Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2018
Андрей
Рудалёв родился в
Северодвинске. Окончил филологический факультет Поморского государственного
университета. В настоящее время работает редактором информагентства «Беломорканал».
Участник форумов молодых писателей в Липках. Лауреат литературной премии
«Эврика!» (2006). С критическими статьями выступает во множестве периодических
изданий.
Необходимо приступать к освоению
пространства. Сейчас ситуация напоминает времена возникновения «деревенской
прозы». Но речь уже идет о малых и средних городах, которые в силу
центростремительных тенденций и потери целеполагания
превратились в депрессивные территории. Из них состоит страна. С другой стороны
– мегаполисы, агломерации, подчищающие территорию вокруг. Подобная глобализация
имеет прагматические соображения: локализация населения вокруг центров
выгодней, чем разбросанность по большим территориям.
Это и есть новая урбанистика,
которая должна быть не стоном по уходящей натуре, а средством ориентации на
местности, способом проектирования будущего.
Необходимо обратить внимание на процессы
оптимизации, которые становятся новой реальностью и являются следствием
полисной глобализации. В малых населенных пунктах закрываются библиотеки,
школы, существует проблема с лечебными учреждениями, роддомами. Набирает
обороты тенденция к сжиманию пространства страны, появлению тех самых «зон
затопления», о которых писал Роман Сенчин. Пусть и не
залитых водой, но отвергнутых, объявленных
неперспективными, неконкурентоспособными. Пространство становится обузой, не
дает никаких конкурентных преимуществ в нынешних реалиях, которые не
предусматривают создания автономного, самодостаточного
общества.
Прошло уже больше четверти века с
распада СССР. В литературе это трагическое событие практически не осмыслено,
есть лишь некоторые эмоции, разбросанные по разным текстам. Сейчас мы уже на
достаточном удалении от этого времени, можно и нужно писать и анализировать.
Пора уже отстраниться от начала XX века, в котором
мы все завязли, и обратить внимание на гигантскую трагедию распада большой страны.
Чувствуется потребность к переоценке тех событий, что связано не только с ностальгией по Союзу, но и с очевидным разочарованием в
капиталистическом проекте. Атлант расправил плечи, но перед нами предстал
убогий и чудовищный Голем. Общество дает крен влево.
Поле деятельности для литераторов
огромно. Происходящие процессы необычайно интересны, реальность неисчерпаема.
Однако в литературе наблюдаем процессы, схожие с теми, которые происходили в
девяностые, когда многие авторы попросту бежали от реальности или, по другой
версии, заключили особый пакт: не очернять завоевания демократии.
В настоящее время следует констатировать
печальную тенденцию возвращения идеологической литературы. Если в нулевые годы
молодые литераторы писали манифесты и бодро заявляли о своей свободе от
идеологических пут, то сейчас идеология стала активно проникать в литературу.
Художественный текст становится идеологически предзаданным, особой формой развертывания политического
кредо авторов. Книга превращается в нечто среднее между пространной
публицистической колонкой и постом в соцсети. Где-то
во второй половине второго десятилетия нового века (особенно после украинского
майдана и Крыма) стала наблюдаться отчетливая миграция публицистического в
литературу, а вместе с тем и идеологии.
Литература вновь становится орудием
борьбы, а художественный текст мыслится в качестве проводника той или иной
догматической позиции. В условиях такого мобилизационного разделения текст
повязан внехудожественными задачами. Идеологические
кандалы возвращаются по собственному волеизъявлению авторов.
Идеологическая литература вторична, она
оперирует штампами, шаблонами. Это своего рода оттюнингованная
«сказка про белого бычка». Она не имеет ничего общего
с реализмом, а представляет симулякр реальности. В
пределах такой литературы все наиболее злободневные проблемы, актуальные
процессы не найдут отражения, как и вечные вопросы. На горизонте вновь маячит
черная дыра постмодерна.
Наглядно догмат
идеологического представлен в творчестве нобелевского лауреата Светланы
Алексиевич.
Ее произведения предельно идеологизированы, созданная
ими картина подверстывается под идеологическую схему, которая для автора является
приоритетной.
Роман Дмитрия Глуховского
«Текст» также являет собой чрезмерно идеологизированную
книгу-конструкцию, созданную по избитым лекалам системы опознавания «свой-чужой». Автор предлагает
читателю своеобразные 3D-очки, с помощью которых тот будет воспринимать текст в нужном
идеологическом ключе.
Идеологический роман – не онтологичен, он поверхностен. Не глубоководное исследование,
а иллюстрация схемы. Дмитрий Быков в своем «Июне» штампованные представления о
современности переносит в предвоенное время. Сюжет и герои здесь вторичны, они
в нагрузку, их роль заключается в том, чтобы выступить в качестве свидетелей,
подтверждающих авторскую концепцию.
Идеологическое произведение как блоговая запись, однодневка. Оно остается невразумительной
безжизненной конструкцией, как роман букеровского лауреата Елены Чижовой
«Китаист» или книга Игоря Сахновского «Свобода по
умолчанию».
Идеологизированная литература
производит мертвечину. Ее становится все больше. Автор спешит обозначить свою
идейную позицию, заявить политическое кредо. Откликнуться развернутым постом,
который назовет романом. Идеология наступает и удушает живое и суверенное в
литературе.