчитывает еще раз. Все так, восемь
букв. Но теперь необходимо решить, идти в понедельник с утра к качелям или не
ходить? По правилам она должна догадаться, кто написал письмо, но если она
придет туда и увидит Фредерика, то в чем смысл игры? Как назло, завтра и
послезавтра выходные, поэтому в школе она его не увидит. Остается послать свою
догадку эсэмэской. Но Тоя боится разочароваться.
Вдруг это не он?
И все-таки ей приятно, что наконец она тоже получила письмо. Как все остальные в
классе. С такими здоровскими цветами. Правда, в этих
письмах не принято приглашать друг друга на свидание. Их пишут в шутку, и она
ожидала получить что-нибудь вроде: «Ну-ка, Тоя, угадай-ка, кто я!» Такими
письмами забавляется вся школа. Даже преподаватели. В прошлом году учитель
физкультуры послал письмо Мие, и она не смогла
догадаться и отдала ему шоколадного зайца, потому что яйца у нее не было, а
заяц откуда-то был. Вся школа смеялась потом два дня над обоими. И Тоя тоже
смеялась, потому что была тогда как бы в зрительном зале, а теперь оказалась на
сцене вовлеченной в происходящее. Хотя про свидание и
в ее письме нет речи, ни слова о том, что она кому-то нравится. Просто «приходи
к качелям». И все же это больше, чем «угадай-ка, кто я».
«Надо будет посоветоваться с Мией и Пией», – думает Тоя. Она
недавно жаловалась им, что с ней никто не играет в «письма с подснежниками». И вот пожалуйста. Зеленый листок. Тоя подносит его к носу и
втягивает ноздрями воздух. Стоп. Какой-то апельсиновый аромат. Или лимонный. Цитрусовый.
Очень весенний запах, и совсем не похоже, чтобы у
Фредерика был такой одеколон.
Тое не хочется
сидеть дома наедине с письмом. Она надевает теплый свитер, который связала ей
бабушка, и куртку с капюшоном, убирает письмо во внутренний карман и выходит на
лестничную площадку. Потом вспоминает, что не взяла деньги, и возвращается в
свою комнату, где на столике с зеркалом стоит деревянный сейф, который сделал
Фредерик. Она сказала, что хочет такой, и он молча протянул
ей самодельный ящичек. Фредерик добрый, он всегда все раздает направо и налево.
Тоя хранит в сейфе карманные деньги, которые дают родители, и деньги, которые
бабушки и дедушки дарят ей на день рождения и на Новый год или просто когда
приезжают в Данию в гости из той страны, откуда приехала Тоя. Это неблизко, но ведь есть самолеты и поезда, а на самолете
можно долететь куда угодно, надо только купить билет и не опоздать на рейс.
На улице мимо Тои проплывает чей-то папа
на велосипеде «Христиания», придуманном специально, чтобы возить тяжелые вещи
или детей. Он везет четверых малышей, и на плече у него висит сложенная
коляска. Вид у него при этом самый безмятежный, будто порывы ветра не
раскачивают его, как травинку, а напротив, он сидит дома в кресле и пьет кофе.
Тоя думает, что когда-то и у нее будет такой муж и он
будет возить их детей на велосипеде. Она еще не решила, каким должен быть ее
муж, и иногда примеряет на эту роль всех, кого видит, – как ботинки в обувном
магазине.
Громко звеня колокольчиками, проезжает
машина с мороженым. Вот уж чего сейчас не хочется, так это мороженого. Водитель
и сам, похоже, это понимает и кружит по району не
останавливаясь. Такая у него работа. Он должен продавать мороженое,
несмотря на холод и ветер. Тоя думает, что никогда не будет продавцом
мороженого. Очень грустно вот так колесить и звонить в колокольчик, когда никто
не хочет покупать у тебя товар.
