Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2017
Александр Беляев – музыкальный журналист. Родился и живет в Москве.
О музыке пишет с 1999 года. Был обозревателем и/или редактором многих столичных
СМИ, от деловой прессы до сугубо музыкальных изданий: Play,
Billboard, Rolling Stone, «Новые известия», «Новая газета», «Ведомости»,
«Московские новости».
Ранее с обзорами книг о музыке и музыкальной культуре публиковался в «Октябре» в
№ 5, 2015; № 9, 2016 и № 3, 2017.
Книги о рок-музыкантах даже у нас теперь
выходят часто. Гораздо реже рок-звезды что-то пишут – иногда, впрочем, мелькают
какие-нибудь мемуары, наговоренные на диктофон и причесанные «негром», но что-то
писать самим – дело не барское. И тем сильнее впечатление, если музыкант вдруг
написал настоящую книжку. Про недавнего лауреата Нобелевской премии по
литературе Боба Дилана ничего говорить не будем: он
премию получил за стихи в песнях, а не за экспериментальный роман «Тарантул». А
вот американка Патти Смит, «бабушка панк-рока», и
россиянин Олег Нестеров, лидер «настоящего московского ансамбля» «Мегаполис», в
прошлом году представили просто удивительные произведения, оригинальные тексты
на пересечении жанров. У Нестерова – «мокьюментари», у
Смит – роман-воспоминание в фрагментах. А
петербургский писатель и сценарист Илья Бояшов,
бывший участник прочно забытой группы «Джунгли», написал про судьбу лидера
этого коллектива очень смешной документальный роман.
Время, которое мы потеряли
Это вторая
прозаическая книга Олега Нестерова (Небесный Стокгольм. – М.: РИПОЛ классик, 2016), прославившегося в качестве лидера группы
(«настоящего московского ансамбля») «Мегаполис», руководителя собственного
рекорд-лейбла «Снегири-музыка» и продюсера, открывшего широкой публике, помимо
прочих, Найка Борзова и группу «Маша и Медведи».
Первый художественный текст Нестерова
«Юбка» – в жанре альтернативной истории – пользовался большим успехом. Но по
большому счету повествование о рок-музыке, изобретенной в нацистской Германии (der Rock, собственно, – это и есть «юбка»
по-немецки), хоть и числилось в бестселлерах, но воспринималось как кунштюк,
анекдот. Фигура писателя-рок-звезды-германофила сделала дело.
Со «Стокгольмом» ситуация прямо
противоположная. Это не просто очень хороший текст, это очень важная работа. И
именно сейчас. В самом начале читатель входит в атмосферу
«совка» шестидесятых как в переполненный пазик: все
близкое, ощущаемое, родное – аж страшно. Марленхуциевские
персонажи, аксеновская атмосфера полунищего
советского шика, слово «старик» – это сразу подкупает, затягивает. Довольно
быстро вырисовывается интрига: главные герои, эдакие
три товарища, товарищи во всех смыслах, ибо работают в КГБ. В спецотделе,
который… сочиняет анекдоты! Бытовал такой анекдот в советское время. Армянское
радио спрашивают: где сидит человек, который сочиняет анекдоты. «Чэловэг, которий сачиняэт анэкдоты, сидит», – отвечает армянское радио.
Олегу Нестерову повезло придумать
отличную сюжетную пружину, на которой может подпрыгивать любая идея/коллизия,
повезло написать отличный роман отменным языком без «литературщины».
Но тут ему помешал имидж музыканта (к тому же благодаря его мета-медийному
проекту «Из жизни планет» к нему, этому передовому во всех отношениях творцу,
приклеили ярлык какого-то ностальгирующего старца). Книжки, написанные
музыкантами, у нас рецензируют по преимуществу музыкальные обозреватели, а мы
все Олега Анатольевича, чего греха таить, любим и уважаем. И музкритики, что, наверное, вполне естественно, рассматривают
текст по-музыкально-обозревательски. То есть исходя
из того, что вот есть рок-звезда Нестеров, вот есть его очередное забавное
творение на бумаге – ну и все понятно: будет там ранний рок-н-ролл, «совок», запах
портвейна, звуки Колтрейна, шелест импортного винила. Как молоды мы были, как
именно… И все такое.
