Советская Россия в зеркале иностранной детской книги 1930-х
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2017
Ольга
Мяэотс – исследователь детской
литературы, переводчик с английского, немецкого и скандинавских языков. Среди
переведенных авторов – Джейн Остен, Исаак Башевис Зингер, Ингмар Бергман, Генри
Парланд, Сельма Лагерлёф, Астрид Линдгрен, Ульф Старк, Уве Тимм и др. За
переводы детских книг награждена премией «Мастер» и включена в Почетный список
Международного совета по детской книге (IBBY).
События Октябрьской революции действительно потрясли мир.
Интерес к происходившему в Советской России был
огромный: одни воспринимали новости с ужасом и страхом, другие с восторгом и
надеждой. «Что происходит в России? Этот вопрос задавали и задают до сих пор
даже те, кто никогда не интересовался Россией как страной. <…> Почти каждую неделю у нас появляется какая‑нибудь новая книга, написанная тем, кто
совершил десятидневную поездку в Москву и кто наконец
готов сообщить нам “правду о России”. Тот факт, что… джентльмен ни слова не
знает по-русски и видел в России лишь роскошное шоу в Государственной опере, не
останавливает его. Как информация это “последнее слово” едва ли стоит чернил,
которыми оно написано… и почти каждое такое “последнее слово” можно было
написать, не отправляясь в Россию»(1),
– писал в 1929 году в предисловии к книге Николая Огнева «Дневник Кости
Рябцева» переводчик Александр Верт.
Новости из России доходили разными путями: их печатали
газеты всех направлений, сборники очерков о своих впечатлениях по горячим
следам публиковали очевидцы событий, такие как Джон
Рид, Артур Рэнсом, Герберт Уэллс и другие. Публика
жадно проглатывала любую, даже самую невероятную информацию, при этом если
консерваторов она пугала и возмущала, то либералы, наоборот, хотели видеть в
советском эксперименте решение главных социальных и экономических проблем
эпохи. «В те времена любой политический спор,
казалось, вращался вокруг России, которую молодые апологеты прогресса считали
Страной обетованной» (2), – вспоминал английский писатель Джефри
Триз.
Начиная с 1920-х
Советская Россия сама начинает
заботиться о создании своей положительной репутации на мировой арене: в СССР
приглашают почетных гостей, которым оказывают радушный прием; благоприятная для
Советов информация распространяется через газеты и журналы левого толка,
которых в мире становится все больше. Важная роль отводится и участию в
разнообразных международных выставках, где предоставляется возможность
продемонстрировать достижения молодого советского государства с самой
выигрышной стороны.
Одним из козырных тузов большевистской пропаганды была
советская политика в области детства: забота о подрастающем поколении, которому
суждено жить при коммунизме, реформы образования, кампания по борьбе с
неграмотностью, создание образцово-показательных детских учреждений: детских
садов, лагерей, дворцов пионеров и пр. Наиболее наглядно эти достижения
транслировали советские детские книги. Неудивительно, что они привлекали к себе
огромное внимание тех, кто хотел узнать и понять, что же происходит в Стране
Большевиков.
Пропагандистские возможности детской книжки‑картинки
были оценены по достоинству и быстро поставлены на службу идеологического
фронта. Детские книги включали в экспозиции различных международных выставок,
где они призваны были содействовать созданию положительного образа советского
государства. И это срабатывало! В начале 1930-х в
Европе – в Таллине, Риге, Гамбурге, Берлине, Праге и
Вене экспонировалась выставка, подготовленная Музеем детской книги. Вот что
писал об этих гастролях создатель выставки Яков Мексин:
«Об успехе выставки можно судить по ее посещаемости, которая, несмотря на общую
для всего Запада культурную депрессию, достигала 1000 человек в день. В Вене
ежедневная посещаемость даже перевалила за 2000 чел.» (3). Главную причину успеха Мексин видит
«в огромном интересе трудящихся Запада к советской культуре, к успехам нашего
социалистического строительства» и комментирует: «Даже буржуазия не может не
поддаться этому интересу. Оно и понятно: то, что составляет надежду рабочего
класса, является для буржуазии грозным призраком».
Английская исследовательница Кимберли Рейнольдс
признает, что советские детские книги в 1930‑е воспринимались
современниками за рубежом «как свидетельство успехов советской системы и ее
стремления инвестировать в молодежь» (4).
Обращенные к поколению будущего, эти книги восхищали не только виртуозным
авангардным художественным оформлением, но и увлекали своим оптимизмом (совсем
несвойственным в ту пору европейцам, пережившим трагедию Первой
мировой войны). Хотелось верить, что отраженная в них коммунистическая «реальность»
– действенный путь выхода из послевоенного кризиса, разразившегося в западном
мире. Форма детской книжки‑картинки, где
содержание часто понятно без слов, делало ее доступной иностранному читателю –
поверх языковых барьеров. Поражало и тематическое разнообразие этих книжек: они
рассказывали обо всем на свете – от истории простых домашних вещей до
организации работы заводов и фабрик, от картин родной природы до путешествий в
дальние уголки земного шара, – само собой разумеется, с целью освобождения туземного
населения, страдающего там под игом капитала. Наиболее популярными в этот
период становятся за рубежом книги М. Ильина и Виталия Бианки: эти авторы,
объясняя детям, как устроен окружающий мир, открыли в детской литературе новые
жанры. «Наука, рассказанная интересно»
(5), – назвала эти книги английская художница Перл Байндер.
Ничего подобного по увлекательности и глубине решения темы мировая детская
литература еще не знала.
Так, появившаяся в 1930 году книга М. Ильина «Рассказ о
великом плане», посвященная свершениям первой пятилетки, очень быстро была
переведена на десятки языков и стала мировым бестселлером. Ею зачитывались и
взрослые, и дети, а критики хвалили увлекательность и доступность подачи
материала, способность автора превратить даже сухие данные статистики в живые
цифры. Книга стала гимном науке и технике как определяющим факторам
модернизации общества. Рассказ о гигантских машинах, которые помогают советским
людям превратить свое государство из отсталой, большей частью крестьянской
страны в могущественную индустриальную державу, завораживал, в это хотелось
верить. Пример СССР, утвердившего плановую экономику в противовес
капиталистической анархии, многими расценивался как возможный выход из
экономического кризиса, охватившего мир. В Англии и США книга вышла под
названием «У Москвы есть план» (6) и
сопровождалась великолепными иллюстрациями Уильяма Кермода,
которые виртуозно передавали настроение и ритм рассказа М. Ильина. Особую
привлекательность для детской аудитории имело и то, что советские авторы
показывали роль молодежи в грандиозных достижениях советской индустриализации,
ценя и подчеркивая важность даже малого личного вклада.
Но значение книги М. Ильина не ограничивалось одной
пропагандой советских свершений. Эта книга (и ей подобные, издававшиеся в СССР)
открывала новые возможности, новые актуальные темы для современной детской
литературы, все еще в то время ютившейся в детской вместе с феями и гномами,
послушными мальчиками и девочками. Она подсказывала путь, по которому из мира
сказок можно шагнуть в реальный мир, тоже полный чудес и приключений.
В межвоенный период по всему
миру возникают издательства левого направления. Они отвечают запросам новой
аудитории: развитие народного образования и социальные реформы привели в том числе и к увеличению числа юных читателей из
рабочей среды. Для них также начинают выпускать специальные издания: альманахи,
журналы, книги, где тема Советского Союза присутствует почти постоянно. В то же
время и левая интеллигенция увлечена советским опытом – не только социальными
преобразованиями, но и дерзновенными экспериментами советского искусства.
Число переводов русской и советской детской литературы в
1920–1930‑е невелико, но сведения об СССР пополнялись за счет книг
зарубежных авторов, многие из которых были увлечены социалистическими идеями и
побывали в Советском Союзе. Среди подобных изданий особую группу составляют
книги, описывающие путешествия детей по СССР. Написанные авторами из разных
стран эти «травелоги» имеют немало общих черт, что
позволяет говорить о существовании некого литературного шаблона, основанного на
соединении традиционной приключенческой повести о путешествии с задачами
идеологической пропаганды. Подобные книги призваны были представить размах
социалистических свершений, поразив читателей и размерами первого государства
рабочих и крестьян (одна шестая земного шара как-никак!), и удивительным, почти
сказочным разнообразием его ландшафтов – от снежных пустынь Заполярья до южных
субтропиков и среднеазиатских пустынь. Огромная территория России для авторов
просоветских книг становилась символом мощи СССР.
«Это самая большая страна в мире; если вы захотите пройти
ее от края до края, вам понадобится четыре года» – так начинается статья о
«Великой стране» в детском альманахе «Красный уголок для детей», выпущенном в
США и Англии в 1931 году (7). И
далее автор продолжает рисовать юному читателю картины, призванные поразить его
воображение:
«Если мы спросим жителей этой страны по радио в одно и то
же время: “Какое у вас сейчас время суток?”, то одни ответят: “У нас утро”,
другие: “У нас день”, третьи: “Вечер”, а четвертые: “Ночь”. А если мы
одновременно спросим по радио людей в разных регионах: “Какое у вас сейчас
время года?”, то один ответит: “У нас весна”, другой:
“Зима”».
Советское государство поддерживало подобные публикации. В
СССР существовали собственные издательства, например Издательское товарищество иностранных рабочих в СССР, публиковавшие литературу на иностранных языках как вид
идеологического экспорта. Развивалось сотрудничество с зарубежными
издательствами левого толка.
Наибольшую известность среди произведений данного жанра
получили три книги – «Красная комета» английского писателя Джефри
Триза (1936) (8),
«Дворцы к понедельнику» американки Маржори Фишер
(1936) (9) и «Губерт
в Стране чудес» немецкой публицистки Марии Остен (1935) (10). Эти книги вышли почти одновременно в тот предгрозовой период,
который Джефри Триз
охарактеризовал впоследствии как «короткую золотую интерлюдию экономических и
политических послаблений», когда «строгая экономия времен первой пятилетки уже
была в прошлом, а сталинские чистки были еще только впереди». Созданные с явно
пропагандистскими целями книги эти обладают очевидными художественными
достоинствами и, несмотря на то что ныне прочно
забыты, пользовались в свое время значительной популярностью.
Что мы знаем об их авторах?
Джефри Триз, ныне признанный классик
детской литературы, автор многочисленных исторических романов, адресованных в
первую очередь подростковой аудитории, придерживался в молодости левых
убеждений и в начале 1930-х откровенно симпатизировал Советскому Союзу, но при
этом сохранял умеренность и трезвость взгляда, называл себя «идеалистом левого
крыла» (11) и упорно уклонялся от
вступления в компартию.
Триз писал «Красную комету» (1935) во время пребывания в
СССР. Это его путешествие само могло бы стать отдельным романом: даже по тем
коротким воспоминаниям, которые писатель оставил в своих мемуарах, картина
предстает весьма яркая и в духе времени балансирующая на грани гротеска.
Первый исторический роман Триза
«Луки против баронов» вышел в Англии в 1934 году и в том же году был
перепечатан в СССР как пособие для изучающих
английский язык. Но гонорар в Великобританию перевести не могли, и автора
пригласили в Советский Союз – в качестве компенсации.