Она хочет быть писательницей и писать
разные увлекательные истории. А еще она хочет научиться рисовать, чтобы
рисовать мультфильмы. Правда, сейчас мультфильмы уже не рисуют, как раньше, а
делают в компьютерных графических программах, что уже не так интересно. Иногда
Тоя хочет стать зубным врачом, ведь все говорят, что зубные врачи зарабатывают
кучу денег. А кто же не хочет иметь кучу денег! Тогда можно купить машину и
дом, как у Мии с Пией: с
собакой и камином. Тоя решила, что, когда купит наушники, начнет копить деньги
на такой дом. Миа говорит, что копить придется лет
сто, не меньше. Сто лет – это чересчур долго. Зачем человеку дом через сто лет,
если он к тому времени уже старый, дряхлый и не может гулять с собакой и
растапливать камин?
У Пии и Мии на ужин пицца. Сегодня ведь пятница и детям позволяют есть то, что они любят, даже если это не самая
полезная еда. Например, пиццу и всякие сладости, которые так и называются
«пятничные сладости». Мортен, папа Мии и Пии, покупает пиццу в итальянском кафе. Там она
вкуснее, чем замороженная из магазина. Родители Мии и
Пии спрашивают, что едят в той стране, откуда приехала Тоя. Она говорит, что не
помнит, ведь она была совсем маленькая, когда они переехали в Копенгаген.
Наверное, то же, что и в других странах. Это вполне обычная страна. Там такие
же магазины и такие же продукты. «Да, да, конечно», – соглашаются родители Мии и Пии, но по их лицам Тоя видит, что на самом деле они
так не думают.
Мортен поставил в их
комнате палатку, с которой они летом выбираются в поход, и девочки спят сегодня
в ней. Хорошо спать в палатке, даже если она стоит не в лесу, а в комнате. Они
берут с собой фонарики, забираются в свою брезентовую пещеру и светят в
темноте. Тоя рассказывает, что получила «письмо с подснежником» и что, может
быть, это Фредерик написал его. Во всяком случае, количество букв совпадает.
Она говорит, что хочет послать ему эсэмэску и
спросить, не он ли это был. Только у нее нет его номера телефона. Может, у них
есть?
– У Фредерика нет телефона, – говорит Миа. – Ты не знала? Его родители считают, что ему еще рано иметь
телефон. Они странные. Он так до поступления в гимназию проходит без мобильного. Хотя, кажется, его это не так уж и волнует.
Никогда не слышала, чтобы он расстраивался по этому поводу.
«Даже у Фредерика чего-то нет», – думает
Тоя.
Она была уверена, что у него-то уж есть
все, что он захочет. Он ведь такой милый. И умный. А оказывается, у Тои есть что-то, чего у него нет.
Это кажется ей несправедливым, но приятным, и она засыпает с мыслью, что всегда
может дать ему позвонить, если будет нужно. Ей не жалко. Ведь Фредерик подарил
ей деревянный сейф, пускай это и было в третьем классе. Два года назад.
Тое снится, что она
одна в палатке на берегу широкой реки. Она босиком спускается к воде. Вода
холодная и гладкая, как зеркало. Только кое-где плещет редкая рыбешка. У берега
стоит лодка, Тоя садится в нее, отталкивается от берега и плывет по течению. По
берегам видно луга, перелески, домики, как будто игрушечные, фермеры выводят
пастись коров и лошадей. И Тоя чувствует, что она плывет не просто так, она
плывет куда-то. Она просыпается, так и не узнав, куда река несла ее лодку.
Тоя рассказывает двойняшкам, какой сон
ей приснился.
– В Дании таких широких рек нет, – утверждает
Пиа.
Она любит географию и биологию и знает,
в каких странах какие реки, озера или вулканы.
– Может, это был фьорд?
– Нет. Это была река, – говорит Тоя.
– Тогда это было не в Дании, – убежденно
повторяет Пиа. – Может, тебе приснилась та страна,
откуда ты родом?
– Может быть, – соглашается Тоя.