На самом деле все совсем не так. При
всех явных дифирамбах «Небесному Стокгольму» в тех рецензиях, что я читал,
основной упор делается на что-то внешнее, да и вообще пером критиков зачастую
водило простое уважение к автору. В этом смысле «Стокгольм»
прочитан, увы, плохо, а книга эта, повторюсь, важная и своевременная.
Во-первых, надо
прежде всего оставить в покое личность исполнителя шлягеров «Новое московское сиртаки»,
«Москвички» и «Карл-Маркс-Штадт» и прочитать текст
как текст, с «растворенным» в нем автором.
Детальная прорисовка московского быта
эпохи хрущевской оттепели присутствует; присутствуют реальные персонажи и
документы. Один из второстепенных героев Юрий Мухин – абсолютно реальная
личность, первый заметный электрогитарист в Союзе
(Нестеров выпускал его архивные записи на своем лейбле «Снегири» и, конечно, не
удержался живописать столь колоритного персонажа с его яркими байками). И – мимезис – текст то отрывистый, как рок-н-ролл, то певучий,
как баллада.
Так вот, если выкинуть весь этот
рок-н-ролл, точнее, заглянуть за занавес, не «вестись» на весь этот флер
чебуречных, комиссионок, бородатых анекдотов и разговоров на кухне, окажется,
что это довольно страшная книга. Это книга о выборе – и людей (это прописано в
судьбах персонажей, главных и второстепенных), и, главное, страны. В этом
смысле «Стокгольм» напоминает, скорее, не комсомольско-стиляжью прозу Аксенова,
а «Пушкинский дом» Андрея Битова. Сложный, масштабный
текст, главный герой которого – Россия. Этот абсолютно нереальный, фарсовый
сюжет, достойный больного конспиролога в шапочке из
фольги, ставит простой вопрос: а почему не получилось тогда, при Хрущеве,
скрестить развито́й
социализм с гуманно-ориентированным капитализмом (который у нас с перестройки
безграмотно называют «шведским социализмом», хотя в Швеции никто не отменял ни
монархию, ни частную собственность на средства производства). Да, Революция –
не подарок, да и Никита Сергеич – не главный мировой гуманист, но все же:
почему Россия так бездарно проехала столь важную в своей истории точку бифуркации,
свернув с просто хорошего пути на просто плохой, и
завязла в глубокой колее на много-много десятилетий. Люди столько не живут: «стокгольмцы» не увидят будущего, в котором социализм сгнил
окончательно, советская империя рухнула гнилым сараем, «нормальный» капитализм
принес всему миру бесконечный кризис, а американская империя разыгрывает
геополитические шахматы уже совсем беззастенчиво.
В таких случаях говорят, что история не
знает сослагательного наклонения, но эта приевшаяся присказка ничего не
объясняет. Все было как было, но выводы-то сделать
можно? «Небесный Стокгольм» – это не просто плач по утраченному времени,
неоправдавшимся надеждам и нереализованным возможностям. Архивная дотошность
Нестерова во второй половине книги дает нам реальную пищу – документы, цифры,
факты и даже фигуру нобелевского лауреата по экономике Канторовича, – чтобы
подумать: а всегда ли в России приходится выбирать из двух зол? Может быть, это
выбор между злом и добром, просто мы одно от другого не отличили.
Остается надеяться, что лет через
тридцать кто-нибудь напишет про наши, путинские, нулевые.
Большие города, пустые поезда
Сейчас американская певица, автор песен
и «бабушка панк-рока» Патти Смит пребывает в несколько
другом статусе, чем когда писалась эта книга, эта воздушно-легкая смесь
мемуаров, травелога и культурных впечатлений. Сейчас
Патти – не просто рок-звезда, она – тот самый человек, который получил Нобелевскую
премию по литературе за Боба Дилана.