В СССР Триз с женой приехали не
как туристы, они получили «рабочую визу», так что Мариан
смогла работать редактором в Кооперативном издательстве (Издательское товарищество иностранных рабочих в СССР), а Джефри писал статьи для Moscow Daily News. Как любые
иностранцы, они неизбежно стали объектами пропаганды, желавшей представить
молодое государство в самом лучшем свете и завербовать неофитов в друзья СССР. Тризы смотрели на то, что им показывали в СССР, с большим
интересом, но сохраняли присущую англичанам сдержанность и здравость суждений.
Отправляясь в СССР, Джефри Триз
подозревал, что ему будет представлена весьма приукрашенная картина
социалистической реальности. Писатель вспоминал впоследствии, что даже
договорился со своими знакомыми: если в его письмах появится фраза «Поверьте
мне», точно верить не следует. Но, по его собственному
признанию, эта уловка не пригодилась: они с женой путешествовали не как
почетные гости, а как простые смертные, жили в съемных комнатах в коммуналках,
ездили по железной дороге вторым классом, не имели возможности пользоваться
многими благами «Интуриста», так как не имели валюты – им выдавали гонорары
только в рублях. Описывая эту поездку, Триз
признавался: «Мои воспоминания о Ленинграде… связаны скорее с преодолением
самых тривиальных проблем, чем с осмотром достопримечательностей».(12)
После Ленинграда супруги перебрались в Москву. Здесь Тризу предложили написать
книгу, которая бы рассказала детям за рубежом о жизни в СССР. Он согласился.
Работа предполагала увлекательное путешествие – поездом до Киева, оттуда
самолетом до Харькова, затем по железной дороге до Орджоникидзе, далее по
Военно-Грузинской дороге до Тбилиси, потом Батуми, а в завершение – круиз вдоль
Черноморского побережья (Сухуми, Сочи, Артек). На время путешествия им была
придана переводчица, в задачи которой, как догадывались англичане, входила не
только опека над ними, но и наблюдение. Впрочем, отдавая должное ее усердию, Триз отмечает с благодарностью, что она «никогда не пичкала
их пропагандой». В конце концов супругам предоставили
комнату в пансионате в Ялте, чтобы Джефри мог
приступить к созданию книги.
Результатом стала повесть о путешествии двух английских
подростков по России – с севера на юг и с запада на восток на самолете-амфибии
«Красная комета». Англичане прилетают в Ленинград и далее следуют по маршруту: Москва – Харьков – Киев – Крым – Кавказ – Баку – Ашхабад –
Самарканд – Новосибирск – Игарка – Архангельск.
Часть пути, проделанного героями книги, Триз
преодолел и сам и, значит, имел возможность воочию увидеть то, о чем писал. Но,
отправив своих героев путешествовать по Средней Азии, Памиру и Дальнему Северу,
писатель мог полагаться лишь на собранную им информацию и собственную фантазию.
Возможно, издательство снабдило его разнообразной литературой, которой
издавалось в то время немало, – от агитброшюрок до
легендарного, великолепно оформленного журнала «СССР на стройке», выходившего
на четырех языках.
Примерно в это же время по бескрайним просторам СССР
путешествует другая пара детей, американских. Питер и Джуди приехали в
Советский Союз к своим родителям. Их отец, инженер-путеец, – один из
иностранных специалистов, которые работают на стройках первой пятилетки.
О судьбе создательницы «Дворцов к понедельнику», увы,
почти ничего не известно. Марджори Фишер осталась в
истории литературы автором нескольких романов, но читатели, например на «Амазоне», чаще всего вспоминают именно эту детскую книгу
как «красивую историю о печально-мифическом Советском Союзе, которая все еще
излучает идеализм и одновременно напоминает о 1930-х – эпохе преодоления
сексизма и расизма в Америке».(13)
Маршрут героев М. Фишер таков: они плывут на корабле из
Нью-Йорка в Лондон, а потом в Ленинград. Лондон как оплот Старого света
производит на юных американцев не лучшее впечатление: музеи их утомляют, улицы
кажутся мрачными, а еда в ресторане безвкусной и переваренной. Прибыв в Ленинград, дети узнают, что родители не могут их
встретить, и сами, под опекой вездесущего «Интуриста», отправляются к отцу;
путь их лежит сначала в Москву, затем в Горький и Сталинград, оттуда на
пароходе в Казань и Ростов-на-Дону, далее поездом до Орджоникидзе и автобусом
по Военно-Грузинской дороге в Тбилиси, оттуда самолетом в Батуми, где их
встречает отец. В конце концов они оказываются
в Артеке – краю счастливого коммунистического детства.
У героя третьей книги маршрут иной: Губерт
Лосте, настоящий реальный мальчик, сын немецких
коммунистов, живущих в Саарской области, совершает
путешествие из Европы в СССР, а потом рассказывает о том, что увидел в Москве. Вот что говорится о замысле этой книги в предисловии: «У
этой книги необычная история. Год назад редакция журнала «Огонек» пригласила в
Советский Союз одного немецкого школьника из саарской
деревушки, расположенной на самой германской границе. Этот мальчик, Губерт, сын безработного, красный пионер, на пути в Москву
посетил ряд стран: Францию, Швейцарию, Австрию, Чехословакию, Польшу. В Москве…
он поступает в немецкую школу, проводит лето в пионерском лагере, знакомится с
жизнью Красной армии и наблюдает все, что советская власть сделала для детей.
Нашего юного пионера всюду сопровождает писательница Мария Остен, она изо дня в
день записывает его переживания, впечатления на пути из саарской
деревушки, через столицы Европы и до Красной площади в Москве. Путь Губерта запечатлен в фотографиях и в рисунках».(14)
Мария Остен – немецкая писательница, член
Коммунистической партии Германии. В начале 1930-х Мария Остен познакомилась с
Михаилом Кольцовым, знаменитым советским журналистом, и вступила с ним в
гражданский брак. В 1933-м Остен и Кольцов усыновили десятилетнего немецкого
пионера Губерта Лосте и
привезли его в Советский Союз.(15)
Остен писала, естественно, по-немецки, книгу перевела Ирина Горкина.
Скорее всего, был план издать книгу и в Германии, но в изменившейся
политической ситуации в Европе это, вероятно, оказалось неосуществимо.
Губерт не успел проделать путешествие по СССР. Но его путь
лежал через Европу, где накапливали силы фашисты, а в Москве его ждал радушный
прием в доме Михаила Кольцова, в ту пору редактора «Известий». Узнать о чудесах
в «Стране чудес» немецкому пионеру помогают многочисленные связи Кольцова, а
сама книга очень напоминает иллюстрированные репортажи из журнала «Огонек», в
котором Кольцов также сотрудничал. Да, собственно, это и не скрывается: на
титульном листе прямо указано – «”Огонек”. Специальный номер».
Отправляясь в СССР, Губерт дает
слово вести дневник:
«– Вот при каком условии мы возьмем тебя, – сказал он
[Михаил Кольцов], – если ты ежедневно будешь писать одну страницу о том, что
видел.
– Буду писать, буду писать, конечно. Конечно! – захлопал
я в ладоши, и все, глядя на меня, засмеялись.
– Из того, что ты будешь записывать, мы, может быть,
составим потом книгу для пионеров всего мира. Она наглядно покажет им, за что
нужно бороться, ибо ты расскажешь, как живет трудящийся люд в Советском Cоюзе».
Именно так предназначение книги воспринимает и автор
предисловия, лидер Коминтерна, болгарский коммунист-антифашист Георгий
Димитров: «Пусть дорожные впечатления Губерта в стране строящегося социализма послужат
путеводителем для многих и многих тысяч молодых читателей в деле воспитания и
развития настоящих борцов против фашизма и капиталистического рабства, за
окончательное освобождение трудящихся всего мира».
Тема борьбы с фашизмом постоянно звучит в
этой книге, но и Триз также упоминает об угрозе
возможной войны. Укрепление фашизма волновало в те годы многих европейских
писателей. «В мире, безумно балансирующем между фашизмом и коммунизмом как
двумя формами тирании, – рассуждала в 1932 году во время путешествия по СССР Памела Трэверс, – писатели,
оказавшись перед выбором, вынужденно предпочитают последний» (16). Именно так поступают и авторы
рассматриваемых нами книг.
Увы, в реальности путешествие немецкого пионера в страну
социалистических чудес оказалось не столь сказочно прекрасным. Звездная судьба
юного воспитанника знаменитого журналиста обратилась личной трагедией человека,
затянутого и перемолотого машиной коммунистической пропаганды. Герою книги
Марии Остен не удалось уехать далеко от Москвы, но Губерт
Лосте все-таки побывал и в Сибири, и в Крыму, правда,
не по своей воле. Роман Кольцова и Остен оборвался, Мария уехала из СССР. Но когда в 1938 году Михаил Кольцов, только‑только
вернувшийся из Испании в ореоле легендарного героя, был репрессирован, Мария
Остен, забыв о прежних размолвках, бросилась назад в Москву спасать невинно
оклеветанного друга и спустя несколько лет разделила его судьбу – она была
арестована в июне 1941-го и расстреляна в сентябре 1942 года в саратовской
тюрьме. В этих обстоятельствах Губерт Лосте повел себя не самым лучшим образом, впрочем, вполне в
духе тех правил, которые ему прививали в советской чудо-стране. Но хоть он и отказался от своих приемных
родителей, его звезда закатилась навсегда, о былом кумире советских пионеров
поспешно и надолго забыли. В сентябре 1941-го Губерт Лосте вместе с другими русскими немцами был выслан в
Сибирь, после реабилитации попытался вернуться в Москву, но оказался там никому
не нужен. Не позволили ему и вернуться на родину, опасаясь, что история
развенчанной «звезды» красной пропаганды могла стать козырной картой в руках
классовых врагов. В конце концов Губерт
поселился в Крыму, но прожил там недолго и скоропостижно скончался в 1959 году.
О пост-пионерской судьбе Губерта Лосте пока на русском
языке книги не написано.(17)
Но вернемся в 1930‑е годы и посмотрим, с каким
«багажом» отправляются в СССР юные путешественники. Предыстория поездки у
героев всех трех книг схожая: разразившийся в мире экономический кризис оставил
их родителей без работы, семьи живут на грани нищеты.
Так, в повести «Дворцы к понедельнику» отец Питера и
Джуди, инженер-путеец, уже два года не может найти работу. Наконец ему приходит
вызов из СССР. Сюзан, девочка-англичанка, с которой
юные американские путешественники знакомятся на корабле, плывущем в Ленинград,
рассказывает, что и ее отец-шахтер тоже остался в Англии без работы, а вот в СССР она для него нашлась.
Ничем не лучше ситуация в Германии. О бедственном
положении простых рабочих пишет в письмах Губерту Лосте его мать: «Я рада, что ты не тоскуешь по родине.
Тосковать по нашей бедности нечего. Здесь ты бы, наверное, не получил теплой
обуви и одежды. (В Москве Губерту
первым делом выдали соответствующую климату одежду. – О. М.) Наши ребята счастливы, если они
не голодают. Эльфрида Шмитте
не может посещать пионерские собрания, потому что у нее нет обуви. Расскажи‑ка об этом твоим новым друзьям и знакомым,
им понятнее будет наша борьба».