Она не уверена.
– Это тебе, наверное, снилась твоя роль.
Помнишь, Герда тоже плывет в лодке по течению и река
приносит ее к старушке-волшебнице? Ты уже выучила все слова?
– Нет, – говорит Тоя. – В моей роли
много слов. Но время еще есть, ведь спектакль только в июне, перед окончанием
учебного года.
– Да, и начнутся летние каникулы! – восклицает
Пиа. – Мы поедем на Борнхольм.
Родители уже сняли там домик у самого моря. Там длинные пустынные пляжи с
белым, мелким, как пыль, песком. Его возят даже в Грецию. А ты
куда поедешь летом?
– В Скаген. Папу
туда пригласил знакомый писатель, папа перевел его роман в позапрошлом году. Мы
тоже будем жить в домике на берегу моря.
– Скаген на
самом севере. Там целых два моря сразу, – объясняет Пиа.
– Северное и Балтийское. Они встречаются у мыса Гренен,
и даже видно, где какое море, потому что цвет воды в них разный. Но на мысу
очень холодно, бери теплые вещи.
– Зато очень красиво, – говорит Тоя. –
Помнишь картину, где художник гуляет со своей женой и собакой по побережью?
Датский импрессионизм. Так вот это как раз в тех краях.
– Еще есть часы «Скаген»,
– добавляет Миа.
– Да, есть, – подтверждает Тоя. – Можно
я погуляю с Кварком?
– Сейчас спросим папу, – отвечают
девочки, подбегают к лестнице и кричат вниз, на первый этаж:
– Па-а-апа!
Можно Тоя погуляет с Кварком?
Папа не против,
и Миа протягивает Тое поводок.
– Только не очень долго, – просит Миа. – Скоро будем завтракать.
– Ладно, – обещает Тоя. – Я тут около
дома.
За калиткой она спускает Кварка с
поводка, и тот сразу же бросается на еще не проснувшегося полностью голубя. Тоя
важно помахивает поводком, чтобы все видели, что у нее есть собака, и она с ней
гуляет, и для нее это самое обычное дело – гулять с собакой. Тут Кварк
присаживается и делает кучку на газоне, и Тое приходится лезть в карман за
пакетиком, который ей вручили вместе с поводком. Теперь ей уже меньше нравится
идея завести собаку. «Глупый Кварк, – бормочет Тоя, собирая за ним какашки, – наложил кучу на самом
видном месте».
На завтрак – булочки с вареньем и медом.
Миа и Пиа после завтрака едут в Оденсе к родственникам. Они тоже
живут в своем доме. У них, наверное, тоже есть собака и камин.
– В Оденсе родился Андерсен, – демонстрирует
свои знания Пиа. – В крошечном доме. Мы там были в
прошлом году. Родители у него, кажется, были совсем бедные.
– Если бы он не был бедным, то, может, и
не написал бы столько сказок, – говорит Тоя.
– При чем здесь
это? – спрашивает Миа.
Тоя сама не знает, к чему она это
сказала. Произнесенная фраза очень похожа на реплику из какого-то ничем не
примечательного фильма.
Девочки выходят проводить Тою на крыльцо, она обнимает их и вдруг чувствует, что от
свитера Мии исходит несильный, но хорошо уловимый
цитрусовый запах.
В понедельник Тоя просыпается до
будильника. Одежду она приготовила еще с вечера. И контейнер с обедом. Иногда
Тоя ест горячий обед, но сегодня в меню треска, а Тоя терпеть не может треску.
Когда живешь между двух морей, рыбу
любить, в общем-то, необязательно.
Ветер гонит по утреннему небу облака с
Северного моря к Балтийскому. Может быть, с мыса Гренен на Борнхольм. Или
наоборот. Тоя никак не может запомнить, где какое море. Вот Пиа
никогда не ошибается. Она секунду думает, оглядывается по сторонам и
безошибочно определяет, в какой стороне Северное море, а в какой Балтийское. Тое кажется, что все люди делятся на два типа: на тех, кто
знает, где какое море, и тех, кто не в состоянии отличить реку от фьорда.