И на торжественном концерте спела за американского барда, расплакавшись так,
что пришлось остановить концерт и все переиграть… The Times They Are A—Chandin’ – «Времена, они
типа меняются», – пел когда-то Боб Дилан. Точно.
Итак, «Поезд М» (перевод
Светланы Силаковой. – М.: АСТ, Corpus, 2016.) – третья книга
Патти Смит, две другие – «Просто дети» и «Я пасу облака» – выходили на русском.
«Поезд», как и «Просто дети», – тоже мемуар, хотя
другого рода: рефлексивный. «Карта по моей жизни», как она сама говорит (явно
обыгрывая roadmap
– детальный план, план действий и map – карта). «Я совершенно
уверена: ни о чем я могла бы писать бесконечно. Если б мне было нечего сказать»
– Патти Смит, романтик одиночества, притворяется, что пишет ни о чем. Обрывки
снов, воспоминаний, размышлений о литературе и кино во время поездок по всяким
приятным местам. Ведет себя не как рок-звезда, а как нормальный человек. Ну просто не сильно ограниченный в средствах. Перемещается
по миру и одновременно по своей памяти. Такое вот прустовское
сочетание.
Маститый переводчик Светлана Силакова по-настоящему прониклась своим автором. «В “Просто
детях” описан один образ жизни – тусовочный, открытый миру, а в “Поезде М” –
такое затворничество, и, возможно, Патти много о ком и много
о чем умалчивает», – говорит переводчик.
Светлана Силакова
старалась сохранить ритм, что очень важно. Патти-музыкант побеждает
Патти-писателя: это музыкальная проза. И в оригинале, и в переводе. Достаточно
послушать, как автор читает аудиокнигу – четко, жестко артикулируя, подчеркивая
аллитерации, качаясь на гипнотическом ритме повторов и однородных членов
предложения.
Помимо прочего, это еще и книга про здравую старость интеллектуала. Дело не в деньгах
– Смит, в конце концов, не Мадонна и не Трамп, – а в том, что с умным человеком
и ни о чем поговорить приятно. Пусть даже умный человек этот глядит на тебя из
зеркала.
И да – очень много о России, русском. Булгаков,
Толстой, режиссеры… Патти Смит бывала в России, в частности, на фестивале
«Сотворение мира» в Казани спела с Земфирой. В книге – ни слова о Земфире. За
это – отдельное спасибо.
Наши юные смешные голоса
Теперь о позитивном. Нечасто выходят
мемуары с юмором, не каждый сумеет написать о рок-музыке смешно, то есть
забавные рок-мемуары – большая редкость.
Сценарист из Санкт-Петербурга Илья Бояшов (постоянный автор «Октября») написал историю в общем-то забытой сейчас и не слишком известной при
жизни группы – «Джунгли» (Книга «Джунглей» // Октябрь, 2016, № 8). Вот ваш
обозреватель, будучи с детства рок-фаном,
знает группу «Джунгли» исключительно по перестроечной программе ленинградского
телевидения «Музыкальный ринг» (предтеча нынешних музыкальных реалити-шоу). К
этой телепрограмме мы еще вернемся.
Итак, история, написанная пунктиром.
Герой – Андрей Отряскин, гениальный
музыкант-самоучка, нонконформист. Учился в вузе, играл на гитаре, женился, развелся,
уехал в Америку. Практически заболел чем-то вроде биполярного расстройства, поэтому
и уехал в Штаты: в СССР хороших психотропных было не
достать. В СССР жарко ругал «совок» – там стал бранить капитализм. Там опять женился.
Дай бог. Сложная личность. Лишний человек из восьмидесятых. Да и что,
собственно, сказать про группу «Джунгли», которая много репетировала, иногда
выступала для маленькой аудитории и – все. Перестроечный рок-бум их никак не
затронул: новоявленные крутые импресарио вроде Юрия Айзеншписа не знали, как
такое продавать (сказать по совести, и сейчас такое прошло бы только в
маленьком джаз-клубе). Басист «Джунглей», идейный человек Игорь Тихомиров,
разрывался между этими камерными чудиками и стадионным «Кино». Разорвался в пользу последних; впоследствии, кстати, стал басистом
ДДТ, ныне – их звукорежиссер.