Английские конструкторы Джим Хогтон
и Берт Смит, создатели уникальной летательной машины «Красная комета»,
отправляются в СССР на самолете-амфибии, который хотят продать русским,
поскольку в Англии их изобретением никто не заинтересовался. В шахтерском
поселке, где они устроили свою мастерскую в старом сарае, у многих нет работы.
Четырнадцатилетний Питер окончил школу, но не нашел работы, а его младшей
сестре Джой, возможно, и не удастся доучиться: у
семьи на это нет денег.
И все-таки даже в этих бедственных условиях юным героям
нелегко решиться на путешествие в Советскую Россию, скрытую за тучами ужасных
слухов. Англичан Питера и Джой пытаются всячески
отговорить: «Вы замерзнете до смерти, или вас съедят волки, помяните мое
слово!» Доброжелательные родственники повторяют расхожие
штампы, почерпнутые из газет: «Эти ужасные большевики… Они закрыли все церкви и
повесили священников! Будьте осторожны. Они посадят вас в тюрьму или
расстреляют, как только увидят». Вспоминают и о голоде: «Они там
в России голодают, я знаю. В газетах писали. Коммунисты разрушили страну и
хотят такое же проделать со всем миром, если им дать шанс».
Юные американские путешественники также имеют весьма
смутные представления о России. Джуди известно лишь то, что в России «играют на
аккордеонах, мужчины ходят в меховых шапках и что там есть Москва и Сибирь».
Знания Питера более обширны: он рассказывает одноклассникам, «что Россия
занимает одну шестую часть земли, что там есть самая большая в мире плотина,
почти такая же как Дамба Гувера, и что она была
построена американскими инженерами». Накануне поездки брат и сестра получают
письмо от родителей, которые уехали в СССР раньше. Их отец, американский
инженер, помогает строить железные дороги, в которых остро нуждается страна,
вставшая на путь индустриализации. Отец пишет детям, что «никогда в жизни не
видел такой неэффективности, но что дела в Советском Союзе все равно движутся
вперед с головокружительной скоростью», поэтому он хочет, «чтобы его дети это
увидели». Мама же отмечает, что Советский Союз – это совершенно новый мир, где
все перевернуто с ног на голову.
Немецкие пионеры, товарищи Губерта,
значительно лучше осведомлены о жизни в СССР, по крайней мере
о ее парадно-агитационной стороне. Дети читают немецкую «Рабочую
иллюстрированную газету» и из нее узнают о событиях в мире, в Германии и в
СССР. «Из газеты дети узнают и о том, как живут в СССР:
– Москва! Красная площадь! Мавзолей Ленина! Кремль!
– А Электрозавод? – перебивает меня Роланд. – Я ведь тебе
сам читал. Помнишь? Немецкие рабочие рассказывали о нем в “Рабочей газете”.
Мы рылись в памяти и извлекали все новые и новые
подробности о Союзе.
– Стой! А Парк культуры и отдыха мы совсем забыли.
Помнишь? В “РИГ” целых две страницы были заняты снимками парка. Забыл, что ли?
Там еще такая круглая башня была, откуда на парашютах спускаются».
Но Губерт рассказывает и о том,
что его дядя-фашист пичкает его друзей «страшными сказками о России». Мальчик с
тревогой наблюдает, как на его родине поднимают голову нацисты. Из героев трех
книг лишь он один активно участвует в борьбе коммунистов. Мальчик рассказывает,
как вместе с другими пионерами помогал распространять «Рабочую газету» и как по
дороге в СССР встретился в Праге с Джоном Хартфилдом
– знаменитым немецким фотохудожником, чьи фотоколлажи, напечатанные в газете, били по фашистам метко
и больно.
Дети рабочих, объединяясь в пионерские отряды, пытаются
дать фашистам отпор. «Нам, пионерам, очень трудно. Но мы храбро боремся. Мы
никогда не упускаем случая на переменках и после школы растолковывать ребятам,
на чьей стороне правда. В последнее время нам становится все труднее вести
разъяснительную работу. Нередко при выходе из школы пионеров поджидают даже
взрослые и, не разбирая, мальчики это или девочки, нападают с руганью и чуть ли
не с побоями. Вечерами, когда я хожу к Шульцу (это крестьянин, у которого мать
покупает молоко), меня подстерегают ребята наци. Иногда мне приходится так
бежать от них, что, пока я добираюсь до дому, все молоко по дороге
расплескивается. Ребята постарше – четырнадцати- и шестнадцатилетние мальчишки
– орудуют даже ножами».
Путешествуя по Европе, Губерт
постоянно отмечает социальное неравноправие. Мария Остен старается показать это
глазами ребенка, сознательно выбирая именно те примеры, которые интересны для
юного читателя. Так, в Париже Губерт попадает в
игрушечный отдел большого универмага. Он не может скрыть своего восхищения:
«Там были маленькие автомобили, железные дороги с заводными поездами, которые
бегали по рельсам, как настоящие; животные, книги, ящики с акварельными красками,
строительные ящики – все, решительно все!
«С ненавистью оглядывал я покупателей этих игрушек. Все
они были разодеты в дорогие пальто и шубы.
“Конечно, – думал я, – все это только для богатых.
Рабочий не может себе позволить купить ребенку игрушку”.
Со взрослыми часто были дети, одетые, как маленькие мужчины
и женщины. На мальчиках были широкие, верблюжьей шерсти пальто и мягкие кепки.
Глядя на них, я думал: “О, эти ребята, наверное, не задумываются над жизнью и
не ломают себе голову, как найти работу”». Эти размышления Губерта
художник подкрепил специальной цветной иллюстрацией-вклейкой, распахивающейся
как дверь в розовый мир богачей, куда, как гласит табличка, «Вход только для
господ», а снаружи – унылый, черно-серый мир бедняков. Так постепенно читателя
готовят к знакомству со Страной чудес, где все, может быть, и поставлено с ног
на голову, но это точка зрения капиталистов, а для рабочих все как раз
правильно.
Впрочем, у английских и американских путешественников,
несмотря на большие ожидания, первые впечатления весьма противоречивы: они
замечают не только успехи социалистического строительства, но и явную
отсталость – «бедность и серость». Юным американцам люди на улицах кажутся
обтрепанными, а дома – обветшалыми: «Они шли по улице, разглядывая старые дома,
старые мостовые, старые дребезжащие трамваи и спешащих прохожих в поношенной
одежде».
Но радушные русские нисколько не смущены этим, они
устремлены в будущее и охотно рассказывают о грандиозных планах обновления
страны, в успехе которых они не сомневаются. Сопровождающий англичан в
путешествии по СССР русский пилот Михаил Марков – ему лишь двадцать семь, но он
уже «важная фигура в авиации» и с азартом рассказывает гостям о планах
переустройства Москвы.
«Старая Москва – это кроличья клетка. Это не город, а
разросшаяся деревня. Только подумать: одно- и двухэтажные дома в
четырехмиллионном городе! Улицы как лесные дороги, никаких водостоков… вот что
царь оставил нам. Мы все это знаем. И на каждое ваше замечание можем сами
назвать еще десяток. Но мы месяц за месяцем разбираемся с этим. Вы видели наше
метро? Наш Парк культуры? А ведь до революции на его месте была городская
свалка! А наши новые жилые дома, наши универмаги и школы, наши фабрики? Разве
это не свидетельствует о том, что мы начали перемены? И это только начало!»
Марков рисует англичанам грандиозную картину
переустройства всего городского пространства. «Обновленная Москва-река,
вобравшая воды Волжского канала, изящно извиваясь, течет в гранитных берегах.
Одиннадцать новых мостов соединяют широкие автодороги по обоим берегам, да и
старые мосты не узнать: их подняли, чтобы под ними могли проходить большие
пароходы из Волги. Оба берега застроены десятиэтажными домами, высящимися как
сверкающие горы из камня и стекла, с залитых солнцем балконов открывается вид
на ближайшие леса. Сельская природа больше не отступает под натиском города,
становясь недостижимой для горожан. Население города решено ограничить пятью
миллионами, для них будет построено достаточно жилых
домов, школ, магазинов, театров, кинотеатров и всего необходимого.
А в лесной зоне, окружающей город, ничего строиться не
будет. Да и в самой Москве станет больше парков и садов, чем в прежние времена.
Длинные проспекты протянутся из центра к окраинам, словно спицы в колесе. От
Красной площади вы сможете дойти до любого пригорода, и ваш путь пройдет в тени
деревьев, а глаз будет ласкать многоцветье клумб.
Дома в шесть этажей и выше будут строить на отдалении друг от друга, чтобы всем
жильцам, даже на нижних этажах, хватало солнца. Между домами появятся квадраты
газонов, детские площадки и мощеные дворы, украшенные статуями и фонтанами».
В этот визионерский монолог Триз
вольно или невольно вплетает собственные мечты: представленная им картина
города будущего весьма похожа на мечты британских левых, горячо обсуждавших в
те годы возможность переустройства среды обитания человека так, чтобы сделать
природу, к которой каждый англичанин относится со священным восторгом,
общедоступным национальным достоянием.
Описывая устройство советских городов, Триз подчеркивает в происходящих переменах именно те,
которые активно дебатировались в Англии. Необходимость социальных реформ была
очевидна для прогрессивной интеллигенции, придерживавшейся левых взглядов. Важная роль в предполагаемых переменах отводилась перепланировке
жизненного пространства: сближению города и деревни и созданию городов-садов
(как воплощение идей английского социолога-утописта Эбенизера Говарда),
внедрению смешанной застройки, когда представители разных классов и социальных
групп живут бок о бок, а не в разных районах – для богатых и для бедных,
провозглашению всех природных богатств – парков, лесов, лугов –
общенациональным достоянием. Подтверждение справедливости своих идей и
реальности их воплощения английские интеллектуалы пытались найти в Советской
России. «Эгалитарный принцип застройки стал повторяющимся мотивом в радикальных
детских книгах о жизни в новой социалистической утопии», – пишет английская
исследовательница Кимберли Рейнольдс.
Но не только столица – вся страна превратилась в
строительную площадку. Свидетельства тому англичане находят в Киеве, и
Харькове, и далее по маршруту. А американцы, попав в Ереван, видят пыльные
старые улочки с «низкими глинобитными домами», колодцы, из которых женщины по
старинке берут воду, но одновременно узнают, что и здесь происходит грандиозная
перепланировка: «Перестраивают весь город. Здесь будут парки, сады и все
прочее», – сообщает Сюзан.
В то же время юные герои всех трех книг не проявляют
никакого интереса к историческим памятникам, а для советских граждан, с
которыми встречаются в путешествии иностранцы, осколки старого мира – лишь еще
один повод рассказать о современных достижениях.
Когда англичане приходят на Красную площадь, их внимание
привлекает собор Василия Блаженного, словно бы «построенный из цветных
кубиков».
«– Он словно из сна, – сказала Джой.
Нина рассмеялась.