Это здорово, что мы живем между двумя
морями, считает Пиа, и Тоя с ней согласна,
хотя на самом деле они живут на берегу пролива Эресунн, а вовсе не моря. Она
любит запах водорослей, любит приходить на берег и слушать, как волны бьются о
камни. В начале лета она любит бродить вдоль берега по щиколотку в воде и
собирать камешки. Самые лучшие – те, что с отверстием посередине. Их можно
нанизать на шнурок, и получается самый настоящий кулончик.
Жаль только, попадаются они очень редко. Они называются «куриный бог».
Тоя посмотрела на «Ютубе»
фильм про эти камни. Когда-то считалось, что они приносят счастье, и люди
вешали их в курятнике, чтобы защитить кур от болезней и хищников. Хотя автор
дает еще одну версию названия: возможно, мы когда-то говорили «чуриный бог», но потом перестали понимать, что это слово значит, и переделали в «куриный».
– А что значит «чуриный»?
– спрашивает Тедди, когда Тоя пересказывает ему эту
историю.
– Ты же говоришь иногда «чур меня»?
– Не-а. А что
это?
– Это значит, я не играю.
– Во что не играю?
– Нет, не в смысле «не играю в игру», а «я
не хочу в чем-то участвовать».
– А зачем говорить «чур
меня»? Можно же сказать: я не хочу играть!
– Было такое божество – Чур. Такой дух.
Он защищал дом и живущих в нем людей. И люди верят, что его камень тоже может
защитить, отвести беду.
– А ты веришь, Тоя?
– Не знаю, – улыбается Тоя. – Почему
нет? Мне кажется, верить веселее, чем не верить. Мир становится больше.
Когда Тоя приходит к качелям, на них уже
кто-то сидит. Какой-то мальчик. Подойдя ближе, она узнает Фредерика. Она ждала
его увидеть и все-таки не может до конца в это поверить. Значит, это все-таки
Фредерик написал ей письмо! Сердце начинает биться в три раза быстрее. Тоя
останавливается перевести дух. Фредерик ее не видит, он строгает ножиком
какую-то дощечку.
– Привет! – говорит Тоя, остановившись
напротив.
Она хочет сказать это весело, но голос
не слушается и получается хриплый и неуверенный звук, почти скрежет.
– Привет, Тоя, – говорит Фредерик и
внимательно смотрит на нее. – Ты выиграла. Держи.
Он лезет в карман куртки и протягивает
ей плитку шоколада.
Ничего не понимая, она держит шоколадку
в руке.
– Но…
– Никогда бы не догадался, что это ты, –
говорит он с улыбкой. – Заставила ты меня поломать голову на выходных.
– Но я… Не я…
То есть это не я. Наоборот, это я должна тебе шоколадку. Я тоже не догадалась,
что письмо было от тебя. Хотя в какой-то момент мне показалось, что я поняла,
от кого оно…
– Письмо от меня? – удивленно спрашивает
Фредерик. – Но я не посылал тебе никаких писем.
– Разве не ты пригласил меня сюда? –
спрашивает Тоя.
– Нет. А не ты… Хотя,
видимо, не ты, – заканчивает свою мысль Фредерик. – Значит, мы оба должны
кому-то кучу шоколада. Ладно, раз пришли, давай качаться. Садись!
И они качаются, по очереди взлетая над
школьным двором, горками, песочницами, футбольной площадкой.
– А «письмо с подснежником» – хорошая
затея! – кричит Фредерик. – Помнишь, что рассказывает подснежник в «Снежной королеве»?
– Нет, – кричит Тоя в ответ. – Я же учу
только свою роль. А роли цветов играют другие девочки.
