Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2018
Владимир Гандельсман родился в 1948 году в Ленинграде, в настоящее время живет в Нью-Йорке и Санкт-Петербурге. Поэт и переводчик, автор почти двадцати книг стихов, многочисленных публикаций в литературных журналах России, Парижа и Нью-Йорка. Известен своими переводами из Шекспира, Льюиса Кэрролла, Уоллеса Стивенса, Томаса Венцловы и др. Лауреат «Русской премии» (2008), премии «Московский счет» (2011).
День
Увидел на полу медяк.
Впотьмах, обидой
раздавлен, рухнул на тюфяк.
Спал как убитый.
Сосед ли утром, выходя,
ключами звякнул,
но пробудился к жизни я.
Я ей поддакнул.
День ни о чем и ни о ком
с небес нагрянул,
сверкнул на солнце медяком
и в подпол канул.
Осень
Проглаживают простыню реки
нетонущие утюги,
и невидимый ветер
отражением в Лете
тянет по небу облачные тюки.
В кронах пробегает сеттер
рыжий или рыже-серый,
и смерть как расплата за жизнь,
чьей щедростью не дорожишь,
видится полумерой.
***
Помнишь, мы родились
в свет, в яркость,
в голоса
окликающих нас матерей
в январском дворе?
В каждый новый миг
мы не умели видеть
смерть предыдущей –
ничто еще не умирало в ту пору,
даже секунда.
Помнишь, все были живы?
Еще не измерено было горе
в единицах слез
и никто не стоял,
прикрывая ладонью рот,
в тишине утраты.
Только пространство и отпечатки
люстры или де́ревца
на сетчатке. Время
не наступило еще на пятку
Ахиллеса, и эпос
пастбищем был, а не бойней.
Не было этого «помнишь»,
потому что нас
помнили, а не мы.
Нам еще предстоял тихий
ужас воспоминаний,
когда начинает идти
время, уничтожая
радость простую,
радость пространства, –
с первого воспоминания,
которое я забыл.
Тождество
В мертвые часы,
когда ни чувств, ни мыслей,
открой тайник боли,
на время забытый, спасительный,
возвращающий к жизни.
(Только боль к ней и возвращает.)
Ты увидишь, как вьет
горе свое гнездо. Что ни дерево –
то гнездо. Что ни ветвь –
то жилы, что ни вечер –
закат червонный.
И тогда на краю сознания
загорится стыд.
А как станет боль нестерпимой,
убери тайник с глаз долой
и зарой его в чернозем обратно.
(Мертвому стыд неведом.)
Накануне
В девять мы легли –
она у себя, я в своей.
Говорит: «Опять задувает». Ветер земли
дул, раскачивая тень ветвей.
Я хотел ее поддержать,
словно видя висящую на волоске
жизнь, но слов, чтоб ей не дрожать,
не нашел, сам подрагивая в тоске.
Что с того, что подлинность есть
в том, как ветер окно задувает, а ты – свечу,
если наших утрат не счесть
и считать не хочу?
Ничего с того.
Праздник, он с головы до пят
пробирает, мать. Особенно Рождество.
Как начало утрат.
Выписка из больницы
Смотри, вот белый порошок,
вот желтый, синий,
зеленый, а на посошок
прими павлиний –
на случай, если времена
перемешались
и ты забыл их имена.
Чья это шалость?
Господня? – Только что в мозгу
вертелось слово,
а вышел – свет, и не могу
найти простого.
Ни слова, ни лекарства нет,
ни дня, ни ночи –
жизнь, распушив павлиний свет,
мне застит очи.