– Ну, тогда из плохого сна – кошмара. Он и построен‑то был по приказу сумасшедшего. Царь Иван
Грозный воздвиг его в честь победы над Казанью…
– Неужели он тебе не нравится? – спросил Питер.
– Мне – нет! Чудной, но некрасивый. Для нас, живущих в
эпоху социализма, он ничего не значит. А вот тут рядом есть что‑то
по-настоящему красивое – могила Ленина».
И все-таки Джефри Триз с увлеченностью историка стремится рассказать своим
читателям не только о происходящих у него на глазах переменах, но и о событиях
прошлого, и о революции, которая открыла путь для этих перемен. У Триза не находится слов в защиту царского режима, он
считает, что именно его ошибочная политика привела к народному возмущению, и
очевидно поддерживает точку зрения случайного прохожего, которого дети
встречают в Ленинграде: «Царь и его правительство были очень плохими. Они
держали нашу страну в нищете. Наши люди были невежественны. Миллионы, как и я,
никогда не ходили в школу. А тех, кто против этого восставал, наказывали:
пороли, ссылали или расстреливали… Когда наступила
Мировая война, царь кинул нас в битву, часто почти безоружных, без еды и обуви.
Я был тогда солдатом. Мы гибли как мухи! …Потом люди восстали и свергли царя.
Установили новое правительство во главе с Керенским. Но это было не народное
правительство. Люди хотели мира и хлеба. Рабочие хотели, чтобы их мнение
учитывалось на фабриках, где они работали. Крестьяне требовали землю, которую
они обрабатывали. Но Керенский и его правительство об этом и слушать не желали,
они жаждали продолжения войны. Тогда большевики, которые уже до этого вели
людей, подняли народ на новую революцию».
Интересно, что в рассказе о революционных событиях Джефри Триз не упоминает участие в штурме Зимнего крейсера «Авроры»:
«Здесь, в Зимнем дворце, произошел последний бой с правительством Керенского.
Мы окружили их со всех сторон. Старинные пушки Петропавловской крепости, что на
другом берегу, дали сигнал к атаке. Какая это была ночь!» Видимо, в это время
легенда еще окончательно не утвердилась. К тому же и сам крейсер еще был
действующим и не был оставлен на вечной стоянке в центре города. Так что Триз во время своего путешествия видеть его не мог.
Говоря о стране, устремленной в будущее, Триз не
забывает и о своем интересе к истории и использует любой повод, чтобы совершить
исторический экскурс. Так, когда его герои оказываются в Крыму, писатель
рассказывает не только о красотах природы, пляжах и здравницах, успехах в
виноделии и разведении табака, но и старательно излагает историю полуострова –
с древнейших времен, когда «Крым был полем битвы разных наций», до
присоединения Крыма к России в XVIII веке, когда этот край «стал
открыт для тирании царя, столь же кровавой, как и предыдущее правление
татарских ханов».
К счастью, после революции Красная армия
освободила «своих товарищей, страдавших под белым игом… и
принесла в Крым советскую власть».
Триз рисует историю царской России в весьма
мрачных тонах, и в этом его позиция совпадает с представлениями молодых
коммунистов, которых он выводит на страницы своей книги.
В отличие от Губерта, прекрасно
подкованного в политических вопросах, англичане и
американцы мало знают и о современной истории России. Питер и Джуди признаются,
что, пока они жили в США, ничего не слышали о Ленине, по крайней мере в школе. Оказавшись в Казани, брат и сестра поражены обилием памятников Ленину: «Они видели статуи
Ленина на площадях, перед школами и над входами в дома. Питеру казалось, что, с
тех пор как они оказались в Советском Союзе, всё вокруг твердит:
Ленин-Ленин-ЛЕНИН». Услыхав это, гид «Интуриста» спешит сделать американцам
внушение: «Ленин руководил нашей революцией… Он был
нашим дорогим товарищем, за это мы чтим его». Но все-таки американцы явно не
одобряют подобное чрезмерное почитание, а некоторые статуи им кажутся даже
уродливыми. О Сталине Марджори Фишер практически не
упоминает, а вот Триз, представляя вождей революции,
почти уравнивает значение Ленина и Сталина. «Их лидером был Ленин, а Сталин –
одним из его ближайших соратников, правой рукой». В то же время английский
писатель старается притушить уже очевидный культ личности Сталина, пытаясь
представить его первым среди равных: «Сталин – не король, не президент и даже
не премьер-министр, – объясняет Питеру и Джой Нина,
одна из многочисленных случайных знакомых англичан, – он просто секретарь
Партии». Правда, следом иностранцы с удивлением узнают, что в России всего одна
партия, она же – правящая, так что, как ни крути, «секретарь Партии – очень
важный человек».
Трактовка образов Ленина и Сталина в зарубежных детских
книгах менялась с течением времени. В альманахе «Красный уголок для детей»
(1931) авторы еще пытаются развести двух вождей, снабдив их различными амплуа:
Ленин предстает как народный лидер, подготовивший и осуществивший революцию, и
как «самый человечный человек» – добрый дяденька, любящий детей и готовый
кататься с ними на салазках с горки у Кремля, а вот имя Сталина неразрывно
связано с индустриализацией и неизбежным подавлением классовых врагов во имя
победы коммунизма. Мария Остен, почти не упоминая Ленина, возносит хвалу за все
заслуги – и в народном хозяйстве, и в классовой борьбе, и в особой заботе о
простом народе – только Сталину. «Великий вождь» лично одобрил издание книги о «Стране
чудес» и, видимо, следил за ее созданием, это подтверждает и то, что в книге
помещена частная фотография, на которой Сталин изображен с дочерью Светланой –
без высочайшего разрешения на такую публикацию никто бы не решился. Образ
«лучшего друга детей» витает над колоннами на первомайском параде, на который
попадает Губерт. «Десятки тысяч голосов кричали: “Да
здравствует товарищ Сталин!” …Разноцветные воздушные шары и резиновые дирижабли
поднимались к небу. К ним тоже были привязаны красные полотнища с приветствиями
товарищу Сталину… Около самого Мавзолея проходят
пионеры-колхозники. Товарищ Сталин приветствует малышей. Они несут клетки с
гусями, курами и поросятами, которых сами вырастили… “Пионеры, будьте готовы
защищать дело партии”, – раздается с трибун Мавзолея, и в ответ из тысячи
грудей: “Всегда готовы!”».
И все-таки не вожди и парады, а люди труда и перемены,
происходящие в повседневной жизни, интересуют авторов всех трех книг, и именно
эти страницы обладают наибольшим агитационным потенциалом.
Одним из самых привлекательных и ярких примеров реального
прорыва в будущее для героев всех трех книг становится строительство
московского метрополитена. Американские дети, заметив «впереди изящное здание с
квадратными буквами МЕТРО над входом», радостно покидают «старую улицу», где,
как в деревне, еще запросто можно встретить прохожего, несущего под мышкой
живого поросенка. Войдя в метро, они чувствуют, что «шагнули в будущее». Питер
и Джуди отмечают не только архитектурные красоты – «станции похожи на подземные
дворцы», но и чистоту, и порядок: «на чистом мраморном полу не было ни
пятнышка, ни обрывков бумаги, ни окурков».
Сопровождающая детей девушка Даша рассказывает, что «все москвичи
участвовали в постройке метро». Примерно теми же красками описывает свои
впечатления от метрополитена и Губерт. Он восхищается
«белыми, залитыми светом, яркими колоннами» на станции «Дворец Советов» [«Кропоткинская»], которые «похожи на огромные цветы». А
также с гордостью отмечает, что «весь московский метрополитен был построен в
два с лишним года целиком из советских материалов на советских заводах,
советскими инженерами и работниками, среди которых было множество
комсомольцев».
Тема иностранной помощи и работы иностранных специалистов
на стройках первых пятилеток, так или иначе, затрагивается во всех трех книгах,
тем более что отец Питера и Джуди как раз и есть такой иностранный «спец», и он то и дело сетует на царящую в России неразбериху
и низкую эффективность труда. Фишер придает большое значение вкладу
американского инженера в дело строительства социализма и в преодоление расхлябанности русских, вечно пытающихся отговориться своим
любимым словечком «ничего» – в смысле и так сойдет. Но, отдавая должное вкладу
иностранных специалистов в социалистическое созидание, все авторы отмечают и
то, что русские постепенно учатся справляться собственными силами.
В
книге Триза рабочие с гордостью говорят иностранным туристам, что заграничные
станки у них на фабрике скоро будут заменены на отечественные.
«–
Смотрите! – крикнул Питер, указывая на один из станков. – “Сделано в
Брэтфорде”!
–
Да, – согласился рабочий фабрики, – но посмотрите на следующий станок. Он
советский. Мы научились сами делать машины и больше не нуждаемся в импорте!»
Размах индустриальных свершений – важная тема во всех
трех книгах. Посещение фабрик и заводов было в те годы непременной частью
программы для иностранных путешественников, которых опекал «Интурист». При этом
в рассказах зарубежных авторов о достижениях советского государства можно
уловить перекличку с советскими производственными детскими книгами, которые
привлекали западного читателя новаторством тем и их трактовок.
Джефри Триз признавался, что на него
сильное впечатление произвела книга М. Ильина «У Москвы есть план», поражавшая
читателя размахом описываемых свершений и привлекавшая яркой живой подачей
материала. «Советский автор мастерски драматизировал для юных читателей
свершения первой пятилетки, которые уже привлекли внимание взрослых. Я не хотел
писать точно так же да и не смог бы, но Ильин заложил
во мне бомбу с таймером, которая вдруг взорвалась, породив различные вопросы и
замыслы», – признается Джефри Триз
в своей автобиографии.
Герои Триза попадают на
Днепрогэс – грандиозную стройку, ставшую символом достижений советской
индустриализации. Английский автор стремится представить ее как «величайшее
инженерное чудо в мире». Начав с сухого документального рассказа, пестрящего
цифрами статистики, писатель постепенно переключается на сказочную патетику: не
только реки Волга и Дон говорят как живые, но и заводы включаются в оживленную
беседу.
«– Кому нужна энергия Днепрогэса?
– Мне! – сказал
недавно построенный алюминиевый завод.
– И мне! –
подхватил новый сталеплавильный завод.
<…>
– Не забудьте обо мне! – закричал только что построенный
социалистический город, где живут рабочие. – Мне тоже нужны
свет и энергия.
Издалека, из-за горизонта, долетали и другие голоса –
металлургических заводов Запорожья и Днепропетровска, шахт Никополя,
железорудного бассейна Кривого Рога и многочисленных сел и колхозов.
– Извините, но на всех не хватит! – ответила
гидроэлектростанция.
<…>
– Попробуйте
перекрыть меня и в других местах, – расплылся в улыбке Днепр. – Я вполне могу
выдержать еще пять станций. И предложить вам еще пять миллиардов
киловатт-часов.
– Это пустяки, –
откликнулись Волга и Дон. – Мы, две реки вместе, можем дать двадцать миллиардов
киловатт в год, если вы будете обходиться с нами правильно».