– «Между деревьями на толстых веревках
висит длинная доска – это качели. На них стоят две маленькие девочки; платьица
на них белые, как снег, а на шляпах длинные зеленые шелковые ленты, они
развеваются по ветру. Братишка, постарше их, стоит на качелях, обвив веревку
рукой, чтобы не упасть; в одной руке у него чашечка с водой, а в другой
трубочка – он пускает мыльные пузыри; качели качаются, пузыри летают по воздуху
и переливаются всеми цветами радуги. Последний пузырь еще висит на конце
трубочки и раскачивается на ветру. Черная собачка, легкая, как мыльный пузырь,
встает на задние лапы и хочет вспрыгнуть на качели, но качели взлетают вверх,
собачонка падает, сердится и тявкает: дети дразнят ее, пузыри лопаются…»
– Здорово! Как ты это запомнил?
– Мне понравилось про качели и пузыри. Я
люблю про полеты!
– Тебе не скучно играть Кая? Ведь у него
почти нет слов.
– Нет, не скучно. Каю не нужны слова.
Словами не передать то, что он чувствует. Он ведь попал в волшебный мир. Это
неописуемо.
Они спрыгивают на землю, и Тоя берет
рюкзак.
– Хорошо покачались.
– Да, – соглашается Фредерик.
– Скажи, почему ты хотел, чтобы Рикки играла Герду? – спрашивает Тоя. – Она же совсем не
такая… как Герда.
– Просто она мне нравится, – признается
Фредерик как-то очень естественно. – Они обе мне нравятся: Рикки
и Герда. Но сейчас я уже привык, так что пусть это будешь ты.
– Не хочешь прийти ко мне порепетировать? Я живу тут недалеко.
– У меня почти нет реплик. Нечего
репетировать. Впрочем, могу послушать, как ты будешь читать свою роль. Если
хочешь. У тебя есть братья или сестры?
– Тедди.
Младший брат. Вообще-то его зовут Теодор, но мы зовем его Тедди.
Так смешнее.
– А у меня старший брат. В августе он
пойдет в гимназию. Он очень умный и много занимается.
– Мне кажется, ты тоже очень умный.
– Это потому что ты не видела моего
старшего брата. Кстати, ты не знаешь, кто на самом деле написал нам письма?
– Теперь знаю. Одна девочка. Точнее,
две.
Тоя думает, что у каждой из них в имени
три буквы, а предлог «и» по-датски состоит из двух букв. Так что никакого
обмана. Опять все сходится.
– Да? И кто это?
– Лучше не буду тебе говорить. Тем более
что я не уверена.
– А откуда ты знаешь, кто это?
– Догадалась… по запаху.
– Ладно. Пусть будет секрет. Это
неважно. Захотят получить шоколадку, сами признаются.
– Мне кажется, они не из-за шоколадки… Да, Фредерик, постой.
Он оборачивается на пороге школы.
– Ты не знаешь, в какой стороне Северное
море?
– Вон в той. – Он показывает рукой
направление.
– Спасибо.
– Не за что.
После уроков Тоя идет на рисование. Она
идет через парк, где когда-то была городская стена. Город растет, в нем живет
все больше людей. Вдруг Тоя замечает в траве белое пятнышко. Она садится на
колени и осторожно срывает подснежник. Удивительно, откуда он взялся тут в
апреле. Обычно они появляются в январе и к марту исчезают. Все-таки холодная
весна в этом году. Тоя убирает цветок во внутренний карман. Пусть пока
погреется там, а когда она придет домой, то переложит его в деревянный сейф. В
нем есть колесико с цифрами, вращается, как настоящее. Можно набрать шифр. Например,
один, два, три, четыре. Тоя любит простые шифры, сложный
она боится забыть.
Над головой раздается тяжелый свист
крыльев. Вздрогнув, Тоя задирает голову. Большой, белоснежный, ослепительный
лебедь пролетает над парком в лучах вечернего солнца и скрывается за красными
черепичными крышами ближайших домов.