Ну вот о побегах Тихомирова на
сторону есть отдельный смешной эпизод.
«Игорек Тихомиров… на очередной
репетиции заметил:
– У Цоя нет басиста. Меня
попросили… немного подыграть.
К
творчеству группы “Кино” все “джунглевцы” относились…
снисходительно. С гималайских высот артрока
Отряскин оглядывал равнину “трех аккордов” как и
полагается небожителю, считая подобные чудачества обыкновенным баловством (он и
“Секрет” никогда не жаловал). Ни песни, ни своеобразный шаманизм Цоя никого из
нас не вдохновляли. Тихомиров, помню, однажды даже передразнил голос “начальника
Камчатки”, продребезжав на вдрызг расстроенном фортепьяно
нечто вроде “Транквилизатора”. …Через несколько лет успех “Кино” стал просто
ошеломляющим. Однако Тихомиров всегда был нам верен. Впоследствии, всякий раз отпуская
Игоря с “Кино” на гастроли, Андрей добродушно бурчал:
– Опять поехал петь про “пачку
сигарет”!».
Или вот рок-музыканты из Риги –
сумасшедшие фанатики, герои Достоевского. Сам автор не хуже. Он не антисоветчик и не диссидент, он, в общем, готов жить
нормальной жизнью и не искать приключений на свою голову. Просто любит рок и
всякие книжки. Но в безумной жизни норма – безумие. И он попадает в переплет.
Вот про первую послеинститутскую работу – чистая довлатовщина:
«Я приезжал, когда хотел, и, когда хотел,
уезжал. В райкоме комсомола говорил, что еду в ПТУ. В ПТУ говорил, что еду в
райком. А сам занимался черт знает чем. Никто не проверял – по большому счету
всем было глубоко плевать. Отряскин, как-то раз заявившийся ко мне на работу в поисках материала для
очередных самодельных колонок, был в восторге от такого времяпрепровождения.
А директор… посмотрел на меня
критически:
– Что-то ты воду мутишь. Где отчеты о
проделанной работе? Где сама работа?
Крыть было нечем.
После того как в ПТУ сразу шесть комсоргов
сели за групповое изнасилование, моей деятельностью всерьез заинтересовались и
в Красногвардейском райкоме, к которому я был приписан…
Первый секретарь, Валерий Павлов, задал
совершенно резонный вопрос:
– Ты что мне уголовников выращиваешь?.. Еще
один такой вариантик… и комсомольский билет на
стол.
Он оказался удивительно добр ко мне: за
все мои тогдашние делишки с точки зрения партии-комсомола
меня нужно было просто четвертовать. И тем не менее
вскоре я сам захотел стать коммунистом. Разумеется, совершенно корыстно».
Ощущение слома эпох: чинуши
вдруг полюбили рок-музыку, как по команде сверху. Так, что ни одно мероприятие
вырождающегося комсомола уже не обходилось без какой-нибудь обдолбанной рок-группы. Хочется сказать: вот и сейчас
так будет, враз все переменится, темницы рухнут, и небо
в алмазах, и так далее; правда, серьезно в это не очень верится. Тем приятнее
погрузиться в воспоминания о прекрасных лузерах –
группе «Джунгли».
Кстати, тот «Музыкальный
ринг» – видимо, единственное выступление «Джунглей» в официальных эфирных медиа
и единственная профессиональная съемка – прошел в 1989 году. Программа тогда
была обозначена как некое соревнование «рок-Москвы» с «рок-Ленинградом».
Выступали от нас, москвичей, «Вежливый отказ», «Центр» и «Звуки Му». От Северной столицы, помимо героев книги Бояшова, «Игры» и «АвиА». Победила
«АвиА». До сих пор существует только «Вежливый
отказ».