В описании Триза есть явная
перекличка не только с книгой М. Ильина, но и со знаменитой поэмой Маршака
«Война с Днепром» – последняя, хоть и не была переведена на английский, но
впитала дух и ритм эпохи, что отразилось, как в отливочной форме, в
своеобразном каноне рассказа о «сказочных» достижениях советских пятилеток.
В сходной манере ведется, например, рассказ о
строительстве Сталинградского тракторного завода в уже упоминавшейся выше книге
«Красный уголок для детей». «На целых полкилометра протянулся инженерный цех.
Его стены сделаны из стекла. Внутри установлен огромный конвейер. На одном
конце сложены все главные части трактора. Рабочие стоят по обе стороны
конвейера, к ним медленно приближается трактор; каждый рабочий делает одно или
два движения отверткой или другим инструментом, и вот уже готова новая секция
машины. Когда трактор достигает противоположенного конца – он полностью собран… Каждые шесть минут из цеха выезжает готовая машина».
Интересно отметить, что авторы «Уголка» также упоминают
об иностранной помощи стройкам первых пятилеток, но трактуют ее в явно
пропагандистском духе – как соперничество двух систем, капиталистической и
социалистической. Услыхав, что советские рабочие решили ускорить темпы
строительства и возвести огромный завод всего за год и четыре месяца,
американцы, поставлявшие на стройку металлоконструкции, заявляют, что даже с их
опытом это невозможно.
Но автор с радостью сообщает, что американцы ошиблись:
«Глава фирмы Альберт Кан не учел один важный фактор – революционное рвение и
энтузиазм социалистического строительства, присущие русским рабочим».
Питеру и Джуди не посчастливилось побывать на большой
ударной стройке, но, пока они гостят в Москве у американской журналистки
Маргарет Коул, им тоже выпадает возможность посетить
фабрику, точнее хлебозавод, где работает сестра домработницы Даши (у коммунистки
Маргарет есть домработница!).
Питер не может сдержать радость. Более того, это
приглашение неожиданно дает ему повод лишний раз попенять столь не
понравившимся ему англичанам: «Фабрика! Даже в Лондоне нам не показывали
фабрику».
Марджори Фишер больше интересуют не производственные, а
социальные результаты произошедших на заводе обновлений. Хлебозавод представлен
как рай для рабочих: здесь все сделано для их счастливого свободного труда и
комфортной жизни. «Они обошли фабрику и вышли к новому
корпусу, наполовину состоявшему из окон. Девушка выдала им белые халаты, и
гости прошли в ясли, где на них во все глаза смотрели дети, одни ползали по
полу, другие карабкались по лестнице, чтобы с серьезным видом съехать с горки».
Питер поначалу не может понять, как все это связано с
производством хлеба, но автор продолжает свой рассказ с упорством опытного
интуристовского гида. Ее юным героям показывают «заводскую столовую, где
готовят еду для рабочих, и школу для детей, чьи родители работают на заводе,
жилые корпуса с балконами, окруженные садами, и клуб – все для рабочих». А в
придачу «душевые, библиотеку, парикмахерскую, станцию первой помощи и
техническую школу». Иностранцам ясно – именно таким должен выглядеть
освобожденный труд в свободном коммунистическом завтра.
Рассказывает Фишер и о том, как осуществляется рабочий
контроль на производстве. Когда Питер и Джуди приходят на хлебозавод, их
восхищает быстрота и четкость, с какой работают женщины у конвейера. Но они
замечают, что работницам явно мешает одна начальница, которая за ними наблюдает
и бессмысленно и бесполезно вмешивается в производственный процесс.
Сопровождающая детей Даша объясняет, что рабочие «собираются уволить
начальницу, поскольку она тратит попусту их время». Столь решительная расправа
не может не удивить американцев и воспринимается ими как еще одно
подтверждение, что «в СССР все поставлено с ног на голову». Пожалуй, в данном
случае с этим их мнением трудно не согласиться.
Губерту Лосте, благодаря
его знаменитым опекунам, открыт «вип-доступ» на любые
объекты – не только в редакции газет и журналов, но и на парад на Красной
площади, и на аэродром. 1930‑е –
эпоха знаменитых авиационных достижений. Губерт вместе со всем советским народом следит
за тем, как советские летчики поднимаются в стратосферу, как спасают
полярников, ставят рекорды дальности и скорости полетов. Конечно, он тоже
мечтает стать «сталинским соколом». Пусть ему, в отличие от героев английской и
американской книг, не удалось объехать Советский Союз, но он смог увидеть
«величайший океан – воздушный». Этому полету предшествовал важный разговор.
«Для нас, жителей Советского союза, – говорил Михаил
[Кольцов], – воздушный океан имеет гораздо большее значение, чем для других
стран. Расстояния очень велики, а сообщение по земле в некоторых местах,
особенно на севере, иногда прекращается на целых полгода. Там, где люди на
целые годы бывали отрезаны от остального мира, – там
они по воздуху получают пищу, лекарства, газеты и новых людей себе на смену».
Вместе с друзьями Кольцова, писателями и журналистами,
немецкий пионер попадает на аэродром, где стоит главная гордость советской
авиации – легендарный самолет-дворец «Максим Горький». Вот как описывает его Губерт:
«По широкой металлической лестнице мы вошли в громадное
тело птицы. И сразу очутились в просторном, уютном кафе. Оно было
приблизительно таких размеров, как то, в котором я впервые завтракал в Париже.
Но ведь то, парижское, не летало в воздухе со скоростью двести двадцать
километров в час! За изящной стойкой стояла буфетчица в форме воздушного флота
и любезно предлагала входившим закуски, чай и кофе из блестящих серебряных
цилиндров, согревавшихся электричеством».
Чего только нет на борту летающего гиганта –
кинематограф, радиостанция, мини-типография, которая выпускала настоящую
газету, фотолаборатория! Губерт рассказывает, что все
помещения «Максима Горького» связаны между собой телефоном и пневматической
почтой: «…достаточно, написав записку, положить ее в особый
патрончик и опустить в трубу, как через секунду патрончик с запиской, двигаемый силой сжатого воздуха, уже
очутится в другом конце самолета».
В кабине пилотов «сверкают всевозможные приборы», а «в
особом стальном шкафу спрятан автопилот – чудо-машина, могущая сама, в случае
усталости пилота, вести самолет по определенному направлению».
«Максим Горький» – не только чудо техники, но и в
буквальном смысле грандиозная агитационная машина. Выходя из самолета, Губерт слышит «громовые звуки». Оказывается, что
помещавшиеся в «могучей груди» самолета электропередатчики
усиливали в десятки тысяч раз голос находившегося в самолете чтеца и
музыкальные граммофонные записи. «Вблизи эти звуки оглушали, как гром, –
рассказывает Губерт. – Но, отойдя на пятьдесят шагов,
я ясно услышал слова речи, а за ней и знакомую торжественную мелодию
“Интернационала”. Мне объяснили, что, пролетая над каким‑нибудь
городом, «Максим Горький» пускает в ход свой могучий “голос с неба”, и внизу
его слышат одновременно сотни тысяч людей на расстоянии нескольких километров».
Летающим агитатором служил и другой самолет, о котором
рассказывает Губерт, «Пионерская правда» – «хоть он и
невелик, но построен на средства детей». Именно на борту «Пионерской правды» Губерт совершает свой первый полет над Москвой и узнает,
что «любимый всеми пионерами» летчик Никита Иванович Найденов по указанию
редакции «летает из города в город, возя с собой в качестве пассажиров лучших
пионеров, показавших себя ударниками в учебе и в общественной работе».
Русские не скрывают, что высокие темпы индустриализации и
прорыв в авиастроении связаны и с необходимостью противостоять военной угрозе
капиталистического Запада. «Не нужно забывать – воздушный океан есть не только
средство для быстрых и удобных сообщений, – объясняет Михаил Кольцов Губерту. – С воздуха на нас могут напасть враги – ведь в
капиталистических странах неустанно и лихорадочно создаются все новые средства
для воздушной войны: разведывательные, истребительные, бомбардировочные
самолеты. Думаешь ли ты, что рабочие будут с разинутым ртом дожидаться, пока на
них нападут капиталистические бомбы? О нет. Наряду с гражданским воздушным
флотом нами создан воздушный флот военный для обороны страны от нападения
сверху. И, как говорят (он слегка улыбнулся), советский воздушный флот сильнее
всех в мире».
Демонстрируют иностранным путешественникам и достижения
сельского хозяйства. Во время полета над Украиной англичане видят бескрайние
поля, а сопровождающий их русский товарищ дает соответствующие комментарии.
«Это богатейший зерновой пояс в мире! – сказал им Михаил. – Но до революции мы
скребли лишь верхний слой почвы. А теперь пашем глубоко, по науке. Мы распахали
прежние бесполезные границы между полосками пашни. У нас теперь огромные фермы
с самой современной техникой. И с каждым годом урожаи растут».
Питер и Джой вспоминают слухи о
голоде на Украине, которые они слышали дома, но их русскому собеседнику это
кажется смешным вздором: «Может, он еще говорил, что люди ходят в лохмотьях?
Расскажите ему, когда будете писать домой, что на Украине теперь выращивают не
только зерно, но и хлопок».
Рассказ о дерзком эксперименте имеет под собой реальную
основу. Действительно, идея возделывания хлопка на Украине, родившаяся еще в
начале ХХ века, в 1930‑е годы вновь была взята на вооружение как способ избежать экспортной зависимости от Запада. Но
экспериментаторы столкнулись с объективными трудностями: неподходящий климат,
отсутствие опыта возделывания новой культуры. Не помог и «трудовой десант»: в 1930–1932 годах из Узбекистана в Херсонскую, Николаевскую
и Одесскую области выселили несколько тысяч раскулаченных крестьянских семей.
Но все же в 1956-м советским властям пришлось признать: «Несмотря на то что под посевы хлопка на
юге Украины отводятся наиболее плодородные земли, урожаи хлопка-сырца все же
получаются очень низкие».
Однако в 1935 году эксперимент еще в полном разгаре, и
борьба за урожай ведется по всем фронтам – в том числе и на фронте классовой
борьбы. «Экспериментаторы, – рассказывает вездесущий Михаил, – поначалу
обрабатывали лишь тридцать восемь гектар. Некоторые ученые называли их глупцами
– на Украине недостаточно жарко и не хватает дождей для разведения хлопка. А
кулаки (богатые фермеры прежних времен, ненавидящие коммунизм) пытались
все испортить. Они распространяли слухи, запугивая людей, говорили, что
выращивание хлопка приведет к слепоте и малярии. Они уничтожали молодые посевы
и разбивали орудия труда».
В книге Триза победа, конечно,
остается за коммунистами: «Первые посевы удались на славу, так что колхозники
решили посадить больше. На второй год уже 45000 акров, а на пятый (1935) –
390000 акров». Интересовался ли впоследствии Триз
результатами этого эксперимента и узнал ли он о его плачевном закате,
неизвестно, но по крайней мере на протяжении всей
книги он продолжает восхищаться успехами советских селекционеров и ученых. Так,
оказавшись в Средней Азии, английские путешественники узнают не только о
развитии шелководства в этом регионе, но и о еще одном смелом эксперименте. На
этот раз речь идет об освоении пустынь.
