Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2018
Беглец
Громада двинулась и рассекает волны.
Плывет. Куда ж нам плыть?..
Александр Пушкин
Подсолнух посреди ромашкового поля…
Как будто заточен в ромашковой неволе,
чужак надменный с гордо поднятым венцом
глядится златоглавым удальцом.
Откуда занесен в безбрежие ромашек?
Какими ветрами, в итоге чьих промашек
один теперь предстал бродягой без друзей,
без тех, кто бы сравним со статью был твоей?
Ты словно великан в державе лилипутов…
Как будто в час ночной, дорогу перепутав,
беглец забрел на цвет ромашек, как на свет,
и вот теперь назад уже дороги нет.
В ромашковом плену висит шарами клевер,
ковыли шелковой посеребренный веер
мелькнет порой, но в царстве низкорослых трав
подсолнух – как смешной загадочный жираф.
А поле белое колышется, как море,
подсолнух, как чудак, как парус на просторе,
открыт наскоку бурь, угрюмых и шальных,
неведомый беглец в безвестность, как мой стих…
Подсолнух посреди ромашкового поля…
Как стих мой, ты – беглец от незавидной доли
трав низкорослых, но вот новая беда,
неведомый беглец: куда бежать, куда?..
***
В конце апреля по Москве
бульваров дым зеленый,
как робкий шепоток в молве,
стоит, в весну влюбленный.
Мне эта тихая пора
пред рьяной вспышкой листьев
приятна, словно для пера
поэта
новых истин
открытье, словно по весне
такое лишь возможно,
когда весь мир, как в полусне,
ступает осторожно
в кантату первого дождя
под грома оркестровку,
от зимней спячки отойдя,
ценя весны сноровку.
И снова теплые ветра
благих трудов побудку
провозглашают мне с утра,
заботясь не на шутку
о настроении желать
работы без оглядки
на будущую благодать
и внешние порядки.
Перечитывая Бунина
Все вокруг располагало
к летнему покою чувств,
не способствуя нимало
проявлению безумств.
И ленивая погода,
и неспешный солнца труд,
и речного парохода
удивительный уют.
Все здесь было многоточье,
словно царство полусна,
но натянутая молча
где-то дрогнула струна.
Эту скомканную повесть,
не ушедшую в роман,
оборвал, превысив скорость,
наваждения дурман.
Голова кружилась кругом…
Это солнечный удар…
Обладание друг другом –
лихорадки скрытый жар…
Высвободившись небрежно
из одежд, презрев их власть,
двое бешено и нежно
опрокидывались в страсть.
И в безумие соитья
рвались наперегонки,
по блаженному наитью
понимая, как близки…
Пили, как вино, неспешно
наслажденья беспредел,
отдаваясь безмятежно
страсти самовластья тел.
А назавтра отрезвленье
бросит грешников ничком…
След безумства их паденья –
свет, дразнящий маячком…