Наташа, знакомая Михаила, которую английские
путешественники встречают в Ашхабаде, объясняет, что «в этом направлении уже
многое делается», но поскольку на ирригацию и строительство дамб и плотин потребуется
много времени, то было решено искать и более быстрые способы.
«Научные институты теперь изучают то, как даже скудные
осадки и низкая влажность могут быть использованы для выращивания растений. Они
послали экспедиции, чтобы узнать, какие растения растут в пустынях и в каких
зонах их можно найти. Было собрано множество фактов и цифр о доступности воды в
различных зонах. Тысячи образцов растений были исследованы в ботанических
лабораториях, чтобы узнать, как они реагируют на ветер, жару и песчаные почвы…
Необходимо подобрать растения, подходящие для конкретной почвы. Сама природа
этого не сделала. А ученые смогут сделать. Наука может оттеснить пустыню и
распахать на освободившихся территориях поля».
Наташа рассказывает об экспериментах, проводимых на знаменитой
Репетекской песчаной станции, где работали соратники
Николая Вавилова, а сам знаменитый ученый руководил их исследованиями.
Достижения советских селекционеров поражали иностранных коллег. Англичанам
рассказывают, что «когда профессор Шевалье, знаменитый французский ботаник,
прочитал о том, какие культуры там растут, он решил, что в перевод вкралась
ошибка – такие растения не могут расти в пустыне». Шевалье даже послал с
проверкой своего ученика, тот убедился – все верно, советские ученые ничего не присочинили.
Удивительно, но Джефри Триз
вспоминает в книге реальный факт – переписку Вавилова и французского ученого
Огюста Жана Батиста Шевалье, который занимался колониальной ботаникой и в это
время также интересовался сельскохозяйственными возможностями пустынь, но не Кара-Кумов, а Сахары.
Сообщения о достижениях советского сельского хозяйства (а
юные американцы и англичане еще посетили винодельческие хозяйства в Крыму,
табачные плантации и чайную фабрику) призваны были не только внушить читателю
восхищенное уважение к Стране Советов, но опровергнуть слухи о голоде в России.
С этой же целью и Триз, и Фишер постоянно упоминают,
как сытно и вкусно питаются их герои в СССР.
Еда в лондонском ресторане американцам Питеру и Джуди не
понравилась, а вот на советском корабле – дело иное! «Официант принес грейпфрут
и омлет… Потом он принес еще тарелки с желтым сыром,
колбасой, похожей на срез красного мрамора, копченого лосося, нежно-розового и
тонко нарезанного, черный и белый хлеб и чай в стаканах и металлических
подстаканниках».
Английские путешественники также радостно уплетают за обе
щеки: «Когда дети проголодались, он [Иван] привел их в кафе, где они заказали
какао и выбрали по пирожному с подноса, на котором лежало множество самых
разных восхитительных угощений».
Не меньше, чем успехи в народном хозяйстве, иностранных
авторов радуют перемены социальные: уничтожение классовой иерархии, преодоление
расовых и национальных предрассудков, женское равноправие. На корабле, плывущем
из Нью-Йорка в Лондон, пассажиры трех классов строго изолированы друг от друга.
Детям, путешествующим вторым классом, нельзя купаться в бассейне в первом
классе. Простые матросы живут в тесноте и духоте в трюме.
А вот на советском корабле матросы живут в просторных
каютах, даже лучше тех, что у пассажиров. Здесь же во время плавания Питер и
Джуди впервые встречают примеры равноправия женщин: на советском судне есть
женщины-матросы и даже женщина-инженер. Более того, детям рассказывают о том,
что в СССР «есть уже две женщины‑капитана
морских судов».
Американские дети узнают и о том, как в
СССР была ликвидирована массовая неграмотность. Домработница Даша
признается, что научилась читать лишь десять лет назад. «В нашей деревне почти
никто не умел читать, – сказала Даша. – Даже школы не было. Теперь я учусь на
медсестру и скоро поступлю на работу в ясли – такие же, как вы видели на
фабрике. А моя дочь уже работает врачом».
Марджори Фишер показывает, что советская власть уравняла в правах
не только мужчин и женщин, но и солдат и офицеров в армии. Путешествуя на
поезде, американцы наблюдают непривычную для них сцену: «Солдат Красной армии
закурил сигарету, открыл книгу и погрузился в чтение. Офицер Красной армии с
ромбом на воротнике заглянул в дверь, солдат улыбнулся и протянул ему коробку с
сигаретами.
– Он что, даже не отдает офицеру честь? – спросил Питер.
– Только когда он на службе, – объяснил Тед».
Бесплатное образование и здравоохранение воспринимается
героями всех трех книг как несомненное достижение социализма. Побывав в
больнице, Питер рассказывает сестре: «Послушай‑ка,
Джуди, они сделали мне рентген и все необходимое. Я здорово поранился, но
ничего – скоро заживет. Но, знаешь, я им ни копейки не заплатил. Я этого не
понимаю. Я сказал им, что мой папа инженер, но все-таки…» Сюзан
успокаивает его, объясняя, что в СССР никто сам докторам платить не должен.
Впрочем, Джефри Триз
сетовал на то, что при их весьма скромных доходах в СССР,
они с женой вынуждены были сами платить за врача.
Дружба между народами, национальное равноправие как
принцип советской национальной политики также вызывают одобрение Триза и Фишер. Англичане, путешествуя по советским
республикам, отмечают, что везде наряду с русским употребляются и национальные
языки – украинский, армянский, карельский и др. Оказавшись за Полярным кругом,
они узнают о том, что сделала советская власть для народов Севера. «На северном
побережье Союза живут десятки малоизвестных народов, в царские дни до них
никому не было дела. Никто даже не знал, как они называются, не изучал их язык,
да у них и не было письменности. А теперь эта работа началась. Во всех районах
открылись школы, где детей учат на их родном языке – на четырнадцати уже
написаны учебники. И газеты тоже издаются на национальных языках. Этим народам
больше не грозит вымирание, наоборот, население увеличивается, люди начинают
жить в более цивилизованных условиях».
Одной из главных задач просоветских авторов, писавших об
СССР, было показать, как молодое государство заботится о подрастающем
поколении, и тем самым поддержать миф о «счастливом советском детстве».
Кимберли Рейнольдс, изучая английскую детскую
литературу 1930-х, отмечает, что «представление о Советском Союзе как утопии
для детей стало отличительной чертой радикальной детской литературы в
Британии».
Наглядно и ярко показать юным читателям эту советскую
утопию – основная задача всех трех книг, и авторы успешно с ней справляются.
Когда американских гостей в Москве ведут в Парк культуры и отдыха, их больше
всего поражает та его часть, которая предназначена детям, – с многочисленными мастерскими,
художественными и музыкальными студиями, техническими кружками.
Особый восторг героев всех трех книг вызывают
расположенные в парках парашютные вышки – хотя решиться на прыжок нелегко, но
никто не хочет упустить такую возможность.
В свою очередь англичан в Киеве приглашают в Парк Постышева, названный именем секретаря Коммунистической
партии Украины. Гостям рассказывают, что он «очень любит детей и все для них
делает, а дети платят ему ответной любовью». Посещение начинается с небольшого
конфуза: в детский парк взрослые могут пройти только в
сопровождении детей. «Тысячи детей приходят сюда ежедневно, – рассказывает
Михаил. – У них есть свой собственный ресторан, открытая концертная площадка,
детский пляж на берегу реки. А зимой здесь можно кататься на коньках и санках».
Больше всего англичан поразила «библиотека игрушек», где дети могли «брать на
дом игрушки точно так же, как книги», а также детский театр, где им было
предложено посмотреть «Сон в летнюю ночь» Шекспира на украинском языке.
Восхищение путешественников вызывает и Дворец пионеров в
Харькове, он расположен в бывшем здании украинского правительства, которое
освободилось, когда столица была перенесена в Киев. Теперь все двести
восемьдесят комнат отданы пионерам. Питер не может оторвать глаз от миниатюрной
железной дороги, а Джой приходит в восторг,
оказавшись в «Комнате-дирижабле» – помещении, имитировавшем кабину этого
летательного аппарата. Посещают гости и Центральную детскую библиотеку, которая
тоже недавно переехала в новое здание, здесь собраны пятьдесят тысяч детских
книг на русском и украинском, а также еще на пятидесяти восьми языках. Гостям
объясняют, что эти сокровища доступны не только харьковчанам: по запросу юных
читателей они могут быть отправлены в любую, даже самую далекую деревню.
В библиотеке устраиваются встречи с детскими писателями,
на которых дети могут высказывать свое мнение о книге и критические замечания,
указывая автору на «глупые места». Джефри Триз, будучи в СССР, сам участвовал несколько раз в таких
встречах и сумел оценить пользу подобного общения напрямую. Эта форма общения
читателя и автора тогда еще не практиковалась на Западе. Со страниц своей книги
Триз предлагает английским читателям тоже посылать
ему письма и сообщать, «что им нравится и не нравится в его книгах и почему».
Там же в библиотеке гости встречаются с юными эсперантистами. Энтузиазм в
освоении этого международного языка – важный штрих того времени. Дети
рассказывают, что, изучив эсперанто, они налаживают переписку со сверстниками в
разных странах. Впрочем, и без эсперанто везде наших путешественников встречают
люди, говорящие по-английски и готовые ответить на любые их вопросы.
Переполненные впечатлениями от радушного приема, гости
присаживаются отдохнуть под пальмами в Зимнем саду, и, глядя на плавающих в
фонтане рыб, Питер чувствует, что и правда оказался в сказке. Он размышляет,
где бы хотел появиться на свет, если бы мог родиться заново, – в Киеве или в
Харькове.
Герои Марджори Фишер,
оказавшись в Тбилиси, тоже отправляются в Парк культуры и отдыха, где есть
детская железная дорога. «Питер прошел в ворота и увидел настоящий поезд –
паровоз с двумя вагонами – совсем как настоящие, только меньше размером. У
вагона стоял кондуктор в сине-красной форме, мальчик был меньше Питера, а
начальником станции была девочка старше его.
<…>
– Да тут всем управляют дети! – восхитился
Питер… Он всем сердцем завидовал машинисту».
Неожиданно мальчику выпадает счастливый шанс: ему тоже
разрешают повести поезд. Это удачное стечение обстоятельств автор преподносит
как еще одно доказательство того, что в «Стране чудес» детям открыты все пути.
«– Я могу быть кем хочу, –
крикнул Питер, перекрикивая шум поезда, – могу починить автомобиль, могу
свистнуть в свисток, могу быть просто мальчиком, а могу – инженером».
Иностранные путешественники не скрывают своей зависти:
советские дети счастливы и уверены в завтрашнем дне, они спокойно обсуждают,
кем станут, когда вырастут, и не сомневаются, что их мечты обязательно
воплотятся в жизнь.
В СССР и у иностранных детей появляется возможность
проявить свои таланты. Питер, прекрасно разбирающийся в технике, помогает
починить заглохший мотор автомобиля известного кинорежиссера и заслуживает
одобрения от русского шофера, которому эта задача оказалась не по силам. А
Джуди, мечтавшую стать актрисой, советский кинорежиссер Фридберг
неожиданно приглашает участвовать в киносъемках, и она прекрасно справляется с
ролью. Брат и сестра с грустью думают о том, что на родине, в США, им вряд ли
бы выпал такой шанс.
Местом, где сбываются любые детские мечты, представляется
Артек – главный пионерский лагерь страны, именно так он показан Тризом и Фишер. Если англичане попадают туда случайно – во
время перелета над Черным морем их самолет терпит аварию, и пионерский катер
берет «Красную комету» на буксир (что тоже подчеркивает советское
превосходство), – то для американцев Артек – счастливый финал долгого
путешествия, цель, к которой они стремились, но не решались даже мечтать.
Для героев всех трех книг лагерь связан с радостными
воспоминаниями. Все они успели побывать в лагерях у себя на родине. Питер и Джой рассказывают советским пионерам о том, как устроена
жизнь в скаутском лагере – с палатками и походами. Артековцы
в ответ объясняют гостям причины очевидных различий: «Ваши лагеря очень
отличаются от наших. Наши
рассчитаны на более длительное проживание. Мы считаем, что, если дети несколько
недель спят на земле и едят пищу, которую приготовили сами, это им на пользу не
пойдет. На неделю – да, годится. Но целый месяц лучше жить в настоящих домах,
спать в чистых сухих постелях и есть как следует
приготовленную пищу. Ваши дети в лагерях занимаются тяжелой работой, а наши
приезжают отдыхать».
Гостям рассказывают, что в Артеке есть еще и второй
лагерь санаторного типа, где лечат тяжелобольных, он работает весь год, и смена
там дольше – три месяца. В санатории прекрасное медицинское обслуживание,
клиника оснащена новейшей аппаратурой, даже есть аппарат для искусственного
загара. Для больных детей работает школа, чтобы они не отставали в учебе.
Триз и Фишер, не скупясь, расписывают красоты чудо-лагеря: крымскую природу,
чистые просторные палаты (при этом Триз умалчивает,
что им самим в Артеке приходилось спасаться от клопов), столовую, больше
похожую на ресторан, мастерские технического творчества, станцию юннатов,
собственную пристань с собственным катером, кинотеатр и пр.
Вся команда «Красной кометы» присутствует на пионерском
сборе, где иностранных изобретателей просят рассказать об
их чудо-самолете. Советские
пионеры поразительно хорошо разбираются в авиации – и это неслучайно: страна
усиленными темпами развивает авиацию. Гостям объясняют, что у детей в СССР есть
все возможности для учебы. Да они и сами могли в этом убедиться, когда были в
Харькове. Там им рассказали, что только на Украине сто тысяч мальчиков и
девочек изучают авиацию в почти сотне авиамодельных кружков, где с ними
занимаются семь тысяч инструкторов. Многие из этих детей – «и девочки тоже» –
после школы станут пилотами, инженерами-конструкторами или пойдут работать на
авиационные заводы. А пока лучшие получают путевки в Артек, где собирают свои
модели самолетов.
Вечером англичан приглашают на пионерский костер, где для
них устраивают концерт с многонациональной программой, призванной
продемонстрировать дружбу народов: русские и украинские пионеры в расшитых
костюмах исполняют «замысловатые народные танцы», мальчик-таджик поет «пастушью
песню высоким пронзительным гнусавым голосом», кавказец танцует лезгинку и так
далее. Исполнение национальных песен и танцев – одна из козырных карт советской
пропаганды, призванной показать достижения советской национальной политики.
Подобные сцены встречаются во всех трех книгах, как, впрочем, и в массе других.
В конце концерта пионеры приветствуют английских гостей: «Добро пожаловать в
Артек, английские товарищи!» – и вручают Джой цветы.
Среди артековцев немало иностранцев, уже в эти годы
формировался статус лагеря как международного, куда мечтают попасть все дети на
планете.
Иностранцам объясняют, что Артек – особый лагерь и
путевку сюда надо заслужить, поэтому среди детей много ударников и
рационализаторов. Вот и подруга Питера и Джуди англичанка Сюзан
попадает в знаменитый лагерь потому, что «сконструировала планер и победила в
социалистическом соревновании в школе», а ее спутник, чернокожий американец Тед, получил путевку в награду за то, что провел
исследования по выявлению в Советском Союзе «удобных площадок для строительства
аэропортов».
В свою очередь Питер и Джой
знакомятся в Артеке с четырнадцатилетней пионеркой из Челябинска, которая
изобрела новый плуг – на двадцать пять процентов эффективнее старых. За это
изобретение девочку щедро наградили: «ей подарили фотоаппарат, комплект из 25
книг, спортивный набор и письменный стол. Прежде она жила с мамой в одной
комнате, а теперь им дали хорошую новую квартиру. А еще она будет получать
деньги за свое изобретение». Юная изобретательница уверенно смотрит в
завтрашний день и не сомневается, что, когда вырастет, станет
сельскохозяйственным инженером.
Слушая свою ровесницу, Питер не может удержаться от
сравнения и вспоминает: «Эх! Отец однажды тоже сделал изобретение для завода.
Так они заплатили ему всего пять фунтов, а оно им сэкономило сотни».
Артек демонстрирует достижения социалистического
воспитания. Пионеры объясняют иностранным гостям основы лагерного самоуправления:
«Это наш лагерь. Мы принимаем участие в его организации».
«Конечно, существуют правила… но
пионеры участвовали в их разработке. Если ты нарушил правило или схулиганил,
твой отряд обсудит твой поступок – и тебе наверняка станет стыдно, так что в другой
раз ты так уже не поступишь. Если проступок очень серьезный, о нем могут
сообщить на вечерней линейке, чтобы все об этом услышали, и даже передать по
радио. Есть и более тяжелые наказания – вплоть до исключения из лагеря, но их
применяют крайне редко».
Англичане интересуются, допустимы ли в СССР физические
наказания, и узнают, что детей в Советском Союзе никогда не бьют. «А если чей‑то отец распустил руки, то это серьезное
преступление и у него будут большие неприятности». Советских детей никогда в наказание
не оставляют без обеда, а уж если они и впрямь провинились, то все решается
«обсуждением и критикой, чтобы мы сами увидели, что были неправы, и пообещали,
что не станем так поступать впредь».
Отсутствие физических наказаний удивляет поначалу и Губерта, который привык к
постоянным поркам в немецкой школе. В Москве его никогда не наказывают, какие
бы серьезные проступки он ни совершал. Мария Остен внушает читателям мысль о
том, что физические наказания, связанные с унижением, подчинением слабого сильным,
– верный путь воспитать фашиста, не видящего преступления в насилии, жаждущего
реванша и попирающего чужие права.
Губерт рассказывает, что в прежней его школе в Сааре «наци – по
большей части дети крестьян». У них не хватает времени на приготовление уроков,
потому что они должны помогать родителям – дома или в поле. Но если они не
знают урока, «учитель дает им звонкую затрещину». А
если «ребята начинают плакать… то от плача и жалоб
ребят учитель свирепеет. Он велит беднягам согнуться и так стоять неподвижно,
берет трость и начинает их бить по заду, заставляя десять раз повторять слова:
– Кто не хочет слушать, должен чувствовать!
Палку для битья ребята должны принести сами, а после истязания
ставить ее на место. Некоторые при первом ударе не могут сдержаться и
подскакивают от боли».
Самостоятельности советских детей авторы всех трех книг
противопоставляют зависимое от взрослых подчиненное положение детей на Западе.
Советские пионеры сами разбираются с теми, кто не учит уроки или не соблюдает
принятые правила. Губерт рассказывает, как он вместе
с одноклассниками из московской школы имени Карла Либкнехта проводил лето в
пионерском лагере. Объясняя, как устроено детское самоуправление в лагере, Губерт вспоминает и о том, как школьники занимались
перевоспитанием несознательных товарищей.
«Мы по-настоящему и действительно учимся налаживать
хорошие, дружеские отношения между собой. Указываем друг другу на ошибки, на
нехорошие поступки и сообща находим правильный путь.
С течением времени по множеству мелочей выявляются
недостатки организации, которые мы сами должны устранять. В первое время,
например, очень часто пригорал обед. Мы постоянно толковали об этом. Заведующий
лагерем сделал выговор повару. На следующий день повар еще помнил
о выговоре и все было благополучно, а потом опять пошло по-старому.
Тогда мы решили принять какие‑нибудь
решительные меры. Собрались. Групповод обратился к одному из наших ребят.
– Что ты думаешь по поводу обедов?
Парень стал вилять и уклоняться от прямого ответа.
Наконец он тихо трусливо произнес:
– Мне кажется, что продукты хорошие.
– Да? – удивился групповод и обратился к другому парню: –
Ну, а ты, что скажешь?
Этот еще более робким голосом присоединился к первому.
Групповод рассвирепел.
– Как, – вспылил он, – вы боитесь заявить, что обед
пригорает? Разве вы – жалкие обыватели, которые довольствуются тем, что им
дают, лишь бы были мир да благодать? Разве вы не хотите помочь устранить
недостатки нашего лагеря?
Нам стало стыдно за трусливых товарищей. Они входили в
нашу группу, и мы чувствовали ответственность за них.
А повар, который, несмотря на жалобы на него и на
выговоры, продолжал портить продукты, был, конечно, уволен. И совершенно
справедливо.
Хоть нам было и неприятно, но мы протащили обоих трусов
на нашей группе и в стенгазете. И всю нашу группу, допустившую возможность
пребывания в ней таких трусов, с полным основанием проработали в той же
стенгазете».
Хотя эта история преподана читателям как образец для подражания,
в реальной жизни отношение сверстников к Губерту
было, скорее, негативным: одноклассники его сторонились. Думается, что виной
тому было не только его «звездное» положение, но и активное желание устранять
чужие «недостатки». Это развитое советскими воспитателями свойство характера
обрекло Лосте на изгойство и во взрослой жизни. Но
это уже другая история.
Но перемены происходят не только вокруг – меняются и сами
юные герои. Так, для юных американцев нелегким испытанием становится дружба с
негритянским мальчиком Тедом, семья которого живет в
России. Поначалу Питеру неприятно, что он должен жить в одной каюте с «черным».
Встретившись с ним, мальчик испытывает неловкость, а вот Тед,
воспитанный в Советском Союзе, спокоен и уверен в себе. Вот как сам Тед объясняет поведение своего спутника: «”Я знаю, что с
ним… В Америке они странно относятся к неграм. Мне
рассказывали об этом мама и папа, но сам я никогда прежде такого не видел”. Он
рассказывал об этом как о чем‑то не имеющем к
нему отношения: словно о людях на Марсе, которые могут
есть куличи из песка – такой у них странный обычай».
От обилия разнообразных сведений и фактов, собранных
авторами в книгах, у читателей порой голова идет кругом. Но Триз
как талантливый писатель понимал, что нельзя строить книгу на одном
перечислении достижений советского хозяйства, сколь бы поразительными они ни
казались. Поэтому он пытается оживить повествование,
разнообразив его различными приключениями: в самом начале книги, еще в Англии,
Питер и Джой помогают предотвратить похищение
«Красной кометы» (за это их и пригласили в путешествие), а во время перелета в
горах Памира наблюдательность и смелость помогли детям спасти геологическую
экспедицию и разрушить козни шпиона-вредителя – вполне в духе скаутских
приключенческих повестей. Однако популярный литературный жанр в данном
случае обогащен новой темой – борьбой с классовым врагом.
Вот как описывает Триз смерть
предателя-проводника: «Михаил достал бумаги и иностранные банкноты, которые он
нашел в одежде Юсуфа.
– Он был предатель, нет сомнений, ему платили иностранные
государства, – сказал Ваня. – Таких людей встречают по всей стране. Нам
приходится все время быть начеку. В мире полно врагов Советского Союза,
отдельных людей и целых государств, они ведут подрывную работу».
Если английский писатель вводит шпионский мотив, скорее,
для оживления повествования, следуя законам приключенческого жанра, то в книге
о Губерте Лосте юные
пионеры уже всерьез ведут борьбу с вредителями и классовыми врагами. О своих
«достижениях» бдительные пионеры докладывают на самый верх. Вот цитата из
письма сибирских пионеров из села Новая Уда «дорогому товарищу Сталину»,
приведенного в книге Марии Остен:
«А кулаков у нас еще много. Они хитрые и притворяются
тихими-тихими. Залезают в наши колхозы и вредят нам. Но, как в басне Крылова
пишется, как волку не притвориться овцой, все равно его по зубам узнать можно,
и колхозники их узнают и прогоняют. Мы, пионеры, помогаем тоже. Вот Драгунский
Никита, и Зыков Иван, и Юркин Яков крадут хлеб. Они
конечно не побоялись, потому что пионеры не должны бояться, поймали этих
кулаков и привели в правление колхоза. Кулаки грозили их убить, но они ничуть
не страшатся, потому что знают: кто ворует – тот колхозный враг.
Были у нас такие коммунисты, которые с кулаками ходили
под ручку и думали вместе посмеяться над нашей советской властью. Но конечно
они не посмеялись, а поплакали – их вычистили как сорную траву. Вычистили и
тех, кто вообще никакой работы не делал, то есть, как Вы говорили, что партийцы
носили лишь в кармане партбилеты. Партбилеты им конечно не по карману, и им
оставили карман без партбилета. <…>
Мы знаем, что Вы,
товарищ Сталин – наш вождь, ведете всех колхозников и колхозных ребят к хорошей
зажиточной жизни, и всех, кто хочет нам поставить палку под ноги, мы должны
пнуть ногой так хорошо, чтобы он покатился кубарем, вот как снежный ком с Киткай-горы, с той самой горы, на которую Вы взбирались и
много думали, как сделать всему народу хорошую жизнь».
Книга Марии Остен написана по прямому партийному заказу,
и это не скрывается – по сути, это агитационный памфлет, рассчитанный на
пионеров и детей рабочих из разных стран. По
заказу, видимо, была написана и книга Джефри Триза, и, возможно, Марджори
Фишер. Но Триз в первую очередь писал для детей и
либерально настроенных взрослых, интересующихся событиями в СССР, в то время
как Фишер обращается к более широкой аудитории.
Хотя между тремя книгами есть много общего, но очевидны и
различия. Книга Марии Остен призвана убедить читателей, что социалистическая
«Страна чудес» в основном уже построена. История Губерта
– плакатная, агитационная, она утверждает реальность «Страны чудес» здесь и
сейчас. В то время как Триз и Фишер представляют
читателям скорее футуристический план, чем реализованный проект.
«Красная комета» – это
прежде всего познавательная книга, облеченная в художественную форму. Главная
задача, которую ставит перед собой Джефри Триз, – информирование, а не пропаганда. Путешествие юных
англичан складывается спонтанно, они случайно оказываются в СССР, и основная
цель взрослых, с которыми они совершают удивительный перелет, не изучение
советского опыта, а испытание самолета, чтобы доказать, что «Красная комета»
способна работать в любых условиях. На большинство «объектов» дети попадают по
дружескому приглашению, так что у читателя создается впечатление, будто
подобное радушие (а не подозрительность и слежка, которой пугали многие
иностранные мемуаристы) – норма отношения к иностранцам в СССР. Хотя герои Триза, как и их
автор, путешествуют по России «вторым классом», писатель намеренно опускает
упоминания о бытовых трудностях, которые он сам замечал в
СССР. Отказывается он и комментировать
политические события. Таким образом, свои подлинные впечатления Джефри Триз превратил в
полуфантастическую историю, отправив героев на чудо-самолете в чудо-страну.
У Марджори
Фишер дети более замкнуты в своем мире, взрослые отодвинуты на задний план:
родители далеко и заняты своими делами, эпизодические знакомые появляются и
пропадают. Это во всех отношениях самая детская книга из трех, приключения
здесь важнее назидания. Отправив своих героев в путешествие по экзотической
стране, Фишер интересуется в первую очередь их впечатлениями от увиденного. Она позволяет себе быть более эмоциональной и
пристрастной. Временами писательница пишет почти по голливудской канве, как,
например, в эпизоде, когда Джуди получает возможность исполнить свою заветную
мечту и сняться в советском фильме, или когда Питер теряется на восточном
базаре. В целом же американцы ощущают себя в СССР как цивилизованные белые
среди аборигенов, их впечатления – это впечатления туристов, а не
пропагандистов.
Марджори Фишер изображает СССР как мир,
устремленный в будущее, поэтому реальные недостатки (писательница позволяет
себе легкую критику, отмечая плохую организацию, некомпетентность, небрежное
отношение к работе), компенсируются убежденностью в их неизбежном исправлении.
Фишер с энтузиазмом воспринимает социальные перемены, укрепляющие равноправие,
возлагает надежды на успехи индустриализации и не замечает набирающей обороты
борьбы с классовыми врагами и вредителями. Но оптимизм Фишер допускает и
сомнения: грандиозное переустройство общества еще не закончено, результаты
покажет будущее. Отец Питера и Джуди остается пока работать в СССР, ведь
строительство продолжается, да и само название книги
«Дворцы к понедельнику» – цитата из английской народной песенки, смысл которой
сходен с русской пословицей «цыплят по осени считают».
Историк Джефри Триз пытается трезво анализировать факты, и это не
позволяет ему выдавать желаемое за действительное. Более того, пройдет
несколько лет и события реальной истории – начало Второй
мировой войны, вторжение СССР в Западную Украину, война с Финляндией и,
возможно, доходившие до Европы известия о сталинских репрессиях – заставят
английского писателя пересмотреть свои взгляды и занять более умеренную
позицию. В 1940-м Джефри Триз
опубликует еще одну книгу об СССР – рассказ о маршале Ворошилове. Для Триза Ворошилов интересен «как одна из ключевых
исторических фигур». (18) Но,
отдавая должное военным успехам советского маршала, писатель, дабы не погрешить
против истины, предваряет книгу предисловием, в котором честно признается: «Эта
книга была написана до начала войны, до того, как Ворошилов повел свои армии в
Польшу, и прежде, чем Россия напала на Финляндию. <…> В стремительно
меняющемся сегодняшнем мире невозможно предугадать будущее. В то время, когда
вы читаете эти строки, возможно, финская кампания уже закончена или героический
маленький народ сумел уже остановить громадный русский паровой каток. Любые
прогнозы на будущее не только сложны, они бесполезны».
Из трех книг «Дворцы к понедельнику» менее всего заражена пропагандой и ближе всего к классическому жанру
приключений и путешествий. Возможно, поэтому именно она сохранилась в
читательской памяти дольше других. Книга вышла повторным изданием в 1944 году –
в период, когда интерес к СССР как к стране-союзнице в
борьбе с фашизмом снова возрос.
И все-таки неслучайно книга Марджори
Фишер заканчивается прямой цитатой из «Питера Пэна»:
«Второй поворот направо, а потом прямо, до самого утра». Автор словно намекает
на то, что описанная ею Советская страна – такой же сказочный Неверленд, и оставляет открытым вопрос, насколько эта мечта
достижима.
Книга Марии Остен, создававшаяся как важный пропагандистский
проект Коминтерна, так и не дошла до иностранного читателя. А вот книги Джефри Триза и Марджори Фишер сыграли в свое время важную роль в создании
не просто положительного образа СССР, но и образа привлекательного,
располагающего для будущего сотрудничества. К чести обоих писателей следует
отметить, что они, как могли, старались сохранять объективность и
непредвзятость, чего нельзя сказать об авторах большинства взрослых книг – как
просоветских, так и анти…
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) Ognyov Nikolay. The Diary of a Communist
Undergraduate. Transl. Alexander Werth. London: Victor Gollancz, 1929. – С. 9.
(2)Trease Geoffrey. A Wiff of Burnt Boats. London:
Macmillan, 1971. – C.158.
(3) Мексин Яков. Из опыта музейно-выставочной работы
с детьми (По материалам базы пропаганды детской книги при Музее по народному
образованию) // Советский музей, 1932, № 2, с.55.
(4) Reynolds Kimberley. Left Out: The forgotten
Tradition of Radical publishing for children in Britain 1910-1949. – Oxford:
Oxford University Press, 2016. – C.75.
(5) Binder Pearl. Children’s Books in Russia //
Design for To-day. 1934, January – C. 23.
(6) Ilin M. Moscow has a Plan: A Soviet Primer. Ill.
William Kerdmode. London: Johnathan Cape Ltd., 1931.
(7) The Red Corner Book for Children. New-York:
International Publishers, 1931. – C.100.
(8) Книга Триза вышла почти одновременно в СССР и в
Великобритании в издательстве Lawrence and Wishart. В настоящей статье все
цитаты приведены по изданию, подготовленному в Советском Союзе: Trease
Geoffrey. Red Comet: A Tale of Travel in the USSR. – Moscow: Co-operative
Publishing Society of Foreign Workers in the U. S. S. R, 1936.
(9) Fisher Marjoire. Palaces on Monday. N. Y.:
Randome House, 1936.
(10) Остен Мария. Губерт в Стране чудес: Дела и дни
немецкого пионера. Предисловие Георгия Димитрова. Рис. Бор. Ефимова и С.
Расторгуева. М.: Журнально-газетное объединение, 1935.
(11) Trease Geoffrey. A Wiff of Burnt Boats. – С.
159.
(12) Там же. – С. 158.
(13) URL: https://www. amazon. co. uk/Palaces‑Monday‑Marjorie-Fischer/dp/B0010Z6SSW
(14) Димитров Георгий. Об этой книге // Остен Мария.
Губерт в Стране чудес. – С. 3.
(15) О судьбе Марии Остен читайте: Борис Ефимов
http://1001. ru/books/item/ovremenah‑iludyah‑54/3304
(16) Трэверс Памела. Московская экскурсия. –
Санкт-Петербург: Лимбус-пресс, 2016. – С. 11.
(17) В Германии о Губерте Лоосте вышла книга Brenner
Wolfgang Hubert im Wunderland: Vom Saargebiet ins Rote Moskau.
Saarbrücken: Conte Verlag, 2012.
(18) Trease Geoffrey. The Life of Marshal
Voroshilov. – London: Pilot Press, 1940.